Помоги проекту - поделись книгой:
Клим Палыч сдался и принёс складной нож.
Всё сгрудились над находкой. Галка включила режим «видео», заранее сообразив, что из этого дела выйдет интересный ролик в еёпаблик. Мызникова разве когда-нибудь находила древние сокровища в своей танцевальной студии? Нетушки.
Нож был непригоден для того, чтобы резать старые размокшие верёвки, но Клим Палыч старался, присев на колено. Слышался лишь звук чиркающего лезвия и громкое дыхание людей. Галке на мгновение показалось, что сейчас что-то должно произойти. Так у неё бывает иногда. Предчувствие. Верёвка с треском лопнет, ткань распахнётся, и оттуда с шумом вывалится неизвестная еще науке рыбина. Или вдруг ударит гром и сверкнёт яркая молния, пусть и на совершенно прозрачном и голубом небе.
Верёвка и правда лопнула, но без надуманного эффекта, а как-то вполне обыденно. Клим Палыч стёр со лба выступившие капли пота и сразу принялся за вторую верёвку. А ведь ещё оставалась большая ржавая цепь, её-то как ножом пилить?
Впрочем, цепь ослабла сама по себе и слезла спокойно, и уже без помех, едва Клим Палыч закончил с мокрыми верёвками. Галка приподнялась над всеми, вытянув руку с телефоном. От ткани несло тухлятиной и тиной. Точно рыбёшки там внутри, и совсем ничего интересного. Но снять видео ей всё равно хотелось до конца.
Общий план: деревянный причал, грязь и лужи, размокшее тряпьё, а под тряпьём…
– Дайте мне, – Юлия осторожно приподняла грязный и влажный край, раздвинула. Потом ещё. Расправила за несколько коротких секунд.
Под тканью обнаружился ком грязи. Большой такой ком, загустевший и ярко блестящий на солнце. Как нефть. От него и пахло тухло, прямо до рвоты. Миазмы распространились быстро. Ничего не произошло, гром не грянул, бомба не взорвалась. Зато из-за резкого запаха все отошли подальше, а вдруг проснувшийся младенец в слинге заголосил так истошно, будто его ножом резали. Галка бы тоже так заголосила, если бы её будили неприятными запахами.
– Выбросить, и дело с концом! – Клим Палыч крепко зажал нос одной рукой, а второй торопливо собрал всё тряпье обратно в кучу и осторожно поволок с пирса на дорогу. – Отмою, посмотрю, может там есть что-то интересное внутри. Не зря же это все заматывали так старательно. А потом выброшу.
От запаха у Галки на глаза непроизвольно навернулись слёзы. Она закончила съёмку, закрыла нос локтём, как учили их в школе на ОБЖ. Младенец орал как-то совсем с надрывом, будто его не только внезапный и ужасный запах раздражал.
– Есть хочет, – объяснила им Юлия виновато. – Пойду покормлю. Вы если что найдёте, заглядывайте ко мне!
– Обязательно! – прогундосил Клим Палыч, таща большой свёрток по пыли. – Заглянем, да ещё как. Дичь всякую мы держать у себя точно не намерены.
Со свертка капало на дорогу.
– Я бы тоже перекусил чего-нибудь, – сказал Добрыня, поглаживая живот ладонью.
– А вы так и не будете спать? – спросила Галка.
– Нельзя. Спор – это же святое, – ответил Марк. – Мы свою силу воли таким образом воспитываем. Вырастем настоящими супергероями.
– Оставь книжку почитать, что ли, – попросил Добрыня, зевая. – Супергероям ведь тоже нужно образование.
– Ужасов не держу.
– Да фэнтези давай. На безрыбье и рак – рыба. Развлечение хоть какое-то будет.
Она оставила ту книгу, которую ещё не читала сама, с бородатым мужиком в шлеме и с рогами на обложке. Расчёт был таким, чтобы потом расспросить у Добрыни про сюжет и быстро его переписать в виде книжного обзора. Тоже полезное дело.
Родители ещё спали, хотя уже начинался завтрак. Так что Галка поела в столовой омлет с сосисками в одиночестве. Воспользовалась возможностью и выпила кофе.
Солнце уже начало припекать, расплывшись по большой веранде, как вывалившийся желток на раскалённую сковородку. Гости глэмпинга начали перемещаться внутрь, в столовую. Там стоял кондиционер и работал телевизор. Галка же подключилась к интернету и увлечённо выкладывала фото с книгами, сочиняла интересные описания к роликам, монтировала короткие видео. На веранде вообще остались только она и какой-то старик, сидящий в кресле-качалке прямо у деревянных перил. Старик был одет в обычные коричневые брюки, на вид очень поношенные, и в тёмный пиджак поверх рубашки. На левой стороне его пиджака были развешены медали и ордена – Галка не разбиралась, какие они были и за что, – ещёбыли такие разноцветные полоски, которые вроде бы назывались планками. В общем, старик был явно ветераном.
На вид ему было лет сто. Желтоватая кожа, морщины, пигментные пятнышки на лбу, на ладонях, редкие седые волосики на крохотном черепе. Старик устало сидел, откинувшись на спинку кресла, приоткрыв рот, полный золотых зубов, и как будто умер, но на самом деле был, конечно же, жив и смотрел на поле через дорогу. Прекрасный вид. Виски старика от жары уже покрывали мелкие капли пота.
Галка хотела старика сфотографировать, но опять застеснялась. Зато он сам в какой-то момент повернул к ней голову и с интересом спросил:
– Откуда вы приехали?
Голос у него тоже был старый, столетний.
– Из Питера, – отозвалась на вопрос Галка и, чтобы показаться вежливой, продолжила диалог: – Бывали когда-нибудь там?
– О, славный Питер, город контрастов. Конечно, я там бывал. Вы знали, милая, что Питером его называли чуть ли не с самого момента основания? Не жаргон, а дань уважения. Потому что это был город Святого Петра, Питера. У Ломоносова есть Питер. У Пушкина. У Грибоедова в «Горе от ума». Даже когда он некоторое был Ленинградом, а я с друзьями гулял по его красивым набережным, мы уже тогда называли город Питером. Потому что у всякого места есть своё название и есть призвание.
Старик сухо и громко закашлял, содрогаясь всем своим тощим телом, а Галка подумала, что ему, должно быть, уже очень тяжело было произносить такие долгие речи. Ей стало вдруг интересно.
– Сколько вам лет?
– Девяносто один, – ответил старик, немного откашлявшись. – Проклятый возраст, он отбирает у меня последние силы. Главное, что разумом я молод, а телом – увы, нет. Дай угадаю, тебе тринадцать?
– В точку.
– У меня правнучке четырнадцать в этом году исполнится. В Петрозаводске живёт. Говорит, что город хороший, но хочется в Питер уехать. Любит его. А мне в деревне, на природе намного лучше и спокойнее.
– Отдыхать, может, конечно, и правда лучше, но жить как-то здесь постоянно не хочется. Тут комары, например. Интернета нет нормального. Еду где покупать? Только на машине если далеко ехать.
Старик посмотрел на неё с некоторым внимательным прищуром, от которого Галке вмиг дальше расхотелось перечислять большое количество минусов жизни в деревне. Хотя в запасе у неё был ещё примерно десяток пунктов.
– Молодых всегда тянет в большой город, м-да. А стариков – на природу, поближе к земле. Тут хоронить нас легче. – Он повернулся обратно лицом к солнцу. В ярком свете можно было легко различить каждую из миллиона его морщинок. – И вообще, тут моя родная деревня. Я родился здесь, всю свою жизнь тут прожил и не брошу её никогда. Так тоже бывает, милая. Но я не отбираю и твоего права жить в Питере. В Петрозаводске. В Ханты-Мансийске или Череповце. Кто где хочет, тот там и радуется жизни, да? В Питере очень хорошо летом. Особенно в центре.
Голос старика немного ослаб, он шептал и хрипел слова уже совсем неразборчиво и, кажется, отвлёкся от беседы с Галкой. Она же вдруг вспомнила про деревню. Близнецы ей тогда говорили, что тут раньше была деревня. Выходит, старик – это единственный оставшийся коренной житель. Интересно. Запишем для своего новостного паблика.
Галка перебралась в столовую и быстро отыскала небольшой музейный уголок, который как раз и был посвящён сгинувшей деревне. Уголок как уголок, ничего необычного. Такие устраивают в каждом туристическом месте, хоть в Суздале, хоть в Анапе или Териберке. Чем же ещё развлекать скучающих приезжих и туристов?
На стене развесили фотохронику и картинохронику – или как там правильно называются редкие древние зарисовки еще до изобретения дагерротипов?
Основание деревни Заступино, 1824 год. За кого они заступались, интересно? Заступино при Российской империи в составе Финляндского княжества. Потом Заступино в составе Финляндии. Разные депортации, войны. Потом Заступино в составе Советского Союза. Потом, видимо, не вынесло постоянной смены власти и развалилось. Пара цветных фотографий зафиксировала раскинувшийся луг, край озера, рядки сосен и голубое небо. Среди высокой травы стояли почти полностью разрушенные и покосившиеся домики. Всё из дерева, которое, конечно, со временем сгнило и заросло хмелем. Шиферные и черепичные крыши осыпались. В одном месте из травы лишь одиноко торчала печная труба. Комментарий, отпечатанный ещё на старомодной пишущей машинке, гласил: «Последний житель покинул деревню Заступино в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году».
Выходит, последний её всё же не покинул. Остался сторожить сгнившие избы и одинокую печную трубу.
Под хроникой на трёх больших столах, за защитными стеклами лежали разные старые артефакты. Ржавый серп, гильзы всевозможных размеров, дырявый немецкий шлем – Галка такие шлемы уже вдоволь перевидала в каждом музее, – а ещё стаканы, кружки, книги с выцветшими пожелтевшими страницами. Обособленно стоял красивый граммофон. На отдельном столе. Он выглядел очень ухоженным, за его чистотой действительно следили. Иголка была новенькая. Средних размеров раструб был начищен до сияющего блеска. Галка наклонилась, разглядывая его повнимательнее. Рабочий инструмент. Рядом лежала стопка пластинок. Классика, от Пугачевой до Ротару. И ещё более старая классика: Моцарт, Бетховен, Битлз. Какие-то неизвестные ей исполнители джаза, опер, арий и так далее.
– Приходи сюда вечером, послушать прекрасную музыку, – сказали из-за спины. Галка обернулась и увидела старика-ветерана, с трудом опирающегося на клюку. – Я после ужина обычно заряжаю пластиночку-другую. Кто хочет, танцует. Можно просто посидеть и насладиться. Живая музыка, близкая сердцу. Вальс, танго, на выбор.
– Обязательно приду, – пообещала ему Галка. Интерес к старику у неё не угасал. – А подскажите, что-нибудь из старой деревни сохранилось? Домик какой-нибудь? Вон, печная труба раньше стояла?
Старик покачал головой, жуя тонкие и сухие губы.
– Фундамент. Пара подвалов, засыпанных. Кирпичей много осталось, – сказал он. – Время не щадит ничего. Насекомые, опять же. Да и не хотел бы никто, чтобы тут что-то от деревни осталось. Люди не просто так отсюда ушли.
– Почему же они это сделали?
Старик снова пожевал губами. Посмотрел внимательно на Галку, будто размышляя, сказать ей что-то или нет?
– Видишь ли, – наконец протянул он. – Я многого, к сожалению, уже и не помню. Полвека ведь прошло. Память уже дырявая, как дуршлаг, поэтому моим словам лучше не верить, милая. Напугаю ещё. Да и жара эта меня с ума сводит.
– Так что случилось-то?
Галка готова была впитать каждое слово старика. Это уже было ей не просто интересно, а очень интересно!
– Беда сюда пришла, – начал старик. – Как в сказке, милая. Никто не ждал, всё сначала хорошо было…
Где-то рядом вдруг что-то громко гулко ухнуло, заскрежетало металлом о металл, и тут же раздался протяжный и тревожный детский плач.
Галка побыстрее бросилась на веранду. Там уже стояло примерно человек пять любопытствующих. Она осторожно протиснулась мимо них и увидела красную «Ладу» которая впечаталась своим носом прямо в столб закрытого шлагбаума. Причём стояла машина внутри глэмпинга, а не снаружи.
В пыли на солнце блестели стёкла разбитой фары, капало машинное масло, бампер и левый бок машины были полностью смяты, а по лобовому стеклу расползлось несколько больших трещин. Шлагбаум же мелко дрожал, словно от обиды.
Громко плакал ребёнок.
У дверцы водителя стояла бледная Юлия, одетая в белый в цветочек сарафан, босая. В слинге у нее возился испуганный безымянный младенец. Это его громкий плач разносился над полем.
– Всё нормально! – крикнула Юлия, осторожно растирая лоб тыльной стороной ладони. – Всё хорошо! Перепутала тормоз и газ, с кем не бывает?
К ней уже спешили на помощь. Кто-то внимательно осмотрел разбитый нос «Лады», кто-то уже заглянул в салон, две женщины начали осторожно ощупывать Юлию и спрашивать о её самочувствии, успокаивать малыша. Ребёнок никак не успокаивался и громко плакал, да так, что у него все лицо сильно раскраснелось. Форменная помидорка. Галка по личному опыту знала, что если у взрослых есть неприятности, то младшим лучше туда не лезть, поэтому она вернулась через столовую обратно к уголку-музею. Старика уже там не было, а жаль. У него явно припасена в закромах какая-то интересная история про местную деревеньку. Правдивая или нет, это ей было не важно. Главное, что она была. Надо бы его поймать немного попозже и расспросить о ней внимательнее. Для фильма самое то.
Пока Галка размышляла, чем ей заняться дальше – монтировать видео или обработать новые фото, – в столовой появились её родители. Оба заспанные и ужасно довольные жизнью. Папа сильно повеселел, давно его таким Галка не видела. Она приземлилась к ним за столик, чтобы вместе выпить чаю или компота. Про две чашки кофе она, конечно же, умолчала.
– Видала аварию? – шевельнул плечом папа. Он с удовольствием налегал на омлет с сосисками, который был обильно полит кетчупом и майонезом. – Женщинам нельзя доверять управление средствами повышенной ответственности и опасности.
– Много ты в этом понимаешь, – ответила мама.
– Я шучу. У нас в стране ведь равноправие, кто же вам запретит путать педали газа и тормоза?
– Зато мужчины, по известной статистике, чаще женщин садятся за руль в состоянии сильного алкогольного опьянения.
– А вот это зло, согласен, – серьёзно произнёс в ответ папа. – Педали путают случайно, а пьяными за руль садятся совершенно осознанно. Нет мужчинам оправдания.
– Но у неё ещё был младенец в слинге, – заметила Галка.
– Торопилась куда-то. – Папа пожал плечами. – Вы тоже слышите этот плач? Никак не успокоится, бедняга. Лишь бы он не орал весь мой отпуск. Отправлю к великанам и лосям, вместе с призраками.
Плач был очень далёкий, и если не обращать внимания, то и ничего страшного не было.
После завтрака папа сообщил, что он забронировал лодку, а на вечер у них в планах было катание на сапах и рыбалка. Галка заспорила было, что у неё есть важные дела, но родители оказались непреклонны и стали её убеждать.
– Семейный отдых, забыла? – спросил папа. – Тебе тоже нужно мозг немного расслабить, а то вырастешь, как мы.
– И что в этом плохого?
– А то. Депрессия, бессонница, стресс. Так себе удовольствие, если честно.
– Но вы-то уже всего добились, вам уже можно и отдыхать почаще.
– Не всего. Я ведь хотела стать пилотом гражданских авиалиний, – сказала мама. – А приобрела только тоннельный синдром.
В общем, переспорить их было совершенно бесполезно, и поэтому Галка согласилась на все пытки отдыха до конца дня.
Через полчаса они все вместе плыли на лодке по живописному озеру. Папа договорился, чтобы мы были одни, без сопровождающего, у него был в этом деле опыт.
Надо признать, природа – загляденье! За первым, самым большим островом обнаружилось ещё два, немного поменьше. А за ними ещё и другие, но уже совсем далеко, где-то на горизонте. Все укрыты соснами, мхом, травой. Под чистым и ярким голубым небом.
Плавали лодки, моторные и весельные, но пространства озера хватало на всех. Кто-то даже умудрялся спать на разноцветном сапе.
Галка сидела на левом борту, опустив ноги в тёплую воду. Папа ловко орудовал вёслами, а мама в это время хвалила папу за мускулатуру, мужественность и отсутствие большого живота.
Едва они приблизились к одному из островов, на Галку тут же обрушились запахи. Что это были за запахи! Грибы, ягоды, влага, как будто дождь здесь только что прошёл. И ещё пахло прелыми листьями. Галке понравилось. Хотела снять видео, но потом передумала. Жаль, пока ещё нельзя было передавать через телефон запахи.
Крупный план: никто ничего не снимает на видео, потому что нужно наслаждаться таким моментом вживую.
Нос лодки вдруг ткнулся в плоский, покрытый мхом камень. Под водой таких камней было полным-полно, только немного помельче.
– Босиком нельзя, тут змеи, – сказал папа и протянул Галке яркие резиновые сапоги. – Всего два вида – уж и гадюка обыкновенная. Но она хоть и вполне обыкновенная, но всё равно гадюка. То есть ядовитая.
Галка поскорее натянула сапоги и ступила на мягкую и податливую землю. Тут же разглядела кустики черники, правда, без ягод. Грибов не нашла, хотя позже углубилась от берега примерно метров на двадцать. Гадюк, впрочем, тоже нигде не было видно.
Папа вернулся в лодку с двумя чахлыми маленькими подберёзовиками.
– С рыбой нам повезёт больше! – объявил он.
Сели на камни возле покачивающейся на волнах лодки. Мама подставила лицо тёплому солнцу. У неё уже сгорел нос и сильно покраснели щёки. Галка думала, что тоже сгорела. Люди из Питера вообще быстро сгорают на солнце.
– Тишина. Это действительно прекрасно, – негромко пробормотал папа.
– Даже здесь слышно, как вопит тот младенец. – Мама поморщилась, не открывая глаз.
Галка прислушалась. Действительно. Домики глэмпинга казались отсюда маленькими и игрушечными. Расстояние в пару километров. Но тонкий, прерывистый плач разносился прямо над поверхностью озера и проникал в уши. Теперь от него никак нельзя было избавиться. Следующие полчаса плач то стихал ненадолго, то возникал вновь, Галка слышала и морщилась, как и мама.
Бедный ребёнок. И бедные все, кто находился с ним поблизости. Немудрено, что у Юлии такая бессонница.
Они бродили по острову ещё какое-то время, нашли три гриба и красивые цветы голубого оттенка. А потом поплыли обратно к домикам.
Глава четвёртая
За обедом Марк и Добрыня уселись за соседний с Галкой стол поедать пюре с котлетами и то и дело кидали взгляды в её сторону. Даже мама это заметила. Она сказала:
– Кажется, у тебя тут поклонники нарисовались.
Галка смутилась. В классе у неё уже было несколько. Двое явных, потому что они подходили и прямо предлагали дружить, и ещё один неявный, потому что он просто подбрасывал ей разные записки. Галка уже вычислила его по почерку.
Поделиться книгой: