Возвращение Ланцелота

ЛАНЦЕЛОТ. Да просто спился. После тюрьмы он не просыхал. Говорят, с ним там обошлись очень скверно.

ФРИДРИХСЕН. Не только. Он боялся разоблачения. Его шапки-невидимки были разработаны для тайной полиции господина дракона. Очень помогало незримо присутствовать при всяких разговорчиках и выявлять смутьянов. Благодаря этому остроумному изобретению тюремные подвалы всегда были полны, а у начальника тюрьмы хватало работы.

ЛАНЦЕЛОТ (вертя в пальцах рюмку). Я догадывался. Очень уж специфическое устройство.

ФРИДРИХСЕН. Вот именно. 

ЛАНЦЕЛОТ. Но он же дал мне шапку-невидимку и помог победить дракона. Разве это не искупает его прошлое?

ФРИДРИХСЕН. Для нас с вами — искупает. А для обывателей такая информация — конец героического мифа. Герой оказался подлецом, всю жизнь работавшим на охранку. И не он один. Господин начальник тюрьмы может многое рассказать и о других героях сопротивления. Например, о…

ЛАНЦЕЛОТ (перебивая, повышая голос). Кому рассказать?

ФРИДРИХСЕН. Допустим, специальному корреспонденту «Вечернего Дракона».

ЛАНЦЕЛОТ. А что случится, если он это расскажет, а «Дракон» опубликует?

ФРИДРИХСЕН. Это разрушает официальную версию нашей новейшей истории и подорвёт основы легитимности нашего режима.

ЛАНЦЕЛОТ. Так сколько же мы должны заплатить господину тюремщику за сохранность официальной версии нашей новейшей истории?

ФРИДРИХСЕН. Гораздо меньше, чем мукомолам.

ЛАНЦЕЛОТ. Я всё время слышу об этих чёртовых мукомолах. Что с ними такое?

ФРИДРИХСЕН. Крупнейшая в городе банда. Бьют пестами, а могут и в жернова провернуть.

ЛАНЦЕЛОТ. Почему же дракон их не истребил, как цыган?

ФРИДРИХСЕН. Они платили ему дань, а цыгане отказались.

ЛАНЦЕЛОТ. А теперь они требуют дани от нас?

ФРИДРИХСЕН. Да.

ЛАНЦЕЛОТ. Потому что мы не можем их сжечь или свести с ума ядовитым дымом, как это делал дракон?

ФРИДРИХСЕН. Именно.

ЛАНЦЕЛОТ. А если собрать горожан, чтобы они разобрались с этими мерзавцами?

ФРИДРИХСЕН. Вы же знаете, какие у нас горожане. Кроме того, муку эти мерзавцы всё-таки тоже мелют. Граждане не захотят остаться без булочек.

ЛАНЦЕЛОТ. Пожалуй, я сам наведаюсь к этим ублюдкам и объясню им, как надо себя вести.

ФРИДРИХСЕН. Вы не в форме.

Молчание. Оно продолжается секунду, вторую, третью.

ФРИДРИХСЕН. Простите, я не должен был этого говорить… но кто-то должен был это сказать.

ЛАНЦЕЛОТ (равнодушным, слегка развязным тоном). Да, я слегка неважно себя чувствую. Старые раны, то-сё. Ладно, проехали. Кто ещё претендует на драконьи вымороки?

ФРИДРИХСЕН (развязывает тесёмки папки, достаёт листок бумаги). Вот полный список.

ЛАНЦЕЛОТ берёт бумажку, просматривает. Внезапно взгляд его останавливается.

ЛАНЦЕЛОТ. А что тут делает господин Вексельбонд? Это вообще кто?

ФРИДРИХСЕН. Иностранец. Оказывал бескорыстную гуманитарную помощь во время кризиса, связанного с арестом бургомистра и расстройством дел. Поставлял в наш город сахар и масло.

ЛАНЦЕЛОТ. Не помню никакого Вексельбонда. Но допустим, раз уж мы столько всего уже допустили. Почему мы должны платить за бескорыстную гуманитарную помощь собственностью?

ФРИДРИХСЕН. Чтобы он поменьше распространялся о том, как её распределяли. В частности, о некоторых ваших распоряжениях.

ЛАНЦЕЛОТ. Каких же?

ФРИДРИХСЕН. В своё время вы подписали распоряжение об экстренном изъятии всех запасов сахара и масла, в том числе из больниц и детских учреждений, и создании единого продовольственного центра.

ЛАНЦЕЛОТ. Помню. Подписывал. Потому что во всех больницах и детских учреждениях внезапно завелись крысы. Как мне объясняли специалисты, раньше крысы боялись дракона и сидели тихо, а как дракона не стало — обнаглели. И съедали они почему-то сначала масло и сахар.

ФРИДРИХСЕН. Я сам убеждён, что в тот момент это была разумная мера. Но господин Вексельбонд утверждает, что единый продовольственный центр стал центром коррупции и злоупотреблений народной нуждой. В частности, он говорит, что продовольственный центр обслуживал в первую очередь ратушу и администрацию Ланцелота.

ЛАНЦЕЛОТ. Скорее всего, так оно и было. И что? Много я съел народного масла?

ФРИДРИХСЕН. Он также утверждает, что ему мешали вести филантропическую деятельность по снабжению населения продовольствием.

ЛАНЦЕЛОТ (хлопает себя по лбу). А-а-а! Ну как же, как же! Это же тот Вексельбонд, который открыл по всему городу обменные пункты? Масло и сахар в обмен на серебро, золото и произведения искусства?

ФРИДРИХСЕН. Он самый.

ЛАНЦЕЛОТ. Если эта мразь ещё хоть один раз появится в нашем городе… (остывает) Этому человеку мы не дадим ничего. Кому угодно — только не ему.

ФРИДРИХСЕН. Правильно ли я понимаю, что по остальным кандидатурам возражений нет?

ЛАНЦЕЛОТ (устало). Если вы уберёте от меня эти чёртовы документы — нет. Иначе я увижу ещё какого-нибудь мерзавца, с которым нам нельзя ссориться, потому что он что-то знает или может сделать. И тогда я всё-таки возьму меч и копьё, и вспомню, что я профессиональный герой. В форме я или не в форме, но прежде чем уйти из этого прекрасного города, я его основательно почищу.

ФРИДРИХСЕН. Тогда лучше сразу выпустить из тюрьмы бывшего бургомистра. Он наведёт порядок железной рукой.

ЛАНЦЕЛОТ. Знаю. Поэтому я сдал оружие в музей. Хватит об этом. Делайте то, что считаете нужным. Я подпишу все бумаги. Только оставьте меня в покое хотя бы сейчас. (Сминает листок бумаги в комок и кладёт его сверху на пустую рюмку, как шарик мороженого.)

ФРИДРИХСЕН. Подпишите документ и вы меня долго не увидите.

ЛАНЦЕЛОТ. Почему же, заходите, буду рад. Вы мне нравитесь, Фридрихсен. Вы хотя бы не трус. Хотя честным человеком я бы вас не назвал. Ведь в этом списке всё-таки есть ваши родственники и друзья, не так ли?

ФРИДРИХСЕН. В этом — нет. Я собирался вписать их имена в приложение к окончательному варианту. Вы такое обычно подписываете, не читая.

ЛАНЦЕЛОТ. Я и сейчас не буду. Зачем расстраиваться. Готовьте свои документы.

ФРИДРИХСЕН. Спасибо. (в сторону, громко) Мальчик, пальто.

Появляется МАЛЬЧИК с пальто. ФРИДРИХСЕН одевается.

ФРИДРИХСЕН (неожиданно тепло). Держитесь, господин Ланцелот. Мы все должны через это пройти. Когда-нибудь у нас будет нормальный город. (Уходит.)

ЛАНЦЕЛОТ. Хоть немного покоя… (тянется к бутылке)

Входит МАЛЬЧИК.

МАЛЬЧИК. Вы меня простите, пожалуйста, но там господин Миллер… Ему нужно принять важное решение, но сначала он хочет получить ответ на один вопрос.

ЛАНЦЕЛОТ. Мог бы и зайти, чего уж там.

МАЛЬЧИК. Он говорит, что твёрдо намерен подать в отставку и по этому поводу дать интервью «Вечернему Дракону». В том случае, если вы возьмёте сторону господина Фридрихсена.

ЛАНЦЕЛОТ. То есть он меня шантажирует?

МАЛЬЧИК. Господин Миллер ещё сказал, что не любит подобных методов, но не видит иного выхода из контор… контр… (запинается) Господин Ланцелот, я забыл, но, в общем, он это серьёзно.

ЛАНЦЕЛОТ. Тогда пусть идёт до конца. Вступит в «Невесты Дракона», например. Туда, правда, берут только девочек, но я подпишу свидетельство, что Миллер — не мужчина, а истеричная баба.

МАЛЬЧИК. Сейчас «Невесты» очень пупу… полу… популярны.

ЛАНЦЕЛОТ. Кто это тебе сказал? Опять папа в «Вечернем драконе» вычитал? У этой Анны-Марии электората от силы три процента. И те в основном — прыщавые девицы, которым не повезло с замужеством.

МАЛЬЧИК. Откуда вы знаете, господин Ланцелот, какой у них процент?

ЛАНЦЕЛОТ. Фридрихсен говорил. То есть он называл восемнадцать, но Фридрихсен всегда всё раздувает раз в пять — в шесть. Шестью три — восемнадцать. Значит — три процента. Максимум четыре. (Наливает себе, пьёт.)

МАЛЬЧИК. А сегодня на западной стене дворца опять написали — «Дракон жив»…

ЛАНЦЕЛОТ. Пусть пишут. Дракон мёртв. Хоть в этом я уверен.

МАЛЬЧИК. Там ещё было — «в наших сердцах».

ЛАНЦЕЛОТ. Это хуже.

МАЛЬЧИК. А почему?

ЛАНЦЕЛОТ. Потому что это правда. В каждом из нас живёт дракон. За этот год он поселился и во мне тоже. И я не могу его убить. Чёрт возьми, я даже в себе не могу убить дракона. Я могу его только напоить… Мне нужен коньяк. Вино меня уже не берёт.

МАЛЬЧИК. Так что же передать господину Миллеру?

ЛАНЦЕЛОТ. Как же вы меня достали, как же вы меня достали, как же вы достали меня все (срывается на крик). Передай, что я господину Фриндихсену лично и его чёртовой комиссии пол! Ность! Ю! До! Ве! Ря! Ю! И господину Миллеру я тоже пол! ность! ю! Доверяю! И пусть они договорятся без меня! Выработают план действий! Хоть какой-нибудь план действий! Могут же они хоть что-то сделать сами?! А теперь вон отсюда! Живо!!!

МАЛЬЧИК молча берёт пустой поднос. Проходя перед столом, случайно задевает висящую телефонную трубку, та снова начинает раскачиваться и стучать об стол.

ЛАНЦЕЛОТ сидит неподвижно, закрыв лицо руками, пока трубка не перестаёт стучать.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Тот же кабинет. На столе — грязная посуда. Возле стола валяется пустая бутылка.

ЛАНЦЕЛОТ спит за столом пьяным сном, закинув ноги за стол. Слышно похрапывание.

Входит ЭЛЬЗА. Она в фартуке, волосы убраны под простую белую косынку.

ЭЛЬЗА. Здравствуй, Ланцелот.

ЛАНЦЕЛОТ (не поднимая головы). Ланцелот на проводе. Простите, не могу, очень занят, у меня совещание.

ЭЛЬЗА. Здравствуй, Ланцелот. Это я, Эльза.

ЛАНЦЕЛОТ (с трудом разлепляя глаза). О господи, ещё и это! Зачем ты пришла?

ЭЛЬЗА. Я хотела узнать, любишь ли ты меня по-прежнему.

ЛАНЦЕЛОТ (приходя в себя, крайне раздражённо). Люблю, не люблю, сую-даю! Что ты тут делаешь? Почему ты не на приёме?

ЭЛЬЗА. Сегодня нет приёмов.

ЛАНЦЕЛОТ. Ну не на дне рождения, или не на каком-нибудь дурацком празднике! Все нормальные женщины только и делают, что ходят по праздникам!

ЭЛЬЗА. Нормальная женщина не вышла бы за тебя замуж.

ЛАНЦЕЛОТ. Как быстро ты научилась дерзить, детка.

Наливает себе коньяка, пьёт.