Помоги проекту - поделись книгой:
Валерий Ковалев
Чистильщик. Повесть
Глава 1
Дорога на восток
Под рубчатыми колесами пылил грейдер, справа, за кюветом, темнел сосновый бор, небо было голубым и высоким.
Мотоцикл, урча, брал пригорки с белыми россыпями ромашек, скатывался в тенистые прохладные долины, исправно наматывал километр за километром. Именовался он «Цундап», был защитного цвета и с коляской, на которой в свое время крепился турельный пулемет. Сейчас в коляске, часто дыша и высунув язык, сидел чепрачного окраса пес с ошейником.
— Потерпи, Рекс! — прокричали сверху. — Вон впереди бочаг, щас остановимся, попьешь водички!
Мотоцикл, убавив ход, скатился в зеленую, поросшую осинником низину, подвернул к небольшому прозрачному озерку, за которым темнела засохшая сосна, и, уркнув в последний раз, остановился. Овчарка выпрыгнула из коляски, в три маха достигла воды, стала жадно лакать, а ее спутник, шагнув с подножки, раздернул ремешок фуражки, снял ее и повесил на рукоять газа.
Был он молод, выше среднего роста и широк в плечах, с чуть волнистыми русыми волосами, серыми глазами и наметившимися складками у рта.
Внимательно оглядев местность (опасений та не вызывала), расстегнул пояс с висевшей на нем тяжелой кобурой, положил на бензобак. Потом снял через голову гимнастерку с погонами капитана и двумя нашивками за ранения, определил её туда же. Последними стянул запылившиеся хромовые сапоги, вместе с летними портянками.
Оставшись в белой нательной рубахе и бриджах[1], вынул из кармана портсигар, закурил и уселся на траву, привалившись спиной к коляске.
Звали капитана Николай Исаев, совсем недавно он был офицером военной контрразведки.
Родился Николай в Сибири, где его родители-геологи искали алмазы. Отец был родом из Донбасса, а мать — киевлянка. Все детство провел с ними в экспедициях, научившись ходить по карте, скакать на якутских лошадях, метко стрелять из винтовки и карабина. Затем были Средняя Азия и Кавказ, откуда семья переехала на Украину. Там сын поступил на геологический факультет Киевского университета, а родители, получив квартиру во Львове, занялись изысканиями в Карпатах. Когда же с третьего курса его призвали в РККА[2], попросился в пограничники.
— Почему именно туда? — поинтересовался военный комиссар с двумя шпалами[3] в петлицах.
— Я «Ворошиловский стрелок», могу ходить по тайге, пустыне и горам, к тому же неплохой наездник.
Просьбу удовлетворили, и Николай попал в Западный пограничный округ.
Войну начал сержантом на Буге, а когда все заставы погибли, вышел в числе немногих к своим, где продолжил службу в полковой разведке: сначала командиром отделения, а потом взвода. К сорок третьему досрочно получил старлея (имел два десятка ходок за линию фронта, исправно таскал языков) и был переведен в СМЕРШ[4].
После месячных курсов Исаева определили в подвижную группу, чистившую прифронтовую полосу от диверсантов, немецких пособников и агентов Абвера[5]. Когда в одном из боестолкновений ее старший погиб, Николая назначили на его место. За ликвидацию вражеской резидентуры, к уже имевшимся наградам, получил наградной «вальтер» от начальника ГУКР СМЕРШ Абакумова.
Свой боевой путь капитан закончил в Праге (до Берлина не дошел), где в начале июня попал в «историю». Избил пьяного майора-политотдельца, пытавшегося изнасиловать чешку. Тот, как говорят, «отмазался», Исаеву светил трибунал, но помог случай.
Началась демобилизация, и начальство под шумок уволило капитана в запас по сокращению штата, выдав продовольственный аттестат, денежное содержание и паек на трое суток.
Кроме того, Николай получил в качестве трофея «Цундап», захваченный при ликвидации подвижной группы диверсантов. На этот счет имелся специальный приказ Главковерха, по которому младшим офицерам разрешилось вывозить из Германии в качестве трофеев мотоциклы, а старшим и генералам — легковые автомобили.
Следовавшего с ним в коляске четвероногого друга капитан подобрал щенком чуть больше года назад — тот умирал с голоду в брошенном немецком окопе. На границе у него была служебная овчарка, она погибла в бою, и Исаев взял найденыша себе, дав ему кличку погибшей собаки.
Пройдя у нового хозяина дрессировку, Рекс стал надежным помощником: брал и уверенно держал след, принимал участие в операциях и однажды лично задержал парашютиста с рацией, порвав так, что на фашисте живого места не осталось.
А еще пес имел боевое ранение. Во время одной из зачисток в Польше осколком гранаты ему отсекло треть уха.
Теперь Николай возвращался домой, во Львов, до которого было семь сотен километров.
Утолив жажду, пес вернулся к хозяину и просительно уставился на него янтарными глазами.
— Гуляй, — улыбнулся тот, и овчарка умчалась в лес, мягко и бесшумно.
Докурив беломорину и по привычке сунув окурок в траву, капитан снял рубаху, галифе и наручные часы и направился к озерку. Мускулистый торс со звездчатой отметкой на спине и рваным шрамом под ключицей был молочно-белым, лицо и кисти рук — загорелыми.
Войдя в прохладную воду по колено, наклонился, поплескал на голову и грудь, а потом, фыркая, обернулся.
С берега на Николая смотрел зрачок шмайсера[6].
— Zu mir, — сказал державший автомат в руках человек в кепи с длинным козырьком и пятнистом комбинезоне. Второй такой же, со штурмовой винтовкой[7] навскидку, стоял у мотоцикла.
«Надо же так лопухнуться» — мелькнуло в голове. Чуть подняв ладони, капитан побрел навстречу. Когда вышел из воды, немец приказал:
— Halt!
Исаев остановился.
— Sind Sie Offizier? — прокаркал второй, кивнув на гимнастерку. Капитан молчал, затравлено обводя их взглядом.
В следующий миг из-за «Цундапа» тенью взвилась овчарка и обрушилась на того, что с винтовкой. Автоматный ствол дернулся в сторону, Николай прыгнул вперед и рубанул немца ребром ладони чуть выше уха.
— Хэк, — дернул тот головой и завалился на бок.
Вырвав автомат, Исаев бросился ко второму. У того из разорванного горла в траву наплывала кровь. Рядом, вздыбив шерсть на холке, злобно урчал Рекс.
— Молодец, — сказал, тяжело дыша, Исаев. — Охраняй, — показал на второго.
Овчарка, рыкнув в последний раз, скользнула к немцу, положила голову на лапы, улеглась напротив. Капитан направился к мотоциклу, натянул галифе и вернулся.
Положив рядом шмайсер, присел на корточки, раздернул на лежащем комбинезон. Под ним серебристо блеснули руны на черном, в перхоти вороте.
— Эсэсовец, — скрипнул зубами Исаев, после чего снял с плеча немца кирзовую полевую сумку на тонком ремешке. Внутри оказались газета «Красная Звезда», начатая пачка папирос «Пушки», удостоверение офицера РККА и две красноармейских книжки. Развернул удостоверение. На фото молодое курносое лицо, гимнастерка с двумя медалями, а в графах: «Лейтенант Макаров Николай Иванович. Командир взвода охраны линейной комендатуры в/ч 4620».
Красноармейские книжки принадлежали старшему сержанту Приходько Степану Осиповичу и рядовому Джанибекову Батыру.
— Так, значит, все воюешь, гад? — сказал капитан открывшему глаза эсэсовцу. После чего взял в руки автомат: — Aufstehen!
Немец, что-то хрипя, с трудом поднялся. Тишину леса разорвала очередь. Когда эхо от нее стихло, Рекс подошел к телу, обнюхал и задрал заднюю лапу.
Эсэсовцев Исаев ненавидел всеми фибрами души.
Когда летом 41-го еще с тремя пограничниками и приставшим к ним десятком красноармейцев выходили из окружения, в лесном массиве под Тернополем, за прорванной немцами линией обороны они наткнулись на остатки полевого госпиталя. Всех раненых с врачами расстреляли в упор и искромсали штыками, а у двух изнасилованных медсестер отрезали груди. Рядом с одной из убитых девушек валялся забытый кинжал с гравировкой на клинке «Meine Ehre heisst Treue» и чем-то вроде молний на рукоятке. Здесь же эти нелюди и жрали. На соседней полянке с родником, истоптанной сапогами, были разбросаны обертки от галет и консервные банки.
Очередной раз, Исаев столкнулся с ними уже в разведке. Возвращаясь из ночного поиска с «языком», группа заплутала и под утро вышла к небольшому полесскому[8] селу. Между селом и залегшими на опушке густого ельника тремя разведчиками дымилось легким туманом озеро. Исаев хотел послать в село бойца, чтобы определить место, но не успел.
По дороге оттуда к водоему запылил бронетранспортер со знакомыми молниями на борту, а за ним — крытый тентом грузовик.
На другом берегу они остановились, донеслась лающая команда, после чего из кузова выпрыгнули солдаты. Громыхнул задний борт, и вскоре у уреза воды стояли два десятка селян: женщин, стариков и детей. Самых маленьких матери держали на руках.
Из кабины вышел офицер в фуражке с высокой тульей и черной униформе. Став напротив, зачитал какую-то бумагу. А после, отойдя в сторону, махнул рукой.
— Ду-ду-ду-ду! — задробил станковый пулемет бронемашины, глуша крики ужаса и боли. Когда все было кончено, солдаты из винтовок добили раненых, заурчали моторы, и палачи отправились назад.
В бессильной ярости разведчики сжимали кулаки, у Николая из прокушенной губы скатилась рубиновая капля…
Тряхнув головой и отбросив ужасное видение, капитан направился к мотоциклу. Вскоре он рокотал дальше, в лицо упруго бил ветер.
Когда шар солнца наполовину скрылся за горизонтом, а на землю опустились вечерние тени, «Цундап» въехал на каменный, с парапетом мост, пересекавший реку, за которой раскинулось небольшое местечко. С указателем «Чески брод», шпилем костела в центре и россыпью красных черепичных крыш.
У опущенного шлагбаума за мостом мотоцикл остановился, вышедший из будки конопатый ефрейтор проверил у Исаева документы.
— Значится домой, товарищ капитан? — вздохнул, возвращая.
— Получается так, — застегнул нагрудный карман Николай.
— А мне еще трубить два года.
— Это почему?
— Приказ такой вышел, нам зачитывали. Кто не дослужил срочную до войны, обязан дослужить. Фронт не учитывается.
— Соболезную, а где у вас тут комендатура?
— В центре, рядом с костелом.
— Ну, бывай, солдат, — выжал сцепление Николай, и мотоцикл тронулся с места.
Миновав утопавшую в садах окраину, а за ней перекресток с грустным ангелом на пьедестале, Исаев выехал на мощенную брусчаткой площадь, где на лепном фасаде третьего от костела особняка висела жестяная вывеска «Комендатура».
У входа скучал молоденький боец в обмотках и с карабином, под окнами стоял легковой «опель» и американский «студебеккер». Заглушив мотор с ними рядом, Исаев слез с сиденья, бросил овчарке: «Охранять!», козырнул вытянувшемуся часовому и вошел внутрь.
В гулком прохладном вестибюле, за деревянной перегородкой сидел дежурный с погонами старшины и что-то записывал перьевой ручкой в журнал.
— Я бы хотел видеть коменданта, — остановился у перегородки Исаев.
Старшина поднял на него глаза:
— Ваши документы.
Внимательно прочтя, вернул:
— Поднимитесь на второй этаж, вторая дверь справа.
Исаев поднялся куда велели, постучал в нужную дверь и вошел.
В кабинете у двухтумбового стола, под портретом Сталина майор лет сорока кого-то отчитывал по телефону:
— …а я тебе сказал, еще раз проверь! Как так не приезжали? Офицер и два бойца, это тебе не иголка в сене!
С последними словами бросил трубку на рычаг и недовольно обернулся.
Кряжистый, и бритый наголо, он чем-то напоминал Котовского. На старого образца габардиновой гимнастерке алели ордена «Красного Знамени» и «Отечественной войны» первой и второй степени.
«Интересно, как эта тыловая крыса могла такие заслужить?» — подумал Николай, а вслух произнес:
— Вы будете комендант?
— Я, — последовал ответ. — Майор Гулеватов.
— Мне кажется, вы их ищите, — пройдя вперед, Исаев снял с плеча полевую сумку и положил на стол.
Комендант взял ее, расстегнул клапан.
— Да, это мои люди, — сказал, поочередно развернув удостоверение и книжки. — Кто вы такой и где взяли?
Исаев, представившись, рассказал, как все было.
— Место показать можете? — кивнул Гулеватов на пришпиленную к стене карту.
— Могу, — ответил Николай, и они подошли к карте. — Примерно здесь, — уткнул палец в пунктир дороги. — Там сбоку небольшое озерко с засохшей сосною.
После этого майор пригласил сесть, а сам снял трубку второго телефона, полевого.
— Зайди, — коротко сказал и опустил трубку на место.
Через нескольку минут в дверь вошел старший лейтенант, ровесник Исаева.
— Значит так, — хмуро взглянул на него майор. — Макаров с Приходько и Джанибеков убиты. Готовь на шесть утра отделение солдат. Поедем искать трупы.
— Как убиты?
— Очень просто, на дороге. Вон капитан сообщил и привез их документы, — кивнул на Исаева.
— Понял, — отвердел скулами офицер. — Разрешите идти?
— Идите.
Когда тот вышел, хозяин кабинета предложил Николаю папиросу, они закурили.
— Значит, уволился в запас и следуешь домой своим ходом? — прищурился Гулеватов. — Рисковый ты парень.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — пожал тот плечами.
— А овчарка у тебя будь здоров, — встав и подойдя к одному из окон, сказал комендант. — Это ж надо, задавить фрица. Кстати, — обернулся назад, — где думаешь ночевать? Могу предложить место в комнате отдыха дежурного.
— Спасибо, не откажусь, — смял окурок в пепельнице Исаев.
После этого Гулеватов вернулся к столу и нажал привинченную сбоку кнопку. А когда дежурный вошел, приказал разместить в ней гостя вместе с собакой.
Поделиться книгой: