Помоги проекту - поделись книгой:
Чуть позже Демьянов был доставлен в одну из камер подвала, расположенного рядом с домом. Там имелись нары с охапкой соломы, шаткий стол с лавкой и вонючая параша у входа. Александр осмотрелся, присел за стол и, взяв в руки карандаш, стал писать на оставленной унтером бумаге то, что рассказал ранее. Закончив, подошел к обитой железом двери, постучал. Лязгнув, открылась «кормушка», заключенный положил на нее исписанные листы с карандашом, те исчезли. Чья-то рука сунула взамен мятую миску с баландой и ложкой, а к ним ноздреватый кусок черняшки.
Усевшись за стол, Саша жадно схлебал баланду, закусывая черствым хлебом, затем, натянув на голову капюшон, прилег на нары. За решетчатым окошком свистела метель, на душе было пусто и безотрадно.
Утром Демьянова разбудил скрежет открываемой двери. Внутрь втолкнули избитого человека в комсоставской гимнастерке без ремня, с петлицами старшего лейтенанта.
— Суки, — утерев рукавом кровь с лица, присел рядом на нары новенький. — Тоже пленный? — Взглянул на Александра. Тот молча кивнул.
— Давно здесь?
— Со вчерашнего вечера. А ты?
— Вторые сутки. Знаешь, куда попали?
— Нет.
— В немецкую военную разведку. Отсюда два пути — или работать на них, или расстреляют. Меня, например, точно шлепнут, — харкнул на пол, — отказался стать предателем. Ну, а как ты?
— Тоже не буду, — шевельнул губами Демьянов.
— Слушай, — приблизив лицо зашептал. — Давай подорвем отсюда?
— Легко сказать, — вздохнул Александр. — Камера заперта и опять же охранник.
— Херня. Постучим в дверь, мол, просимся на допрос, а когда зайдет, оглушим и завладеем пистолетом. Подсменный ушел, сам видел, когда вели. На улице мороз под тридцать, все немцы в доме, а перед ним бронетранспортер с работающим мотором, чтобы не застыл. Прыгаем туда, выносим ворота и вперёд. Ну как? — заблестел глазами старший лейтенант.
Когда он всё это внушал, Александр почувствовал знакомый запах табака. Такой курил один из абверовцев.
— А бронетранспортер ты умеешь водить? — Демьянов скосил на соседа глаза.
— Не вопрос, я ж танкист. Был командиром роты.
Пошептались ещё, распределяя роли, а потом приступили к действиям.
Тихо отодрали ножку от стола, Демьянов стал с нею сбоку двери, а танкист, подойдя к проему, загремел в нее кулаком:
— Открывай, начальник!
Вскоре снаружи лязгнул запор, створка распахнулась, и в тот же миг «Гейне» саданул ножкой старлея по затылку.
Тот хрюкнул и с раскинутыми руками опрокинулся на спину.
— Цурюк[49]! — ворвались в камеру два охранника с парабеллумами, взяв Демьянова на мушку.
— Этот большевик хотел организовать побег, — подняв руки, отошел Александр к нарам.
Сунув оружие в кобуры, немцы уцепили беспамятного провокатора подмышки и вытащили наружу.
— Так-то лучше, — пробормотал пленный, усаживаясь на нары.
Еще трое суток его никто не вызывал, и всё это время Александр исправно получал баланду, хлеб и кружку пахнущего соломой чая. В полдень четвертого дня его вновь сопроводили из подвала в особняк к гауптману.
Штумпф, как и в прошлый раз, сидел за столом, перед ним лежала серая папка, на диване покачивал носком сапога лейтенант, стекла расшторенных окон серебрились морозными узорами. Табуретки не было, сесть не предложили, «Гейне» остановился в нескольких метрах от стола.
— У меня для вас две новости, — чуть помолчал Штумпф. — Одна хорошая, вторая плохая. С которой начинать?
— Желательно с хорошей, — пожал Демьянов плечами.
— Большевик, хотевший сбежать, повешен, вы нам здорово помогли.
— А плохая?
— В Москве нет никакой организации «Престол», — открыл гауптман папку, — а лица, на которых вы ссылаетесь, Садовского и его жену не знают.
На самом деле Штумпф лукавил. Внутри имелись полученные из Норвегии и Берлина шифровки, в которых сообщалось, что Кнут Гамсун действительно знаком с русским поэтом Садовским и состоял с ним в длительной переписке, бывший же полковник Улагай[50], ныне штурмбанфюрер СС, близко знает Воскобойникову, характеризует ее как ярую монархистку и весьма решительную даму.
А еще в папке имелась справка, из которой следовало — бывшая фрейлина царского двора оказывала услуги разведке кайзера[51] вплоть до начала революции в России.
— Что скажете на это? — абверовец закрыл папку и откинулся на спинку кресла.
— Ваши сведения неверны, — глянул исподлобья пленный. — Организация есть, и она готова работать на благо Рейха.
— Факты упрямая вещь, — процедил гауптман. А потом грохнул кулаком по столу и заорал: — Ты агент НКВД, тварь! Сознавайся!
— Мне не в чем.
— Ах вот как! — и рявкнул: — Майер!
Давешний лейтенант поднялся с дивана, упруго прошагал к «Гейне» и сокрушительным ударом отправил его на пол, где стал яростно пинать сапогами:
— Говори, падаль!
Очнулся Александр уже на нарах в камере. Голова гудела, подбитые глаза заплыли, дышалось коротко и с трудом.
— Гады, — шевельнул губами, с трудом повернувшись набок. Кряхтя сполз с нар, жадно попил воды из кружки и снова рухнул на солому.
Утром за пленным пришли два охранника, сдернули с нар, уцепили подмышки и поволокли во двор. Там стояла оттепель, с крыши капало, на дальних березах за оградой каркало воронье.
Держа за локти, Демьянова провели через двор за особняк, где у глухой кирпичной стены стояли еще двое. Босой, в рваной гимнастерке со звездами на рукавах младший политрук и хмурый костистый старик в ватнике. Александра поставили рядом.
Затем со двора проскрипело сапогами отделение солдат во главе с унтер-офицером Кохом, выстроилось напротив.
Унтер отошел чуть в сторону, вынул из кармана бумагу и громко зачитал:
— «По приказу германского командования, враги Рейха — комиссар Френкель, партизан Ежов и шпион Демьянов, подлежат расстрелу!» Заряжай! — свернув, сунул бумагу обратно в карман. В три приема звонко щелкнули затворы.
— Целься!
Карабины вскинулись к плечам.
Политрук упрямо вздернул голову, старик широко перекрестился, Демьянов харкнул в снег.
— Огонь! — резко взмахнул унтер рукой.
Дружно ударил залп, воронье, каркая, унеслось в небо — двое упали, третий остался стоять.
— Неплохо держится, — одобрительно хмыкнул Штумпф Майеру, наблюдая за казнью из окна.
— Все они варвары, — скривил губы лейтенант. — И по мне мертвые лучше, чем живые.
— Не скажите, — отпустил штору гауптман. — Этот нам может пригодиться.
— А я бы всё-таки его расстрелял, — упрямо заявил Майер. В отличие от своего шефа, считавшегося в среде коллег либералом, он был ярый фанатик и нацист, презирающий все славянское.
Между тем отделение, громыхая сапогами, ушло обратно, а унтер, подойдя к Демьянову, приказал:
— Форверст!
Арестант, качнувшись, двинулся вперед, Кох последовал следом. Войдя во двор и оставив позади подвал, поднялись по ступеням на крыльцо, миновали часового, прошли в коридор, а оттуда в кабинет Штумпфа.
Состав был тот же. Теперь гауптман предложил сесть за приставной стол, а когда Демьянов сделал это, по-доброму улыбнулся.
— Вы блестяще прошли проверку, — наклонился вперед, — это делает вам честь.
— И для этого меня нужно было расстреливать? — поднял бровь пленный.
— Естественно.
— Идет война, Демьянов, — процедил с дивана лейтенант. — Приучайтесь быть жестоким.
Затем его препроводили из кабинета в баню, где после помывки выдали белье и форму рядового вермахта, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев и оформили подписку о сотрудничестве, присвоив псевдоним «Макс».
А затем впервые за все время прилично накормили.
«Лед тронулся, господа присяжные заседатели», — хлебая горячий суп с мясом, вспомнил разведчик фразу из популярного романа Ильфа и Петрова.
Глава 4
Берлин. Улица Тирпиц-Уфер, 72-76
«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. (Вариант «Барбаросса»).
Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.
Задача военно-воздушных сил — высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушения восточных областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концентрация усилий ВВС на Востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры боевых действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии и особенно против ее морских коммуникаций отнюдь не ослабевали.
Основные усилия военно-морского флота должны также и во время восточной кампании, безусловно, сосредоточиваться против Англии.
Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операций.
Приготовления, требующие более продолжительного времени, поскольку они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.05.41 г.
Решающее значение должно принадлежать тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны».
Над столицей Рейха занимался хмурый рассвет. По гранитной набережной канала Ландвер походным шагом следовала рота солдат, у эстакады[53] пожилая немка продавала с тележки горячие сосиски. На другой стороне канала, за металлической кованой оградой, в окружении старых каштанов возвышалось безликое, в четыре этажа здание из бетона и стекла, там располагалась штаб-квартира Абвера.
Для более глубокого уяснения темы, читателя следует познакомить с этой организацией.
Созданная в 1919 году на правах отдела военного министерства Германии, организация официально значилась как контрразведывательный орган рейхсвера[54]. В действительности же с момента возникновения Абвер вел активную разведывательную работу против Советского Союза, Франции, Англии, Польши, Чехословакии и других стран.
Разведработа проводилась через Абверштелле (звенья Абвера) при штабах приграничных военных округов в городах Кенигсберг, Бреславль, Познань, Штеттин, Мюнхен, Штутгарт и ряде других, а также официальные германские дипломатические представительства и торговые фирмы за границей. Звенья внутренних военных округов проводили только контрразведывательную работу.
Перед нападением на СССР в Абвере создали специальный орган, именующийся штаб «Валли», основная деятельность которого заключалась в организации разведывательной, диверсионной и контрразведывательной деятельности на территории Советского Союза.
Структура штаба включала в себя отделы «Валли-1», осуществлявший общее руководство военной и экономической разведкой на Восточном фронте; «Валли-2», ведавший абверкомандами и абвергруппами, проводившими диверсионную и террористическую деятельность в частях и тылах Красной Армии; а также «Валли-3», курирующий все низовые контрразведывательные подразделения. В их задачу входили борьба с советской разведкой, партизанским движением и подпольем на оккупированной территории, а также в прифронтовых районах.
При необходимости органу придавалась специальная авиаэскадрилья для переброски агентуры в советский тыл.
В это утро, в главном кабинете штаб-квартиры на втором этаже находились два человека. Один, с породистым лицом, в чине адмирала, сидел в кресле с высокой спинкой за большим полированным столом под портретом генерала Франко[55], а второй — полковник в форме вермахта[56], расположился за приставным, на котором лежала папка.
На первом следует остановиться отдельно. Звали его Фридрих Вильгельм Канарис, по должности он являлся шефом Абвера, имевшим у фюрера прозвище «хитрый лис».
Успешно закончив морской кадетский корпус и зная три языка, юный лейтенант принял участие в Первой мировой войне, начав ее корабельным офицером и проявив недюжинные способности к тайной войне, что было замечено командованием. В результате побывал с разведкомандировками в Южной Америке и США, а затем Португалии с Испанией, наладив сотрудничество с фашистскими режимами Салазара и Франко. Кроме того направлялся с особой миссией в Японию, где организовал для Германии строительство подводных лодок.
Осенью 31-го, получив звание капитана цурзее[57], командовал линкором «Шлезиен», став затем комендантом крепости Свинемюнде, а спустя еще четыре года вступил в должность начальника Абвера, ознаменовав ее блестяще проведенной операцией по оккупации Норвегии.
Именовалась операция «Везерюбунг-Норд» и заключалась в высадке морского десанта в бухте Нарвика с потоплением норвежских кораблей береговой охраны, захвате порта и понуждении гарнизона путем переговоров к сдаче.
А еще со времен нахождения в английском плену адмирал сотрудничал с английской разведкой МИ-6, являясь ее ценным информатором. В отличие от ближайшего окружения Гитлера, ярым нацистом не являлся, выступал против бесчеловечного обращения с военнопленными и тайно переправлял из Германии в США подлежавших уничтожению евреев.
Сидевший перед ним полковник был начальником отдела «Валли-1» по фамилии Баун, явившийся для очередного доклада.
— Я весь внимание, Людвиг, приступайте, — положил на стол локти в золотых шевронах адмирал.
— Слушаюсь, экселенц, — кивнул тот безукоризненным пробором на голове и открыл папку. — Итак, начиная с осени 41-го, моим отделом по согласованию с вами проведены следующие мероприятия: созданы региональные отделения и филиалы Абвера на оккупированных территориях в Литве, Латвии, Эстонии и Белоруссии; в Афганистане разведгруппа обер-лейтенанта Витцеля готовится к заброске в пограничный район на юге СССР, а девятая рота батальона «Бранденбург-800» десантирована на парашютах в районе Истринского водохранилища, осуществляющего водоснабжение Москвы для минирования и взрыва плотины. Помимо этого, — перевернул машинописный лист, — в лесном лагере Раваниеми завершена подготовка пятнадцатой роты «Бранденбурга» для организации диверсий на железной дороге Мурманск — Ленинград в целях исключение снабжения боеприпасами и продовольствием блокадного Ленинграда.
— Недурно, Людвиг, весьма недурно, — достал Канарис из коробки на столе бразильскую сигару, отрезал щипчиками кончик и щелкнул зажигалкой. — А что по оперативному составу? — Окутался клубами дыма.
— Численность каждого спецподразделения фронтовой разведки на Восточном фронте доведена до пятидесяти пяти — шестидесяти человек.
— Угу, — затянулся сигарой шеф Абвера, а затем, встав, неспешно прошел к висевшей сбоку на стене оперативной карте. Несколько минут молчал, всматриваясь, потом обернулся.
— Что скажете о контрнаступлении русских под Москвой?
— Это их последняя попытка, а скорее, агония, — пожал Баун витыми погонами на плечах. — Поражение России неизбежно.
— Тем не менее блицкриг[58] не удался, — вернулся адмирал за стол, опустился в кресло. — А поэтому нам следует несколько изменить стратегию.
Поделиться книгой: