Стальные посевы. Потерянный двор

Брат Джонат замер и даже забыл дышать. Он выбирал между непристойным и кощунственным ответом, а потом и вовсе отказался:

– Нет! Нет. Довольно, моя дама! Я не посмею с вами обсуждать эдакое надругательство над природой человеческой.

– Вопрос‑то резонный, – заметил Озанна, почесав подбородок. – Мне тоже интересно. Не осуждайте нас, брат Джонат. В Горме множество фей, и все как один не любят нашего дедушку. Может, дадите нам знание, которое авось пригодится?

Поторговавшись с собою, священник ответил:

– По легенде, она родила не одно дитя, а разрослась буйной кроной, подобно древу, – и каждой ветви передала по одному дару. А понесла она своих детей от мученика.

– Так его же убили, – не понял Озанна.

Брату Джонату, судя по выражению лица, с превеликим трудом давалась эта нелегкая беседа:

– Она его оживила.

– Что?! – хором спросили близнецы.

– Это был первый дар, который она использовала после побега. До того ей все давалось легко под взором Дамы, но вдали от матери ей, как говорят, пришлось искать магию в себе и в мире.

– Она поэтому зовется искателем? – спросила Ода.

– И как же ей это удалось? – вмешался Озанна.

– Хватит! Мой принц, моя дама, поберегите чистоту душ, она вам пригодится в походе. Наша добрая Матерь мира всея призрит кротких. На что вам сие лжеучение? Полно, говорю, полно.

Тот бурный вечер стал последним в часовне. Брат Джонат принес их дорожную одежду – новую личину – и большие ржавые ножницы. Ода все переживала, что ее особенность выдаст их обоих, но священник заверил принцессу в том, что девицы по всему королевству подражают ее образу.

– Что, конечно, греховно. Ведь Дама для того и задумала нас различными, чтобы мы не уподоблялись, – проповедовал он напоследок. – Но ваша красота воспета поэтами в трех королевствах, и веяние, я сам видел, дошло уж до купеческих дочерей. Представьте себе: выщипывают брови подчистую, волосы так высветлят, чтобы лоб казался, что ваш, столь же высоким. Мы сейчас накроем вас платом послушницы, а к бровям, а точнее их полному отсутствию, все привыкли.

– Чуднó как‑то, – пробормотала Ода. – Мне так неловко быть собою и себя таковую показывать.

– Вы любимы Эскалотом, моя дама, – тепло говорил Джонат. – И если бы не страх заговора, могли бы открыто обратиться за помощью. Вас зовут Восторгающей Принцессой.

– Она знает, – сказал Озанна. – Тот странствующий жонглер на состязании поэтов клялся, что баллада «Моя дама, приводящая в восторг» посвящена Оде. Она тогда сидела красная, будто ее свеклой натерли.

– Надо мной все смеялись…

– Над тобой никто не смеялся, – возразил Озанна. – Твои хохотушки подтрунивали над жонглером. Бедняга ждал одобрения, а ты его и словом не одарила.

– Я не подумала.

– Да пес с ним. Не прячь в дороге лицо с особым рвением, иначе будет подозрительно.

Ножницы предназначались для шевелюры принца. В детстве оба они, Ода и Озанна, ходили золотоволосыми. С возрастом локоны Оды стали еще светлее и тоньше, как пух, а Озанна потемнел и по придворной моде отрастил вьющиеся кудри ниже плеч. Теперь его густой русый волос уменьшал их сходство, что было хорошо, но делал его почти отражением молодого Оттава I, отчеканенного на монетах и написанного на множестве портретов. И вот это было плохо.

Священник лязгнул ножницами.

– Мой принц, вас надобно сделать братом-защитником, извольте подставить ваше высокородное чело, – весело позвал Джонат, похлопав по табурету.

– Ох, настала моя пора капризничать и сокрушаться о внешности, да, Ода? – Озанна задорно ей подмигнул и проследовал к табурету. – Потрудитесь постричь меня пристойно.

– Я не цирюльник, но простому ремеслу обучен, мой принц, – хохотнул брат Джонат и, чтобы сделать линию среза ровной, надел на голову Озанны горшок.

На следующий день ожидалась коронация Ги. Лучшее время для побега близнецов, пока столица будет куролесить в гуляниях. Засветло люди начали собираться близ центральной площади, а к обеду там уже шумела толпа. В часовню ворвался переполошенный брат Джонат. Он прикрикнул:

– Резво, резво, собирайтесь!

– Что стряслось? Я полагал, мы не выступим до темноты, – растерянно ответил Озанна.

– Ваш брат пожелал короноваться в соборе! – бушевал священник.

– Без крыши? Разве позволено? – спросила Ода.

– А кто ему запретит? – с сожалением произнес Джонат. – Моя дама, поторопитесь, прошу! Вот-вот могут явиться гвардейцы.

– Нам сейчас не покинуть город. – Уже и Озанна стал заметно переживать. – Покуда ГиЙомма не окажутся во дворце в безопасности, на каждом углу найдется по стражнику.

– Верно, верно говорите, – согласился Джонат и нервно закивал. – Переждете в толпе, а потом с нею же покинете город. Не уходите первыми, но и не задерживайтесь.

– Озанна, я боюсь, – сказала Ода.

– Не стоит, Ода. – Он отложил сборы и поспешил обнять сестру. – Брат Джонат мудро рассудил. Среди ротозеев легче потеряться и улизнуть.

Ода подняла глаза, от страха ее зрачки расширились, почти скрывая черным зевом синеву глаз. Но Озанна держал ее за руку, выводя из часовни, и всю дорогу не отпускал. Ги не заставил себя долго ждать. За ним верхом и пешком следовал весь двор. Озанна тянул шею, выглядывая мать.

– Спрячься, не усердствуй! – одернула его Ода.

Они цеплялись друг за друга, словно были неделимыми близнецами, как Ги и Йомма. Когда те проходили мимо, Озанна и Ода склонились. Церемония длилась долго, но простолюдинов и близко к собору не пустили. В недостроенной арке на ступенях показался Ги в короне, и все вновь опустили головы, даже Йомма. Ги что‑то говорил, но Озанна и Ода его не слышали, так далеко стояли. Впрочем, весть не задержалась на пороге собора, крикливые глашатаи понесли ее в народ. Наконец один из них дошел до переулка, где стояли, потупив взор, принц с принцессой.

– Именем короля Ги I, Дама его охрани! Слушайте, все слушайте волю Его Величества Ги! – горланил глашатай. – В ночь смерти покойного короля Оттава I пропала без вести принцесса Ода, любимая сестра нашего государя. По словам свидетелей, ее вероломно похитил изменник Озанна, ныне лишенный всех титулов и доходов. Сей предатель, пожелавший учинить смуту во время траура, объявлен врагом короны, и за него, живого или мертвого, назначена награда, исчислимая его бывшими землями в Вале.

Озанна даже среди ропота и общего негодования услышал, как шумно всхлипнула Ода. Она уткнулась носом в его плечо, а он попросил ее:

– Тише, тише.

Но глашатай продолжил с большим старанием, чтобы пересилить гвалт:

– В честь коронации Его Величество Ги I дарует помилование каждому осужденному, который поклянется, что не будет знать другого дела, кроме поисков изменника Озанны! А с благородных людей в отношении сего предателя сняты оковы рыцарства!

– Слышишь? – тихо хныкнула Ода, вцепившись в его балахон.

Но Озанна только крепче сжал ее ладонь. Он вытянулся, как тетива, которая вот-вот сорвется и выпустит остроту:

– Как же он меня боится.

– Ги?

– Ферроль, – шепотом ответил Озанна.

Народ полнился пересудами, и зычная речь глашатая все глубже утопала в них. Но напоследок он объявил:

– Отныне же никак иначе не именуется сей презренный человек, кроме как Озанна Ужасный!

Последние строки послания Ги эскалотцы встретили хохотом и тычками глашатая.

– Да уж покраше с личика будет, чем наш король! – громко выкрикнула какая‑то старушка в паре шагов от Озанны, отчего тот еще больше напрягся.

– Ты его, что ль, видала? – спросил мужик.

– Видать не видала, но даже твоя рожа милее королевской!

Их площадная перепалка встретила новую волну смеха, и оскорбленный, но напуганный глашатай шустро удрал. Озанна и Ода еще какое‑то время бесцельно бродили по округе, а как начало смеркаться, двинулись к воротам. Окраины Эскалота не ограждали крепостные стены, в которые был заключен его центр, но искусственный канал, вырытый вокруг два столетия назад, оставил только три выхода – по двум мостам и переправе. Близнецы медленно двигались в очереди, но внезапно Озанна как бы невзначай развернулся и потянул за собой сестру.

– Что такое?

– На посту дворцовая стража. Специально их поставили, чтобы могли нас распознать.

– О Дама, к другому выходу?

– Да.

Пока они шли и ждали своего череда, на улицах совсем стемнело. Ода потянулась к уху Озанны и прошептала:

– Если придется спешно решать, ты меня оставь, ладно?

– Глупости не городи, – бросил Озанна, даже не повернувшись к сестре.

– Он меня не убьет, – настаивала Ода, и тогда Озанна встретился с ней глазами. – А тебе нельзя попадаться.

– Пустой и противный разговор.

– Нет, пообещай. – Она дернула его за рукав и еще приблизилась, чтобы понизить голос. – Ты единственный сможешь добраться к Годелеву и просить помощи.

– Посмотрим, – смазанно ответил Озанна, не желая обсуждать то, от чего у него сжималось сердце.

Очередь у дальних ворот продвигалась медленнее: на востоке пролегла развязка торговых дорог, и большинство купцов прибывало и отбывало отсюда. Озанна тешил себя надеждой, что дворцовую стражу поставили к западному мосту, потому что знали, что беглецы сразу пойдут в Горм. Издали завидев незнакомые лица под мерцающими в свете факелов шапелями, Озанна выдохнул. Когда пришла пора, он стиснул пальцы Оды и уверено двинулся к воротам, но стражник остановил их. У Озанны дух зашелся, но солдат лениво сказал:

– Сюда с телегами и скотиной. Пешие в левую очередь! – Он махнул рукой, отгоняя принца.

Озанна безропотно повиновался и повел Оду. Пропустив вперед семью с выводком детей разного возраста – от младенцев до юнцов, – Озанна взглянул на стражника. И узнал его. Ода поняла это по глазам брата и постаралась отойти, но он сквозь зубы процедил:

– Не суетись.

Он сделал уверенный шаг вперед, солдат поднес факел так, чтобы рассмотреть его: видимо, у них имелся приказ пропускать молодые пары с особым вниманием. По его изменившемуся лицу Озанна все понял. Но сам стоял, непоколебимый, будто принцу совсем ничего не стоило спокойствие. Ода прижалась к нему всем телом, безмолвно заверяя, что уходит с братом по доброй воле. Озанна не знал, что видит перед собой стражник: человека или его феод в Вале. Он знал лицо гвардейца, но не знал натуры – ни разу с ним словом не обмолвился. Солдат отступил, пропуская принца.

– Что у тебя? – спросил еще один дежурный, заметив заминку.

– Да ничего! Сил уже нет! Подмени, пока я в штаны не обмочился.

– Вали давай! – гоготнул второй. – Не хватало до смены еще…

Конец шутки близнецы не услышали, так второпях покидали город. По земле ползли теплые точки горящих факелов и словно отражались в небе холодными мушками. Звезд в ту ночь светило немерено, словно все они пришли поглазеть, какие дела творились в старом Эскалоте. И Озанна не сомневался, их это изрядно забавляло.

Глава III

Всходы на западной меже

Первые дни пути оказались самыми несносными. Потом на телах близнецов нарос слой грязи, которая не отмылась бы и в реке. Да и желания нырять в ледяные водоемы никто из них не имел. В самом начале пути Ода заболела. Озанна перепугался, что зараза серьезная, но на поверку та оказалась простудой. Принцесса постоянно сокрушалась о том, как ей холодно. Больше всего мерзли ноги, а утеплить их никак не получалось. В конце концов Ода пожаловалась на саднящую боль в горле и груди, и близнецам пришлось чаще останавливаться в придорожных заведениях на ночлег, чтобы согреться, отоспаться в тепле и заварить травы, собранные лекарем в дорогу. Денег для них брат Джонат нашел мало, а продавать драгоценности Оды виделось опасным. Откуда у парочки молодых путешественников взялись бы такие ценности? Вопрос очевидный, а доверять первым встречным после случая на воротах стало бы непозволительной безалаберностью. Только спустя две недели дороги и пять дней жара, которым промучилась Ода, Озанна пришел к домику на окраине, где они поселились вместе с мулом и телегой.

– Бедная кляча, – разжалобилась Ода при взгляде на ушастого зверя с грустными глазами, в уголках которых скопилось много слизи. – Она выглядит хуже меня.

– Перестань обижать скотину, – возмутился Озанна, потрепав животное по холке. – Не слушай эту вредную женщину! Ты почти рыцарский жеребец!

– А я почти принцесса, – отшутилась Ода и зашлась кашлем.

Озанна приложил тыльную сторону ладони к ее теплому лбу:

– Как ты?

– Иду на поправку.

– Незаметно.

– Возможно, но мне лучше. Завтра надо выходить. Тем более теперь идти будет легче и можно закупить с собой еды и дров.

– Мне за тебя страшно, – мягко настаивал Озанна.

– А мне за нас обоих нужно в Горм, – твердо заявила его сестра.

Принц недовольно покачал головой и отошел к мулу, который безучастно жевал жухлое сено из торбы.

– Во сколько он нам обошелся? – спросила Ода, кивнув на «рыцарского жеребца».

– Не переживай, я не тратил монеты. Я обменял наши пояса с бляхами на дрова, плащи, телегу, новые тканые пояса и, собственно, Принца.

Ода скептично оглядела их обоих, которых можно было так назвать, и уточнила:

– Этого осла зовут Принцем?

– Он – мул! – защитил его Озанна.

– А, ясно.

– И мне еще дали сдачу.

Ода какое‑то время трунила над обоими принцами, а Озанна радовался ее заметному выздоровлению. Засомневавшись, Ода все же уточнила, не выдадут ли их богато украшенные пояса. Озанна успокоил ее: из всех стоящих вещей эти оказались самыми неприметными и заурядными. Да и незнакомец, который сторговался с Озанной, представился неместным и шел торговать на север. Соответствующий говор убедил в правдивости его слов, хотя Озанна и не сомневался, что мужик его обсчитал. Принцев совсем не учили торговаться по таким мелочам. Но даже несмотря на щедрость Озанны, он не мог увериться, что незнакомый делец не сдаст их за бо`льшую выгоду, потому согласился, что нужно скорее покинуть место, в котором они слишком задержались.

После того как они оставили южные земли позади, дорога давалась морально легче, пусть под ногами квасились последствия дождей и глинистая почва, в которой то и дело увязала телега.