Константин Волошин
Ост-Индский вояж
Глава 1
Две лучины не могли проникнуть светом во все углы затхлой избы и высвечивали лишь дощатый стол с деревянными блюдами, почти опорожненными, с остатками нехитрой скудной еды.
Трое казаков сидели на чурбанах и изредка перебрасывались скупыми словами, поглядывали друг на друга темными глазами, рассмотреть их в полумраке казалось невозможным.
Один из них спросил, не поднимая головы и медленно прожёвывая корку:
— Ты, Андрюха, тут уверял, что царевич Димитрий вышлет нам подмогу. Где она?
— Мог бы и что другое спросить, — буркнул в ответ атаман Корела, потянулся к кувшину и налил мутного самогона. — Мы тут сидим не одну неделю, а вестей от него нет. Так что мы с тобой, Ванька, знаем одинаково мало. А что прикажешь делать? Сдаться этому спесивому Шереметеву?
— Сказал ещё! — Вскинул голову третий сиделец и приподнял кружку, предлагая выпить ещё по одной. — Мы и так шуганули этого боярина с его войском придворной челяди!
— Слышь, что глаголет Федька? — кивнул Корела на говорившего и чокнулся с ним. Выпили, занюхали солёным огурцом и бросили в рты щепоть квашеной капусты. Подышали. — Мы давали присягу царевичу, так и держать будем. Москали не дюже драться с нами желают. Сами видели. А там царевич всё ж подумает о нас и пришлёт подмогу. Пока есть чем воевать.
— Вчерась разведка донесла, что сюды поспешает с войском Васька Бутурлин.
— Сам сказал, что никто охотно против нас не будет воевать, — заметил Корела, не поднял головы, отяжелевшей от выпитого зелья. — Зато любо глянуть, как наши бояре драпают от наших казачков, хы!
— Да уж больно пакостно сидеть тут без харча. И это пойло уже кончается, — кивнул Иван на кувшин.
— Вот это другое дело, друг. Без этого пойла что-то нет охоты и воевать, — Корела вздохнул, и было ясно, что он на самом деле сильно опечален такой возможностью. — Надо бы послать кого половчее за этим, — кивнул он на кувшин.
— Стоит ли из-за этого рисковать ребятушками? — несмело возразил Федька.
— Никто не откажется от такого набега, — усмехнулся Корела. — А не пора ли нам подремать, а то поутру опять со стрельцами сподобиться столкнуться.
— Надо кожи бычьи хорошенько промочить, тушить ядра зажигательные, — напомнил Ивашка без уверенности. Небось опять начнут зажигалки кидать в нашу крепостцу. Как бы вовсе не лишиться жилья.
— Распорядисьс утра этим заняться, — поднял голову Корела. — Нам ещё долго тут сидеть, думаю.
*****
Фёдор Шереметев в сильном упадке духа встретил царского стольника Василия Бутурлина со всем возможным почтением и радостью.
— Проклятые Кромы[1] с казаками у меня уже, как кость в горле! — боярин рубанул ладонью воздух. — Этот Корела только и знает, что дразнит наших доблестных воинов.
— Тогда чего ты, воевода, так ничего и не делаешь тут? — с неприязнью ответил стольник Бутурлин. — У тебя достаточно ратников, а ты сиднем тут сидишь и плачешься!
— Я посмотрю, как ты сам с этим городишком разберёшься. Моих людишек уже мало стало для серьёзного дела. Вот Мстиславский с воинством и артиллерией припрётся, тогда другое дело.
— Нет уж, боярин! — Бутурлин чуть не вскочил от ярости. — Сами должны с этим Корелой покончить. Государь наш Борис поручил это нам. Кромы не такая крепость, чтобы возле неё топтаться месяцами. Будем крушить частокол. А там легче станет.
— Думаю, воеводы, что сжечь крепость не представится трудным, — подал голос князь Димитрий Пожарский. — Дров тут достаточно.
— Рассчитываешь это устроить? — с подозрением спросил Шереметев. — Не уверен в успехе, бояре.
— Без этого трудно будет взять крепость, — не согласился Димитрий. — Беру это на себя, бояре. Более недели мне не понадобится времени.
— Ну смотри, князь, — вздохнул Фёдор. — Буду молиться за твой успех. Одначе без осадной артиллерии вряд ли можно изничтожить казаков, даже уничтожив крепость. Уж больно высоко она стоит, проклятая!
— Пока князь Димитрий будет готовить поджог, мы проведём ещё раз пробный штурм, и поглядим, что из этого получится, — Бутурлин оглядел сподвижников.
— Только людишек потеряем, — пробурчал Шереметев. Его никто не поддержал, и Бутурлин наметил подготовить людей к послезавтра.
С утра пушки обрушили сотни ядер на крепость. Ни на валу, ни на частоколе казаков видно не было.
— Опять попрятались, проклятые холопы! — указал Шереметев на голые стены крепости, просматривающиеся через дым разрывов ядер и снежную пыль.
— Так стоит двинуть полки, пользуясь их отсутствием, — вскинулся Бутурлин и осмотрел ряды стрельцов, готовых к наступлению.
— Казачки те уже зорко следят за нашими действиями, стольник, — ответил Шереметев. — А палят они знатно. Вся надежда на измор, — мрачно закончил воевода, в его голосе прозвучало раздражение.
— Ладно ныть, воевода, — не оборачиваясь молвил Бутурлин. — Двигаем полки. Пусть пушки пореже палят.
Прозвучали трубы, забили барабаны, и стрельцы неровными рядами двинулись к валу, таща тяжёлые лестницы и багры, тяжело ступая по вязкому рыхлому снегу, тяжело дыша и подбадривая себя матерщиной.
— Вот проклятые! — ругнулся Шереметев, указав нагайкой на стены. — Бабы опять наших дразнить начали! Шлюхи казацкие!
— Что там такое, воевода? — спросил с интересом Бутурлин.
— Юбки задирают, и голые задницы кажут стрельцам нашим! Совсем озверели, проклятые! Пальнуть бы по ним сейчас!
Риды стрельцов стали ломаться, они побежали, трудно таща оружие и штурмовые лестницы.
— Я говорил, стольник, что зря ты затеял этот штурм. Гляди, как казачки валами кладут наших стрельцов! Сотнями!
— На то она и война, воевода, — зло ответил Бутурлин и тронул коня шпорами, предлагая приблизиться. На вал уже карабкались воины казаки, вопя и матерясь во всё горло.
— Стольник, труби отбой! — вскричал Шереметев. — Гляди, сколько уже полегло наших людишек! С чем останемся?
Бутурлин осадил пугающегося коня. Внимательно наблюдал с минуту, как у стен крепости увеличивается число павших стрельцов и махнул трубачу рукавицей, крикнув обеспокоенно:
— Труби отбой! Хватит нам убитых! Проклятье!
Он дёрнул повод, конь всхрапнул недовольно и поскакал назад. Впереди виднелись шатры воевод и начальства стрелецкого войска. Там их ждал сытный обед и проклятья рядовых воинов, избежавших смерти.
— Будем ждать Пожарского, — проговорил Бутурлин, не глядя на Шереметева. — Ты оказался прав, воевода. Этих казаков надо выкуривать огнём!
— Надо послать за князем Димитрием, стольник. Пусть доложит, как продвигается его работа. Вся на него теперь надёжа. Завтра же опять надо кидать зажигательные ядра в крепость, — настаивал Шереметев, пытаясь выглядеть деятельным. — Авось что и получится. Ждать Пожарского не стоит. Казачкам нельзя давать роздых. Пусть покрутятся.
Бутурлин молча кивнул, соглашаясь.
*****
— Всем в норы, казаки! — пронеслось по валу окрик наблюдателей. — Опять к нам зажигалки летят! Приготовить шкуры!
Большая часть казаков попряталась в земляные ходы под валом, остальные поливали коровьи шкуры водой и бросали их на ядра, пылавшие искрами и огнём. Те чадили, или зарывались в землю и сами затухали, шипя в снегу.
— Казачки, не робеть. Москали могут и сейчас полезть на вал! — Корела оглядывал острым глазом лагерь противника. — Порох беречь, потому стрелять только наверняка!
— Ты послал гонца к царевичу? — спросил Ивашка, не отрывая глаз от позиций москвичей. — Без помощи царевича нам не выстоять.
— Перед рассветом умчался. Уже который, а ответа и помощи всё нет и нет!
— Будем надеяться, — вздохнул Иван.
Ядра продолжали попадать в вал и стены, пролетали к избам и там особенно ретиво двигались казаки. Многие получали ожоги, но ядра почти не причиняли им вреда.
Довольно грузный казак Сафрон орудовал шкурами вместе с приятелем Лукашкой Гультяем. Все потные, раскрасневшиеся от жара, они быстро и сноровисто набрасывали шкуры на ядра и те затухали, шипя и искря.
— Ну и жара! — остановился Сафрон, утирал лоб, сняв меховую шапку. — Весь в испарине!
Пожары всё же пылали изредка среди изб, да и ядра давали жару порядочно.
— Кажись потише стали ядра кидать, — отозвался Лукашка, тоже утираясь подкладкой шапки. — Одначе, мало что им помогло, — кивнул в сторону противного лагеря стрельцов, где стрельба помаленьку стихала.
— А я все думаю, и удивление меня разбирает, как это наш атаман до сих пор жив и даже не ранен? — Сафрон искал глазами атамана, но не находил.
— Не каркай, друг. Знать, Господь бережёт нашего атамана на благо нашего казачества донского. Пусть и далее так будет с ним.
Гультяй перекрестил лоб и надел шапку.
— Лукашка, ты бы поведал чего ещё про то, как вы, черниговцы, знатных князей московских в полон захватили? Вот, наверное, царевич ликовал!
— Ещё как! — Лукашка осклабился крепкими зубами, огладил короткую бородёнку и приосанился. — Один Воронцов-Вельяминов поносил нас матерными словами.
— А что царевич? Стерпел, аль чего?
— Как стерпеть-то, братишка? Сам сабелькой востренькой башку и снёс. Только и покатилась, горемычная, окропив снежок. Вот радостный вой поднялся у придворной своры царевича.
— Ты говорил, что остальные, забыл, как их кличут, сами целовали крест, присягая царевичу. Во знать-то московская! А тот, первый, молодец! Не побоялся супротив царевича встать грудью.
— Это не наш брат. Нам нечего терять, потому нам легче держать присягу.
— Что верно, то верно, Лукаш, — вздохнул Сафрон. — Зато им есть что терять. Или приобресть. Потому и бегают от одного царя к другому. Боятся за живот свой, кровопийцы!
— Толково говоришь, Сафрон. Эти знатные бояре да князья своего не хотят упускать. Только и думка, как приумножить достояние себе. А мелкий дворянин Петька Басманов, слыхал, так и не сдал Новгород-Северский москалям. Такого не грех и зауважать, хоть и враг нам.
— Ох и верно ты молвил, Лукашка! У вас в Украйне, как там с этим?
— Да так же, друг! Чуть в старшины выбился — и давай грести в свой карман! А ещё постоянно посматривают, куда податься повыгоднее. Всюду одно и то же!
В глубокой землянке теплилась небольшая печурка, дым плавал у потолка. Шестеро казаков ютились здесь, отдыхая и переживая осаду.
— Эх бы на Дон бы сейчас махнуть! — мечтательно молвил старый казак с седыми усами и косматой бородой с проседью. — Скоро весна, пахать пора будет.
— Бог даст, пограбим Москву, тогда не зазорно домой показаться, — улыбнулся его товарищ, почёсывая завшивевшее тело под кожухом.
— Говорят, что царевич ложный, — проговорил ещё один тихо и немного боязливо, хотя тут были одни свои и прятаться вроде бы не от кого.
— Болтают всякое, — отозвался Сафрон. — Да по мне так это ничего не значит, мне бы побыстрее сумы набить — и домой! А так с десятком монет в кишени ничего не дают. А тряпки какие могут и подождать.
— Корела обещает большие подарки от царевича, — подал голос Данилка и потрогал грязную повязку на лбу с засохшей кровью. — Говорил, что скоро на Москву двинем. А там разных бояр и князей, как горобцов на дереве!
— До этого ещё дожить хотелось бы, — вздохнул Сафрон. — Подходит Мстиславский князь с большим войском. Как бы не задавили всех нас туг в наших норах. Сила знатная у него.
— Все в руках Господа! — вздохнул старый казак и со значением перекрестился, прошептав начало «Отче наш».
— Что вы о войне, казаки! — воскликнул Лукашка и блеснул глазами. — Словно нет лучшего разговора. Например, про баб, хе! Их здесь осталось совсем мало, а охочих людей хватает. — Он подкрутил длинный ус и оглядел товарищей.
— Ты молодой, статный хлопец, а что нам? — старый казак криво усмехнулся. — Нам это не так надо, уже своё отгуляли, небось.
— Не ворчи, старый ты пень! — толкнул того в грудь Сафрон, — ещё не весь порох ты выстрелил, казак! Ты просто притомился тут, а отдохнёшь на походе, да увидишь ядрёную девку, так взыграет всё нутро твоё, хе-хе!
— Может, и так, да здесь и в самом деле нет никакой прыти для девки.
Что-то грохнуло над головами. Глухо и щемяще стало на душе. Посыпалась земля с потолка. Казаки переглянулись.
— Лукашка, выйди, глянь, что там такое? — Сафрон кивнул на полость, закрывающую лаз в нору-землянку.
— Ни трубы, ни барабана не слыхать, чего вылазить, — отозвался черниговец.
— Да и то, — согласно кивнул Данилка Гриб, но шапку надвинул на лоб и полез посмотреть, как там москали себя ведут.
Через четыре дня под утро в Кромах поднялся страшный переполох. Весь тын сразу и дружно запылал ярким пламенем. Дым заполнил всю крепость, а казаки бросились тушить пожар.
Корела бегал всюду, торопил казаков, но пользы от этого не было.
— Хватит, ребята! — заорал он, видя тщету усилий казаков. — Не загасить! Я посмотрю, что можно сделать утром. Усилить посты, а то чего доброго Бутурлин двинет своих стрельцов на нас поутру.