Хозяева жизни

Они повернулись к другому окну, тому, что выходило на площадь, и, глядя сквозь него на открытое пространство, увидели, что там нет движения, до них доносились слабые голоса Мансона и других учёных и эпизодический стук инструментов, раздававшийся из освещённого белым светом лабораторного корпуса справа, бывшего вне поля их зрения. В центре площади, легко доступный и ничем не защищённый, располагался громадный конденсатор, его огромный шар тускло поблёскивал, а стеклянные циферблаты на чёрной распределительной коробке слабо отражали звёздный свет. Пока они наблюдали за площадью, один из сотрудников лаборатории, смуглый и сосредоточенный, в котором Ралтон узнал Кингсфорда, специалиста по электротехнике, подошёл к коробке, осмотрел циферблаты, а затем, как будто удовлетворившись этим, двинулся обратно к зданию лаборатории, из которого он пришёл и откуда через мгновение снова донёсся его голос. Маллет быстро повернулся к своему другу.

— Они чем-то заняты, — взволнованно сказал он, — и если мы хотим сбежать, то сейчас самое время.

Он быстро достал из карманов несколько непонятных кусочков металла, которые он грубо заточил о бетонные стены комнаты, и с их помощью они вдвоём начали медленно ковырять и царапать цемент у основания одной из решёток, бывшей их единственным шансом выбраться на свободу. Ралтону казалось, что, хотя они усердно занимались этой мучительной работой, они почти не оставляли никаких следов на твёрдом цементе, в котором Маллет за последние дни сделал несколько неглубоких ямок, но они всё равно продолжали трудиться, сбивая руки в кровь. Большой конденсатор на поляне продолжал гудеть, и с приближением рассвета группы звёзд над головой медленно смещались на запад.

В последующее время, показавшееся притуплённым чувствам Ралтона бесконечным, они были поражены неподатливостью цемента, который они ковыряли, и только благодаря безостановочному труду они смогли оставить неглубокие царапины на этом грубом материале. Они ковыряли возле основания прута решётки, молча и безостановочно, они работали окровавленными руками, в то время как из лабораторного корпуса справа, находившегося вне пределов видимости, всё ещё доносился тихий гул голосов. На площади всё также стоял никем не охраняемый огромный конденсатор, и, хоть они и продолжали трудиться, им казалось, что они ни на шаг не приблизились к свободе, и вот уже серый оттенок света в тёмном небе над головой возвестил о приближении рассвета. В очередной раз выглянув из окна, Ралтон разглядел блестящие массы протоплазмы у основания огромного конуса, которые всё ещё лезли вверх, и увидел, что им удалось удержаться на полпути к вершине, и они тщетно вслепую пытаются подняться ещё выше.

Но не эти блестящие массы на пустынном острове занимали центральное место в мыслях Маллета и Ралтона, когда они трудились над решёткой, окровавленные, слепые от заливающего глаза пота, практически лишившиеся сил; это были другие гигантские массы, которые, как знали оба учёных, в это время захлёстывали побережья и острова, поглощая народы Земли по мере их продвижения вперёд. Ни один из них не говорил об этом; ни один из них вообще не произнёс ни слова, пока они изо всех сил трудились у упрямого прута, но эта мысль как бы витала между ними, подстёгивая их силы. И наконец, когда на востоке забрезжил рассвет, они соскребли цемент с одной стороны основания прута и распрямились, почти без сил.

— Это всё, что нам удалось сделать! — выдохнул Маллет. — Наш единственный шанс — это вытащить прут сейчас — если мы будем ждать дольше, то наступит полдень.

Они оба на мгновение замерли, затем схватились за прут, упёрлись в бетонную стену и вложили всю силу своих мышц в мощный рывок. Ралтону показалось, что он услышал, как его мышцы и мышцы его друга затрещали от напряжения, и закрыл глаза от боли, вызванной этим усилием. Он почувствовал, как прут слегка пошевелился в их руках. Но когда они отпустили и быстро осмотрели его, то обнаружили, что он всё также неподвижен. Они снова схватились за него, снова вложили всю свою силу в мощный рывок и на этот раз почувствовали, как он ощутимо поддался. Ни один из них не сказал ни слова, и Ралтон увидел, что его друг, как и он сам, тяжело дышит; они прервались на мгновение, а затем снова схватились за прут. Ещё одно невероятное усилие — он поддался и затем с резким, пронзительным скрежетом железа о цемент полностью вышел из стены.

Какое-то время они оба неподвижно стояли, прислонившись к стене, запыхавшиеся и измученные, и с бешено колотящимися сердцами прислушиваясь, не поднял ли Мансон и остальные тревогу, услышав последний пронзительный скрип прута. Они заметили, что слабые голоса из лаборатории, вроде как прекратились, но не было слышно никаких звуков тревоги, и никто не появился ни на площади, ни в пределах видимости из их тюремной комнаты. Затем, после минутной паузы, Маллет подтянулся и протиснулся в окно между вторым прутом и стеной, а через мгновение Ралтон последовал за ним. Присев на землю под окном, в сером свете рассвета, разгорающегося над вершиной скального конуса, Маллет указал на стоящий на площади огромный шар-конденсатор и его незащищённый пульт управления.

— Пульт! — хрипло прошептал Маллет. — Если мы сможем добраться до него…

Они крадучись шагнули вперёд, стараясь двигаться бесшумно. Ни с какой стороны не доносилось ни звука, кроме едва слышного гудения огромного конденсатора. Ещё шаг, ещё. Медленно и осторожно они выбрались из укрытия возле своей тюрьмы и длинного здания рядом с ней на большую круглую площадь. Кровь бешено застучала в жилах Ралтона, потому что теперь матово блестящий конденсатор находился всего в нескольких сотнях футов впереди, в центре площади. Стоит ли спешить туда и полагаться на случай, что он успеет вовремя добраться до управления конденсатором? Он отбросил эту идею, хотя они с Маллетом продолжали красться вперёд; ведь через несколько мгновений их скрытное, бесшумное продвижение привело бы их к цели. Ещё несколько мгновений…

— Боюсь, ваша стратегия, Маллет, несколько… инфантильна!

Голос Мансона! Холодный и насмешливый, он, как меч, пронзил их мысли, и они оба обернулись, а затем отпрянули назад. Из открытой двери одного из зданий, находившегося позади них, вышел крупный, холодно улыбающийся учёный, в одной руке он сжимал тяжёлый автоматический пистолет, направленный на них. Из-за других зданий, справа и слева от площади, направив на них свои пистолеты, вышли трое остальных учёных — Лабро, Кингсфорд и Краунер. Всё ещё находясь в сотнях футов от конденсатора, Ралтон в тот момент окончательно понял, что им никогда не добраться до него, никогда не добраться потому, что пули со стальными оболочками, выпущенные из четырёх пистолетов, пронзят их тела. Шум, раздавшийся при высвобождении прута, разбудил всех четверых, они схватили пистолеты и теперь насмешливо смотрели на двоих человек, стоявших перед ними. Седовласый Мансон с издевательским взглядом, смуглое лицо Лабро, искажённое безумной яростью; злорадствующий Кингсфорд — его волевое, интеллигентное лицо, было словно искажено дьявольской рукой; холодно-безразличное лицо светловолосого Краунера, чьи глаза всё ещё безумно сверкали сквозь блестящие стёкла очков — все эти лица, казалось, медленно вращались вокруг Ралтона в этот, казавшийся вечным, момент.

До его слуха снова донёсся голос Мансона.

— Было забавно наблюдать за вашими неуклюжим продвижением, — поддразнил он их, — хотя, к сожалению, мы, конечно, не можем позволить вам зайти дальше.

Он внезапно повысил голос, жилы на его шее напряглись от ярости и всё веселье покинуло его.

— Вы глупцы! Вы пытаетесь сорвать величайший научный эксперимент, когда-либо проводившийся на Земле; вы пытаетесь спасти человечество, расу, столь же ничтожную, как и вы сами, от гибели, которую мы, хозяева жизни, уготовили им; вы пытаетесь сделать невозможными новые расы, которые мы, хозяева жизни, подарим Земле, когда потоки протоплазмы сметут всю остальную жизнь!

Затем, так же внезапно, как разгорелась, вспышка безумной ярости утихла, и насмешливый блеск вернулся в его глаза.

— Человечество уходит, — сказал он им, — а что касается вас двоих, я думаю, будет лучше, если вы уйдёте вместе с ним…

Ралтон увидел, как его пистолет слегка приподнялся, чтобы прицелиться в них, увидел в это бесконечно малое мгновение, как остальные трое направили на них оружие, как их руки сжали на рукоятки, а пальцы легли на спусковые крючки. В это мгновение ему показалось, что эти чёрные стволы каким-то образом превратились в огромные круглые тёмные дверные проёмы, через которые и он, и весь мир с грохотом летели навстречу своей гибели. Это был конец, как для него, так и для всего мира. Казалось, что всё происходящее внезапно отодвинулось на огромное расстояние, стало вдруг таким далёким за мгновение до того, как смерть заберёт их. Это было…

Внезапно раздался дикий вопль Мансона и дикие вопли остальной троицы, и Ралтон, вернувшись к реальности, увидел, что они, как безумцы бешено несутся к огромным серым блестящим массам желеобразного вещества, которое внезапно перелилось через край плато и быстро скользило им навстречу!

Массы протоплазмы снизу забрались на вершину горы!

Ралтон и Маллет покачивались на месте, ошеломлённые и оцепеневшие; они видели, как Мансон и остальные учёные как безумные бросились на движущиеся к ним массы; видели, как эти массы внезапно поднялись на дыбы от этой безумной, яростной атаки, а затем обрушились на противостоящих им людей, погребая их под своими блестящими складками; видели безумную борьбу четверых внезапно прервавшуюся от быстрого удушья, и видели, как эти массы плавно скользят вперёд, навстречу друг другу, как огромные блестящие руки формируются и тянутся к ним!

Это было то, что разрушило чары, сдерживавшие последних двоих людей, оставшихся на плоской вершине, и они побежали к огромному конденсатору, находившемуся всё ещё в нескольких ярдах от них, стремясь к пульту управления, огромные протоплазменные руки потянулись к еле стоящей на ногах паре учёных. Ралтон услышал крик Маллета, затем почувствовал, как одна из этих ужасных рук дёрнула его назад, но даже в этот момент не оглянулся, как безумный изо всех сил рванувшись к пульту управления. Он был в дюжине футов от него, в полудюжине, почти в пределах досягаемости… и тут ещё одна огромная блестящая рука молниеносно вырвалась из массы позади, схватила и сжала его своей холодной хваткой, и в это время до него и до Маллета докатились сверкающие потоки, породившие эти руки!

Ралтон почувствовал, как холодная, ужасающая хватка сжала его, оттягивая назад, как сверкающие массы позади стремительно надвинулись на него, и, когда они практически настигли его, он вложил последние силы в одно невероятное усилие, в последнем безумном порыве потянувшись к ручке управления, находившейся прямо перед ним. Под воздействием этого сверхчеловеческого усилия неумолимая хватка, державшая его, на мгновение ослабла, и в этот момент вытянутые вперёд пальцы Ралтона коснулись ручки управления и резко дёрнули её вверх, от белых букв, около которых она находилась, к тем, что были чуть выше, от колебаний космических лучей к радиоактивным колебаниям.

Ему показалось, что в следующее мгновение во всём мире воцарилась внезапная, потрясающая тишина, полное прекращение всякого движения и звуков, хватка, державшая его ослабла, а серые массы, скользившие вперёд, к нему и Маллету, замерли и задрожали. Затем, всё ещё покачиваясь, он почувствовал, как хватка вовсе исчезла, и ошеломлённо увидел, что полупрозрачная рука, обхватившая его, странно изменилась, внезапно съёжилась и рассыпалась серым порошком, осевшим на землю! И могучие массы позади него, огромные потоки протоплазмы на вершине и по бокам скального конуса, а также те, что он мог видеть на плоских песках острова далеко внизу — всё это тоже рассыпалось, распалось в тот же миг, и там, где они были, остался лишь толстый слой пыли — мелкий серый порошок! Серый порошок, под слоем которого позади них лежали тёмные, скрюченные тела Мансона и трёх других! Серый порошок, который, как он знал, покрывал всю землю там, где всего мгновение назад были массы протоплазмы, который лежал в городах и на суше — единственное оставшееся свидетельство нашествия гигантских масс, которые великий конденсатор с его концентрированными космическими лучами породил по всей Земле и которые его концентрированные радиоактивные лучи точно так же уничтожили! Серый порошок оставшийся от величайшей и ужаснейшей угрозы, когда-либо бросавшей вызов существованию человека и человеческой цивилизации!

Ралтон, пошатываясь, подошёл к Маллету и наполовину повёл, наполовину потащил своего друга, всё ещё ошеломлённого, к своему самолёту, так и стоявшему совершенно нетронутым на другой стороне площади. Он помог ему забраться в переднюю кабину, повернул тумблер и раскрутил пропеллер. Ещё мгновение, и маленький ревущий мотором самолёт промчался по площади, резко взмывая вверх, в сияющий свет зари, и уносясь на юг, прочь от гигантского конуса и острова, омываемого серыми водами.

На юг, на юг… Ралтон, положив руки на рычаги управления и слегка запрокинув голову, позволил самолёту самому прокладывать траекторию в верхних слоях воздуха и с рёвом лететь дальше. Пьяно покачиваясь, он понёсся на юг высоко над чистым серым морем, и свежий солёный воздух обдал холодом его лицо и лицо Маллета, сидевшего перед ним. Он продолжал мчаться на юг, а серый свет зари слева от него становился золотым по мере того, как восходящее солнце поднималось над горизонтом. На юг, на юг…

Мир впереди, который в конце концов был спасён от гибели не Маллетом и не им, а судьбой, не занимал мысли летевшего вперёд Ралтона. Как и объяснения причин этой напасти и этого спасения, которые только они могли дать ликующему человечеству. В этот момент ему хотелось только одного — бежать всё дальше и дальше от адского острова, таявшего в водах далеко позади них; хотелось только одного — уноситься всё дальше и дальше от тёмного гигантского конуса, на покрытой серым налётом вершине которого лежали искорёженные тела людей, которые планировали стать хозяевами жизни в этом мире и чьи планы обернулись их гибелью.

© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)