Проклятье или ничейная земля

Проклятье или ничейная земля

Пролог

Когда невыносимо больно. Когда страшно. Когда смерть проходит рядом, когтистой ледяной лапой хватая тебя за сердце и все же отпуская. Когда сходят с ума маги. Когда хочется одного — выть от безысходности. Когда нет сил терпеть и невозможно отступить. Когда ненависть застит глаза, а эфир бурлит, зарождается проклятье Ничейной земли.

Там, где не выжить. Там, где тебя бросили умирать в одиночестве. Там, где тебя заживо хоронят взрывы дальнобойных мортир. Там начинает стучать сердце в унисон с твоим, требуя… Что оно требует, никто не знает. Но в мире агонии и ненависти разве может родиться что-то хорошее?

Инквизиторы в далеко уже не белоснежных сутанах издали разглядывали, как в глубине Ничейной земли зарождалась новая, странная жизнь: крутились вихри алого эфира; вздымались вверх хребты неведомых чудовищ, обретая плоть из растревоженной земли; выпускали щупальца эфирные создания, сотканные из призрачного тумана, ища новых жертв; бродили и не находили упокоения души погибших. Последних было много, отчаянно много, и никто не понимал, что же держит души тут, не давая им уйти.

— Еще несколько дней, и будет поздно, — заметил один из инквизиторов.

Второй его поправил:

— В новолуние. Проклятье созреет в новолуние, и храните наши души боги тогда. Я никогда не видел настолько сильного проклятья Ничейной земли. Еще чуть-чуть и поднимутся из земли немертвые.

— Надеюсь, у королей хватит благоразумия объявить перемирие, чтобы мы могли зайти и обезвредить проклятье.

В любом случае они пойдут в Ничейную землю даже под обстрелами. Нельзя допустить, чтобы немертвые шагнули в мир живых.

Глава 1

Ненастье

Лиса скулила, притаившись под вылезшими из земли корнями нелиды. Ей было холодно, мокро и страшно как никогда в этой жизни. Темные небеса разверзлись дикой грозой, насылая на землю своих огненных посланников. Те грохотали, настигая случайных путников в ночи, и карали их алыми стрелами. Было светло, как днем — молнии не утихали ни на минуту. Трещали сгибаемые бешеным ветром деревья. Их больные, скрученные проклятьями ветви отрывались и летели прочь. Тугие струи воды пришпилили к земле огромные тучи, своим черным влажным брюхом почти царапающим горы.

Ручьи неслись с гор в долину, устраивая водовороты на месте бывших окопов и тормозили перед еле выступающими над землей остатками брустверов. И четверти века не прошло, как тут были ожесточенные бои, когда Ондур рвался к океану.

Тихая обычно Каменка вздулась грязной водой, сметая все на своем пути. Лиса, поджав хвост, сильнее вжималась в корни дерева, боясь, что не встретит свою новую луну, до которой всего-то седьмица осталась, и не станет человеком.

Очередная ветвистая, непереносимо громкая, до нутра пробирающая молния прошила росшую рядом сосну, разламывая её от макушки до корней и заставляя алым светиться влажную сердцевину дерева. Лиса вздрогнула — земля вокруг, в том числе и под ней самой, зашевелилась, комья грязи полетели во все стороны, а потом чья-то костлявая рука бесцеремонно дернула за хвост. Этого лиса не вынесла — тявкнула и вылетела из своего укрытия, преследуемая молниями. Клок оранжевой шерсти так и остался на когтистых, скелетированных пальцах немертвого, прилипнув к остаткам гниющей человеческой плоти. Лиса, скользя в липкой грязи, захлебываясь несущейся по склонам водой, уворачиваясь от загребущих, прорезывающихся из земли как ростки первоцветов рук, пронеслась до сгоревшей несколько дней назад расщепленной нелиды и коротко, зло затявкала в небеса, почти переходя в вой. Она рычала, она умоляла, она проклинала и звала духа хранителя, надеясь, что он не сгорел в негасимом пламени, зажженном противным блондином в синем мундире, вонявшем шерстью и потом. Этот запах она запомнила навсегда. Так бы и укусила до крови, вырывая из блондина плоть, чтоб не повадно было уничтожать хранителей! Так бы и сожрала его печень, да пока никак не дорваться. Ничего, она еще доберется, тот противный мужлан за все ответит. За гарь, до сих пор щекочущую нос, за гибель хранителя, за её нынешний страх, за возвращающихся в мир живых немертвых. Земля пошла трещинами, и из них тек в бушующие небеса алый, злой эфир.

Лиса выла и плакала — все было бесполезно. Немертвые вернулись, а защиты нет. Она выгрызет печень из того мужлана, и никто её не остановит! Лиса отряхнулась, скидывая с себя оцепенение, и принялась искать безопасный путь отсюда. Здесь находиться глупо и опасно — она плоть и кровь, пусть и не совсем та, о которой мечтают немертвые. Для начала им и её кровь сгодится. А потом они спустятся в долины и, быть может, некоторые даже вернутся домой. Только вряд ли родственники будут рады их возвращению.

Алый, светящийся разлом прошел рядом с лисой, заставляя её осторожно пятиться к сгоревшему остову дерева и поджимать хвост. Из трещины показалась серая, пропитанная землей и тленом кисть, ища живую плоть, и лиса поняла, что бежать поздно. Она ощерилась, готовясь дорого отдать свою жизнь. Лиса затаилась, и лишь когда из разлома показался лысый, блестящий в свете уходящей прочь грозы череп, бросилась на немертвого, когтями разрывая остатки жил, до сих пор удерживающих голову на позвоночном столбе. Череп покатился вместе с ней яростным клубком злости и боли — он зубами вгрызся лисе в мягкий, случайно подставленный живот. На землю, багровым окрашивая воду, брызнула кровь. Лиса сдавленно тявкнула и лишь сильнее принялась зубами крошить ломкие кости.

Из разверзшейся земли вырвался призрачно-голубой свет. Человеческая нога в чуть просвечивающем башмаке с ободранным носком пинком отбросила в сторону череп, словно футбольный мяч.

Призрачная рука почесала лису за ухом.

— Живи! — сказал хранитель, заставляя обиженную лису шипеть на него — он пришел слишком поздно. Немертвые восставали по всему лесу Танцующих деревьев, и теперь остановить их могло только чудо.

Лиса попыталась укусить призрачную руку, но это не получилось. Было обидно и больно. Она отползла под обгоревшие корни нелиды в остатки расщелины, вжимаясь в противно пахнущую гарью древесину — хоть какая-то защита от непогоды и… Она закрыла глаза, признаваясь самой себе, хорошая могила. Было немного обидно — прожить сто лет и так нелепо погибнуть, не став лисьим демоном. Рана болела, запах крови щекотал нос, но она хотя бы попыталась остановить немертвого. Жаль, что сил у лисы маловато. Теперь все зависит только от глупого, опоздавшего мальчишки.

Еще одна призрачная рука почесала её под челюстью. Кто-то прошептал:

— Хорошая лисичка… Красивая…

Что-то отвечать глупой девчонке лиса не стала. Сил не было. Она провалилась в то ли в сон, то ли уже в небытие, напоследок услышав:

— Давай в салочки! Чур, я голя!

Глупые, безответственные дети! И почему Ренар Каеде выбрал их в хранители?

* * *

Синоптики не ошиблись — гроза разразилась за полночь, правда, Аквилиты она почти не коснулась — залила водой и алыми вспышками молний кварталы города на склонах Ветряной гряды, окончательно смывая запашок пепелища, и ушла дальше на восток.

Эван не понял, что его выдернуло из сна — в доме было тихо, только рокочущие отголоски уходящей прочь грозы. Он резко открыл глаза, ничего не понимая — в голове еще крутились остатки сна, как в сломанном синематографе: обрывки фраз, видения, вспышки алого… Он нахмурился — нет, вспышки алого, злого эфира были не из сна. Где-то далеко, на краю восприятия, просыпался алый, запретный эфир, сочась из земли. Эван в который раз подумал, что ему бы умения пространственной магии, как у Грега — тот легко ориентировался в эфирных полях Аквилиты, зная, где что-то происходит. Может, взять пару уроков, а то не понять совсем — где проснулся и, главное, почему проснулся запретный эфир. Эван прислушался к себе, отгоняя прочь звуки сонного дома: завывания ветра в каминной трубе, шорохи мышей где-то в стенах, сопение испуганных грозой и примчавшихся ночью к ним с Вик в спальню девочек — Ноа опять спала, обвив Эвана руками и ногами, словно он дерево. Алый эфир был где-то далеко. Быть может там, где сейчас продолжалась гроза. Лес Сокрушителя? Или даже Танцующий лес. Или что там дальше…

Эван осторожно убрал в сторону руку Ноа, но та снова дернулась к нему и вцепилась пальцами в его шелковую пижаму. В свете ночника блеснули темные, как вишни, глаза — всегда по ночам напуганные.

— Па? — еле слышно выдавила Ноа, сжимаясь в комок.

Он подался к девочке, успокаивающе целуя её в лоб:

— Спи, все хорошо.

— Па? — пальцы Ноа сильнее вцепились в него.

Эван наложил ей на основание шеи легкую сонную руну — сейчас вся мощь эфира Вики была к его услугам, не требуя крови взамен. Словно теплое, огромное одеяло он укутывал, согревая и защищая. Эван никогда не чувствовал себя нуждающимся в защите, и такое отношение Вики удивляло, но не задевало его — он понимал, что, как он всеми силами желал оградить её от опасностей, так и она хотела того же. И право на его защиту у неё было.

Веки Ноа дернулись, закрываясь, и девочка засопела, погружаясь в сон. Эвану хотелось надеяться, что снилось ей что-то хорошее — Ноа это заслужила. Кошмары не должны преследовать детей. Он встал, бережно укрывая девочку своим одеялом — Ноа сразу же раскинулась в стороны, привычно занимая половину кровати. Полли во сне даже чуть подвинулась, уступая место. Эван не сдержал улыбки — Ноа, как всегда, было много.

Эван надел домашние туфли, накинул на себя теплый халат, зажег над собой небольшой эфирный светляк и вышел в пустой, погруженный в дремоту коридор — надо телефонировать в управление дежурному и узнать, что случилось на восточных склонах Ветряной гряды. Или в Танцующем лесу — Эван не был уверен, но к Грегу не пойдешь за уточнениями: у него самые первые дни медовой луны — он всего пару дней как женился на Элизабет. Тем более что Элизабет еще сильно больна потенцитовой интоксикацией.

В холле было тихо и спокойно. Чуть пахло пеплом из еще нечищеного камина, полиролью и горьковатым кофе — этот непривычный для Тальмы аромат поселился в доме вместе с Броком и другими констеблями. Эван телефонировал в управление и долго ждал, когда дежурный соизволит проснуться и взять трубку. Нужно будет высказать Грегу — пусть наведет порядок в своем управлении: дежурные обязаны принимать звонок в любой час дня или ночи. Наконец, телефонная нерисса сообщила, что Управление по особо важным делам готово его выслушать. Дежурил этой ночью Жаме, который старательно несонным голосом доложил, что «лер комиссар, никаких происшествий за ночь не было». Зевок в конце фразы он все же не сдержал и тут же извинился, сообщая, что «из катакомб вот точно-точно вызовов не было». Эван вздохнул и решил, что жаловаться Грегу все же не будет: Жаме пошел уже на третье ночное дежурство подряд из-за пожара в Ветряном квартале, подчистую слизавшего протяженные трущобы. Констеблей отчаянно не хватало — в сгоревшем районе их отродясь не было, и сейчас приходилось забирать полицейских с других участков для поддержания порядка в катакомбах, где нашли приют погорельцы. Вдобавок, половина отряда Алистера переправилась на левый берег Ривеноук, на территорию Вернии, где в казармах были временно расположены женщины и дети из Ветряного квартала.

— Над Ветряной грядой точно никаких тревожных сигналов нет? — все же уточнил Эван, и Жаме, положив трубку на стойку, пошел на улицу — проверять сигналы в небе. Он вернулся минут через пять, когда Эван уже решил, что сам съездит и проверит Ветряную гряду — алый эфир то и дело вспыхивал, вспарывая привычный эфирный фон города.

— Лер комиссар, никаких сигналов над Ветряной грядой нет, — отчитался Жаме.

— Хорошо, я сам съезжу и проверю, — сказал Эван, прогоняя у Жаме остатки сна.

Отсутствие сигналов ничего не значило: подать сигнал тревоги могли только маги, а их за Ветряной грядой почти и нет. Эван тяжело положил трубку на рычаг телефона.

Раньше у каждого констебля были сигнальные амулеты, но из-за дела о фальшивоамулетничестве нера Чандлера их пришлось изъять, просто на всякий случай — они стали опасны. Сейчас даже в полицейских участках не было отслеживающих черные ритуалы амулетов. Констебли Аквилиты как никогда были слепы, глухи и беззащитны перед магией. Эван сжал правую руку в кулак — эта ситуация выводила его из себя. Надо срочно закупать новые амулеты, но пока даже неясно: где и у кого. Из-за войны между Ондуром и союзом Вернии и Тальмы амулеты резко подскочили в цене и стали востребованы, как никогда. Тальма свои не продаст — себе нужнее. Вернийский принц Анри нашел ближайшие аж в Генре, лежащей за океаном. Они скоро прибудут в порт Аквилиты, но поделится ли Верния своими амулетами? Вряд ли. Это Эван отчетливо понимал — на фронте они нужнее. Кроме артефакторных фабрик, амулеты так же производились в монастырях. Причем ближайшие монастыри, как на грех, все в Ондуре — по ту сторону фронта, потому что Аквилита все еще подчинена Тальме.

— М-да, — Эван заставил себя разжать кулак — глупо яриться из-за того, что ты не в состоянии исправить. В самой Тальме в результате реформы веры монастырей нет. В Вернии, где есть монастыри, почти не рождаются маги — там некому производить амулеты. Еще есть сомневающиеся Мона, Ирлея и другие страны, но там в монастырях не хватало мощностей, чтобы быстро нарастить производство и закрыть образовавшийся дефицит. Тупик, глупый, непреодолимый пока тупик. Хоть свое производство открывай, только получить разрешение на производство амулетов у Гильдии артефакторов займет не одну седьмицу, если не луны.

Эфир продолжал то нарастать, то стихать, и Эван решил, что съездит и проверит гряду в одиночестве, не будя своего шофера Адамса — тут от силы час езды в одну сторону. Успеет вернуться к восьми, даже если придется добираться в Танцующий лес — туда ехать не меньше двух, а то и трех часов по такой погоде.

С площадки второго этажа донесся деликатный кашель — Одли, почему-то несмотря на поздний час в уличных брюках, свитере и пиджаке, мял в руках кепку, внимательно рассматривая Эвана:

— Лер комиссар… Что-то случилось?

Эван поморщился: Одли был из тех, кто до сих пор не перешел рубеж между служебными и дружескими отношениями.

— Вин… — Эван назвал инспектора по имени.

Тот скривился в ответ и заставил себя все же сдать позиции:

— Эван… Что-то случилось? — Он принялся быстро спускаться по лестнице: — а я вот не сплю. Рыжий обиделся на колдуна. Весь вечер шипел, что Брендон смухлевал, таща жребий.

— И…?

Одли подошел, немного наивно осматривая Эвана — тот знал, что наивности как раз за серыми глазами инспектора и нет. Одли, несмотря на типичный вид деревенского обитателя со смешным говорком, носом-картошкой, коротким ершиком светлых волос, широченным размахом плеч и в немного помятом, явно из магазина подержанных вещей костюме был каким угодно, но не наивным. Цепким, умным, целеустремленным, сообразительным и внимательным к мелочам. И абсолютно преданным службе. Брок говорил, что дома Одли никто не ждет. Вообще. Впрочем, у него и дома-то не было — жил Одли в комнате офицерского дома при полицейском управлении. Это чуть выше комфортом, чем фабричные дома для рабочих.

Одли улыбнулся и сдал Брока:

— Он полночи собирал вещи — хотел дать деру в Ондур.

Эван напомнил:

— А вторую часть ночи?

Одли простодушно развел руки в стороны:

— Во-первых, вторая половина ночи еще не прошла, а во-вторых, он потом разбирал саквояж. Сейчас уснул — на стадии разобранных вещей. Надеюсь, до утра не сбежит. А вот ты куда навострился?

Эван не всегда понимал говорок Одли, и тот поправился:

— Куда бежим? И что случилось?

— Алый эфир странно скачет в районе Ветряной гряды, а может и дальше. Сигналов о помощи нет. В полицию заявления и жалобы не поступали.

Одли присвистнул, водружая кепку себе на лоб:

— Ну твой же дивизион… И все инквизиторы, как на грех, дали деру из города. И даже черный колдун, обожающий решать такие проблемы, сбег. И нежите-амулетов у полиции нет. И дирижабли не летают — ветер. И вообще… Полная хрень, как говорит наш суперинтендант. Я сейчас вызову служебный паромобиль и поеду на разведку. Посмотрю, что происходит. Одно утешает — наш шутник Каеде уже уплыл в Вернию со своим принцем. Можно не бояться его шуточек и подстав.

Эван качнул головой:

— Нет. Если и ехать, то вместе.

Одли крякнул и привычно напомнил:

— Нас, пилоток… — Так называли в Аквилите констеблей, — … много, а ты у нас один комиссар. Может, дома посидишь? Издали поруководишь?

Эван достал из выдвижного ящика стола, на котором стоял телефон, ключи от паромобиля:

— Ты сейчас разводишь пары, я собираюсь, и выезжаем. К утреннему совещанию должны вернуться.

Одли прошипел себе под нос что-то о многочисленных шилах в одном затейливом месте у комиссара, но на улицу пошел без спора. Эван же рванул к себе наверх — одеваться. По пути он заглянул на половину слуг и разбудил лакея Джона, попросив проводить их с Одли.

В спальне по-прежнему тихо и сонно — девочки спали, Вики тоже. Эван осторожно прошел в гардеробную и выбрал простой дорожный костюм: сорочка, свитер под горло, бриджи и теплые шерстяные гольфы. Потом он оставил записку с просьбой не волноваться на прикроватном столике, ласково погладил спящую Вики по голове и пошел прочь.

Джон был понятливый малый: пока Эван собирался, заканчивая в холле свой гардероб коротким пальто — в горах по ночам еще холодно, — и поверх непромокаемой накидкой, — он собрал в дорогу простые сэндвичи и термос с горячим кофе.

Эван вышел на крыльцо дома, разглядывая Одли, предусмотрительно ставившего в багажник запасные канистры с топливом — гидроколонки в дороге всяко найдутся в отличие от заправок. Сопровождавший его Джон кашлянул, привлекая внимание, и Эван замер: по дороге к ним шел мрачный, уже уверенный в очередной порции «заботы» Грег. И ведь не скажешь ему, что у него медовая луна, что у него приболевшая жена, о которой надо заботиться, потому что прежде всего сам такой же: и луна медовая еще не закончилась, и Вики еще не до конца оправилась после нападения придурка с битой.

Одли лишь сочувственно сдвинул кепку на затылок и с грохотом закрыл багажник.

Глава 2

Неприятности

Грег проснулся от магического импульса механита-будильника, надетого на запястье: вздрогнул, резко открывая глаза, и посмотрел на циферблат, проверяя время. Все было правильно — половина третьего ночи. Время принимать лекарство.

Хороший будильник — выдернул его из липкого кошмара, в котором незнакомые Грегу инквизиторы забирали Лиз в монастырь, разлучая их навсегда. Его еще чуть потряхивало дикой смеси ярких эмоций: ярость, собственное бессилие, тоска, боль в разбитых до крови кулаков, которыми он бил землю, стоя на коленях. Им никогда не быть вместе. Отныне она невеста богов и служит только им. Он сел и замотал головой, прогоняя противную муть, выбивая из себя даже призрак мысли, что Лиз может оказаться в монастыре. Этому не бывать: Лиз теперь принадлежит ветви реформаторов, в Тальме нет монастырей. Это лишь дурной, глупый сон. Это надо просто забыть и не думать.

Грег выскользнул из-под теплого одеяла, вздрагивая от холода и застарелой сырости в спальне — камин уже прогорел. Отчаянно бодрило. Грег бережно поправил одеяло на спящей Лиззи — пусть чуть-чуть поспит, пока он достает лекарство. Эфиром он прогрел комнату. Надо почистить камин и заново его разжечь. За окнами уныло, в разнобой стучали об уличный карниз капли воды, срывающиеся с крыши. Редкий, мелкий дождь, начавшийся под вечер, судя по всему, закончился. Только и слышно, как далеко, еле слышно грохочет убегающая прочь гроза. Грег нахмурился и потянулся эфиром, проверяя грозу. Где-то в Танцующем лесу — уже нехорошей традицией становится начинать седьмицу этим лесом, — с каждым ударом молний нарастало эфирное поле. Нарастало странно, точечно, словно электрическая сила превращалась в запретную эфирную. Или эфир откликался на молнии, Грег знал о таком свойстве потенцозема. Одно но — это Аквилита, тут потенцозема почти нет. Под Танцующим лесом очередная жила самородного потенцита? Или что-то иное. Немертвое, например. Грег спешно накинул халат и понесся к телефону, который находился в холле, пока кабинет Грега еще не был готов для работы.

Дежурный этой ночью Жаме трубку взял моментально, что не могло не порадовать — дисциплина в управлении что надо. На вопрос Грега о происшествиях Жаме ответил быстро и точно, вызывая смутные подозрения:

— Лер комиссар уже интересовался?

Жаме помялся и признался:

— Да, нер суперинтендант. Кажется, он остался недоволен… Мной.

— Спал?

Жаме выдохнул:

— Так точно. Извинения просим…

— Я поговорю с комиссаром. Ты дежуришь уже третью ночь подряд — могут возникать ошибки. Я сейчас поеду в Танцующий лес — проверю изменения эфирного поля.

— Так это… Туда уже лер комиссар собрался, — тоскливо выдавил Жаме — о ссоре Грега и Брока по точно такому же поводу все в управлении знали. Еще не хватало, чтобы их новый суперинтендант сцепился с комиссаром. Наверное, еще седьмицу назад, в управлении все были бы рады такому повороту, но сейчас такого не хотелось — нер Эш успел стать своим, хорошо показав себя на пожаре.

— Ясно. Удачи! — только и смог сказать Грег — его опять не брали в расчет. В который раз. Грег усмехнулся, возвращаясь на второй этаж в спальню: вот смысл нести службу, если ты вечно не в курсе происходящего? Он на миг перед дверью закрыл глаза и попытался успокоиться — он уже не лер, чтобы родовая гордость оскорблялась. Нужно быть сдержаннее.

Грег вошел в спальню — Лиз мирно спала, с головой спрятавшись под теплым одеялом. Эфирные плетения, сохранявшие тепло медленно расплетались без присмотра. Грег спешно направился к камину, старательно тихо выгребая пепел и заново раскладывая дрова в топке. Огонь, подхлестнутый эфиром, быстро заплясал на сухих дровах, освещая погруженную в темноту комнату. Грег выставил ведро с пеплом в коридор — потом приберет, сейчас время Лиз пить лекарство. И все же надо что-то решать с Танцующим лесом.

Лиз всегда просыпалась легко: стоит только прикоснуться к плечу, и она уже открывает глаза и улыбается. Грег старательно отгонял в сторону привычную присказку: «Брок!» — ни к чему это. Родничок в сердце полыхнул теплом, словно гейзер.

— Доброе ут… — Лиз поежилась и поправилась: — ночи!

Грег улыбнулся в ответ, протягивая Лиз бутылек с лекарством и стакан воды:

— Доброй ночи! Пей и обратно ложись спать.

Она залпом выпила содержимое флакончика и даже не поморщилась — наверное, лекарство не было горьким. Хоть какое-то утешение. Грег внимательно рассматривал Лиз: при скудном свете камина было легко обмануться, но, вроде бы, бледность уходила прочь, на щеках молодой женщины даже румянец появился, и тени под глазами, кажется, меньше…

Лиз в ответ так же внимательно рассматривала его. Родничок в сердце снова взорвался теплом, и, подавая пустой стакан Грегу, Лиз великодушно сказала:

— Жалуйся!

Грег поморщился — он не думал, что настолько не владеет своим лицом:

— Лиззи…

— Страшный и ужасный Брок опять не дает тебе честно нести свою службу?