Пролог
Три австрийских аэроплана, вывалив самодельные бомбы над русским полевым аэродромом, на обратном пути вновь завернули к расположению штаба 8-й армии и, игнорируя редкий ружейный обстрел с земли, принялись нарезать круги, вызывая столь наглым и безнаказанным поведением зубной скрежет у всех штабных офицеров.
- И где же наши прославленные авиаторы? - спустя пару минут наблюдений за вражеским аэропланом не выдержал генерал Брусилов. Последние пять лет до начала войны, как минимум в Российской империи, можно было смело охарактеризовать временем заболевания аэронавтикой. Лучшие аэропланы, превосходные пилоты, множественные награды привезенные с международных соревнований и самый большой парк аэропланов в мире - все это было, но, наглые австрийцы раз за разом совершали разведывательные и бомбардировочные полеты в зоне ответственности его армии, что не могло не раздражать.
- С аэродрома сообщили, что штабс-капитан Нестеров уже вылетел на перехват, ваше высокопревосходительство. - тут же отреагировал командир искровой роты, чьи солдаты совсем недавно как раз и прокладывали кабель полевого телефона к организованному неподалеку летному полю.
Вскоре с запада показался еще один аэроплан и некоторые из офицеров начали потихоньку роптать, что австрияки совсем обнаглели, считая небо своим. Но все негодования прекратились, стоило в приближающейся машине опознать отечественный У-2, наиболее грозный аэроплан Императорского Военно-Воздушного Флота.
Штаб армии уже не единожды становился объектом пристального внимания вражеских летчиков. Вполне естественно подобное положение дел не могло устраивать командующего армией, и вскоре на свет появился приказ о пресечении сего непотребства всеми доступными способами. Вот только о зенитных орудиях и пулеметах приходилось только мечтать - данные, весьма необходимые в новой войне средства имелись в считанных экземплярах. Да и те, большей частью, до сих пор не добрались до войск. Забирать же хоть один станковый пулемет из дивизий для прикрытия штаба, тоже не виделось возможным. Наоборот, с каждым днем оттуда приходило все больше запросов на увеличение количества этих самых пулеметов, которых оказалось совершенно недостаточно для ведения современного боя. И даже редкие трофеи скрывались офицерами от начальственного взора, дабы не лишиться того преимущества, что мог дать пулемет примененный в нужное время в нужном месте.
Зато, если по количеству пулеметов русская армия находилась далеко не на первом месте, уступая в этом показателе, как противникам, так и союзникам, то в плане авиации дело обстояло куда лучше. Первая! Да-да! Именно "отсталая" Российская империя возглавляла список мировых авиационных держав! Потому не было ничего удивительного в том, что приказ бороться с вражеской авиацией был отдан расквартированным неподалеку русским летчикам из 11-го авиационного отряда, обязавшимся держать в постоянной готовности к немедленному вылету как минимум один аэроплан.
Не единожды летчики отряда уже вылетали на перехват вражеских разведчиков, но те успевали уйти задолго до того, как хотя бы один русский аэроплан поднимался в небо. Нестеров и сам был бы рад постоянно держать в воздухе, как минимум, пару своих орлов, но о подобном можно было лишь мечтать. Что запасы топлива, что ресурс планеров и двигателей, не могли похвастать солидными значениями. Конечно, по сравнению с первыми крылатыми летающими машинами, их аэропланы являлись вершиной технической мысли. Вот только даже эти самые "вершины" пока сами походили на небольшие холмики, что слегка возвысились над равниной. К тому же, и техника, и горюче-смазочные материалы, помимо дефицита, обладали еще одним неприятным свойством - они влетали в копеечку даже столь богатой стране, каковой являлась Россия. А потому, и то, и другое, приходилось беречь. Вот и сейчас Петр Николаевич готовился поднять в воздух свой верный У-2, чтобы попытаться нагнать наглецов, осмелившихся сбросить самодельные бомбы на расположение его авиационного отряда. Сообщение же переданное подлетевшим к аэроплану в последний момент связистом лишь поселило в его душе чувство радости. Наконец-то у него могла появиться возможность наглядно продемонстрировать, чего он стоил, ведь теперь не требовалось никого искать в воздушном океане - противник сам обнаружился. И, судя по словам солдата, отнюдь не спешил убраться на свою территорию.
Припомнив многочисленные советы трех друзей, которых смело можно было назвать отцами отечественной авиации и ставших для него настоящими учителями, Нестеров, сперва пролетел подальше на запад, постепенно набирая высоту и отрезая противнику путь к отступлению, а затем сместился южнее, чтобы подойти со стороны солнца. Еще год назад в одном из тренировочных вылетов Алексей Михайлович наглядно продемонстрировал ему все преимущества подобного нехитрого приема. Тогда его аэроплан появился столь внезапно, что Петр не успел как-либо среагировать и проиграл бой по всем статьям. Теперь же ему предстояло выступить в качестве экзаменатора для австрийских пилотов.
Три белоснежных Альбатроса DD степенно плыли на километровой высоте, когда ведущий борт внезапно вздрогнул. Австрийский биплан тут же повело вправо, но пилот Франц Малина быстро выровнял положение и принялся рассматривать трепыхающуюся от набегающего воздушного потока изрядно подранную обшивку правого края верхнего крыла, среди обрывков которой то и дело мелькали части раскрошенных деревянных конструкций. Создавалось впечатление, будто кто-то неплохо поработал над ним при помощи кувалды, разбив не менее пары нервюр. Вот только уделить все свое внимание осмотру повреждений, ему не позволили. Машина вновь вздрогнула, и на сей раз сквозь гул мотора и ветра до пилота долетел едва слышимые звуки треска и хруста, для разнообразия разбавленные металлическим скрежетом. Спустя мгновение от сменившего тональность стрекота двигателя повалил едкий дым, и во все стороны со звоном брызнул сноп искр состоящих из мельчайших раскаленных стальных и свинцовых осколков.
Сидевший в передней кабине наблюдатель вскрикнул и схватился за левую сторону лица, осыпанную небольшим пучком образовавшейся картечи. Вновь, ничего не понимая, пилот снизил обороты, чтобы не перегревать пострадавший двигатель машины и попытаться дотянуть до расположения своих войск, но очередная пулеметная очередь на полтора десятка патронов, вспоровшая теперь уже нижнее правое крыло, дала ему понять, что времена безнаказанных полетов закончились.
Поначалу Франц подумал, что попал на мушку невероятно меткого русского пулеметчика сумевшего достать его на километровой высоте и попытался уйти скольжением вправо, чтобы выйти из зоны обстрела, а заодно начать разворот к линии фронта. Но, стоило ему увидеть развернувшегося в передней кабине и целящегося из своего Штайера М1912 куда-то ему за спину Фридриха, как он все моментально понял. Быстрый взгляд через плечо подтвердил самые худшие опасения - на их хвосте висел русский биплан.
- Попал! Господа, ей Богу попал! - первым приметив появившийся за австрийским аэропланом дымный след, закричал молоденький прапорщик из числа связистов.
- А ведь верно! - тут же подтвердил вооруженный биноклем начальник штаба, генерал Ломновский. - Вон как австрияк дымить начал! - последующих комментариев не потребовалось, поскольку уже все могли различить протянувшуюся от белого биплана черную полосу.
Выйти в атаку на один из обнаруженных аэропланов противника удалось просто идеально. Лучших условий Петр и сам пожелать не мог бы. Заходя от солнца со снижением, он легко нагнал австрийца и пристроился тому в хвост. Хоть его и учили, что огонь можно было открывать уже с полутора сотен метров, штабс-капитан не стал торопиться и только когда до противника осталось не более двадцати, дал первую пристрелочную очередь. От переизбытка нахлынувших эмоций он слишком сильно надавил на гашетку и при этом дернул рычаг, так что вместо того чтобы ударить в двигатель противника, пули ушли выше, прошив кромку крыла. Следующая очередь в полдесятка патронов вообще прошла мимо, и лишь третья, перед которой Нестеров заставил себя выдохнуть и успокоиться, почти полностью пришлась в двигатель вражеского аэроплана, пробив по пути уже пострадавшее верхнее крыло прямо над головой пилота-наблюдателя.
Из-за перекрывавшего обзор крыла он не мог понять попал ли на этот раз, но потянувшийся за австрийцем серый дым, развеял все сомнения. Он попал! Решив добавить туда еще одну очередь для верности, Петр вновь на короткое время нажал гашетку, но в этот момент противник накренился и чуть дернулся, так что пули лишь пробили нижнее крыло, не причинив особого ущерба, а установленный над верхним крылом Мадсен откликнулся сухим щелчком - весь магазин на 33 патрона оказался полностью отстрелян. Нестеров уже хотел было нагнать австрийца и приказать явно растерявшемуся пилоту идти на посадку, как поднявшийся со своего места наблюдатель вытянул в его сторону руку и выстрелил из пистолета. Потом еще раз и еще. Четвертая пуля попала в пропеллер, отколов от него небольшой кусок, о чем Петр узнал только после приземления, а вот произвести пятый выстрел возомнившему о себе невесть что наблюдателю уже было не суждено. Все то время пока австриец вел по нему огонь, командир 11-го авиационного отряда не сидел, сложа руки, а занимался перезарядкой пулемета. В отличие от всех прочих У-2 его отряда, командирская машина была перестроена в эрзац-истребитель, для чего пилоту приходилось располагаться в задней кабине, дабы иметь возможность оперировать хитрой системой крепления пулемета. Спустив по кронштейнам тянущимся от верхнего крыла к кабине Мадсен, он отсоединил опустевший магазин и, сунув его в пенал располагавшийся с боку кабины, установил на место полный, выдернутый из точно такого же пенала. К сожалению, не смотря на активную работу по внедрению вооружения на аэропланы, что многие годы вели его наставники, львиная доля машин до сих пор оставались безоружными разведчиками. Так, непосредственно в его отряде имелось всего два ручных пулемета на 8 машин. Да и емкость магазинов откровенно подкачала. Того количества, что виделось вполне достаточным для наземных боев, в воздухе не доставало совершенно. Ведь такой магазин полностью опустошался за 2-3 очереди, позволяя противнику получить шанс на спасение, пока пилот отвлекался на перезарядку. Лично ему здесь и сейчас повезло, что австрийцы оказались не готовы к встрече с аэропланом-истребителем и потому растерялись, тем самым подарив ему время на приведение оружия в боевую готовность. Наконец перезаряженный пулемет занял свое прежнее место над верхним крылом, и Нестеров вновь нажал на гашетку, стоило фигуре отстреливающегося австрийца попасть в перекрестье прицела.
Тело барона Фридриха фон Розенталя, совсем недавно бомбившего свое собственное поместье, на землях которого расквартировался русский авиационный отряд, затряслось, как у припадочного, а из его груди прямо в лицо Франца брызнули настоящие потоки крови. Не менее десятка винтовочных пуль прошили наблюдателя насквозь и откинули его обратно в кабину, на дно которой он и сполз. Еще некоторая часть перепала пострадавшему ранее двигателю, и валивший из него ранее серый дым приобрел черные оттенки. Досталось и пилоту. Помимо забрызганного кровью товарища лица и глубокого шока, он получил три касательных ранения, а одна пуля застряла в кисти, предварительно пробив навылет правое плечо.
"Если противник не сдается, его уничтожают" - вспомнил Петр одно из любимых изречений Алексея Михайловича и, убедившись, что опасности более нет, поскольку два оставшихся австрийских аэроплана, отвалив в стороны от обреченного сослуживца, вовсю улепетывали, прибавил газу.
Поравнявшись с теряющим скорость и высоту противником, Нестеров жестами показал австрийскому пилоту, что если тот не пойдет на немедленную посадку, он откроет огонь на поражение. Тот, не смотря на полученные ранения и шоковое состояние, все же смог понять, чего от него требуют и повел свой Альбатрос к земле, в направлении указанном русским авиатором.
Удостоверившись, что его поняли верно, Петр убавил обороты и вновь занял место за хвостом противника. Минуты через две они уже пронеслись в какой-то сотне метров над расположением штаба армии по направлению к аэродрому 11-го отряда. Вот только похвастаться столь редким трофеем Петру Николаевичу, было не суждено. Примерно в километре от летного поля двигатель Альбатроса заглох и истекающий кровью пилот не смог удержать одной действующей рукой подбитую машину в воздухе. Он принялся довольно резко заваливаться на правое крыло и через десяток секунд разбился на пшеничном поле. Стоило крылу коснуться земли, как аэроплан тут же развернуло на девяносто градусов и, подломив шасси, он боком проехался на брюхе, сминая под собой колосья еще не убранного урожая. Двигатель, оторвавшись от планера в момент удара о землю, смял часть попавшегося по пути левого нижнего крыла Альбатроса, а после, кувырнувшись раз пять, замер, зарывшись в жирную плодородную землю. По всей видимости, только это и спасло остатки аэроплана от возгорания.
Сделав несколько кругов над поверженным противником, и отметив, что со стороны аэродрома к месту падения уже вовсю несется грузовик, забитый людьми под завязку, Петр повел свой У-2 на посадку. Пусть ему и не удалось довести трофей относительно целым до аэродрома, тем не менее, он оказался первым кадровым армейским летчиком, кто смог сбить аэроплан противника. И эта мысль грела душу штабс-капитана почище стакана водки. Только факт того, что самая первая воздушная победа оказалась одержана несколькими днями ранее пилотом-охотником, слегка портил его настроение. Но лишь слегка!
Глава 1. Сыны неба.
Кто бы сказал еще пять лет назад, что он окажется добровольцем на совершенно чужой войне, Михаил рассмеялся бы таковому индивиду прямо в лицо. Ему вполне хватило тех, на которые в свое время привел его воинский долг. Хоть небо и манило вышедшего в отставку летчика, даже за очень хорошие деньги и возможность вновь попасть в кабину боевой машины, он ни за что не подался бы в наемники. Не то у него было воспитание. А, может, как раз именно то, что нужно. Одним словом, если он себя и видел на войне, то исключительно на самолете с нанесенными на крылья и хвостовое оперение красными звездами. Именно с этими звездами он впервые поднялся в небо в последние годы существования Советского Союза, с ними же совершил свой крайний полет уже в авиации Российской Федерации. И менять что-либо не собирался. Даже здесь, в столь далеком от родного дома крае, благо боевая машина была привезена с собой с родины и несла именно те, свои, красные звезды. Одно было плохо - вся их сборная солянка, не смотря на все приготовления, обладала околонулевой боевой ценностью. Особенно в глазах того, кто за годы службы налетал сотни часов на фронтовом трудяге Су-25. Вот только, ни привычного "Грача", ни даже легендарного Ил-2, найти здесь и сейчас было попросту невозможно. А откуда им было взяться в окрестностях османского города Эдирне в 1912 году?
Всего на сутки опередив Грецию, Болгария, заключив союз с Сербией и Черногорией, вступила в войну, впоследствии вошедшую в историю, как "Первая Балканская", на девятый день ее хода - 17 октября 1912 года. Об этом плывшие из России летчики и техники узнали только по прибытию в Болгарский порт Бургас. Как ни крути, а радиодело все еще находилось на начальной стадии своего зарождения и потому львиная доля гражданских судов до сих пор не могли похвастать наличием на борту беспроводного телеграфа. К таковому большинству как раз и относился принадлежащий РОПиТу грузопассажирский "Евфрат" покинувший Одессу днем ранее. Правда, о том, что войне быть, знали все без исключения пассажиры и моряки парохода, везшего в своих трюмах, помимо прочего, пять новейших аэропланов. Эта пятерка была далеко не всем, чем накануне начала противостояния поделилась с братским народом Российская империя. Ряд летающих машин других типов уже находились на территории Болгарии вместе с подготовленными летчиками. Однако лучшие специалисты, прошедшие отдельную подготовку по управлению и обслуживанию именно этих аэропланов, встретили начало войны в пути. В их число входил и доброволец Дубов, Михаил Леонидович, по совместительству являвшийся владельцем одного из аппаратов, коим вскоре предстояло принять крещение боем.
Но прежде всем пришлось столкнуться с куда более известным врагом человечества - бюрократией. Без малого два дня ушло на оформление всех потребных бумаг, так что авиаторы, загрузив ящики с разобранными аэропланами на железнодорожные платформы, смогли покинуть территорию порта лишь вечером 19 октября, когда болгарские войска уже перешли границу Османской империи. Хорошо еще, что их не стали раздергивать по одному в разные уголки растянувшегося на две сотни километров фронта, а свели в один отряд, приданный действующей на левом фланге 2-й Болгарской армии. Умудрившись с ходу захватить приграничные укрепления и абсолютно неповрежденный мост через реку Марица, ее части, встречая слабое эпизодическое сопротивление, принялись продвигаться в сторону стратегически важного транспортного узла - города Эдирне. Но отнюдь не первоначальные успехи армии являлись причиной получения ею единственного на все войско Авиационного отряда. Дело заключалось в том, что именно 2-я армия вела наступление по относительно равнинной местности, где имелась возможность подыскать подходящее для аэропланов летное поле. В то время как 1-я и 3-я армии вынуждены были продвигаться по горным дорогам, где, порой, даже провозка полевого орудия составляло немалую проблему. Что уж тогда было говорить об аэропланах, для перевозки каждого их которых требовалось до трех крупных повозок, за исключением разве что малюток Блерио-11, в сложенном состоянии помещавшихся в одну.
Вот только повозки не понадобились. Отступавшие турецкие войска не потрудились привести в негодное состояние железнодорожные пути, и потому всю первую неделю прибывшие из России добровольцы с относительным комфортом тащились вслед за пехотными дивизиями. И только 22 октября они, наконец, покинули успевший стать почти родным поезд. Именно в этот день болгарская армия подошла к Эдирне, через который проходили все железнодорожные пути обеспечивающие снабжение Западной армии Османской империи. Естественно, оставлять столь важный перевалочный пункт без должного прикрытия никто не стал бы, и потому в самом городе, крепости и в оборудованных в округе укрепрайонах размещалось не менее 70000 солдат, о быстром уничтожении которых нечего было и думать.
Вследствие ненастной погоды стоявшей последние пару недель, большая часть полей и дорог оказались непригодны не только для размещения авиации, но даже для продвижения сухопутных войск. Размытые дождем дороги и залитые поля уже после прохода первых отрядов превращались в непроходимые болота, по которым даже лошади продирались с трудом. Пехота, сжав зубы, медленно брела вперед, но каждый километр стоил болгарской армии не одной пары сапог. Подметки десятками засасывались в грязь, доставляя бредущим по дорогам солдатам возможность прочувствовать все прелести походной жизни. Походные кухни хоть и имелись в армии, не могли проехать вслед за пехотой по разбитым дорогам, и потому о горячей пище приходилось только мечтать. Уже на пятый день болгарские солдаты готовы были нести походные кухни на руках, лишь бы съесть на привале что-нибудь теплое, но командиры вынуждены были нагружать их плечи разобранными орудиями, поскольку кони тащить их дальше уже не могли. Только оценив "масштаб трагедии" все без исключения авиаторы осознали, насколько им повезло с железной дорогой оградившей их от всех тягот и лишений легших на плечи пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов.
Брать Эдирне с ходу командующий болгарскими войсками на этом участке фронта не решился, и части принялись окапываться в окрестностях города, перерезая все железнодорожные пути и дороги ведущие на запад, где сербские, черногорские и болгарские войска вступили в бои с Западной армией осман. Казалось бы, что в сложившейся ситуации как раз можно было спокойно заняться обустройством аэродрома, но все инженерные части оказались отряжены на устройство окопов и временных укреплений, а собственных сил летчиков и механиков было явно недостаточно для приведения в порядок поля выделенного для их размещения. Тем более что из всей потребной техники в наличии имелись только собственные руки и лопаты, причем, привезенные с собой из России. От местных же интендантов кроме продуктов питания не было получено ровным счетом ничего. Да и продукты не отличались особым изыском, и потому русские добровольцы вынуждены были находиться практически на полном самообеспечении.
Зато, наконец, начала радовать погода. Словно извиняясь за две предыдущие недели сплошного ненастья, последующие три дня небо даровало измотанным людям ласковый солнечный свет, позволив, наконец, согреться и обсушиться. Подсохло и поле к вящей радости всех собравшихся на нем авиаторов. А таких к 25 октября набралось уже свыше двух десятков. Но далеко не все из них начали свой путь в России. Более того, аэропланы, прибывшие в трюме "Евфрата", все еще требовали сборки, и потому первый вылет был осуществлен пилотами проходившими обучение во Франции и прибывшими с закупленными в Европе машинами несколькими днями ранее.
Пусть поручиков Радула Милкова и Продана Таракчиева нельзя было назвать первопроходцами в области боевого применения авиации в силу получения этого титула итальянскими авиаторами годом ранее, именно они осуществили первый вылет на этой войне. Подняв в воздух Альбатрос MZ-2, являвшийся немецкой копией французского Фарман-3, отличавшейся разве что наличием двигателя с водяным охлаждением, на которые делала ставку одна из крупнейших в Германской Империи авиационных компаний - "Альбатросверке ГмбХ", болгарские пилоты весьма успешно провели визуальную разведку города Эдирне и его окрестностей.
Но если в первый вылет ушел всего один аэроплан и два пилота, то над возможностью их запуска трудился весь состав 1-го Авиационного Отряда, в который свели все аэропланы и всех летчиков. Для начала нашли относительно ровную и сухую возвышенность, затем срыли на ней кочки и утрамбовали землей ямы. Хотели еще застелить небольшой участок досками, но таковых под рукой не оказалось. Зато в отряде обнаружилось немалое количество юных пиротехников, соорудивших из артиллерийских снарядов и динамитных шашек эрзац-бомбы.
Осталось неясным нанесли ли первые сброшенные бомбы хоть какой-нибудь урон противнику, кроме морального, но фотографии узловой железнодорожной станции Караагач, у которой сосредоточивались резервы турецкой армии, вышли неплохими. Вот только в эти дни основные бои на восточном фронте происходили в округе города Люлебургаз, находившегося более чем в семидесяти километрах от места базирования авиационного отряда и по причине отсутствия связи наладить взаимодействие с авиацией не представлялось возможным. К тому же, для большей части аэропланов преодоление подобных расстояний все еще являлось невероятным достижением. Тот же Альбатрос после своего первого вылета на четыре дня попал в ремонт с перебором двигателя из-за некачественного топлива, а также для исправления подломившегося при посадке шасси.
Зато к следующему дню успели подготовить пару Блерио-11, на которых еще один болгарский поручик - Христо Топракчиев и русский доброволец - Тимофей Ефимов, являвшийся младшим братом самого Михаила Ефимова, признанного всеми одним из наиболее выдающихся русских летчиков, совершили агитационные полеты над городом и расквартированными вокруг него турецкими частями, разбрасывая листовки с призывами о сдаче в плен.
И вот теперь, наконец, наступало время его вылета. Сколько всего было сделано, дабы подобное в принципе могло произойти - словами не передать. Оглядываясь назад, он мог бы поклясться самому себе, что высшие силы, как минимум, в пол глаза приглядывали за их дружной компанией, не позволяя зайти слишком далеко в деле осуществления сонма тех грандиозных планов, что скопились в головах давних друзей. Нынче же оставалось уповать, что Бог не оставит его и сейчас. Ведь между его телом и вражескими пулями более не было способной выдержать огонь крупнокалиберных пулеметов титановой брони, а перкаль для разогнанного до невероятных скоростей свинца препятствием не являлась от слова "совсем". И лишь накрывший летное поле туман давал короткую отсрочку. Туман, не шедший ни в какое сравнение с тем непроглядным маревом, что четыре года назад или сто лет вперед полностью изменило жизнь их дружной компании. А ведь тот роковой день мало чем отличался от сотен предыдущих проведенных в их скромной авиационной мастерской.
Тот, кто единожды по-настоящему познал небо, никогда не сможет с ним расстаться. Многие пилоты, что гражданской авиации, что военной, после списания на землю начинали искать новый путь в манящие небеса. Кому-то везло устроиться инструктором в аэроклуб или найти место пилота в небольших экскурсионных компаниях. Кто-то умудрялся собрать достаточно средств, чтобы прикупить себе небольшой легкомоторный самолетик и время от времени баловать себя умиротворяющими душу прогулками в небесах. А некоторые, что называется, сами становились творцами собственного счастья. Причем в самом прямом смысле этого слова!
Гаражи на окраинах городов, никому не нужные цеха некогда громадных предприятий советской эпохи, что не смогли найти себе достойного применения в современных реалиях, а то и старые заброшенные ангары на не менее заброшенных аэродромах тут и там по всей стране превращались в места, где творилось таинство рождения или же возрождения крылатых машин.
Десятки и сотни энтузиастов тратили все свободное время на воплощение своей мечты в композите, дереве и металле, но повезло или же не повезло оказаться там, где надо или там, где совсем не надо - смотря с какой стороны посмотреть, лишь троим старым знакомым, что успели не только послужить своей родине, но и выйти в отставку.
Много чего в свое время было прихвачено совместными усилиями на гражданку и впоследствии размещено в небольшом гараже принадлежавшем некогда гигантскому заводу работавшему на оборонку. Однако вслед за развалом страны последовал и развал гиганта военной промышленности, после чего лишившиеся всякого оборудования цеха оказались вынуждены примерить на себя роль складских помещений.
Но загребущие руки былых хозяев завода все же не смогли дотянуться до секретных подвалов, где за намертво заклиненной дверью, которой могли бы позавидовать едва ли не все банки мира, семь иссушенных мумий, навсегда оставшихся на своих постах и рабочих местах, хранили тайну находившейся тут же машины времени.
Давно уже покинули этот свет, причем далеко не всегда по естественным причинам, все, кто хоть что-нибудь знал об этом проекте, а запущенная отчаявшимися учеными машина продолжала свой многолетний отсчет запуска эффекта, о котором столь много грезили фантасты. И вот когда результат трехлетнего труда одной из групп энтузиастов авиареставрации как раз готовился к первому выкату, в полусотне метрах под бетонным полом заводского гаража, где когда-то ночевали ЗИЛ-ы и ГАЗ-ы, к итоговому результату своего существования подошла куда более сложная машина, нежели восставший из небытия У-2.
Неконтролируемый никем уже более четверти века процесс перемещения во времени оказался до обидного неприметным. Не было, ни звуков взрыва, ни северного сияния, ни электролизации воздуха, просто в одно мгновение на месте старого гаража образовалась огромная воронка глубиной почти в сотню метров, в которую тут же завалилась стена ближайшего цеха. Но занятые нанесением "последних мазков" на возрожденную легенду отечественной авиации друзья даже глазом не моргнули в этот момент, будучи увлеченными своей работой. И лишь прибытие в новое пространство-время заставило их отвлечься от труда и выразить свое недовольство.
- Этого еще не хватало! - хлопнул себя по ногам Егор, с трудом сдержавшись от того, чтобы плюнуть на пошарпанный и местами пошедший трещинами бетонный пол. - Что эти паразиты там опять устроили?
- Похоже, на сей раз они не ограничились только одним из цехов, а вдобавок спалили и трансформатор. - угрюмо произнес Алексей, успев указать рукой на гаснущую лампочку до того, как импровизированный ангар погрузился во тьму. К несчастью трех посвятивших свои жизни небу друзей их соседями по съему помещений оказались горе-торгаши всевозможных горюче-смазочных материалов, чей товар уже дважды погибал в устраиваемых конкурентами пожарах вместе с разваливающимися на глазах старыми заводскими цехами.
В подтверждение частично озвученных мыслей снаружи раздался треск и хруст, какой мог возникнуть в процессе разрушения здания, а спустя мгновение их прибежище изрядно тряхнуло, словно от ударной волны, отчего с потолка строения, не знавшего ремонта более полувека, посыпались тучи пыли и куски штукатурки. А настежь распахнутые ворота захлопнулись за какое-то мгновение. Причем, от удара одна из створок слетела с петель и с противным скрипом перекосилась в проеме, всем своим видом показывая, что в ближайшее время никто никуда не поедет и уж тем более не полетит.
- Странно, что никто не кричит. Обычно там чуть что, сразу такой гвалт подымался, а тут тишина, хотя бахнуло знатно. - обратил внимание друзей на весьма тревожный фактор Михаил, после чего покосился на только закончившие звенеть оконные стекла, солнечный свет через которые в помещение проникал в последний раз еще до Перестройки. Сперва годами не смываемая грязь, а после, графическое творчество не признанных народом мастеров баллончика начисто лишили помещение естественного освещения, отчего внутри всегда приходилось работать при свете ламп либо раскрытых воротах. Но если к факту невозможности увидеть свет через испоганенное остекление они уже давно привыкли, то ожидать подобной же подлости от образовавшихся в результате перекоса ворот щелей оказались явно не готовы. И лишь будучи увлеченными руганью и поиском источников хоть какого-нибудь света никто не обратил на сей факт ни малейшего внимания.
- Во! Нашел! - первым до своего мобильника добрался Михаил и, подсвечивая себе экраном, направился к выходу из гаража. Отворив дверь, он с немалым удивлением уставился на непроницаемый туман клубившийся снаружи. Причем туман оказался настолько густой, что протянутая вперед рука терялась из вида уже через пару сантиметров. - Эй, мужики, вы только взгляните на это! - подсветив телефоном дверной проем, он вновь показал фокус с исчезновением руки, - Вы когда-нибудь встречали такой туман?
- Ты что творишь! - у наблюдавшего за действиями друга Алексея едва не зашевелились волосы, причем, не только на голове. - А вдруг это какая-то очередная забористая химия! И именно из-за нее у соседей уже попросту некому кричать - "Караул"!
- Вот черт! - тут же одернул руку и захлопнул дверь Михаил, после чего поспешил ретироваться подальше от ворот. - Что-то я действительно вообще не подумал, - повинился он друзьям, поймав на себе обвинительные взгляды.
- И что теперь будем делать? - озвучил явно мучавший не его одного вопрос Алексей.
- Надо звонить в МЧС. Но, сперва, заткнуть щели всем, что найдем, чтобы эта гадость не заползла внутрь. А то действительно, надышимся и будем потом воображаемых зеленых собачек ловить. И это в лучшем случае!
- Вот только что-то она не спешит к нам заползать. Видишь? - нашедший таки дежурный фонарик Егор осветил покосившуюся створку ворот, так что все смогли рассмотреть собравшуюся снаружи хмарь. - И, кстати, хоть у кого-нибудь связь есть? А то у меня телефон не видит сеть.
Продолжавшееся с четверть часа наблюдение за непонятным явлением, лишь изредка прерывалось короткой руганью, когда очередная попытка дозвониться хоть до кого-нибудь заканчивалась очередным же провалом по причине отсутствия сигнала сети. И только когда терпение последнего из трех друзей подошло к концу, а снаружи не изменилось ровным счетом ничего, в ход пошел старый ОЗК, стащенный в лихие девяностые вместе с не малым количеством ставшего резко ненужным военным имуществом и использовавшимся в последнее время при обработке перкали авиационным лаком.
Облачившийся в защитный костюм и нацепивший противогаз, что также использовался при покрасочных работах, Алексей, прихватив второй и последний фонарь, отправился на разведку в продолжавший стоять за пределами цеха, словно студень, туман. Во всяком случае, все трое сошлись во мнении, что наблюдаемое ими явление имеет куда большее отношение к туману, нежели к возникающей при пожаре копоти. Да странным, да невероятно густым, но туманом. Однако, перестраховаться все же виделось не лишним, отчего и пошли в ход нашедшиеся под рукой средства индивидуальной защиты.
- Эй, ежик в тумане, отзовись! Ты там снаружи хоть что-нибудь видишь? - не выдержав и минуты, прокричал в открытую дверь Егор.
- Погода там, абсолютно нелетная. К тому же не откликается никто. - прогудела из-под противогаза вынырнувшая из тумана голова, заставив Михаила с Егором синхронно подпрыгнуть и чертыхнуться.
- Ты, Леша, больше так не делай, а то натуральный всадник без головы какой-то. - передернул плечами Михаил. - Точнее, голова без всадника. Висит себе в небе и разговаривает. Жуть натуральная!
- Это вон там жуть натуральная. - столь же внезапно вынырнувшая из тумана рука показала большим пальцем назад, - Не видно ни зги. Не дай Бог садиться в таком тумане!
- А что соседи? - поинтересовался Михаил.
- А что соседи? - пожал плечами полностью вышедший из тумана под свет фонаря Алексей, - Не видать и не слыхать, впрочем, как и всего остального. - Это, я вам доложу, даже не посадка по приборам! Очень, знаете ли, неприятное ощущение. Чувствуешь себя абсолютно беспомощным ничтожеством оказавшимся посредине великого ничто! Я ведь и вернуться смог только потому что шел исключительно по прямой и считал шаги. А не подумал бы изначально о том, как назад идти, так бы и бродил в этом тумане тенью отца Гамлета. Мне, конечно, доводилось и в облаках летать и в туман садиться, но такого я совершенно точно не припомню! Да его хоть ложкой ешь!
- Ну, жрать туман мы точно не будем, однако и сидеть здесь как-то неприятно. Давит на психику. - поежился Егор. - Вы как хотите, а я пробегусь до машины. Хоть радио включу. Пусть себе орет. Лишь бы схлынула эта звенящая тишина.
- Останавливать мы тебя, конечно, не будем. Мальчик ты уже давно взрослый. Вон, даже на пенсию успел выйти. Впрочем, как и мы все. - усмехнулся Михаил, - Но чтобы потом тебя не искать по всей округе, давай хоть тросом каким обвяжем. Всяко легче будет назад вернуться, если мимо машины пройдешь.
- А это идея! - тут же оценил предусмотрительность друга бывший штурмовик.
Пусть не мгновенно, но весьма споро был найден трос, обвязавшись которым, Егор шагнул в неизвестность мглы. Метров пятнадцать аналога нити Ариадны вытравилось вполне легко, но затем тот резко дернулся и после застыл. Естественно, оставшиеся в здании тут же поинтересовались самочувствием своего друга, но не получив в ответ ничего, кроме гробовой тишины, тут же попытались втянуть трос обратно. Однако все попытки оказались тщетны. Единственным результатом стали лишь порезанные о сталь троса руки, да проступивший на лицах обоих испуг.
- Не нравится мне это, - пробормотал Алексей и, бросив трос, кинулся к своей сумке. Дважды споткнувшись по пути и уронив что-то с верстака, он вскоре вернулся обратно к двери, сжимая в руке ТТ. - Резинострел - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Михаила. - Прихватил вот, чтобы салют дать при первом выкате нашего крылатого друга.
- Ты бы еще Сайгу приволок, - лишь покачал Михаил головой.
- Знал бы, что случится такое, - кивнул он на стоящую перед глазами стену тумана, - прихватил бы. - Перехватив пистолет поудобнее, Алексей принял в левую руку трос и, пропуская его в сжатом кулаке, нырнул в туман вслед за Егором.
- Видишь что-нибудь? - не выдержал и пяти секунд оставшийся в ангаре Михаил.
- Я даже рук своих не вижу! И вообще, не дергай меня. - отозвался Алексей, после чего переключился на выкликивание своего второго товарища - Егор, ау, ты где? Чего молчишь? - потихоньку продвигаясь по натянутому тросу, он не терял надежду докричаться до пропавшего друга, а заодно давал знать оставшемуся в здании Михаилу, что с ним все в порядке. - Если это твоя очередная шутка юмора, то она ни разу не смешная! Отзовись паразит, а не то сам найду и морду набью!
- Ну что там? Нашел остывающий труп? - нервно хихикнул Михаил.
- Тьфу на тебя! Шутник гребаный! - огрызнулся в ответ Алексей, - Нет тут никого и ничего! Только мы и этот чертов туман! - сплюнув от негодования, он резко развернулся, чтобы оглянуться и совершенно неожиданно влетел лбом в солидных размеров дерево. Вполне закономерно голова тут же отозвалась глухим звуком удара двух тупых предметов и накатившей болью. - Ух ё-ё-ё! - зашипел Алексей и принялся растирать пострадавший лоб.
- Чего ты там? Споткнулся что ли? - вполне отчетливо расслышал чертыхания друга Михаил.
- Нет. В дерево лбом врезался!
- Ну ты придумал тоже! - усмехнулся оставшийся в здании военный пенсионер - Откуда тут дереву взяться?
- Ты знаешь, друг мой дорогой, вот я сейчас мучаюсь тем же вопросом. А еще головной болью! - прошипел в ответ Алексей, продолжая потирать лоб, - Хочешь, верь, хочешь, нет, но тут, прямо у меня перед носом, стоит огромное дерево!
- Хорош разыгрывать! - вновь разлился по туману голос Михаила.
- Какие к чертям розыгрыши! Я в него со всего маха головой влетел! - приложив к пострадавшему лбу холодную сталь пистолета, Алексей, ругаясь про себя, двинулся дальше и буквально через пару метров наткнулся на ноги пропавшего товарища. К его величайшему облегчению, и тело, и голова с руками, к ногам прилагались. Вот только споткнувшийся о торчащий из земли корень Егор очень неудачно приложился головой о трухлявый пень. В отличие от человека, пень столь близкое знакомство не пережил, развалившись на части, а бывший пилот штурмовика отделался огромной шишкой и потерянным сознанием.
- Во! Принимай добычу! - тяжело дышащий Алексей ввалился в ангар, задев плечом косяк и едва не сбив с ног Михаила. - Нашлась пропажа! - развернувшись, он продемонстрировал закинутого на плечи Егора. - Тяжелый, паразит! Еле допер!
- Чего это с ним? - мгновенно подскочив, тот помог сгрузить товарища на пол и вопросительно уставился на Алексея.
- Живой он, - отмахнулся вернувшийся из тумана ежик и, разогнувшись, простонал - спина давала знать, что не одобряет подобные нагрузки. - Пень трухлявый забодал, вон какая шишка на лбу. Пульс есть, я проверил.
- А пень то там откуда взялся? - еще больше удивился Михаил, хотя после сообщения о наличии поблизости взявшегося незнамо откуда дерева, информация о пне уже не была столь непостижимой.
- Наверное, оттуда же откуда взялось дерево - из земли. - пожал плечами Алексей. - И не надо на меня так смотреть! Хочешь, верь, хочешь - нет, но там натуральный лес! Я пока шел обратно, как минимум о пяток деревьев зацепился.
- Не разыгрываешь? - недоверчиво протянул Михаил, покосившись на дверной проем, за которым все так же незыблемо продолжала висеть непроглядная хмарь.
- Больно оно мне надо - тебя разыгрывать. - отмахнулся все еще потирающий поясницу Алексей. - Попали мы! Причем черт знает куда!
- О-о-о-х. - протяжно простонал Егор, прерывая диалог друзей, - Моя голова. - Подтянув руку ко лбу, он шикнул от боли, стоило пальцам наткнуться на солидных размеров шишку, - Кто это меня так?
- Никто. Это ты сам так удачно приземлился. - потянувшись, отозвался Алексей. - В следующий раз внимательнее под ноги смотри, штурмовик. Совсем службу забыл что ли?
- Так я же шесть лет как погоны снял. Навыки-то подзабылись. И где это я умудрился так?
- Не знаю, дружище. Ясно одно - мы попали. Там, снаружи, кроме тумана только лес. Как он там оказался, или как мы оказались в нем - не имею ни малейшего понятия.
- А может это сон? - предположил Михаил. - Давайте ущипнем друг друга для проверки?
- Эй-эй. - Алексей едва успел отбить руку приятеля, - Давай ка лучше каждый ущипнет себя сам. Я тебя, конечно, давно знаю, но Москва, как говорят, меняет людей. А ты как раз недавно туда мотался.
- Ты это на что, царская морда, намекаешь? - опасно прищурился Михаил, примериваясь как бы сподручней отвесить старому товарищу леща.
- Ни на что не намекаю. - лишь отмахнулся тот в ответ, прежде чем произвести опыт над собой. - Ай!
- Уй!
- Похоже, мы все же не спим. - резюмировал Алексей, растирая руку и наблюдая, как тем же самым заняты его товарищи. - Да и сомнительно чтобы всем троим одновременно снилось одно и то же.
- Не спим. - согласно кивнул Михаил и тут же выдал следующее наиболее разумное предположение, - А может водка была паленая?
- Так мы же ее еще не пили!
- Откуда ты знаешь? Может и пили! Просто забыли об этом!