— Может, потому он и звонит? Выразить радость, что от меня отделался?
— А давай перезвоним ему и узнаем! — Константинидис молнией подхватил мой сотовый, лежавший на столе рядом. — Какой код?
— С ума сошёл?! — я попыталась вырвать у него мобильник. — Отдай!
— И не подумаю! Тут сканер отпечатков пальцев? Какой приложить? — он вцепился в мою ладонь.
— Отпусти, псих! — я тщетно пыталась выдернуться из его хватки и одновременно отобрать сотовый.
— Не называй меня так! Может, официанту и нравилось такое обращение, но я предпочитаю другие прозвища!
— Какие, например? «Котик»? — ядовито предложила я, вспомнив, как его называла Эвелина.
— Необязательно, можем договориться о других, — гнул своё Константинидис, продолжая тыкать моими пальцами в экран.
Наконец, сотовый завибрировал, и на нём высветилась заставка: выложенное из ракушек сердечко — Тео сделал его на нашем третьем свидании.
— Как ми-и-и-ло! — с издёвкой протянул Константинидис. — А официант ещё и романтик — ко всем прочим достоинствам!
— Это не его! — с вызовом бросила я и в ответ на недоверчивый взгляд супруга припечатала:
— Алекса!
Как и рассчитывала, Константинидис оторопел, и я этим воспользовалась — выхватила сотовый из его разжавшихся пальцев. Но недооценила упёртость благоверного. Мгновенно сообразив, что его провели, он попытался вернуть сотовый в своё распоряжение, при этом неловко задел ведёрко с шампанским, и оно опасно наклонилось. Константинидис попытался выровнять ведёрко, отобрать у меня сотовый и удержаться в кресле одновременно. Но в этот момент джет очень кстати тряхнуло в турбулентности — и наследник миллионов рухнул на пол, вцепившись одной рукой в ведёрко со льдом, а другой в запястье «любимой» жены — меня. Столкновение с полом оглушило нас обоих, сотовый отлетел на несколько шагов. Я стремглав бросилась за ним, не поднимаясь с четверенек, стиснула его в ладонях, оглянулась на благоверного… и, не удержавшись, расхохоталась. Уже принявший сидячее положение сизигос растерянно хлопал глазами, волосы мокрые — ведёрко опрокинулось на него, на лбу шишка, пустое ведёрко и кусочки льда валяются рядом. На шум выскочила стюардесса, но я, периодически сгибаясь от смеха, уже подошла к супругу и обратилась к ней:
— Можете принести немного льда?
Присев рядом с сизигосом, осторожно коснулась шишки.
— Больно? Так и надо! В следующий раз не будешь хватать чужие вещи!
— Это сочувствие? — оттолкнул мою руку Константинидис. — Только что сомнение, что переживу медовый месяц, переросло в уверенность, что на Санторини транспортируют мои кости!
— Было бы что транспортировать! — фыркнула я, забирая из рук подоспевшей стюардессы свёрток со льдом.
— И костей не оставишь?! — ужаснулся супруг, демонстративно отстраняясь.
— Всё будет зависеть от тебя, не дёргайся! — я приложила компресс к его лбу.
— Как меня трогает твоя забота! — съязвил Константинидис и жалобно посмотрел на топтавшуюся рядом стюардессу. — Принеси ещё шампанского.
— Отпраздновать, что пережил турбулентность? — не удержалась я.
Константинидис смерил меня взглядом, каким скорняк смотрит на тушку животного, прикидывая, как её лучше ошкурить.
— Теперь
— Кто? Официант? — хмыкнул Константинидис.
Стюардесса уже вернулась с бутылкой, и супруг, подождав, пока она наполнит его бокал, потянулся за ним.
— А за стол сесть не хочешь? — хотела подняться, но Константинидис поспешно вцепился в мою руку, которой я прикладывала лёд к его лбу.
— Ещё нет, у меня голова кружится! Элени, подай и ей бокал!
— Не хочу я сидеть на полу! — снова сделала попытку подняться, но супруг бесцеремонно дёрнул меня обратно.
— Оставайся на месте! Пострадал я, между прочим, из-за тебя! Это — меньшее, что ты можешь сделать!
— Ладно, — я послушно села, скрестив ноги по-турецки. — Буду держать компресс, пока твоя шишка не посинеет.
Константинидис тут же отдёрнулся, а я, рассмеявшись, забрала у стюардессы наполненный бокал.
— Знаешь, а ты оказался прав — действительно весело! — и опрокинула в себя половину содержимого.
Константинидис покачал головой с видом психиатра, смотрящего на безнадёжного пациента, и, стиснув моё запястье, снова потянул руку с компрессом к своему лбу.
— Значит, обморожения не боишься? — впечатлилась я. — Ну что ж… Сидеть так всю ночь всё равно не буду!
— Посмотрим! — сузил глаза Константинидис и придвинулся ко мне ближе.
Я лишь вскинула брови и снова приложилась к бокалу. Похоже, благоверный в самом деле прав — веселье в этой поездке нам обеспечено! Но в тот момент, пролетая над водами Индийского океана, я и представить не могла насколько.
Глава 2
— Кирье Константинидис… кириа Константинидис…
Голоса доносились словно из бункера — далёкие, искажённые, слегка раздражающие.
— Мистер и миссис Смит… — пробормотала я, озвучив пришедшую на ум ассоциацию с киношной четой наёмных убийц.
Пошевелилась и, застонав, схватилась за затёкшую шею. Сижу на полу, спиной к боковой части кресла. А откуда-то с области колен слышится ещё один стон — не мой. С трудом сфокусировав взгляд, я глянула на его источник… и, охнув от неожиданности, шарахнулась в сторону, хорошенько приложив ногой Константинидиса, уютно пристроившего голову на моих коленях.
— Совсем ополоумела так лягаться! — возмутился он, схватившись за скулу, на которую пришёлся удар моего колена. — Добить меня хочешь?!
— Я тебе что, подушка? — огрызнулась я. — Предлагала хотя бы за стол сесть!
— Мне на полу больше нравилось — рядом с любимой женой, которая чуть не пробила мне череп… дважды!
— Не надо фантазировать — в первый раз ты сам долбанулся об пол, я тут совершенно ни при чём!
Потирая колено, ушибленное о лицо супруга, подняла глаза и, вздрогнула.
— Калимэра, Элени… Давно тут стоите?
Стюардесса неуверенно улыбнулась.
— Извините, кириа Константинидис, не хотела вас напугать. Хотела лишь разбудить, мы скоро приземлимся.
— Так это были вы… — я протёрла глаза, стараясь прийти в себя. — Голосов было как будто несколько…
— Наверное, к «хору» присоединились все, кто есть в твоей голове! — влез Константинидис.
— Так ты их тоже слышишь? Какая родственность душ! — с издёвкой восхитилась я и схватилась за лоб.
Вот это вертолёты… Очень смутно помнила последние несколько часов. Кажется, мы с супругом «прикончили» ещё две бутылки шампанского… и я дула ему на шишку, чтобы та не болела. А он, расчувствовавшись, клялся, что прощает мне все увечья, которые я ему нанесла — разумеется, тут же вспомнил и побои костылём, и как я наступила на него после несостоявшейся брачной ночи. Ненадолго же хватило его всепрощения!
— Ох, как кружится голова… — Константинидис со страдальческим видом поднялся на ноги и поспешно вцепился в край стола, чтобы не упасть.
— Совсем не чувствуешь турбулентности? — продолжая сидеть на полу, я ткнула его локтем в бедро. — Подожди, пока перестанет трясти, потом поднимайся. Шарахнешься сейчас в очередной раз, а виновата опять буду я!
— Конечно, ты! — с готовностью поддакнул Константинидис. — Не будь тебя, я бы так не набрался! Элени, принеси воды и аспирин… для меня и моей… кирии…
— Для кирии только воду, пожалуйста, — посмотрела я на стюардессу, и та, с трудом пряча улыбку, удалилась.
— Тебе не нужен аспирин? — с удивлением покосился на меня Константинидис.
— Господи… что же она видела ночью, если сейчас ей так весело… — пробормотала я, провожая стюардессу взглядом.
— А что она могла видеть? — хмыкнул супруг. — Будь ты нормальной, можно бы предположить, что ночью произошло…
Разозлившись, я просто шарахнула его пяткой под колено. И без того едва удерживавшийся вертикально Константинидис покачнулся… и с коротким стоном ухнул вниз, подмяв меня под себя.
— Да чтоб тебя! — охнула я. — Только сцены из корейской дорамы и не хватало! Слезь с меня немедленно!
Но Константинидис навалился всем телом, явно намеренно делая вид, что оглушён падением и подняться не может.
— Честное слово, прикончу! — я возмущённо пыталась спихнуть его с себя. — А перед тем отобью всё, до чего дотянусь!
Злорадно ухмыляясь, супруг скатился, наконец, на пол и тоже ткнул меня коленом, попав по бедру.
— В следующий раз будешь думать, прежде чем пинаться, ненормальная! И при чём тут, вообще, корейские дорамы?
— Такие сцены повторяются почти в каждой, после чего герои внезапно вспыхивают страстью друг к другу! — ехидно пояснила я.
Уцепившись за подлокотник, наконец, встала — как раз вовремя, чтобы взять стакан с водой из рук появившейся Элени.
— Какое счастье, что мы не в дораме! — Константинидис тоже протянул руку за водой и таблеткой.
— Не в дораме, это точно! — я залпом осушила свой стакан. — Скорее в одном из блокбастеров Тарантино!
— Не видел ни одного, — снисходительно фыркнул супруг.
— Нашёл, чем гордиться!
— А это многое объясняет, — Константинидис посмотрел на меня взглядом «пробуждённого», только что достигшего просветления. — Слышал, в них очень много насилия. Теперь понятно, почему ты такая!
— Потому что Тарантино — мой приёмный отец и часто брал меня с собой на работу? — съязвила я.
— Хмм… а что же случилось с «чистильщиком» из Багровых Кулаков? — Константинидис похлопал ладонью по груди, видимо пропихивая проглоченную таблетку. — Как тебе такие вещи вообще в голову приходят?
— Могу задать тебе тот же вопрос!
— Кирье Константинидис, кириа Константинидис, мы готовы приступить к посадке, — стюардесса мягко улыбнулась, словно говорила с умственно-отсталыми. — Будет лучше, если вы займёте свои места и пристегнёте ремни безопасности.
— Да, Элени, сейчас, — супруг протянул мне руку и потребовал. — Помоги подняться!
— С чего вдруг? — отдёрнулась я. — Полночи прижимала холодный компресс к твоему лбу — считай, очистила карму на месяцы вперёд!
— Причём тут карма? Ты сбила меня на пол, а теперь даже не хочешь помочь…
— Ладно, ладно, только не ной! — я вцепилась в его ладонь. — Тебе действительно нравится строить из себя жертву, да?
Константинидис стиснул мою ладонь так, что кости слегка захрустели, и, поднимаясь, с силой дёрнул меня к себе — я с размаху впечаталась в его грудь, едва удержавшись на ногах.
— Ты… костолом! — выдернув ладонь из болезненной хватки, я возмущённо его оттолкнула.
— Больно? — вскинул брови супруг. — Могу тоже подержать холодный компресс — очистить и свою карму.
И, с усмешкой плюхнувшись в кресло, щёлкнул ремнём безопасности.
— Это был последний раз, когда я повелась на твоё «Помоги, не могу без тебя подняться!» — зло процедила я. — В следующий раз будешь ползать передо мной на полу — добью!
Заняв место подальше от благоверного, тоже застегнула ремень и отвернулась к иллюминатору. Смотреть, кроме облаков, было не на что — но всё же лучше, чем надоевшая физиономия «любимого» супруга. Кстати, он тоже делал вид, что я вдруг стала воздухом. Что ж, тем лучше! Сейчас один его вид вызывает во мне агрессию! Но, может, под солнцем и пальмами всё же удастся расслабиться и реагировать на него спокойнее? Ещё ведь нужно воплотить мой план и влюбить его в себя, а какое тут влюбить, если у меня руки чешутся его придушить! И ему явно хочется того же в отношении меня… Ну да ладно, в ближайшие две недели дам себе волю и просто отдохну — при этом постараюсь не пришибить молодожёна. А уже по возвращении «на родину» перейду к воплощению плана! Мысленно со всем разобравшись, я откинулась на спинку и закрыла глаза, чувствуя, как самолёт начинает потряхивать перед посадкой.
— Клио… эй! Любимая! — в голосе внезапно «включившегося» супруга явная издёвка. — С тобой всё хорошо?
Вот же… Просто
— Стошнит, если открою рот! — отрезала я и демонстративно отвернулась к иллюминатору.
Глава 3
Из-за формы остров Шри-Ланка сравнивают со слезой, скатившейся в волны с полуострова Индостан, и так и называют: «Слеза Индии». А на санскрите «Шри-Ланка» означает «благословенная земля». Природа одарила остров действительно щедро: невероятное разнообразие флоры и фауны, тёплый климат, чудесные пляжи. В одной древней персидской поэме даже говорится, что Аллах создал специи и цветы Шри-Ланки, чтобы подсластить Адаму изгнание из Рая. Но, выбравшись из джета в аэропорту Коломбо, я меньше всего ощущала себя в подобии Рая. Перед посадкой нас основательно потрясло, и меня в самом деле начало тошнить — наверняка из-за ночных возлияний. Почему-то решив, что мне страшно, Константинидис перескочил в кресло рядом со мной уже перед самой посадкой и ужасно действовал на нервы, настойчиво убеждая, что мы обязательно приземлимся в целости и сохранности. Очень хотелось попросить его замолчать, но я серьёзно опасалась открывать рот. А потом начало тошнить и его — вероятно, из-за тех же возлияний. Когда мы, наконец, приземлились, лица у обоих были одинакового зеленоватого оттенка, зубы стиснуты, а губы плотно сжаты в попытке не выплеснуть наружу содержимое желудков, настойчиво стремящееся на волю. Я смутно помнила, как мы добрались к машине, которая должна была доставить нас в отель, и половина поездки прошла, как в тумане. Но постепенно тошнота отступала, я начала обращать внимание на окружающий ландшафт. Он оказался… впечатляющим! Ярко-зелёная растительность, павлины, разгуливавшие вдоль трассы с самодовольным видом наших голубей, буйволы и коровы, неторопливо пережёвывавшие траву и провожавшие равнодушными взглядами проезжавшие мимо автомобили.
— По-моему, здесь здорово! — собираясь фотографировать, я выхватила сотовый из небольшого дорожного рюкзачка. — Как тебе?
Глянула на сидевшего рядом Константинидиса… и с трудом удержалась, чтобы не вернуть ему «любезность», которую он оказал мне в джете — вцепиться в запястье и убеждать, что мы обязательно доберёмся до отеля невредимыми. Но супруг выглядел слишком уж плачевно, и я не стала его добивать. Вытащила из рюкзака бутылку с водой и протянула ему.
— Спасибо… — прошелестел он.
— Сочтёмся.
Константинидис влил в себя почти всё содержимое бутылки и сделал глубокий вдох.
— Кажется, легче…
— Сколько ещё до отеля? — спросила я водителя-ланкийца.