Крымское зарево

— Павел, спускайся, — строго приказал Шубин, хотя внутренне снова восхитился пареньком, как ловко замаскировался и не выдал себя ни одним движением.

По стволу скользнула худенькая фигурка, за секунду Пашка оказался на земле. Он указал на повязку на рукаве:

— На карауле я стою, остальные в грязи барахтаются. А меня Тарасов наказал за опоздание, за то, что я на обед ходил, а потом в лагерь явился позже всех. Вот и не взял на занятия.

От внимательного взгляда капитана не укрылось довольное выражение на остром личике, паренек был рад своему наказанию. Он не нырял вместе с остальными в ледяную жижу, а вел наблюдение из укрытия. Зная, что находятся они на советской территории, в десятках километров от фронта, Пашка только был рад тому, что сможет передохнуть после сытного обеда. Зинчук будто читал мысли разведчика:

— Километр отсюда на юг, по ивам держитесь. — Он указал грязным пальцем в темную густоту перелеска.

По растительности и бурелому Глеб понял, что впереди болотистая местность с небольшими озерцами топей, заросшая, без человеческих троп, потому что никто из местных или оккупантов не решался ходить в опасные трясины.

Именно сюда привел набранных для обучения разведке солдат особист. Когда Шубин добрался через кучи валежника до отряда, весь личный состав лежал в широкой яме, до половины заполненной ледяной водой вперемешку с землей и вязкой ряской. Через природную траншею было перекинуто бревно, по которому вышагивал туда-сюда Тарасов с крепким суком в руках. Время от времени он тыкал палкой в воду:

— Евсюков, ниже! Спина торчит! Стукаленко, плечи вниз, на дно!

Будущие разведчики старались, задерживали дыхание и ныряли как можно глубже, надолго полностью скрываясь в болотной жиже. Замирали там, распластавшись по дну, пока легкие не начинало жечь от нехватки воздуха. Они поднимали головы над поверхностью, жадно хватали воздух и снова опускались в ледяную кашу. Если это движение успевал заметить майор, то он с размаху бил тяжелым суком по плечам и спине:

— Попался! Прямиком под пули, Грош!

Шубин, конечно, был удивлен методам обучения Тарасова, хотя был согласен с ним — умение замаскироваться и часами прятаться прямо под носом у немцев, в болоте или любом водоеме, необходимо в разведке. Он подошел поближе:

— Товарищ майор, можем поговорить? По поводу Малинина.

Тот только зло сжал губы в злую полоску и не тронулся с места:

— Забудь про Малинина, отправился обратно к своим саперам. Может там визжать как баба сколько влезет.

— Но, товарищ майор, он ведь только приступил…

Договорить капитану не дали.

— Отставить, — прошипел вполголоса особист, подошел поближе и через сцепленные зубы отчеканил: — Ты, капитан, учи их, это твоя служба. А моя — решать, кто в разведку годится, а кто не потянет.

Он рявкнул уже во все горло:

— Встать, смирно!

Из зеленой топи вынырнули восемь фигур. Они до того были облеплены грязью и тиной, что превратились в одинаковых близнецов с одинаковыми лицами.

— Забирай! — бросил энкавэдэшник командиру отряда и ушел в сторону, отдавая бразды правления Глебу.

Шубин снова сдержал себя, чтобы не ответить резко на слова особиста. Он приказал ребятам:

— Выбирайтесь, возвращаемся в лагерь.

Дорогу назад они прошли молча. Молодые разведчики брели с мыслями побыстрее снять мокрую одежду и согреться, стереть с себя липкую зелень. Тарасов шел поодаль, будто подчеркивая, что никакого отношения к происходящему не имеет. Шубин опять погрузился в размышления, как же ему вести себя под таким назойливым наблюдением офицера НКВД.

А тот вдруг снова пошел в атаку. Когда бойцы принялись возиться со своими вещмешками, уложенными в маленьких землянках, которые они успели выкопать для лесного лагеря, мужчина тихо заговорил с разведчиком:

— Хорошим хочешь быть? Нянькаться с ними вздумал, как с детьми? А что потом с ними будет, когда на фронт попадут? Да их на первой же заставе обнаружат, и потом гестапо все сведения о советских войсках вытащит вместе с кишками. Ну жалей, жалей, дожалеешься.

И опять капитан Шубин опустил голову, удержавшись от бессмысленного спора. Он обратился к строю:

— Садитесь, разговор будет долгим.

Он подождал, пока ребята рассядутся на поваленном бревне. Отметил, что едва слышно прошумели ветки вверху, что означало только одно: дозорный Зинчук бросил свое место наблюдения и пробрался незамеченным на занятие.

Шубин заговорил, медленно, давая бойцам возможность вдуматься в каждое его слово:

— Я хочу объяснить вам прежде всего, что такое разведка и чем она занимается. Это важно, потому что вы можете знать и уметь многое. Драться, хорошо маскироваться, говорить и понимать немецкий. Но всегда ваша задача — получить информацию. Провести наблюдение, получить бумаги штабных офицеров или привести «языка», путей много. Будет информация, и командир части сможет построить план наступления. Боевые офицеры будут знать, откуда немцы станут вести огонь и что ждет за нейтральной полосой. Понимаете, о чем я?

Стукаленко поднял руку, как прилежный ученик:

— Мы помогаем бороться с Гитлером?

Не выдержал энкавэдэшник, вставил свое слово:

— Мы все против Гитлера боремся, Стукаленко. Ты что тут, особенный?

Парень замолчал, опустил голову и плечи. Уж что-что, а убивать инициативу особист точно умел.

Но капитана Шубина сбить с толку было не так-то легко, он воткнул колышек и положил рядом прутики.

— Это огневая точка и немецкие посты. Ты должен атаковать противника с ротой стрелков, Стукаленко. Твои действия?

Тот неуверенно покосился в сторону и все же ответил:

— Ну, в лоб атаковать опасно, огневая точка быстро снесет живую силу. Я с фланга зайду.

— Правильно, — похвалил парня капитан, отчего тот снова расправил плечи. — Любой командир понимает, что не надо лезть под огонь на поражение.

Он вдруг ударил сапогом, и его конструкция рассыпалась во все стороны.

— А вот что будет, если не провести разведку перед атакой. Не будет командир знать, где огневые ячейки у противника расположены. Не будет знать, что его ждет — перестрелка, танки, артиллерия? И тогда вместо победы его и его бойцов ждет смерть на поле боя. Если не проведена рекогносцировка местности, наступление проведено без предварительной разведки и рекогносцировки — гибнет больше половины личного состава. Вас девять, семеро умрут, если идти в бой вслепую без разведданных о расположении сил противника.

Хоть и были парни уже опытными, побывавшими на фронте бойцами, только от осознания важности разведслужбы глаза у них округлились, на лицах застыло изумленное выражение. Глеб обвел молодых людей внимательным взглядом:

— Запомните то, что я вам скажу. Разведка нужна для того, чтобы победить, и победить не любой ценой, а с минимальными потерями личного состава. Испугались вы, не решились на вылазку, не смогли справиться с захватом «языка», холодно было в воду лезть на переправе, ошиблись при расчетах, не заметили что-то при наблюдении, за все будет одна плата — жизни людей. Они будут умирать из-за вас, ваши товарищи по оружию, солдаты и офицеры. Их дети останутся сиротами, жены ‒ вдовами. Исправить вы этого уже не сможете, к жизни их не вернете. Цена ваших ошибок — смерть другого человека. Помните об этом всегда, когда вам холодно, страшно, хочется бросить все и вернуться поскорее к своим, на советскую территорию. За это заплатит другой человек своей жизнью. Помните.

Ребята совсем притихли от осознания того, какой груз они взваливают на себя. Они вдруг прямо на глазах стали взрослыми и теперь не напоминали стайку воробьев на веточке. Взгляды были суровыми, полными скрытой печали от понимания, что впереди много тяжелых испытаний, но они должны, обязаны их пройти.

Глеб продолжил:

— Чтобы сберечь чужие жизни, надо научиться просчитывать каждый шаг. Я не смогу научить вас всему, что умею сам. Но основные правила расскажу.

Он вдруг молниеносно наклонился, схватил тяжелую палку и запустил ее вверх. С небольшой высоты на полянку шлепнулся с дерева Пашка Зинчук, встал как ни в чем не бывало, отряхнулся и пробурчал под нос:

— Сказали, я бы и сам слез.

— Молодец, — похвалил и его капитан. — Никто, кроме меня, не заметил, что наверху находится еще кто-то из отряда. И это очень важно для разведчика, самый первый навык — быть незаметным, слиться с окружающей местностью, стать частью ландшафта. Чтобы никому даже в голову не приходило, что вы находитесь рядом.

Как стать невидимкой, я расскажу вам завтра. Сегодня отдыхайте, обустраивайте лагерь до конца. Завтра начнем тренироваться в полную силу.

Едва он сделал несколько шагов в сторону, как майор снова принялся командовать:

— Зинчук, на карауле еще сутки за то, что покинул пост без разрешения.

Парень спокойно отозвался:

— Есть дежурить сутки.

Майор Тарасов нагнал разведчика на тропинке, с раздражением пробурчал:

— Я бы этого Зинчука метлой гнал из разведгруппы. Завтра отправлю его подальше, пускай в пехоту идет, окопы сторожить. Только и умеет, что столбом стоять.

Капитан остановился и резко сказал:

— Товарищ майор, я назначен приказом командиром разведгруппы. Я отвечаю за обучение личного состава, и принимать решения о том, кто обучается, а кто отстранен, тоже буду я. Зинчук остается в группе, за своеволие он наказан дежурством.

Тарасов недовольно цыкнул, но возражать не стал. Вполне миролюбиво заметил:

— Разведчиков готовим, товарищ Шубин, а не кисейных барышень. Их бы сейчас без ужина оставить, да в лес с одним ножом. Чтобы добыли себе еду, огонь. Я ведь начинал в разведке, потом в особый отдел перевели за заслуги перед партией. Так что знаю из личного опыта, как тяжело бывает. И по неделе сидишь в засаде, не шелохнешься, сухарь погрызть за радость считается. Они должны понимать, что кормить их фрицы не будут, фронтовая разведка в окопах не сидит с костерком под боком.

— Я понимаю, товарищ майор, что вы хотите как лучше. Согласен, что лучше сразу им узнать, какие суровые будни их ждут на передовой. Но воевать в голоде и холоде тяжело, голова хуже работает, когда в животе пусто. Я хочу, чтобы они думали о маскировке, а не о куске хлеба.

— Тоже мысль. — Майор, по всей видимости, выдохся за день и к вечеру стал более покладистым. — Но насчет Зинчука подумайте, товарищ Шубин. Ни в партии, ни в комсомоле он не состоит, неизвестно, какие у него там мысли в голове, будто и не советский, не наш.

— Талант у Зинчука, — встал на защиту парнишки Глеб. — Маскировка у него выше всяких похвал, а этому труднее всего научиться. Разведчик должен быть неприметным.

— А еще преданным Родине, чтобы не стать шпионом и не начать работать на Гитлера. — Подозрительность энкавэдэшника не знала границ. — А этот Зинчук рвется именно на оккупированную территорию, в немецкий тыл. Завтра готов бежать к немцам через границу фронтов, подозрительно это! Так что защищайте его, товарищ капитан, верьте ему, а я с него глаз спускать не буду. Выведу на чистую воду этого будущего перебежчика.

В ответ разведчик только пожал плечами: ну что поделать, если у них разные взгляды на людей. Он, Глеб, видит в парнях хорошее начало, их рвение и таланты, а майор Тарасов высматривает негативные стороны в их поступках и словах. На этом они и разошлись по разным сторонам Дмитровки.

Правда, Глеб Шубин направился в казарму лишь на время, собрал вещмешок, перевязал свой тощий тюфяк бечевкой и снова отправился в лесной лагерь. По пути зашел к Федотычу, чтобы получить полный котелок еще теплой каши и ковригу хлеба. Тот щедрой рукой отсыпал ему вареной требухи в кулек из старой мешковины.

— Чего тебя в лес отселили?

— Да надо так, — отмахнулся Глеб, ему было неприятно врать старику.

А тот и не лез к разведчику с вопросами, с пониманием отнесся к его уклончивому ответу. Лишь угукнул в ответ, достал из мешка ржаную буханку и брусок сала, завернутый в бумагу.

— Ребят ладных тебе пристроили. Токма тощие, держи, пускай трескают. Надо наедаться впрок, целая жизнь впереди.

— Спасибо.

Капитан подхватил свои пожитки и провиант и зашагал по затихшей Дмитровке в сторону леса.

Его поступок, наверное, снова не одобрил бы Тарасов. Зачем ютиться в сырой землянке, если ему, как боевому офицеру, положено место в теплой казарме, где даже имеются постельные принадлежности. Только капитан Шубин был уверен: место командира рядом со своими подчиненными, бок о бок с ними он должен есть, спать и пить с ними, чтобы понимать и знать каждую мысль, возникающую в голове своих ребят. Только тогда они будут верить своему командиру, ведь он наравне со всеми служит и воюет, а не отсиживается в штабе или теплом местечке, отдавая оттуда приказы.

По дороге к лагерю он тихонько свистнул, но ответа не последовало. Тогда Глеб просто развернул брусок, что вручил ему старик. Во все стороны поплыл аромат сала, щедро приправленного чесноком и солью, от этого умопомрачительного запаха в кустах кто-то не удержался и чавкнул. Снежок! Голодный пес, сам того не понимая, выдал своего хозяина, не удержался от запаха сала и высунул язык от потекшей слюны.

Разведчик самодовольно хмыкнул, что все-таки обхитрил парня:

— Спускайся, ужин принес тебе.

Серая тень скользнула вниз, секунда — и Павел уже стоял на земле с ложкой в руках. Он оперся на ствол и все так же аккуратно, как и ел прошлое угощение, разжевал несколько ложек каши. Часть порции досталась Снежку. Тем временем капитан нарезал куски сала и хлеба.

— Давай, налетай, каша тоже вся тебе. Доедай.

Павел в ответ дернул острым подбородком:

— Пускай стоит, утром пригодится. Нечего пузо набивать, задремать можно от еды такой.

Он деловито сложил провиант в котелок, устроил его между двух камней и велел Снежку:

— Сторожи.

Пес улегся рядом с сокровищем, теперь никто не тронет ни кашу, ни сало. А Зинчук по веткам взобрался на свой сторожевой пост. Командир задрал голову:

— Может, внизу покараулишь? Задремлешь и свалишься.

— Выдержу, — раздался сверху лаконичный ответ.

Капитан покрутил головой: до чего же своенравный. Хотя спорить с Зинчуком не стал, задумал подловить его по-другому. Самое тяжелое время для караула начинается перед рассветом. Когда в последние ночные часы невыносимо клонит в сон, можно даже с открытыми глазами увидеть сны и впасть на несколько секунд в легкое забытье на грани яви. А уж если разрешить себе хоть на секунду прикрыть глаза, то срубит накрепко и надолго. Упрямство парнишки уязвляло Глеба, поэтому он решил проучить самонадеянного Павла: пробраться перед рассветом к охранному посту и поймать молодого разведчика на нарушении устава, то есть застать его во время выполнения боевой задачи спящим.

В землянке дружно сопели молодые солдаты. После длинного дня, тяжелых испытаний сон у ребят был крепкий. Командир устроил себе место в уголке, вытянулся на тюфяке и сверху накрылся плащ-палаткой, чтобы сырость от стен не пробирала до костей. Перед тем как провалиться в сон, вдруг с облегчением подумал: «Хорошо, что Зинчук со Снежком в карауле, уж эти точно никого не пропустят». Почему-то от этой мысли стало сразу спокойнее, и он заснул крепче, чем обычно.

Вынырнул из забытья Глеб по привычке еще до того, как небо стало светлеть перед рассветом. Было самое глухое и темное время, четыре часа утра, когда еще не чирикают птицы, закончили ночную охоту лесные зверьки, даже деревья притихли и устало замерли в ночной дремоте. Капитан натянул поплотнее шинель, чтобы спастись от пронзительной прохлады и двинулся между деревьями. Выбрал не тропинку к лагерю, а пошел в паре десятков метров от нее. Крался так, чтобы не хрустели под ногами ветки, прислушивался к лесным звукам. Но весь мир затих в безмолвии — ни ветерка, ни шуршания деревьев. Вот уже совсем близко дерево, на котором должен сидеть Зинчук. Вдруг в руку ткнулся горячий нос, а мягкий язычок лизнул в знак приветствия. Верный Снежок мгновенно почуял, кто идет по лесу, но выдавать Шубина лаем не стал, запомнив его вчерашние угощения. Глеб наклонился и подобрал небольшую ветку, решив кинуть ею в задремавшего Павла, чтобы тот в другой раз не хорохорился, что не уснет и не упадет вниз с высоты.

«Успею подхватить, — решил разведчик. — Парнишка совсем легкий, удержу». Он долго вглядывался в темноту, пытаясь различить между веток силуэт. Наконец глаза привыкли к темноте, Глеб смог различить Павла, но рука с приготовленной веткой замерла в воздухе. Парнишка вел себя странно: он махал руками и широко открывал рот, голова его покачивалась, будто в каком-то танце. Командир долго всматривался в странные движения, а потом вдруг сообразил: «Он поет! Беззвучно поет, чтобы не уснуть во время несения караула!» Глеб снова удивился: до чего сообразительный парень, будто родился для разведки, даже додумался, как взбодрить себя от ночной усталости без единого звука и почти без движения. Он потрепал Снежка по скатавшейся от грязи шерсти: «Не зря судьба в разведку привела твоего хозяина», — подумал он и молча пошел назад.

В землянке Шубин скомандовал громко:

— Подъем, бойцы! Становись!

Сонные бойцы зашевелились, а потом кинулись исполнять приказ командира. Сначала умылись ледяной водой, а затем построились, чтобы выслушать распорядок дня на сегодня. Только один из них, сутулый черноволосый паренек, не успел на построение. Он сгибался от приступов жесткого кашля и дрожал в ознобе. Глеб остановил его:

— Как тебя зовут?

— Рядовой Чореску, — прохрипел тот.

Командир окинул внимательным взглядом воспаленные глаза парнишки, красные пятна на щеках и предложил:

— Иди в деревню, там в госпитале тебя врач осмотрит. Лекарств даст, тебе бы в лазарете полечиться.

Черноголовый упрямо встал рядом с остальными, показывая всем своим видом, что готов к занятиям, несмотря на болезнь.

В лесу капитан Шубин показал, как можно маскироваться с помощью того, что попадется под руку — мох, ветки, кора деревьев и даже пучки сухой травы. Ребята увлеклись, сооружая себе костюмы, и даже не заметили, как тихо подкрался к ним Тарасов. Он долго издалека наблюдал за тем, как будущие разведчики опробуют свои маскировочные костюмы, устраиваясь по очереди в траве. Потом подошел поближе.