Проект «Радуйся, Мария»

Я отхлебнул кофе, сунул в рот последний кусочек тоста и подал знак официантке, чтобы она принесла мой чек. Я мог бы сэкономить деньги, завтракая дома, вместо того чтобы каждое утро ходить в закусочную. Вероятно, это было бы хорошей идеей, учитывая мою скудную зарплату. Но я ненавижу готовить и люблю яйца с беконом.

Официантка кивнула и подошла к кассе, чтобы позвонить мне. Но в этот момент вошел еще один клиент, чтобы сесть.

Я посмотрел на часы. Чуть больше семи утра, Никакой спешки. Мне нравилось приходить на работу в семь двадцать, чтобы у меня было время подготовиться к дню. Но на самом деле мне не нужно было быть там до восьми.

Я достал телефон и проверил электронную почту.

КОМУ: Астрономические курьезы [e-mail]

ОТ: (Ирина Петрова, кандидат технических наук) [e-mail]

ТЕМА: Тонкая Красная Линия

Я нахмурился, глядя на экран. Я думал, что отписался от этого списка. Я оставил эту жизнь давным-давно. Он не получал большого объема, и то, что он получал, если память мне не изменяет, обычно было довольно интересным. Просто кучка астрономов, астрофизиков и других экспертов в области, болтающих обо всем, что казалось им странным.

Я взглянул на официантку — у клиентов была куча вопросов о меню. Наверное, спрашивает, подают ли в закусочной Салли безглютеновые веганские обрезки травы или что-то в этом роде. Добрые люди Сан — Франциско временами могут испытывать трудности.

От нечего делать я прочитал письмо.

Здравствуйте, профессионалы. Меня зовут доктор Ирина Петрова, и я работаю в Пулковской обсерватории в Санкт-Петербурге, Россия.

Я пишу вам, чтобы попросить о помощи.

В течение последних двух лет я работал над теорией, связанной с инфракрасным излучением туманностей. В результате я провел подробные наблюдения в нескольких конкретных ИК — диапазонах света. И я обнаружил кое-что странное — не в какой-либо туманности, а здесь, в нашей собственной солнечной системе.

В солнечной системе есть очень слабая, но заметная линия, которая излучает инфракрасный свет с длиной волны 25,984 микрона. Кажется, что это только та длина волны без каких-либо отклонений.

Прилагаются электронные таблицы Excel с моими данными. Я также предоставил несколько рендеров данных в виде трехмерной модели.

На модели вы увидите, что линия представляет собой кривобокую дугу, которая поднимается прямо от Северного полюса Солнца на 37 миллионов километров. Оттуда он резко наклоняется вниз и в сторону от солнца, к Венере. После вершины дуги облако расширяется, как воронка. На Венере поперечное сечение дуги такое же широкое, как и сама планета.

Инфракрасное свечение очень слабое. Я смог обнаружить его только потому, что использовал чрезвычайно чувствительное оборудование для обнаружения при поиске ИК-излучения туманностей.

Но чтобы быть уверенным, я попросил об одолжении обсерваторию Атакама в Чили — по моему мнению, лучшую инфракрасную обсерваторию в мире. Они подтвердили мои выводы.

Есть много причин, по которым можно увидеть инфракрасный свет в межпланетном пространстве. Это может быть космическая пыль или другие частицы, отражающие солнечный свет. Или какое-то молекулярное соединение может поглощать энергию и переизлучать ее в инфракрасном диапазоне. Это даже объясняет, почему у всех одна и та же длина волны.

Особый интерес представляет форма дуги. Мое первое предположение состояло в том, что это набор частиц, движущихся вдоль линий магнитного поля. Но у Венеры нет магнитного поля, о котором можно было бы говорить. Ни магнитосферы, ни ионосферы, ничего. Какие силы заставили бы частицы двигаться к нему по дуге? И почему они должны светиться?

Любые предложения или теории будут приветствоваться.

Что, черт возьми, это было?

Я вспомнил все это сразу. Это просто появилось у меня в голове без предупреждения.

Я мало что узнал о себе. Я живу в Сан-Франциско — я это помню. И я люблю завтракать. Кроме того, раньше я увлекался астрономией, а теперь нет?

Видимо, мой мозг решил, что мне очень важно запомнить это письмо. Не такие тривиальные вещи, как мое собственное имя.

Я вылезаю из-под кровати и сажусь у стены. Руки наклоняются ко мне, но все еще не могут дотянуться.

Пора взглянуть на моих коллег-пациентов. Я не знаю, кто я и почему я здесь, но, по крайней мере, я не один — ааа, и они мертвы.

Да, определенно мертв. Ближе всех ко мне была женщина, я думаю. По крайней мере, у нее были длинные волосы. Кроме этого, она в основном мумия. Иссохшая кожа покрывала кости. Никакого запаха. Ничто активно не гниет. Должно быть, она умерла давным-давно.

Человек на другой кровати был мужчиной. Я думаю, что он мертв еще дольше. Его кожа не только сухая и кожистая, но и осыпается.

Хорошо. Итак, я здесь с двумя мертвецами. Мне следовало бы испытывать отвращение и ужас, но это не так. Они так далеко ушли, что даже не похожи на людей. Они выглядят как украшения на Хэллоуин. Надеюсь, я не был близким другом ни с одним из них. А если и был, то, надеюсь, не помню.

Мертвые люди — это проблема, но меня больше беспокоит то, что они здесь так долго. Даже карантинная зона удалит мертвых людей, не так ли? Что бы ни случилось, это должно быть чертовски плохо.

Я встаю на ноги. Это медленно и требует больших усилий. Я держусь на краю кровати мисс Мамочки. Она качается, и я качаюсь вместе с ней, но держусь прямо.

Руки робота играют со мной, но я снова прижимаюсь к стене.

Я почти уверен, что был в коме. Да. Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что я определенно был в коме.

Я не знаю, как долго я здесь нахожусь, но если меня поместили сюда одновременно с моими соседями по комнате, то это было давно. Я потираю свое наполовину выбритое лицо. Эти руки предназначены для управления длительным бессознательным состоянием. Еще одно доказательство того, что я был в коме.

Может быть, я смогу добраться до этого люка?

Я делаю шаг. Потом еще один. Затем я опускаюсь на пол. Это просто слишком для меня. Мне нужно отдохнуть.

Почему я так слаб, когда у меня такие хорошо тренированные мышцы? А если я был в коме, то почему у меня вообще есть мышцы? Сейчас я должен быть иссохшим, тощим месивом, а не любителем пляжного отдыха.

Я ощупываю свою голову. Ни шишек, ни шрамов, ни бинтов. Остальная часть моего тела тоже кажется довольно твердой. Лучше, чем твердый. Я разорван.

Мне хочется задремать, но я сопротивляюсь этому.

Пришло время сделать еще один удар по этому вопросу. Я заставляю себя подняться. Это как тяжелая атлетика. Но на этот раз все немного проще. Я все больше и больше выздоравливаю (надеюсь).

Я шаркаю вдоль стены, используя спину для поддержки так же, как и ноги. Руки постоянно тянутся ко мне, но я остаюсь вне досягаемости.

Я тяжело дышу и хриплю. Я чувствую себя так, словно пробежал марафон. Может быть, у меня легочная инфекция? Может быть, я нахожусь в изоляции для собственной защиты?

Наконец я добираюсь до лестницы. Я спотыкаюсь и хватаюсь за одну из перекладин. Я просто так слаб. Как я собираюсь подняться по 10-футовой лестнице?

Десятифутовая лестница.

Я думаю, в имперских единицах. Это ключ к разгадке. Я, наверное, американец. Или английский. Или, может быть, канадец. Канадцы используют футы и дюймы для коротких дистанций.

Я спрашиваю себя: как далеко от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка? Мой внутренний ответ: 3000 миль. Канадец использовал бы километры. Значит, я англичанин или американец. Или я из Либерии.

Я знаю, что Либерия использует имперские подразделения, но я не знаю своего собственного имени. Это раздражает.

Я делаю глубокий вдох. Я держусь за лестницу обеими руками и ставлю ногу на нижнюю ступеньку. Я подтягиваюсь. Это шаткий процесс, но я справляюсь с ним. Обе ноги теперь на нижней ступеньке. Я протягиваю руку и хватаюсь за следующую ступеньку. Ладно, делаю успехи. Я чувствую, что все мое тело сделано из свинца-все это требует больших усилий. Я пытаюсь подняться, но моя рука недостаточно сильна.

Я падаю назад с лестницы. Это будет больно.

Это не больно. Руки робота ловят меня прежде, чем я падаю на землю, потому что я попал в зону захвата. Они не пропускают ни одного удара. Они возвращают меня в постель и укладывают, как мать укладывает спать своего ребенка.

Хмм.

Я засыпаю.

— Ешь.

У меня на груди тюбик зубной пасты.

Хм?

— Ешь, — снова говорит компьютер.

Я поднимаю трубку. Он белый с черным текстом, который читает DAY1–MEAL1.

— Ешь.

Я откручиваю крышку и чувствую какой-то пикантный запах. У меня слюнки текут от такой перспективы. Только сейчас я осознаю, как голоден. Я сжимаю трубку, и из нее выходит отвратительно выглядящая коричневая жижа.

— Ешь.

Кто я такой, чтобы допрашивать жуткого компьютерного повелителя, вооруженного роботами? Я осторожно облизываю вещество.

Боже мой, как хорошо! Это так хорошо! Это похоже на густую подливку, но не слишком густую. Я выжимаю больше прямо в рот и смакую его. Клянусь, это лучше, чем секс.

Я знаю, что здесь происходит. Они говорят, что голод — это величайшая приправа. Когда вы голодаете, ваш мозг щедро вознаграждает вас за то, что вы наконец поели. Хорошая работа, говорит он, мы не умрем какое-то время!

Кусочки встают на свои места. Если я долго был в коме, меня, должно быть, кормили. У меня не было брюшной трубки, когда я проснулся, так что, вероятно, он кормил меня с помощью трубки NG, проходящей по пищеводу. Это наименее навязчивый способ накормить пациента, который не может есть, но не имеет проблем с пищеварением. Кроме того, он поддерживает пищеварительную систему активной и здоровой. И это объясняет, почему трубки не было рядом, когда я проснулся. Если это возможно, вы должны удалить трубку NG, пока пациент все еще без сознания.

Почему я это знаю? Я врач?

Я запихиваю в рот еще одну порцию подливки. Все равно вкусно. Я проглатываю его. Вскоре трубка пуста. Я поднимаю его. — Еще вот это!

— Еда завершена.

— Я все еще голоден! Дай мне еще один тюбик!

В этом есть смысл. Моя пищеварительная система сейчас привыкает к полутвердой пище. Лучше всего успокоиться. Если я буду есть столько, сколько захочу, я, вероятно, заболею. Компьютер поступает правильно.

— Дай мне еще еды! Никто не заботится о правильных вещах, когда они голодны.

— Выделение продовольствия для этой трапезы было выполнено.

— Ба.

Тем не менее, я чувствую себя намного лучше, чем раньше. Еда зарядила меня энергией на месте, к тому же я больше отдыхал.

Я скатываюсь с кровати, готовая броситься к стене, но руки не преследуют меня. Думаю, теперь, когда я доказал, что могу есть, мне можно вставать с постели.

Я смотрю на свое обнаженное тело. Это просто кажется неправильным. Я знаю, что все остальные люди вокруг мертвы, но все же.

— Можно мне какую-нибудь одежду?

Компьютер ничего не говорит.

— Прекрасно. Будь по-твоему.

Я стягиваю простыню с кровати и пару раз оборачиваю ее вокруг своего туловища. Я перекидываю один угол через плечо из-за спины и привязываю его к другому спереди. Мгновенная тога.

— Обнаружена самозахват, — говорит компьютер. — Как тебя зовут?

— Я Император в Коме. Встань передо мной на колени.

— Неверно.

Пора посмотреть, что там наверху.

Я немного пошатываюсь, но начинаю ходить по комнате. Это победа сама по себе-мне не нужны шаткие кровати или стены, чтобы цепляться за них. Я стою на собственных ногах.

Я добираюсь до лестницы и хватаюсь за нее. Мне не нужно за что-то цепляться, но это определенно облегчает жизнь. Люк наверху выглядит чертовски прочным. Я предполагаю, что он герметичен. И есть все шансы, что она заперта. Но я должен хотя бы попытаться.

Я поднимаюсь на одну ступеньку. Трудно, но выполнимо. Еще одна ступенька. Ладно, я в этом разбираюсь. Медленно и ровно.

Я добираюсь до люка. Одной рукой я держусь за лестницу, а другой поворачиваю круглую рукоятку люка. Это на самом деле получается!

— Святые угодники! Я говорю.

Я поворачиваю рукоятку на три полных оборота и слышу щелчок. Люк наклоняется вниз, и я убираюсь с дороги. Она распахивается, подвешенная на здоровенной петле. Я свободен!

Как бы.

За люком — только темнота. Немного пугающе, но, по крайней мере, это прогресс.

Я вхожу в новую комнату и поднимаюсь на пол. Свет включается, как только я вхожу. Предположительно, это делает компьютер.

Комната, похоже, того же размера и формы, что и та, которую я оставил, — еще одна круглая комната.

Один большой стол-судя по виду, лабораторный-установлен на полу. Рядом установлены три лабораторных стула. По стенам разбросано лабораторное оборудование. Все это крепится к столам или скамейкам, которые привинчены к полу. Как будто комната готова к катастрофическому землетрясению.

Лестница вдоль стены ведет к другому люку в потолке.

Я нахожусь в хорошо укомплектованной лаборатории. С каких это пор изоляторы пускают пациентов в лабораторию? И вообще, это не похоже на медицинскую лабораторию. Что, черт возьми, происходит?!

Фадж? Серьезно? Может быть, у меня есть маленькие дети. Или я глубоко религиозен.

Я встаю, чтобы получше взглянуть на вещи.

В лаборатории к столу привинчено оборудование поменьше. Я вижу микроскоп 8000x, автоклав, банк пробирок, наборы выдвижных ящиков, холодильник для образцов, печь, пипетки-подождите минутку. Почему я знаю все эти термины?

Я смотрю на более крупное оборудование вдоль стен. Сканирующий электронный микроскоп, субмиллиметровый 3D-принтер, 11-осевой фрезерный станок, лазерный интерферометр, вакуумная камера объемом 1 кубический метр-я знаю, что это такое. И я знаю, как им пользоваться.

Я ученый! Теперь мы кое-чего добились! Мне пора заняться наукой. Ладно, гениальный мозг: придумай что-нибудь!

…Я голоден.

Ты подвел меня, мозг.

Ладно, я понятия не имею, почему эта лаборатория здесь и почему мне разрешили войти. Но… вперед!

Люк в потолке находится в 10 футах от земли. Это будет еще одно приключение по лестнице. По крайней мере, теперь я сильнее.

Боже милостивый, какой я тяжелый. Я добираюсь до вершины, но только-только.

Я сажусь на неудобные прутья и нажимаю на ручку люка. Она не сдвинулась с места.

— Чтобы открыть люк, назовите свое имя, — говорит компьютер.

— Но я не знаю своего имени!

— Неверно.

Я хлопаю по ручке ладонью. Ручка не двигается, и теперь у меня болит ладонь. Так что… да. Не плодотворно.