Одержимый
Рассказ о Сембии
Дэйв Гросс
Канализация Селгонта замерла без движения, не считая крысиного шороха и медленной синкопы капающей воды. Зелёный свет из глубоких ниш в стенах плясал с тенями в густеющем над коричневым потоком влажном воздухе. Сточные воды медленно текли на северо-восток, к Селгонтскому заливу, изредка образуя водовороты вокруг груд мусора. У основания одной из таких груд какое-то древнее землетрясение оставило огромную трещину в камнях. По её краям сочилась вода, исчезая в пропасти, извергавшей тёплый, зловонный туман.
Крысы прекратили сновать по своим невидимым тропкам. Они прижали уши от далёкого звука, и их тушки задрожали, пока они прислушивались к промежуткам между ударами капель.
Звук раздался снова, на сей раз громче. Это был медленный, тяжёлый хрип, какой мог бы издать умирающий. Звук был довольно обычным для набережной и вонючих каналов под ней, поскольку нищие заползали в переулки и канализационные норы в поисках тепла. Когда эти несчастные погибали в канализации, крыс ожидал редкий пир. Однако на сей раз они чувствовали что-то кроме звука или запаха, необычное предчувствие – то, что вылезло из дыры, не собирается погибать. Грызуны целыми стаями ринулись прочь от дыры, дальше по тоннелю к солёному воздуху Селгонтского залива.
Из дыры возник зазубренный коготь. Когда-то это могло быть человеческой рукой, но из огрызков, некогда представлявших собой костяшки, торчали голые кости, и гниющая плоть блестела серым, зелёным и чёрным. Парализованные пальцы скользнули по краю дыры, не в силах ухватиться за скользкую поверхность.
Ещё один мучительный хрип, и появилась вторая рука.
Она была бледной, как каракатица, с пальцами столь длинными и тонкими, что любой музыкант заплакал бы от зависти. Она держала зубчатый меч из ярко-багрового железа, которым скребла по камню, пока его зубья не зацепились. С последним стоном обладатель этих разных рук вытащил себя в грязь.
Его лицо было полем боя между холодной красотой и гротескным уродством. Бледная кожа по-прежнему облепляла большую часть его лба, его левый глаз и участки щёк и челюсти. Остальное было мучительным месивом сгоревшей и стёршейся плоти. Острые куски кости – слишком белые и гладкие, чтобы быть его собственными – торчали из щеки прямо под правым глазом. На висках, во впадине щеки и растрескавшихся останках того, что когда-то было губами, сочились слизью зияющие дыры.
Его одежда была измазана адским месивом крови и телесных жидкостей, превратив яркие цвета в оттенки серого. Что-то оторвал правый рукав его бархатного жилета и блузы под ним, оставив лишь паутину чёрных ран на руке. Несмотря на раны, под кожей перекатывались тугие мускулы, когда мужчина приподнялся на руках, затем выбрался в зловонную кучу дерьма и отбросов.
Он отдохнул там, лёжа на спине, положив странный меч на свой плоский живот, и дышал – сначала в такт капающей слизи, затем более медленно.
- Какой триумф! – весёлый голос раздавался только у него под черепом, однако он слышал эхо, как будто тот доносился с другого конца сырого канализационного тоннеля. – Смею заявить, что ты наконец нашёл место в городе, которого заслуживаешь. Прямо в дерьме.
Мужчина не стал тратить силы, чтобы ответить голосу, неустанно насмехавшемуся над ним на протяжении бессчётных дней. Вместо этого он перевернулся и поднялся.
- Приятно видеть тебя на коленях, однако тебе следовало оставаться внизу, - сказал голос. – Там, по крайней мере, ты был наименее отталкивающим среди местных. Боюсь, в Селгонте ты легко станешь победителем любого конкурса уродства – даже того, что проводят у Томаларов. А кроме того, разве ты не пропустишь весь скандал, который с такой заботой приготовил?
Мужчина встал. Его тело дрожало. Он сделал шаг, поскользнулся в грязи, но удержался, использовав меч в качестве опоры. Клинок коснулся воды, взвизгнул и сплюнул.
- Что ж, - провозгласил голос. – Возможно, тебе виднее. Найди где-нибудь котелок, и может быть моряки бросят тебе пару медяков на пиво. Те, кто осмелится приблизиться к такому зловонию, во всяком случае.
Мужчина зашагал на северо-восток с мечом в руке, и постепенно его походка окрепла. Он резко повертел головой, разминая шею, и расправил плечи. Он несколько раз тыкал мечом вперед, чтобы размять запястье и руку. Ускорив шаг, он дошёл до вертикальной шахты, которая поднималась наверх и заканчивалась широкой железной решёткой, запертой на тяжёлый ржавый замок. Сквозь прутья решётки сочился лунный свет, образуя шахматный узор.
Два удара его адского клинка сбили замок с решётки.
- Ты это слышал? – спросил визгливый голос наверху.
- Ага, - ответил другой. – Иди посмотри, что за шум.
- Да ну! Сам иди.
- Это ты хочешь быть городским скипетром. Я просто подметаю пыль.
- Золотарь! – процедил мужчина, поскольку мало было более презираемых профессий, чем работа тех, кто счищал дерьмо с улиц Селгонта и продавал его за медяки местным фермерам.
- А сам-то что ты делаешь с этими граблями? Рисуешь фреску для нового дома Мальвин?
- Это не смешно, - ответил мужчина. – Ты хоть раз видел, что рисует тот юноша?
- Ну конечно, - сказал его товарищ, пародируя высокомерный говор знати. – Разумеется, мой старый приятель. Мы с супругой как раз недавно восхищались одной из его работ во время нашего последнего визита в галерею Безумного Энди.
В двух ярдах у них под ногами мечник положил свою искалеченную руку на решётку, но пока что не стал её открывать. Он стоял молча, держась за горячий меч в его левой руке и прислушиваясь.
- Тот визгливый прав, знаешь ли, - сказал голос внутри головы мечника. – По сравнению с Малышом Пьетро ты кажешься вполне себе респектабельным. Интересно, как Ласкар ухитряется каждый месяц платить за заклинание исцеления от болезни для своего младшего братика. Их не предоставляют бесплатно вместе с услугами шлюх, знаешь ли. С его аппетитом это наверняка обходится недёшево.
Не обращая внимания на голос, мечник открыл решётку. Шорох прибоя заглушил скрежет ржавого железа, и он незамеченным выбрался на неровную мостовую, чтобы заглянуть за низкую стену, отмечавшую рассыпающийся фундамент дома Мальвин. Только несколько голых каминов и троица колонн из величественного прежде Речного Зала выдавали в этом месте тот величественный особняк, который стоял здесь когда-то. В руинах стояли двое мужчин с лопатами, высокий и худой опирался на свою, а тот, что покрепче – продолжал грузить тележку почерневшими обломками. Четыре фонаря на высоких шестах бросали жёлтый свет на место их работы.
- Я просто говорю, - сказал высокий, визгливый. – Неудивительно, что здесь велись такие сомнительные дела. Знаешь ли, здесь жили люди – до того, как тут сделали склад.
- Не в последнее время, - сказал его товарищ. – Уже многие годы здесь никто не жил. Только крысы, мыши, несчастные нищие и их собаки, кости которых мы выкопали прошлым месяцем. Я слышал, что никто не забрал хотя бы одного из них. И всё же в это время я лучше буду нищим, прикорнувшим в уголке склада, чем аристократом с фамилией Мальвин. Тем, кто не сбежал, пришлось съехать из роскошных жилищ на какие-то съёмные квартиры. Бедные дьяволы всё ещё хотят попытаться, но старый чонсель даже не плюнет на их контракты.
- Слышишь? – визгливый заиграл на воображаемых струнах своей лопаты. – Это звук, с которым моё сердце плачет о том, что им пришлось волноваться о летних домах и лабиринтах из живых изгородей. Пускай хоть под стенами живут, а я перееду в их бедные, жалкие… Что это?
Мечник двигался бесшумно, как туча, пока не вышел на почерневший гравий. Теперь он силуэтом выделялся на фоне Селун и её слёз.
Визгливый завопил, бросил лопату и врезался в тачку. Он тяжело упал на гравий и заскрёб землю, прежде чем броситься прочь, продолжая кричать.
Его партнёр поднял лопату, как оружие, глядя на тёмную фигуру незнакомца.
- Мы не хотим…
Новоприбывший сделал шаг вперёд, и рабочий побежал за своим товарищем.
Мечник стоял один среди развалин. Он не чувствовал едкого запаха горелого дерева. Он едва ощущал его в воздухе. Душная летняя жара ничего не значила для его омертвелых чувств.
- Они словно призрака увидели, - хмыкнул его незримый спутник. Он добавил обвиняющим тоном: - Или чудовище.
Мечник ощетинился, его челюсть упала и задвигалась от возмущения.
- Ты ничего не знаешь о чудовищах.
- Милорд, - сказал дворецкий. – Мастер Раду Мальвин прибыл на встречу с вами.
Тамалон Ускеврен поднялся с место и обошёл свой библиотечный стол. Ему было сорок с небольшим, и несмотря на репутацию скрупулёзного счетовода и коллекционера книг, он выглядел больше похожим на конюха, чем на писаря. Несколько серебряных нитей сверкали в чёрных волосах, но от того он казался не старым, а лишь более импозантным. Его улыбка была хоть и усталой, но дружелюбной, а рукопожатие – твёрдым и тёплым.
Раду ответил на рукопожатие с мужской уверенностью. В его одиннадцать лет мальчик был жилистым и твёрдым, как дубовая ветка. Его чёрные глаза были ясными и честными, если не тёплыми.
- Добро пожаловать в мой дом, - сказал Тамалон.
- Благодарю, милорд, - ответил Раду. – Штормовой Предел – прекрасный особняк, подобающая обитель для благородной семьи.
Тамалон поклонился, принимая комплимент.
- Могу ли я предложить поздравления по случаю рождения вашего третьего ребёнка? С вашего позволения, мы с братьями приобретём молитву Вокин за его здоровье и процветание.
- Очень любезно, - сказал Тамалон. – В свою очередь, могу я поздравить вас с вашим последним триумфом? Весь Селгонт говорит о вашей победе на экзамене фехтования.
- Похвал заслуживает мастер Феррик.
Тамалон хмыкнул.
- Вы победили трёх его лучших студентов, чтобы заслужить венок, и все они начали тренироваться раньше, чем вы научились ходить.
Раду наклонил голову.
- Милорд.
- Садитесь, прошу вас. Не желаете бокал вина? Я лишь недавно получил груз роскошного кларри из Западных Врат. А может, шербета?
- Благодарю, милорд, - сказал Раду. – Я не хочу пить.
- Тогда к делу.
Тамалон снова уселся в своё кожаное кресло. Послеполуденный свет тёплыми полосами падал в комнату сквозь узкие окна, оставляя половину его лица в тени. Эффект подчёркивал некую едва сдерживаемую эмоцию, нечто отличное от простой усталости.
Раду сказал:
- Моя мать.
В дальнейших объяснениях не было нужды. Оба мужчины знали, зачем Раду пришёл в Штормовой Предел – несмотря на то, что пятнадцать лет миновало со дня, когда последний Мальвин ступил в дом Ускевренов. Двумя днями ранее старый чонсель осудил Велонью Мальвин в отсутствие обвиняемой, и старший пробитер нашёл её виновной в пиратстве. В городе плутократов не могло быть худшего преступления. Теперь леди Мальвин и её второй сын, Станнис, оказались изгнанниками в море Павших Звёзд и не могли вернуться в родной порт, не пожертвовав своей свободой и жизнями.
- Никто не сочувствует вашей беде больше моего, - сказал Тамалон. – Моего собственного отца казнили за дела с контрабандистами. Однако когда старший пробитер вынес решение, его вердикт уже не отменить – даже хулорну, уже не говоря о простом лорде.
- Я не прошу об отмене приговора, - ответил Раду. – Вы могли бы послать ей помощь.
Брови Тамалона дугой выгнулись над его ярко-зелёными глазами.
- И погубить собственный дом, как мой отец? Юный мастер Мальвин, наше текущее процветание – дело, в лучшем случае, хрупкое. Простого шёпота о незаконных операциях будет достаточно, чтобы весь Селгонт снова обрушился на нас. Один лишь факт вашего визита уже породил полдюжины планов разнюхать о каком-то воображаемом проступке. Странно, если вам не пришлось спотыкаться о сплетни, преследовавшие вас до моих дверей!
Раду нахмурился.
- Ещё до моего прихода вы знали, зачем я попросил о встрече.
Тамалон кивнул.
- И уже тогда решили отказать мне.
- Как вы и предвидели, еще не нанеся мне визит, мастер Раду, - ответил Тамалон, печально улыбаясь.
- Тогда зачем рисковать своей репутацией? – прежняя вежливость юноши исчезла, и гневный румянец наконец окрасил его бледные щёки.
Если Тамалона и оскорбил тон мальчика, он этого не показал.
- Мне в каком-то смысле повезло, - сказал Тамалон. – Мой дом пал почти без предупреждения, всего за несколько часов. Прежде чем я успел разозлиться на отца за то, что он сделал, они с братом погибли, чтобы я мог спастись и всё возродить.
- Я готов умереть ради спасения моей семьи, - сказал Раду.
- К несчастью – или наоборот, как мне кажется – твоя смерть ничем здесь не поможет, - сказал Тамалон. – Вместо этого ты должен заменить свою храбрость терпением, выносливостью. Точно так же, как бывает время покупать и время продавать, вы с братьями должны приготовиться пережить времена бедствий и восстановить семейное состояние в грядущие годы. Предупреждаю, это тяжкий труд – и одинокий. Однако судя по мужеству, которое я вижу в вас, сэр, я не сомневаюсь, что вы добьётесь успеха в отведённый вам богами срок.
- Вы говорите так, будто моя мать и Станнис уже… - наконец, Раду узнал в выражении глаз Тамалона жалость. – Что вы слышали, лорд Ускеврен?
- Весть прибыла незадолго до вашего визита, - признался Тамалон. – Сегодня ранним утром флот нашёл «Красный горизонт». Ваша мать отказалась сдаваться, и при помощи колдовства сожгла две каперских галеры до ватерлинии, прежде чем её корабль сумели потопить.
- Были… выжившие?
- Нет, сынок, - сказал Тамалон. – Боюсь, пора для твоего терпения начинается сегодня.
Мечник легко обошёл вдоль планшира рыбацкой лодки и прыгнул на баржу. Команда, которая спала на пропитанной солью палубе, даже не повела ухом, когда нарушитель пересёк их судно и шагнул на замусоренный ялик. Он легко вскарабкался на груду мусора и прыгнул на речную шаланду, заставленную освещёнными изнутри палатками.
Никто не окликнул мечника, пока тот пересекал город лодочников. Здесь, среди сотни судов, связанных вместе посреди Селгонтского залива, не было патрулирующих город скипетров, защищавших собственность землевладельцев. После заката и до рассвета в разношёрстном царстве лодок, плотов и бригантин не было законов, собственников и никто не задавал вопросов.
Мечник приблизился к коническому красному шатру у кормы низкого, прямоугольного судна. Он откинул полог, и красноватый свет озарил его изменённые черты. Открытый шлем закрывал его лоб, а под ним была маска из белого фарфора, которая исчезала в тени его плаща с высоким воротом.
В шатре сидел широкоплечий мужчина, которого вторжение, похоже, не удивило. Непокорные волосы торчали по бокам лысеющей головы, а правый глаз закрывала красная кожаная повязка. Он сидел на груде ковров рядом с длинным невысоким сундуком, и улыбнулся почернелыми зубами, когда поднял взгляд на мечника.
- А ты шустрый.
- Я же
Мечник проигнорировал голос и заговорил с мужчиной на коврах.
- Я заплатил ведьме за молчание.
- А ещё ты заплатил ей за визит ко мне – а я не люблю незваных гостей. Кроме того, что сказано на воде, остаётся на воде. Ты бы знал об этом, не будь ты здесь чужаком.
- Сколько за клинок?
- Всё. Весь остаток того, что она дала тебе за адский меч.
- Мне не нужно зачарованное оружие.
- Не переживай. Ты платишь за мастерство, а не за магию.
Мечник повернулся, будто готовый уйти, но замешкался. Вместо этого он оглянулся на мужчину.
- Покажи мне.
Одноглазый мужчина открыл сундук. Внутри было три углубления в форме мечей с подложкой из бархата. Оружие было только в одном, клинок столь тонкий, что ещё на палец уже – и был бы рапирой. Его трёхполосая витая гарда была простой, но элегантной, похожей на тетирскую работу начала века. Хват был перевёрнут, сделан под левую руку.
Мечник поднял оружие, проверил баланс, осмотрел его маслянистый блеск. Он начертил в воздухе фехтовальную руну. В его руке оружие было веточкой ивы, пёрышком, невесомым продолжением его воли.