Адвокат вольного города.8

— Но знаете, у меня для вступления в права есть несколько аргументов.

— Ну… Давайте послушаем.

— Первый и уже озвученный, который входит в бой, как боксёр-тяжеловес против пьяных щуплых малолеток, это нотариальное завещание. И если вы сейчас проигнорируете волю покойного, то этим создадите прецедент, благодаря которому всего за одно поколение тут не останется ни одного представителя старых родов, их просто будут ситуативно менять, наплевав на закон.

— Закон… Завещание… — пробуя это слова на вкус протянул Гриф. — Что там за следующие аргументы?

— Уже затронутый и даже дважды прозвучащий. Филиновы — не случайные люди. Я понимаю, что город трясут изменения, перемены, реформы, как внешние, так и внутренние факторы. И то, что уравновешивает эти «новшества» — это традиции, устои, проверенные временем правила и люди, консерваторы.

— Вы консерватор? — с некоторым сомнением спросила вдруг Белкина.

Я учтиво поклонился ей.

— Не совсем так, госпожа, но я представляю интересы старинных родов, кто ценит аутентичность города. Ни в коей мере не впадая в фундаментализм и фанатизм, я уважаю историю и традиции вольного города.

— Вам, простите сколько лет? Пятнадцать? Двадцать пять? — спросил Кнышский, который и сам был далеко не старик.

— Я молод, — не стал спорить с этим утверждением. — Однако сейчас я выкупил родовое поместье у турецкой семьи, возвращая семейные ценности и честь Филиновых. А значит имя Кустовой — не пустой для меня звук и я один из тех, кто готов и будет защищать его интересы.

— Похвально, — устало вздохнул Гриф.

— Следующий аргумент в пользу меня — это международный фактор.

— Как-как?

— Не все здесь присутствующие знают, но я посол каганата Южный Алы Тау в вольном городе Кустовой и министр иностранных дел этого же каганата, то есть имею и международный статус, и внедрение меня в совет даст вам некоторые дипломатические возможности.

— Ого, у нас есть посол, — удивлённо присвистнул кто-то из незнакомых мне владетелей.

Внезапно где-то из-за моей спины встал Танлу-Же.

— Прошу прощения за то, что вмешиваюсь! — поднял руку он.

— А Вы вообще, кто? Не хотел поднимать этот вопрос, — явно раздражённо бросил Гриф, — но кто Вас пустил?

— Я посол Поднебесной империи в вольном городе Кустовой, — китаец чуть заметно кивнул в мою сторону. — И поскольку имею дипломатический статус, то не пустить меня просто не могли.

Я стоял с каменным лицом. Этого я не знал.

— И снова хрена себе, — повторил всё тот же владетель, что и в прошлый раз, — у нас есть и посол Китая? Что-то я отстал от жизни со своей охотой.

Глава 2

Граф

Гриф бросил взгляд на Гадюкину, а она лишь лукаво кивнула, отчего председатель в раздражении закатил глаза.

— Ядвига Павловна? Может соблаговолите пояснить? Было бы просто пречудесно.

— У нашего города нет как такового внешнеполитического ведомства, но от имени Сергея Николаевича и с его разрешения я приняла уже вторую верительную грамоту и да… Он посол Поднебесной в нашей республике.

Глаза её сияли.

Интересно. А ведь она один из «игроков» Кротовского и это какие-то их разборки, сейчас она непрозрачно намекает — смотрите, как поднимается статус города с приходом новой команды.

Председатель собрания несколько раз моргнул.

— И что же хочет сказать уважаемый представитель Поднебесной империи? — сцепив зубы, спросил он.

— В моём лице Китай и китайская дипломатия хотели бы выразить скромные слова поддержки Аркадию Ефимовичу и, хотя не в нашей власти что-то требовать, но мы просим признать его наследником покойного господина графа Вьюрковского.

— Просите, значит?

— Смиренно, — китаец искренне, но не очень-то подобострастно поклонился.

— Так, Аркадий, как там Вас…

— Ефимович.

— Как скажете. Что там Вы намерены нам ещё «выкатить», простите за базарный язык, но сегодняшнее собрание оказалось чуточку сложнее, чем обычно?

— Заметьте, не я это сказал, но кое-что намерен, — я шагнул и положил ему на стол конверт. И чтобы никто не подумал, что граф — это такой человек, которому можно дать взятку (тут каждый первый кристально честный человек), я сначала всем показал, что внутри конверта несколько фотографий. Из-за удалённости столов посмотреть на содержание самого фото остальные не могли.

Сам получатель фото вряд ли стал бы публиковать их в социальных сетях, если бы они в этом мире были.

На фото были изображены склады для операционной деятельности контрабандной торговли Грифа, распложенные в тщательно охраняемом лесочке возле его усадьбы. На одной из фото был сам граф (хвала шестидесятикратному увеличению), который пересчитывает наличку и залихватски хлопает по плечу помощника.

Пока Гриф совершенно по-птичьи крутил глазами, я прошёлся по некоторым другим столам.

Например, один из владетелей получил фото, как гонится за тремя молодыми и не одетыми людьми в процессе сексуальных, я бы сказал «игрищ».

— Вот эта деталь, — я показал графу пальцем, что гендерная идентификация у участников любовных похождений, который владетель производил у себя в закрытом и охраняемом саду, была самой разнообразной.

— Уважаемые, как я теперь не сомневаюсь, коллеги. Я грешен.

Встав посреди зала, я поклонился несколько раз, в разных направлениях, чем откровенно потешил Гадюкину, для которой (как и для Белкиной) у меня конверта не нашлось.

— Так вот, я грешен. И как мне известно, Вы тоже имеете крошечные пятна на репутации.

— Вы мне… Нам… Угрожаете? — гневно раздувал ноздри Гриф.

Тем временем лицо Губачинского сделалось весьма заинтересованным, он лучше других понимал, что возле него находится мощный компромат. Кажется, он серьёзно подумывал броситься и что-то из фото отнять.

Его интерес тут же «считали» другие владетели и сделали из этого свои выводы. Например, если меня не защитить от прокуратуры, то та может и обыск какой провести, проигнорировав (чисто случайно) дипломатическую неприкосновенность.

— Ни в коему случае! Я сейчас говорю о чём? Поскольку, без сомнения, я стану одним из вас, то буду свято поддерживать имидж владетелей, как непогрешимых лидеров нашего общества, не совершавших и не совершающих никаких постыдных или противоправных действий. И даже если совершенно случайно ко мне в руки попали какие-то фото, которые я, уверен, по ошибке содержат какие-то иные факты, то я немедленно их сожгу в пепел и буду бороться за то, чтобы такие фото никогда не существовали. Буду поддерживать «своих».

— Ишь ты, как завернул, — пробормотал старенький Гризонов, рассматривая фото, на которых был изображён его внук, распаковывающий партию автоматов из запрещённого списка для вооружения войска владетеля. Внук отслужил в имперской армии и был воспитан, чтобы стать наследником, даже минуя своего слегка пьющего отца, а как имперский (хоть и в отставке) офицер, поддерживал самые высокие стандарты военной подготовки, небрежно возложив болт на запреты по обороту автоматического оружия.

— Ну и наконец, есть ещё одно скромное слово, которое как я надеюсь, за меня молвит один очень уважаемый человек.

— Кто же это? Ещё один посол? Министр? Император? — совершенно не скрывая сарказма, скептически спросил Гриф.

— Да, — просто ответил я и прошёлся вдоль столов владетелей, оставляя на каждом из них прошение на имя императора с его «визой».

В этот момент в зал вернулась мадам главный нотариус.

— Что там, Ольга Николаевна? — устало спросил председатель.

— Уважаемый совет, после проведённой проверки… Да, господин Вьюрковский действительно буквально несколько дней назад лично и с разъяснением ему прав и последствий, завещал всё своё имущество, статус, ранг и наследуемые неимущественные права барону Филинову Аркадию Ефимовичу.

— Лично… А когда это было? А мог Филинов как-то подмахмадырить? — вяло поинтересовался Гриф, но ему на это предположение ответила Гадюкина.

— Да не мог он, — она с интересом читала прошение на имя императора. — Он же в этот момент цирк в этом здании устраивал, гонял руководителя Фискальной… Вы там тоже были… Да почитайте уже прошение, граф!

Я чуть прищурился, переводя взгляд с одного владетеля на другого.

— Итак, — откашлялся председатель Совета, — завещание есть, проверку прошло… А есть оригинал прошения?

— Да, — кивнул я. — Всё в оригиналах с собой.

— Явите миру…

— Видите, китайцы за Вас просят, финансисты Вас уже боятся, полиция знакома. Прокуратура? Павел Андреевич, что скажете?

Губачинский встал, поджав губы. Он всё ещё посматривал в направлении фотографий, которые исчезли в карманах фактически неприкосновенных членов Совета.

— Павел Андреевич, — прежде, чем он сказал что-то, поспешно встрял я. — Я тут недавно с Вашим племянником одну научную работу обсуждал. С расчётной частью.

— Как же, помню, — недовольно буркнул прокурор.

— Будет работать конструкция?

— Там у Вас ошибка в расчётной части.

— Что за ошибка?

— Ну что за процентовка дурацкая у Вас? Пятьдесят процентов бетона, пятьдесят железо? Надо семьдесят пять на двадцать пять.

Это он весьма толсто намекал на наши с его племянником доли прибыли.

— Я Вас услышал. Есть! Всё переделаем, как Вы в мудрости своей указали.

— Вот видите, с Аркадием Ефимовичем вполне себе можно продуктивно общаться, прислушивается к старикам, — довольно ухмыльнулся прокурор, который разом заработал для клана пару сотен тысяч рублей, уменьшив мою долю в «схеме по Мещерякову». — И вообще, завещание — это основа основ, это закон, который мы со своей стороны будем защищать и посему… Прокуратура республики считает, что наследовать должен присутствующий здесь Аркадий Филинов.

— Ну вот, а вы говорите… — Гриф перечитывал оригинал прошения.

— Но моё родство⁈ — сделал последнюю отчаянную попытку Кнышский.

— Секретарь, проверьте пожалуйста своим дворянским навыком вот этого документ, — Гриф подал старенькому секретарю оригинал моего прошения и тот навёл ладони на подпись императора Кречета.

— Подлинная, как есть подлинная!

— А Вы, Вацлав Лехович, прежде чем орать о своих необдуманных авантюрах, почитайте, что там написано? Содействие в вопросах наследования. И виза лежит государя…

— Но мы же независимая республика, вольный город, все дела!

— Виза, говорю, наложена, за подписью самого Петра Алексеевича, прошу заметить, — Гриф повернулся к полковнику Шпренгеру всем телом, — нами ВСЕМИ уважаемого просто беспрекословно, просто беспредельно уважаемого, как родного отца уважаемого, слов нет, чтобы выразить, как мы ценим и слушаем со вниманием.

Полковник, как представитель секретной службы его императорского величества, молча кивнул, засчитав завуалированный прогиб.

— Написано тут высокою рукой… «Всем лицам империи и за её пределами, до отмены распоряжения — поддерживаю и ожидаю того же. П. А. Кречет».

Все молчали. Даже те, кто сидел на стульях и не до конца понимал всего контекста, не видели самого прошения, наконец соотнесли имя и отчество с ситуацией.

— Мы лица? — обвёл всех взглядом Гриф. — Лица. За пределами? Пока что так. Мы поддержим? Я лично — да.

— Но республика! — кипятился обманутый в своих ожиданиях поляк.

— Не соревнуется республика размеров с четверть Костромской губернии с империей, ежели умнее воробушка. Думаю, что единогласно… В смысле, — он посмотрел на Гадюкину, думая о чём-то своём. — Ставлю на голосование. Без всяких дальнейших обсуждений.

Повисла секундная тишина.

Я понимал, что сам Кротовский — «ставленник», так что по логике его группировки им нужно поддержать меня, как тоже ставленника. Будучи одиночкой, я уже не раз демонстрировал Кротовскому свою лояльность. Значит буду к ним как минимум прислушиваться, а как максимум попаду под влияние.

А для «стариков» я был в первую очередь представитель старых кустовских родов, то есть человек не чужой.

— Вацлав Лехович, — Гриф посмотрел на поляка и на меня, — мы тут стараемся, чтобы компромисс был между домами и взаимная выгода. Вы согласны, Аркадий Ефимович?

— Согласен. Я постараюсь сделать так, чтобы мой приход дал пользу и выгоду уважаемому Кнышскому.

— Ну разве что так… Наш клан тогда снимает притязания, — вынужденно сказал поляк.

…

— Принято единогласно. Решили: с учётом завещания покойного, уважая его волю, принимая во внимание мнения лиц, в том числе высочайших, определить наследником умершего графа Вьюрковского Амвросия Дмитриевича — барона Филинова Аркадия Ефимовича, который после принятия данного решения становится графом, выходит из состава своего клана и должен сформировать собственный клан, в связи с чем мы со своей стороны так же рекомендуем упомянутому лицу изменить фамилию.

Все молчали.

— Секретарь, не забудьте у присутствующих взять подписи о неразглашении, а то мы тут наговорили.

Секретарь, который в этот момент азартно что-то записывал в протокол, лишь согласно кивнул.

* * *

— Когда Вы успели? — я обессиленно рухнул на лавочку возле площади, и обратился к китайцу.

После заседания со мной все хотели о чём-то поговорить и я, вооружившись своим блокнотом, назначил дюжину встреч, понимая, что только что попал в водоворот местных событий и стал частью сложного экологического баланса.

Но вышел я в сопровождении Танлу-Же, другого посла, сославшись на дипломатические вопросы.