Район Ракотис считался старейшей частью Александрии, построенной на месте небольшого рыбацкого поселения, существовавшего еще до того, как Александр основал свой город. Большая часть Александрии представляет собой элегантную сеть широких проспектов и величественных портиков, но Ракотис сохранил свой лабиринт извилистых переулков, как будто хаотичный дух старой деревни невозможно было укротить и заставить подчиниться современному мегаполису, который вырос вокруг него. Ракотис напомнил мне Субуру в Риме с ее высокими многоквартирными домами, тавернами и игорными домами. Веревки для сушки белья пересекали пространство над головой, в то время как оборванные дети бегали зигзагами взад и вперед по улице. За углом полуголые женщины зазывали покупателей из окон верхних этажей; продолжая идти, глядя вверх, вы, скорее всего, споткнетесь о кошку, дремлющую посреди улицы. Кошки делают в Александрии все, что пожелают. Несмотря на слияние греческих и египетских богов, которое началось с завоеваний Александром, местные жители по-прежнему поклоняются животным, насекомым и странным божествам, которые являются наполовину людьми, наполовину зверями.
Как и подобало хозяину и рабыне, я шел впереди, а Бетесда следовала на небольшом расстоянии позади. Если бы мы шли бок о бок, что бы подумали люди? Моей первой остановкой была небольшая таверна, где жена владельца приготовила мой любимый завтрак - горячую фарину, приготовленную с небольшим количеством козьего молока и финиковое пюре, поданное в глиняной миске. Я съел чуть больше половины содержимого, зачерпывая кусочками хлеба, затем передал то, что осталось от хлеба, Бетесде и позволил ей доесть миску. Она проглотила все это так быстро, что я спросил, не хочет ли она еще.
Она улыбнулась и покачала головой: — Теперь, когда вы поели, что еще вы бы хотели сделать в свой особый день, господин?
— О, я не знаю. Полагаю, я мог бы найти хорошую книгу в большой библиотеке и почитать ее тебе вслух. Или, возможно, мы могли бы посмотреть коллекцию сказочных драгоценностей в музее. Или подняться на вершину Фаросского маяка, чтобы оттуда полюбоваться видом. — Я, конечно, шутил. Библиотека и музей были открыты только для царских ученых и посетителей с соответствующими полномочиями, но не для простого римлянина, который зарабатывал на жизнь своим умом, а остров Фарос был закрыт для посещения всем, кроме работников маяка и солдат, которые его охраняли.
Я пожал плечами: — В такой прекрасный день, пока не стало слишком жарко, я предлагаю совершить долгую прогулку и посмотреть, куда она нас приведет. Несомненно, в мой день рождения меня ждет какое-нибудь грандиозное приключение. Я улыбнулась, понятия не имея, что нас ждет.
Конечно, всегда был шанс столкнуться с каким-нибудь насилием, когда кто-то был на свободе в Александрии. Так было не всегда. Когда я впервые приехал в город, я мог ходить куда угодно, в любое время дня и ночи, не беспокоясь о своей безопасности. Но за два года и восемь месяцев, прошедших с момента моего прибытия, Александрия становилась все более опасной и беспорядочной. Люди были недовольны, и они винили в своем недовольстве царя Птолемея. Время от времени возникали беспорядки. А бунты приводят к мародерству и, возможно, к одному-двум пожарам, затем к появлению царских солдат, а потом, неизбежно, и к кровопролитию. Можно подумать, что александрийцы испугались бы этих вспышек хаоса и бежали бы от них. Нет! Вместо этого они, казалось, наслаждались ими. Всякий раз, когда вспыхивал бунт, сотни или даже тысячи горожан слеталось на место происшествия, как мотыльки на пламя.
Почему народ так люто ненавидел своего царя? Несколько лет назад он пришел к власти, свергнув с трона своего старшего брата; насколько я мог судить, он сделал это при поддержке александрийской преступной группировки. Затем, словно для того, чтобы исправить положение, он женился на дочери своего свергнутого брата. (Эти египетские правители всегда женились на членах своей семьи, даже на братьях и сестрах.) Затем он убил свою мать, которая, очевидно, думала, что она должна была сидеть на троне. Так что люди здесь были неспокойны, и, чтобы показать свое стремление к переменам, они бунтовали. Это было то, что в Египте называлось политикой!
Для римлянина, выросшего в условиях ежегодных выборов, магистратуры и писаных законов, попытки разобраться в египетской политике и истории могли вызвать ужасную головную боль. Все цари и царицы здесь, казалось, были братьями и сестрами, или матерями и сыновьями, или дядями и племянницами, и они вечно женились друг на друге, затем убивали друг друга, затем отправляли выживших в изгнание, после чего те, кто был в изгнании, придумывали способ вернуться и убить тех, кто изгнал их, увековечивая цикл.
Первый царь Птолемей, основатель династии, был одним из полководцев Александра. Когда Великий умер, Птолемей провозгласил себя царем Египта, и с тех пор его потомки правили страной, став самой долго правящей династией в мире. Для тех, кто любил царскую романтику и интриги (которыми, казалось, были все в Египте), Птолемеи были источником бесконечного очарования, подобно персонажам на сцене. Личная и общественная драма их жизней забавляла и приводила в восторг и ярость население. В тавернах и магазинах, за пределами храмов и дворов, куда бы вы ни пошли в Александрии. люди говорили только об этом.
Как типичная александрийка, Бетесда могла назвать каждого из Птолемеев в хронологическом порядке, хороших и плохих, мертвых и живых, вплоть до Птолемея I. Слушая ее, я бы безнадежно запутался, поскольку одни и те же имена повторялись в каждом поколении: Береника, Арсиноя, Клеопатра (имя покойной матери царя) и, конечно, Птолемей - иногда их было несколько одновременно и в каждой ветви семьи. Со всем энтузиазмом римлянина, рассказывающего о знаменитых битвах, или грека, падающего в обморок при виде атлетов-олимпийцев, Бетесда пыталась объяснить мне, кто, что кому, когда и где сделал, и почему это так важно, но я никогда не мог запомнить всех игроков. Все Птолемеи были для меня на одно лицо.
Я только знал, что время от времени, если кто-то осмеливался выйти на улицу, там, вероятно, появлялось немного криков и топота, и, возможно, немного дыма и пепла, и, как правило, немного резни. И все потому, что народ ненавидел царя Птолемея.
Но в такой великолепный день даже угроза беспорядков не смогла удержать меня дома. В двадцать два года чувствуешь себя неуязвимым. Я был сообразителен и быстр. Чего мне было бояться? Если уж на то пошло, растущий беспорядок в городе был для меня благом. Когда нарушался общественный порядок, учащались случаи неправомерных действий со стороны частных лиц; и когда люди больше не доверяли властям, за выяснением правды они обращались к таким людям, как я. Мой отец называл себя Искателем, и навыки, которым он меня научил, оказались весьма полезными. Я мог открыть любой замок и незаметно следовать за мужчиной, я мог определить по бровям женщины, лжет ли она мне или нет, и я знал, когда модно говорить, а когда держать рот на замке. Тот факт, что я был чужеземцем, только увеличивал мою полезность; я был свободным агентом, без связей с какой-либо конкретной семьей или фракцией. Я не разбогател, но мне всегда удавалось сводить концы с концами.
В то утро у меня случайно оказалось при себе несколько лишних монет, на которые я планировал купить что-то особенное.
— Давай, побудем сегодня туристами? — предложил я. — В последнее время я был так занят, рылся в непритязательных тавернах и игорных домах с сомнительной репутацией, что забыл, какой красивый у нас город. Давай осмотримся!
Итак, мы отправились в путь. Мы вышли из района Ракотис и направились по широкому бульвару, обсаженному пальмами, фонтанами, обелисками и статуями. Наш маршрут привел нас к священному району гробниц в центре города, где в великолепных зданиях, окруженных пышными садами, хранились мумифицированные останки Птолемеев.
На очень широком перекрестке мы наткнулись на возвышающееся над горизонтом сооружение - Гробницу Александра. Ее стены были украшены необычными рельефными скульптурами, изображающими карьеру завоевателя. Хотя это сооружение и не такое грандиозное, оно напомнило мне Галикарнасский мавзолей, одно из Семи Чудес Света. Но в то время как погребальная камера царя Мавсола была опечатана, комната, в которой хранились останки мумифицированного Александра, была открыта для платных посетителей. Этим утром, хотя гробница еще не была открыта, очередь на вход обвилась вокруг всего здания и скрывалась из виду. Судя по их одеждам, посетители приехали со всего мира - персидские астрологи в шляпах-зиккуратах и остроносых туфлях, эфиопы цвета черного дерева, набатейцы в ниспадающих одеждах и даже несколько римлян в тогах. Все пришли, чтобы пройти мимо знаменитого золотого саркофага Александра и засвидетельствовать свое почтение - чего я сам за все месяцы, что прожил в городе, еще не сделал.
Бетесда набралась смелости поравняться со мной. — Возможно, учитель, в свой особый день вы хотели бы посетить гробницу Великого.
— И стоять в этой очереди под палящим солнцем все утро? Думаю, нет. Каким бы большим и искусно украшенным ни был простой золотой саркофаг, вряд ли он произведет впечатление на путешественника, который видел все Семь Чудес Света.
— Вы бы предпочли пойти туда в один из дней, когда посетители смогут увидеть лицо самого Александра?
— Вот это могло бы быть интереснее, — признал я. Саркофаг открывали, и мумия демонстрировалась публике всего два дня в году - в день рождения Александра и в годовщину основания города. В таких случаях стоимость входного билета удваивалась, а очереди становились в десять раз длиннее.
Оторвав взгляд от очереди туристов, ожидающих открытия гробницы, я был поражен огромным количеством царской стражи вокруг нас, даже большим, чем обычно на территории царских гробниц. Группа солдат, высоко подняв копья, демонстративно маршировала взад и вперед по широкому бульвару. Еще несколько солдат образовали виртуальный кордон вдоль рядов посетителей, стоящих в очереди, чтобы увидеть саркофаг Александра. Посмотрев вверх, я увидел еще больше солдат, размещенных на балконах, вдоль парапетов и на крышах гробниц Птолемеев. Солдаты почти превосходили численностью обычных людей, толпившихся на улице. Без сомнения, они были там, чтобы защищать туристов и поддерживать порядок в одном из самых известных общественных мест города, но при виде такого количества царских гвардейцев мне стало не по себе. Зная александрийцев, я подумал, что такая демонстрация силы с такой же вероятностью спровоцирует бунт, как и предотвратит его.
Мы двинулись дальше, в район величественных зданий и элегантных многоквартирных домов. Здесь жили многие мелкие чиновники и бюрократы, которые служили в огромном царском дворцовом комплексе, включая библиотеку и музей, но которые были не такими уж важными, чтобы иметь помещения в самом дворце. Некоторые из лучших и самых дорогих лавок Александрии находились в этом районе. Во время предыдущих прогулок я заметил, что Бетесду привлекают предметы роскоши, выставленные перед ларьками, когда она украдкой поглядывала на ожерелье, украшенное лазуритом и черным деревом, или на серебряный браслет с крошечными рубинами. Подобные товары были мне далеко не по средствам, как любой мог сказать, взглянув на меня; мускулистые слуги, стоявшие в качестве охраны у каждого магазина, бросали на меня неприязненные взгляды, если я хотя бы замедлял шаг.
Тем не менее, перед одной из лавок я осмелился полностью остановиться.
— Почему мы здесь остановились, учитель? - спросила Бетесда.
— Потому что сегодня мой день рождения, и я намерен потратить немного денег. Я взвесил кошелек с монетами, который носил в складках туники.
— В этом месте, хозяин? — Бетесда наморщила лоб, потому что мы стояли перед лавкой, в котором не продавалось ничего, кроме женской одежды. Льняные платья, развешанные на крючках у витрины, развевались на ветру. Некоторые были настолько простыми и прозрачными, что выглядели почти как паутинки. Другие были скроены в различных стилях, окрашены в яркие оттенки и расшиты вышивкой по краям и вырезам. Несколько дней назад, когда мы проходили мимо этой лавки, я заметил, что Бетесда замедлила шаг и украдкой бросила взгляд на одно из платьев. Оно было темно-зеленым с желтой вышивкой, длиннее, чем у большинства, с плиссированными веерообразными рукавами.
Я изучил одежду, выставленную на витрине, затем улыбнулся, когда заметил то, что искал. Когда я шагнул к лавке, мускулистый слуга скрестил руки на груди и сердито посмотрел на меня, затем смягчился, когда я поднял свой мешочек с деньгами и в нем зазвенели монеты.
Появилась владелица лавки. Это была сутулая пожилая женщина с высохшим лицом, которая смотрела на меня снизу-вверх. — Вы уже выбрали что-нибудь, что вам нравится, молодой человек?
— Возможно. — Я осмелился дотронуться до зеленого платья кончиками пальцев. Оно было гораздо более высокого качества, к которому я привык. Даже в самый жаркий день такая ткань будет ощущаться мягкой и прохладной на коже владелицы.
Бетесда прошептала мне на ухо: — Учитель, о чем вы думаете?
Я повернулась к ней и улыбнулся: — Я думаю, что сегодня мой день рождения, и я должен купить что-нибудь, что мне понравится.
— Но...
— И что могло бы порадовать меня больше, чем видеть тебя в этом платье?
Чуть позже я вышел из лавки с кошельком для монет, который стал значительно легче.
Бетесда последовала за мной. Зеленое полотно переливалось на солнце. Желтая вышивка имела почти металлический блеск, подобный блеску золота. Платье преобразило ее, элегантно облегая гибкие линии рук и ног и подчеркивая, а не скрывая полноту бедер и груди. Когда она подняла руку, чтобы прикрыть глаза от яркого солнца, длинный плиссированный рукав раскрылся веером и затрепетал на ветру. Из-за того, что ее лицо было скрыто, я мог бы и не узнать ее. Она выглядела привилегированной дочерью из прекрасной александрийской семьи, как те молодые женщины, которые регулярно делают покупки в подобном месте, приобретая все, что пожелают.
Даже иссохшая пожилая лавочница была впечатлена. Когда Бетесда удалилась в примерочную, я попытался договориться о более низкой цене, но женщина отказывалась уступать - до тех пор, пока не появилась Бетесда. При виде ее пожилая женщина смягчилась. Ее глаза заблестели. Она хлопнула в ладоши, вздохнула и назвала цену, которая была вдвое меньше той, которую она могла бы с нас потребовать.
У Бетесды изменилась даже осанка. Казалось, она стала выше, чем раньше и расправила плечи. Глядя на нее, я решил, что это зеленое платье было лучшей покупкой, которую я сделал за долгое время.
Мое внимание привлекло какое-то движение. Кто-то бежал к нам, крича и смеясь.
Когда фигура приблизилась, я быстро заметил несколько вещей подряд.
Это была молодая женщина.
Она не совсем бежала, скорее подпрыгивала, кружилась и пританцовывала, мчась вперед, хихикая и вскрикивая.
Кроме того, она выглядела полностью обнаженной.
И, если бы Бетесда не стояла рядом со мной, я бы поклялся, что обнаженная смеющаяся женщина была - Бетесда!