Древний Рим. Честь преторианца

Борат поднялся в спальню, когда я почти заснула. И даже вздрогнула от шороха напротив кровати, но знакомый голос заставил сладко потянуться.

– Прохладно. Нужно плотнее закрыть окно. Почему ты лежишь не укрытая и в одежде?

Пока он поправлял занавеси, я невольно залюбовалась его мощной фигурой. Высокий и плечистый, немного сутуловат, руки длинные, когда мы наедине, Борат вечно не знает, куда их деть, сжимает кулаки и хмурится.

На рубашке протерлось плечо, надо бы зашить. Меня вдруг охватила небывалая нежность к этому большому мужчине. Нам много пришлось вынести вместе, но мы справились и теперь пойдем дальше.

Борат вернулся к постели и теперь стоял надо мной, скрестив руки на груди. Немного насторожилась, но его тихая речь только растрогала.

– Валия, если ты утомилась и ничего не хочешь, я просто уйду спать в сарай. Не смогу лежать с тобой рядом, словно бревно, это тяжело, мне не уснуть. Принуждать тебя я не буду. У меня душа разрывается, когда вспомню, как у нас получилось в прошлый раз… ты плакала, а я не мог тебя оставить.

– Не надо вспоминать. Я все понимаю и ни в чем не виню.

Между нами снова пролетела зловещая тень Фурия. Будто желая отогнать мрачное видение, Борат тряхнул головой и глухо застонал, подсаживаясь еще ближе ко мне:

– И я так мечтал, что ты носишь мое дитя. Не знаю, как еще удержать тебя рядом со мной. Я же старый солдат – деревяшка необструганная, грубый, песни знаю только те, что в походе у костров поют, ты даже слышать не захочешь, там дурные слова, читаю кое – как, никаких красивых историй не знаю…

Чем мне тебя привлечь? У меня почти ничего нет, все что скопил, пришлось отдать за дом, даже на еду не хватит до конца месяца. Живу на твои деньги. Жалованье обещали хорошее, но я не смогу купить тебе все, что захочешь. Ты привыкла жить в роскоши, общаться с благородными, учеными людьми, а я…

С юных лет в казарме, с одной войны на другую, о чем ты будешь со мной говорить, тебе скучно станет, будешь смеяться, презирать, а еще хуже – стыдиться. Нет, мне тебя не удержать, ты сбежишь… Я-то надеялся, что останешься ради ребенка, а раз его нет – зачем я тебе такой нужен?

На себя посмотри – ты красивая, чистая девушка, словно цветочек в саду, тебе место в богатом доме, а я тебя старше и похож на хромого Вулкана, ты же меня боялась раньше, я помню, как ты смотрела в начале. А я погиб… после тебя мне не нужна никакая другая женщина. Я думаю только о тебе каждый день, мне жизнь не нужна, если тебя в ней не будет.

"Да он же пьян, раз сподобился на такой бурный монолог, совершенно ему не свойственный! О Венера-заступница, вот так серьезный разговор получился!"

Я слушала Бората, и у меня дыхание перехватывало, неужели под его суровой внешностью все эти дни скрывались неуверенность и страх меня потерять. Сколько же он передумал, знать бы мне раньше его тревоги!

Голос мой дрожал, когда стала сбивчиво отвечать:

– Говоришь, у тебя ничего нет… Напрасно. У тебя есть родина, верные друзья и соратники, достойная служба, где ты не последний человек и тебя ценят, сам хвастал, скоро декурионом сделают. Борат, у тебя есть дом, деньги и уверенность в завтрашнем дне. И еще я… Я у тебя есть! Мне не нужен другой мужчина. Это не просто благодарность за то, что ты меня защитил… Хочу жить с тобой. И если ты согласен, стану тебе женой.

Только ты уж больно хорошо меня расписал, а на деле я, кажется, хозяйка не очень умелая. Там, где я прежде жила все было иначе. Но я буду очень стараться, чтобы тебе было со мной хорошо. Ты честно заслужил спокойную, обеспеченную жизнь и я готова ее с тобой разделить, если ты мне просишь некоторые вещи.

Ну, я готовить здесь не умею, не знаю, как хранить еду, голова кругом идет, когда представлю, сколько всего женщине надо знать по римскому хозяйству. У меня руки не особо ловкие, я не смогу, наверно, прилично шить, но научусь, если надо… потихоньку. Только ты меня не торопи. Я всему научусь для тебя.

Борат какое-то время сидел молча и странно смотрел мне в глаза, сведя брови, словно что-то обдумывая, мне стало неловко, вот же загрузила человека своей болтовней.

Ответил, растягивая слова:

– Зачем тебе самой шить и еду готовить, у нас будут рабы, я получу деньги и куплю женщину для кухни. И пол ты мыть не будешь, и ковыряться в земле самой незачем – портить руки, они у тебя такие красивые, нежные, пальчики словно мраморные. Люблю твои руки…

Он снова тяжело вздохнул, опустив голову на грудь, и я поняла, что признания о своих чувствах ему особенно нелегко даются. Отчаянно захотелось помочь:

– Слушай, я не знаю, что тебе сказать про любовь, потом можно обсудить, а пока давай держаться вместе. Не отпускай меня, Борат, я же без тебя совсем пропаду. Ты меня из такого кошмара вытащил, до конца дней своих буду помнить.

– А вдруг тебе понравится кто-то другой? Моложе и богаче…

– Мне нравишься ты. Все в тебе нравится. Я честно скажу, Борат, ты обалденный мужчина. Даже не думала, что встречу такого. Когда поняла, что застряла у вас, думала, мне конец, а потом еще Фурий вцепился, – я его боялась и жалела вперемешку. Ты для меня – герой и спаситель. Вот и все.

Я поколебалась немного, а потом стянула через голову тунику и осталась голышом.

– Хочу, чтобы ты ко мне прикасался, хочу твои ласки и поцелуи. Наполни меня… как амфору добрым вином.

Наверно, последняя фраза звучала слишком пафосно и немного смешно, но поздно было стыдиться – кровать скрипнула и прогнулась, на ухом моим тотчас раздался довольный смешок:

– Знала бы ты, как давно я желаю наполнить тебя, несравненная. И хоть я не Зевс, а ты не Даная, клянусь арфой Аполлона, в золотом дожде недостатка не будет.

– А говорил, не знаешь красивых слов… Обманщик!

– За что Боги послали мне такой дар? Сладкая, нежная, гладенькая. И теперь вся моя!

– Продолжай, продолжай, я еще в состоянии слушать… Ох, кажется, уже нет… Давай помолчим.

– Как пожелаешь, любимая.

Борат тоже снял одежду и теперь я ощутила, как он прижимается ко мне голым, горячим боком, одновременно поглаживая меня руками. Безумно нравились его прикосновения, и я не могла это скрыть. Повернулась к нему и обняла за шею, мурлыча что-то невразумительное, блаженно прикрыв глаза.

Теперь нам не нужно прятать свои чувства, рядом нет любопытных, внимательных глаз, что следят за каждым движением, нет ушей, что внимают каждому вздоху. Неужели, мы, и правда, одни…

Его большие, грубые ладони свободно путешествовали по моему телу, стараясь побывать везде, порой он слишком сжимал меня, не соразмеряя свою силищу с нежностью моей кожи, но я бы и большее от него вытерпела. Гораздо большее.

Не хотела оставаться в долгу, сначала осторожно коснулась пальцами его лица, разгладила морщинку на переносице, поправила широкие брови, обвела контур губ. Римлянин. Настоящий. Мой. Не красавец, но какой мужественный у него профиль, какой строгий взгляд, даже сейчас, когда я ласкаю его так, как бы мне давно хотелось, как никогда прежде не позволяла себе.

Мы принадлежим друг другу и никто больше не может встать между нами. Это ли не счастье в любви…

Он жадно потянулся к моим губам и сейчас же проник языком в глубину моего рта, словно желая овладеть мною везде, полностью заявить о своих правах на мое тело. Я не спорила, сама желая подчиняться его настойчивости. Да, он был немного груб и тороплив, но я знала, что причиной тому была жгучая страсть, которая заставляла сейчас трепетать его большое тело.

Он взял мою руку в свою и опустил к паху. Как мне нравилось крепко сжимать его плоть, предвкушая, как это великолепное «орудие» скоро войдет в меня, доставив множество удовольствий.

– Хочу принять тебя – я готова… ты мне нужен.

И тогда Борат навис надо мной, обхватив ладонями мои бедра, и я с готовностью подалась навстречу, принимая его вторжение, задыхаясь от восторга близости.

Мы двигались вместе, и это был самый прекрасный любовный «поединок», что мне доводилось когда-либо испытать. Я была горячей и влажной для своего мужчины, я отдавала всю себя без остатка, принимая взамен его щедрые дары. Дивная ночь, дивный разговор тел на языке нежности и желания.

– Я твоя, никогда не сомневайся в этом, но и ты будь мой!

– С первого дня, как увидел тебя, Валия, с той первой минуты моя жизнь принадлежит тебе, Августа!

Слабенький огонек в глиняной плошке мигнул напоследок и погас, погружая комнату во мрак, но нам и не требовалось света, нам было хорошо.

Может, Борат и прав, так легко назвав меня августейшей особой, ведь еще сам Соломон велел записать: "Женщина, которая любит – царица".

Глава 50. Тепло родного очага

Прошло немало дней, и я уже порядком освоилась на новом месте. Получив свободу, Диокл попросил позволения работать у нас в саду, потому что не собирался возвращаться в Афины.

– Там всем заправляют римляне, и родственников у меня не осталось. Не хочу видеть мою родину на коленях.

Диокл и познакомил нас с соседями – почтенной пожилой парой, бездетной и состоятельной по меркам ремесленного квартала. Харикл тоже имел греческие корни, вел род из старинного города Пергама и здесь занимался книготорговлей. Он даже собирался выкупить грамотного соотечественника, ведь Диокл свободно владел несколькими языками, мог переписывать рукописи, обрабатывать свитки, сшивать листы тонко выделанного пергамента для получения настоящей книги.

В доме Харикла приняли нас очень хорошо, правда, я обратила внимание, что гречанки находятся в большем подчинении у мужа, чем римлянки. Жене книготорговца даже нельзя было сидеть за одним столом с гостями, она появилась на короткое время для приветствия и позже я попросила позволения пройти на ее половину – в гинекей, где мы долго беседовали.

Нас угощали тушеной зайчатиной с чесночно-медовым соусом и овощными салатами, потом я отведала вкуснейших румяных пирожков со сладкой ягодной и подсоленной творожной начинкой.

Борат же высоко оценил традиционный греческий кикеон – смесь вина с ячменной мукой и тертым сыром. Побывав в домашнем кругу, мой солдат будто оттаял душой и уже не возражал, чтобы Диокл работал у нас садовником. Но вскоре открылась другая причина его терпимости к ученому греку.

– Теперь я буду спокойно оставлять тебя дома одну, Валия. Надеюсь, ты не против, если в пристрое поселится мой старый товарищ, заслуженный ветеран трех военных компаний. Его имя Гавр. Он с почетом оставил службу, но не смог поладить дома с женой. Оставив ей и детям большую часть имущества, теперь Гавр скитается по городу, предлагая себя в роли цепного пса.

– Как пса?! Что ты говоришь?

– За еду и крышу над головой Гавр будет сторожить наш дом, чинить забор, таскать воду и делать все, что потребуется.

– Вот тебе и заслуженная старость! Что же ему не сидится у своих-то? Может, у него буйный нрав? Ты меня пугаешь.

Борат только усмехнулся, целуя меня в кончик носа.

– Яростный и отважный в боях, Гавр оказался совершенно беспомощен против нападок сварливой женщины. И дочери стали на ее сторону, еще бы, они редко видели отца и немного стыдятся его косноязычия и боевых шрамов. Никто не прогонял его от родного очага, но друг признался, что готов ночевать под чужим забором, лишь бы не в «змеиной пещере».

– Какой кошмар… Но он хотя бы не пристрастен к вину?

– Не более, чем другой мужчина, заботящийся о своем здоровье и репутации.

Ответ показался мне немного уклончивым, и я с некоторой тревогой ждала встречи с «кротким» военным пенсионером, в чьи обязанности, несомненно, будет входить и наблюдение за моей персоной. Ну, конечно, под зорким присмотром Гавра, в нашем саду может работать и златокудрый Аполлон, ничто не грозит семейной чести Бората Пелегрина.

Видимо, сам-то отставной легионер в таких преклонных летах находится, что ему вполне можно доверить ключи от моей добродетели. Смешно! Когда же Борат научится полностью мне доверять…

Признаюсь, при первой встрече с Гавром я немного струхнула, уж очень грозно он таращился на меня из-под кустистых седых бровей. Ниже Бората на полголовы, худощавый, но жилистый, с большими, натруженными руками земледельца, бывший солдат выглядел очень внушительно. Удивляюсь, как он не мог приструнить своих домашних!

Наш сосед Харикл рассказывал, что у мудрого Сократа были те же проблемы. Однажды жена Ксантиппа накричала на него, а потом облила помоями, и Сократ многозначительно заявил друзьям, что после громовых раскатов обычно всегда идет дождь. Славный человек, но печальной оказалась его участь. Сократ принял яд в темница – такой приговор вынесли ему сограждане, обличив мудреца в непочтительном отношении к богам и древним устоям общества.

Гавр степенно осмотрел наши амбары и пристройку к дому, почесал перебитый нос и сказал, что «здешняя конура вполне подойдет для бездомной собаки». Тут мне стало по- человечески жалко старика, я завела его в дом и попыталась накормить кашей.

Однако, Гавр заявил, что привык обедать на свежем воздухе, забрал свою миску с разваренной перловкой и уселся на скамейке под окном.

Проглотив почти половину каши, он вдруг заявил, что она мало посолена и не худо бы сдобрить ее кусочком сала. И вообще молодежь сейчас не чтит традиции и не умеет вести хозяйство, а вот в давние времена…

Кажется, я начала понимать, отчего с ним не ладит жена, но мне-то как раз было бы интересно послушать россказни римского Баяна.

– А стародавние времена – это когда ваши предки сабинянок похищали? Или когда пастух нашел двух малышей, вскормленных волчицей?

Гавр досадливо откашлялся и задумчиво уставился в глиняную миску с остатками каши. Очевидно, размышлял, стоит ли сначала доесть, а уж потом приступать к разговорам или еда никуда не убежит, а вот внимательная слушательница вполне может.

Скоро к нашей беседе присоединился и Борат, но сначала достал из сумы еще теплую булочку с маком, заплетенную в виде косы. Хорошо жить на улице Пекарей, стоит утром выйти из ограды, как чуешь ароматы свежевыпеченного хлеба – белого, серого, с отрубями, с тмином, кунжутом или анисом.

Тесто здесь заводят с добавлением молока и свиного жира, буханки продают с луковым припеком или красным перцем. Еще мне нравится римское изобилие и относительная дешевизна сыров, в основном из овечьего и козьего молока.

Продолжая меня баловать, рядом с миндальным печеньем Борат раскладывает палочки копченого сыра и две огромные виноградные грозди.

– С завтрашнего дня я приступаю к своим обязанностям декуриона. Может, теперь ты, наконец, согласишься взять мое имя, женщина. Квадрантус передал, что Сильвия хочет нас навестить и поздравить, дары принести… А с чем поздравлять?

– Вот и я говорю, что наши предки были умнее. Они просто хватали понравившуюся женщину и тащили к себе, не слушая ее воплей. Зато, какие крепкие получались семьи! – с тоской пробормотал Гавр, прихлебывая медовую воду из личной кружки, давно почерневшей, с вмятиной на боку.

Я ладонью зажала рот, чтобы не прыснуть от смеха.

– Наверно, так и следует с тобой поступить, – нахмурился Борат. – И прямо сейчас.

А мне было так весело и хорошо, что я не сопротивлялась и даже проявила некоторую инициативу, когда мы остались наедине. Я хочу его так же сильно, как он меня, так чего же стесняться. Борат положил руку на мое плечо и глухо спросил, где я таким любовным изыскам научилась.

Пришлось сослаться на мудреный трактат об искусстве любви между супругами и нарочито печально добавить:

– Теперь ты считаешь меня слишком распущенной и передумаешь брать в жены? Что ж, впредь буду вести себя приличней и никогда не решусь целовать тебя там… Сама не ожидала от себя подобной смелости. Прости мое любопытство. Ты же знаешь, как я люблю читать и порой хочется все попробовать наяву.

Судя по крепко сжатым губам Бората и глубокой морщине на переносице, в голове солдата шла мучительная работа.

– Я ведь не против, что ты… Если в книгах так написано, а ты любишь книги… Валия, я так рад, что ты любишь книги!

– Но гораздо больше я люблю моего мужа.

– За что же?

Притворно недоумевая, Борат явно напрашивался на комплименты, и мне нравится доставлять ему и это удовольствие. Я целовала его сильные руки и плечи, осторожно касалась следов старых ран и поглаживала твердый живот.

– Самый красивый, самый ласковый, самый заботливый мужчина во всей империи. И надо же… полностью и целиком достался мне. Хвала щедрым богам!

Удивленно вскидываю брови и развожу руками, тогда Борат не выдерживает и стремительно опускает меня на ложе, чтобы расположиться сверху, пока я продолжаю его восхвалять.

– … самый выносливый и неутомимый… ох…

– Как много ты говоришь, женщина!

Он закрывает мой смеющийся рот жадным поцелуем, и я чувствую, как мы становимся одним целым – еще и еще… волна за волной наши тела словно перетекают друг в друга.

* * *

Жена Харикла вчера посоветовала мне есть больше яиц, тогда у моей дочки будут красивые глаза. Также чаще добавлять в блюда цедру лимона и медовые фрукты – кожа моей девочки будет приятно пахнуть, а также постоянно готовить красную рыбу – мое дитя похвалят люди. И, конечно, избегать горчицы, чтобы сынок не вырос кутилой, притом избегать перезрелых фиг, пусть малыша минуют болезни.

Сейчас я почти серьезно отношусь к подобным приметам, хотя они здорово меня забавляют, и даже хочу добавить к ним парочку суеверий из будущего, откуда я родом.

Хорошо, что Квинт починил фонтан, а Борат восстановил его порушенный бортик. Скоро мы с Диоклом закончим с сорняками и восстановим нарядную геометрию сада. За домом разобьем огород и посадим капусту, – дворцовый лекарь Лепид говорил, что она лечит от всех болезней. Ее уважал даже Фурий. Но его недуг был куда сложнее и, к сожалению, не подвластен силе целебного капустного сока.

О своем былом царственном женихе я стараюсь не вспоминать, но завязывая его перстень в край шелкового платка, чтобы спрятать подальше в сундучок, невольно поежилась. Как мало надо человеку для счастья – всего лишь свой дом на участке земли, возможность разводить овощи и цветы, надежное плечо и родной голос рядом.

Но если ты рожден в паутине заговоров и мятежных страстей, если с детства пропитан ядом властолюбия и вседозволенности – нелегко порвать золотые цепи и начать ту свободную, чистую жизнь, о которой исподволь шепчет утомленное интригами сердце.

В суровую эпоху меня занесли виражи времени, но в любом мире, в любом обществе можно попробовать найти понимание, сочувствие и поддержку, обрести любовь и в ответ дарить свет и тепло близким.

Vale!