Блондинка в беде

— Это похоже на красивую сказку, Рик, — сказала она горько. — Но в жизни все намного сложнее, разве вы не согласны?

— Но вы не сможете заставить меня прекратить свое расследование, дорогая, — ухмыльнулся я язвительно. — И если я добьюсь успеха через два дня после вашей свадьбы со Стейнджером, не будете ли вы тогда чувствовать себя глуповато?

В глубине ее глаз я почувствовал гнев и сильное напряжение. Она пристально посмотрела на меня. Это продолжалось почти двадцать секунд. Затем она внезапно расслабилась.

— Я так и не получила свой напиток. Что же случилось? Неужели этот подлец Джером Кинг хочет нанести удар также и по вам?

— Наше соглашение в силе? — спросил я ее.

— Мне кажется, да, Рик. — Теперь ее голос звучал немного трезвей. — Я думаю, что должна опуститься перед вами на колени и поблагодарить вас. — Она засмеялась и заплетающимся языком сказала:

— Только я не совсем уверена, что смогу после этого подняться с колен!

После того как я налил ей еще один бокал виски, третий по счету и такой же полный, как первые два, я закурил сигарету. Это дало мне возможность собраться с духом, прежде чем начать то, что я должен был сделать, — продолжить этот разговор. Мне было неприятно, что ей придется снова переживать все это, когда я буду с пристрастием расспрашивать ее и выяснять у нее подробности и обстоятельства дела.

Но у меня не было иного выхода.

Делла опустила свой бокал чуть-чуть ниже и стала смотреть на меня поверх него.

— Почему вы такой угрюмый, мой друг? Я думала, что это только начало нашей красивой дружбы.

— Если мы собираемся бороться с Джеромом Кингом, то нам предстоит или победить, или погибнуть, — сказал я холодно. — Между нами должно быть абсолютное доверие с самого начала, или мы уже потерпели поражение.

— Я полностью доверяю вам, детка! — сказала она легкомысленно.

— Я хотел бы сказать вам то же самое, детка! Она поставила свой бокал на стойку бара медленным расчетливым движением, которое могло произвести внушительное впечатление, если бы только в последний момент ее рука не дрогнула и она не пролила бы дорогой напиток на стойку бара.

— Не потрудитесь ли вы объяснить мне свое последнее замечание? — спросила она со свирепым видом.

— Конечно, вы должны рассказать мне всю правду, какую бы душевную травму это вам ни принесло, дорогая. — Я говорил ровным голосом, лишенным какой-либо эмоциональной окраски. — Между нами не должно быть никакой полуправды, никаких уверток и никакой лжи. Мы не можем позволить себе этого!

— Теперь вы оскорбляете меня!

— У меня нет времени на подобную роскошь! — сказал я отрывисто. — В тот день, когда Блейн попал в катастрофу, он был здесь, у вас, сразу после полудня. И у вас произошла ссора. Тогда вы видели его живым в последний раз?

— Я сказала вам об этом вчера, — ответила она едко. — Может быть, вы уже забыли?

— Да, вы сказали мне об этом вчера, — подтвердил я. — Только тогда я не знал о той женщине, которая находилась в машине Блейна, когда он остановился, чтобы заправиться горючим перед катастрофой.

— Об этом мне сообщили в полиции. — Ее голос был исключительно вежливым, а на то, как холодно блестели ее глаза, я просто не обратил внимания.

— Я разговаривал с сержантом Ловаттом сегодня утром, — продолжал я так же монотонно. — Вы сказали ему, что оставались дома весь день после полудня, но вы не могли доказать это. Скажите, Делла, это вы были в машине вместе с Елейном?

— Нет. — Ее губы скривились. — О Боже! Как бы я хотела быть в машине вместе с ним, Рик, потому что я бы никогда не покинула машину, как это сделала она!

— Есть ли у вас какое-либо представление о том, кто это был?

— Никакого!

Мне пришлось временно похоронить надежду узнать что-либо про эту женщину. Я потушил окурок своей сигареты в помятой медной пепельнице и сделал еще одну попытку:

— Сегодня в полдень я разговаривал с женой Кинга.

— По-видимому, это доставило вам большое удовольствие, Рик.

Мне показалось, что в ее голосе были нотки недоброжелательной насмешки, но я не мог быть в этом уверен. Ее подернутые дымкой голубые глаза были широко открыты и смотрели невинно. Но теперь я уже хорошо понимал, что она, отличная актриса, могла легко играть любую роль.

— Моника рассказала мне, что Кинг первый открыл Рода Блейна и поддерживал его с самого начала его карьеры. Что он потратил много усилий, чтобы найти ему хорошего продюсера, директора картины и хороший киносценарий для дебюта. Что он даже нашел ему хорошего агента-посредника.

— Она сказала вам это, да? — Делла открыто зевнула.

— Да. Она мне это сказала, — ответил я, слегка повысив голос. — А Барни Райэн сказал, что он впервые увидел Блейна, когда вы однажды привели его к нему в кабинет. Вчера вы говорили мне, что впервые встретили Блейна в кабинете Барни. Не находите ли вы, что здесь что-то не так, дорогая? Когда три человека дают разные показания, то, я думаю, надо быть великодушным и посчитать, что по крайней мере один из них говорит правду. Мне кажется, что я должен быть просто мечтателем, чтобы подумать, что правду говорите вы?

— Ах, эта ваша отвратительная подозрительность, Рик Холман!

По ее щекам плавно скатывались крупные слезы, которые она очень умело выжимала из уголков своих глаз.

— Я не собираюсь выслушивать такое ни от вас, ни от кого-нибудь другого,” — сказала она приглушенным голосом.

— Потрясающе, детка! — сказал я восхищенно. — Я забыл название фильма, но помню одну сцену из "него. Это дает возможность избежать ответа на затруднительный вопрос, не правда ли?

Я пригнулся как раз вовремя: над моей головой пролетел тяжелый бокал и, врезавшись в стену у меня за спиной, с треском разбился.

— Да, если вы переживете кислую капусту, — сказал я грубо, — а у вас есть перед Эриком преимущество в двадцать пять лет, — когда-нибудь в одном из самых дешевых журналов может появиться сенсационный разоблачительный рассказ, озаглавленный “Как я продавала свое тело, чтобы спасти артистическую карьеру”. В журнале будет также помещена большая фотография покойного Эрика Стейнджера, на которой он будет изображен в виде породистого хряка на свиноферме, а еще — пять или шесть интимных зарисовок — актриса Делла Огэст, распростертая на кушетке в полуголом виде!

— Вы!.. — Из ее горла доносились какие-то булькающие, полные ненависти слова и звуки. — Вы низкий, вонючий, отвратительный, гнусный сквернослов...

— По сравнению с вами, детка, — ответил я с насмешкой, — я благоухаю розами, и вы знаете это.

В течение некоторого времени она просто сидела на своем месте и смотрела стеклянными глазами как бы сквозь меня. На что она смотрела, я не знал. Может быть, на тот ад, который творился в ее душе. Когда пауза кончилась, она вытянула из-за пояса своих светло-розовых лосин носовой платок и очень тщательно стала вытирать мокрое лицо.

— Я хочу выпить еще, — объявила она ледяным голосом, — но мой бокал куда-то пропал. Прислуга все разворовывает в этом притоне.

Я поставил чистый бокал на бар прямо перед ее носом, а рядом с ним — только что открытую бутылку шотландского виски.

— Угощайтесь, мадам, — сказал я ей. — В нашу задачу не входит препятствовать тому, чтобы наш клиент смог выпить. Мы считаем, что способ избавляться от своих проблем — это их сугубо личное дело.

Делла схватила бутылку, наклонила ее над бокалом, но затем, поколебавшись несколько секунд, поставила бутылку обратно в бар. Ее бокал остался пустым.

— Вы такой, какой есть. — Она усмехнулась, посмотрев на меня недоброжелательно. — Как я понимаю, вы хотите знать всю эту грязную историю?

— Если какие-нибудь грязные детали смущают вас, детка, — сказал я вежливо, — постарайтесь подумать обо мне как о друге.

— Миссис Джером Кинг сказала вам правду, — проговорила Делла сухо. — Правду сказал вам и Барни Райэн. Только я одна солгала вам, и это показывает, что двое из троих сказали вам правду. Это также доказывает, что вы оказались плохим отгадчиком!

— Я не могу всегда во всем быть прав, — признал я. — Когда вы впервые встретили Рода Блейна?

— На съемочной площадке, при съемке его первой картины. — Ее голос стал мягче. — Я, конечно, слышала о новой находке Джерома Кинга. Я прочитала сценарий и увидела, что ему дали замечательную роль: у профессионалов не было шансов присвоить себе какую-либо часть того, что предназначалось для Рода. Естественно, я уже ненавидела его до того, как впервые встретила. Бюджетные ассигнования на эту картину были средними, но у меня была ведущая женская роль и ставка кинозвезды. Я ни в коем случае не хотела, чтобы вся картина была испорчена из-за маленького открытия какого-то большого босса! — В ее глазах засветился теплый свет. — В первый же момент, когда я увидела его там, на съемочной площадке, я поняла: в нем есть все, что я хотела бы видеть в мужчине, и он должен принадлежать мне любой ценой. Я начала с того, о чем обычно говорят: “Известная актриса проявляет доброжелательность к неизвестному молодому актеру”. Затем я помогла ему некоторыми практическими советами. Он был талантлив, но его способности были еще не отточены, и он впитывал мои советы как губка. Достаточно было сказать ему о чем-нибудь только один раз, и он никогда не забывал этого. Даже работа с ним, Рик, возбуждала, и после первой недели работы я знала, что Род Блейн взлетит как метеор и ничто не сможет его остановить. Он жил в доме Кинга, поэтому мне было трудно пригласить его на свидание. Но однажды, на третьей неделе съемок, он случайно упомянул, что Кинг и его жена собираются провести следующий уикэнд в Палм-Спрингс. Он не знал, как ему развлечься, пока их не будет дома... — Делла притворно-скромно улыбнулась. — Какая женщина могла бы устоять перед таким соблазном? Мы провели в моем доме весь уикэнд. Это время прошло для меня в каком-то безумном экстазе, который продолжался до воскресного вечера. У него на пиджаке была оторвана пуговица, и я сделала тактическую ошибку, пришив ее. Пришивая пуговицу, я чувствовала, что он наблюдает за мной, а взглянув на него, увидела в его глазах почти откровенную насмешку. Эта насмешка поразила меня. “Делла, дорогая, — сказал он своим вибрирующим красивым голосом, — не проявляй ко мне материнских чувств. Ты еще не так стара, чтобы быть моей матерью, и зачем тебе тратить на меня те несколько лет, оставшихся еще до того, как твое прекрасное упругое тело начнет терять свою упругость?” Я начала плакать как дурочка, но ему это очень понравилось, и он придумал еще несколько колких замечаний, чтобы продлить мой истерический плач!

— Я уже убежден в привлекательных личных качествах Блейна, в его мягкости и откровенности, — пробурчал я. — Скажите мне, как получилось, что вы привели его к Барни Райэну, когда Джером Кинг уже подобрал ему агента-посредника за несколько недель до того?

— Утром, в понедельник, во время шестой недели съемок фильма, — ответила Делла монотонно, — Род пришел в студию с застывшим от ужаса лицом. Весь день он вел себя как зомби. Когда мы закончили съемки, я спросила его, в чем все-таки дело. Он ответил, что прошлым вечером у них в доме был ужасный скандал и что Кинг выбросил его из своего дома. Род сказал, что с ним все кончено, и я почувствовала, какой у него внутри был страх, Рик! Кинг сказал ему, что это была его первая и последняя кинокартина, что после этого никто не пригласит его для съемок фильма, в том числе и его главный агент-посредник, которого Кинг нанял для него несколько недель назад. Я привела его сюда, к себе. Работа Рода в фильме была почти закончена, и в следующие несколько дней в съемках должна была участвовать я, поэтому наутро я привела Рода Блейна к Барни. Может быть, Барни Райэн на семьдесят процентов и мошенник, но он может определить настоящий талант, увидев его, и Барни тут же принял Рода к себе на работу.

— Сколько картин сделал Блейн после этого? — спросил я.

— Четыре, — сказала Делла. — Он погиб, когда сделал примерно две третьих своей пятой картины.

— То есть Кинг, по-видимому, не включил его в черный список?

— Мне кажется, что нет, — сказала Делла, пожав плечами. — Кинг приберег эту маленькую услугу для меня!

— Барни упомянул девушку — кажется, ее звали Джерри, — манекенщицу с рыжими волосами, с которой Блейн появлялся некоторое время вместе.

— Джерри Ласло, — ответила Делла коротко.

— Вы знаете ее?

— Я никогда не встречала ее, но я могла бы сказать, что мне известны о ней многие интимные подробности. — Делла улыбнулась, но уголки ее рта горько опустились. — В течение некоторого времени Род, бывало, сравнивал нас, и у меня оказывалось больше недостатков, чем у нее. Ее фигура была лучше моей, ее техника любовных игр — намного выше моей, даже умение одеваться — все это было выше моего!

Я удивленно покачал головой:

— Единственное, что вам оставалось сделать, — это открыть входную дверь и вышвырнуть его на улицу!

— Вместе с ним ушла бы и вся моя жизнь, — проговорила она мягко. — Но я не думаю, что вы сможете понять это.

— Сообщал ли он вам когда-либо какие-нибудь подробности об этой девушке? — продолжал спрашивать я.

— Вы смеетесь? — Делла горько улыбнулась. — Я знаю каждый дюйм ее тела лучше, чем своего собственного!

— Я имею в виду, например, где она живет, на кого работает, вот какие подробности меня интересуют, — заметил я ворчливо.

— Она живет в маленькой гостинице в центре Лос-Анджелеса, — ответила Делла послушно. — Род говорил мне, что это одна из тех псевдобританских дешевых гостиниц, в приемной которой висел большой портрет хозяина в форме полковника индийской кавалерии. В обеденной комнате 6 потолка свисают куски отставшей краски, которые часто падают в суп. Я не знала, где она работала, но у меня было такое чувство, что она была фотомоделью, если ей предлагали работу, — и это были главным образом снимки в полуголом виде в журналах для мужчин.

— Барни упомянул еще одно имя, — сказал я с надеждой. — Стив Дуглас.

Ее рот плотно сжался, а глаза становились холоднее и холоднее, пока в них не застыл лед.

— Стив Дуглас! — повторил я более громко. — Что вы знаете о нем?

— Он был другом Рода, — ответила Делла резко. — Это все, что я знаю!

— Он разговаривал с вами обо всех своих друзьях, детка, — стал выяснять я. — Почему же он ничего не говорил вам о Стиве Дугласе?

— Я не знаю! Если вы хотите получить ответ, почему бы вам не взять маленькую дощечку для спиритических сеансов и не спросить самого Рода?

Зазвонил телефон, и она быстро соскользнула со стула у бара. Когда она подошла к телефону, на ее лице промелькнуло выражение облегчения, но не прошло и двух секунд, как я увидел, что ее тело застыло, а затем начало трястись. Я быстро обогнул бар и вырвал телефонную трубку у нее из руки.

— ..осталась валяться в грязи, созданной твоим собственным пороком! — уже знакомый голос, внушающий суеверный страх, горячо шептал мне в ухо:

— Иезавель! Распутница! Распутство разъест тебя, и твое когда-то прекрасное тело, которое ты бесстыдно демонстрировала, будет съедено могильными червями и...

— Сделайте себе, дружище, одолжение, — сказал я весело. — Сразу после того, как вы положите трубку, подойдите к зеркалу и посмотрите на себя! Затем громко скажите: “Мне нужна помощь. Я схожу с ума. У меня осталось очень мало времени!"

В течение некоторого времени я слышал только звуки неровного дыхания, затем тот же голос произнес ругательное слово, после чего сразу же послышались прерывистые гудки: звонивший бросил трубку.

Делла была взволнована и вся дрожала.

— Вот в такие моменты, как этот, возможность стать миссис Эрик Стейнджер кажется мне раем!

— Кто бы там ни был, ему не понравилось, когда я упомянул о сумасшествии, — сказал я довольно. — Если бы только удалось узнать номер телефона! Уж я бы доставил ему или ей больше неприятных минут, чем они доставляют вам!

— Это очень хорошая мысль! — сказала она резко. — Пойдемте сядем снова за бар, я хотела бы выпить еще!

— У меня нет времени, дорогая, — ответил я ей. — Мне надо идти.

— Зачем? — Она посмотрела на меня безучастно. — Еще только полдевятого.

— Работа консультанта по промышленным вопросам никогда не кончается, — сказал я ей грустно. — И поэтому я рад, что я не женат. На такой работе мне, по-видимому, приходилось бы оставлять жену в самое неподходящее время. Быть оставленной в одиночестве, когда Холман использовал свою технику любви, было бы вполне достаточно, как я полагаю, чтобы расстроить бедную женщину.

— Рик!

— Что? — Моя рука застыла на ручке двери.

— А если Стейнджер вернется, чтобы услышать мой ответ, что мне делать?

— Выпроводите его! — Я рывком открыл дверь.

— Выпроводить его? — воскликнула Делла в отчаянии. — Пробовали ли вы когда-нибудь остановить нападающего носорога?

— Ведь прошло уже четырнадцать лет с тех пор, когда вы отделали его стулом, — сказал я. — Закон за давностью лет уже давно освободил вас от какой-либо ответственности, поэтому сейчас вы можете совершенно свободно избить его снова в любое время, когда захотите. Почему бы вам на этот раз не использовать для этой цели высокий стул у бара? Он всегда сможет заявить, что второй шрам он получил, сражаясь на дуэли бутылками с отбитыми горлышками в какой-нибудь венской таверне в то время, когда молодой Штраус...

Я успел выскочить за дверь, пожалуй за полсекунды до того, как еще один бокал врезался в панель двери и со звоном разлетелся на куски.

Глава 5

Я заказал дорогой обед и спокойно пообедал в ресторане на той улице, где полным-полно этих заведений. Может быть, сам я и не заслужил такого обеда, но мой желудок заслужил. Поэтому было уже немного больше одиннадцати часов вечера, когда я вошел в заведение под названием “Робертос-Плейс”. Это был один из элегантных баров с богатой мебелью, мягким, неярким освещением и отличным обслуживанием. Спиртное в этом баре не разбавлялось и было хорошего качества.

Старший официант провел меня в угол зала, в нишу, которая находилась почти на одной линии с пианино, и меня это вполне устраивало. Я заказал бурбон со льдом и назвал марку, затем откинулся на мягкую спинку кожаного кресла и закурил сигарету.

Около пианино вертелись три-четыре девушки, потому пианиста я мог видеть только в течение коротких промежутков времени. Это был необыкновенно красивый молодой человек с лицом фавна. Я думаю, ему было немногим более тридцати лет, но в его густых черных волосах было много седины, а в небрежных локонах — что-то мальчишеское. То, что он виртуоз, не вызывало сомнения. Доставляло удовольствие его как бы случайно демонстрируемое мастерство, когда он переходил от сложного ритма “босса-новы” прямо к “калипсо”. Причем делал он это так изящно, что заметить новый ритм можно было только через три такта.

Немного позднее он спел одну остроумную песню. Он исполнял ее классно, и в интимной обстановке бара она звучала особенно хорошо, но я понял, что его голос недостаточно силен, чтобы он мог исполнять эту песню в другом месте. В любом из больших клубов она не звучала бы так впечатляюще и не была бы так воспринята аудиторией.

Я вынул из бумажника визитную карточку и написал на обратной стороне: “Хочу поговорить с вами о Роде Блейне, фактор времени играет здесь большую роль. Можете ли вы уделить мне несколько минут в любое время сегодня вечером?” Официант, видя мой пустой стакан, находился недалеко от меня, ожидая нового заказа. Я попросил его передать мою карточку господину Дугласу и обязательно принести мне еще порцию виски. Он отнес сначала карточку, я видел, как Дуглас взял ее левой рукой и небрежно прочитал, правой рукой продолжая играть. Затем он кивком дал знак официанту, что тот может быть свободен, и бросил карточку на крышку пианино. “И черт с ним, с этим пианистом”, — подумал я мрачно. Через одну или две минуты официант вернулся с новой порцией виски и извиняющимся голосом сказал мне, что он передал мою карточку господину Дугласу.

Я сидел и пил виски, недовольно слушая популярные номера из современных бродвейских постановок, интересный отрывок из латиноамериканской бравурной пьесы, в которой негромкий, но умный голос так мягко и хорошо высмеивал одну глуповатую народную песню, что я невольно рассмеялся. Так завершилась первая часть концерта. Дуглас встал из-за пианино, быстро направился в конец зала, даже не взглянув в мою сторону, и исчез за дверью с надписью: “Посторонним вход воспрещается”. Я подумал было, что мне следует идти за ним, но для этого не было основания. Если он не хотел разговаривать со мной, я не мог ничего сделать, чтобы заставить его изменить это решение.

Плотная группа девушек, собравшаяся вокруг пианино, начала постепенно расходиться, и я неожиданно увидел, что одна из них — высокая, гибкая брюнетка — направляется прямо ко мне. На ней было красивое черное вечернее платье с плотно облегающим корсажем, на котором от глубокого круглого декольте до самой талии ярко сверкали многочисленные бусинки. От талии вниз платье было расклешено и переходило в вихрь тонких присборенных шифоновых юбок. То, как она шла, вызвало у меня вопрос, а не носит ли она с собой в сумочке маленький коврик из тигровой шкуры на случай крайней необходимости. Девушка остановилась прямо передо мной и подняла карточку, которую она держала в правой руке так, чтобы я смог легко прочитать напечатанные на ней слова.