Княжич Юра II. Юрьев день

Раньше не задумывался, пока гитару в руки не взял. А обучение основам игры на ней входило в программу наших почти ежедневных занятий с Петром Моисеевичем. «Почти», это из-за периодических проверок мной разных «гениальных тактических решений» в непрекращающихся попытках дожить до следующего дня.

Попытках бесплодных, так как, пока мой рекорд составляет 2:36 30-ого сентября. То есть, номинально, вроде бы задача и выполнена — новый день наступил, но вот фактически — ничего совершенно это не изменило. Всё так же умер, всё так же проснулся в начале предыдущей итерации. А это означает, что условием выхода из цикла, астрономическое завершение суток не является.

Хотя, если считать не с 00:00, а с момента пробуждения, то сутки ещё не прошли — до пяти ноль шести дожить ещё ни разу не получалось. Мне и до половины третьего ночи дожить получилось исключительно за счёт того, что «бежал» быстро. Да-да, как-то нервы мои не выдержали, я плюнул на логику и рванул из города. На «перекладных», на электричках, на автобусах… На Рязанском вокзале ППС-ники расстреляли. Маверик туда раньше добрался. Как вычислил, если я ни документов, ни телефона с собой не брал, а расплачивался исключительно наличными? Да хрен его знает. Он же мне не докладывался. Я вообще его лично ещё ни разу за этот бесконечный день не видел, только его марионеток. А у с них какой спрос? Что они знают? Меньше, чем ничего.

Так, что сидел вот теперь в своей комнате, в своей квартире, терзал в руках гитару, ел мясо и ждал смерти. Этот вариант, который — остаться дома, оказался одним из самых простых и безболезненных способов отойти в мир иной (в моём случае — буквально). Просто, в какой-то момент времени, в моё окно влетает огнемётный термобарический снаряд. Я, собственно, даже почувствовать толком ничего не успеваю перед «отправкой». Даже пуля снайпера этому способу немного проигрывает. Совсем чуть-чуть, правда, но всё же. Да и делать ничего не надо. Просто — вернуться домой не к семи-восьми-девяти часам, а часов в пять. И больше не выходить никуда. Не рыпаться. Просто, быстро, удобно, почти не больно. Чего ещё пожелать в бесконечно повторяющемся «Дне курка»? Или «укурка»…

Мясо, кстати, я уже съел. Целый день сегодня его готовил. Сначала ходил по магазинам — выбирал, с самого открытия этих магазинов. Купил сразу и курицу, и свинину, и посуду специальную для запекания, и всяческие специи, и сыр, и даже кетчуп (травиться, так травиться!). Потом, почти час всё это мариновал-замачивал. Потом оставлял в тепле настаиваться, чтобы процессы быстрее шли. А в четыре часа дня начал непосредственно запекать и жарить. Куриную грудку и бёдрышки — жарить на сковородке, а хороший, почти полуторакилограммовый кусок свиной шейки натёр чесночком, солью, специями, посыпал сыром, нафаршировал сыром и поставил запекаться в духовку, накрыв сверху фольгой, чтобы сочнее получилось.

К половине шестого всё было готово. Точнее, курица была готова гораздо раньше, а вот свининка — только к половине шестого. Толстый кусок очень — пропекался долго.

Что ж, это был праздник живота! Точнее, это был праздник рта и языка, для живота — это было форменным изнасилованием, о чём он и не замедлил мне начать сообщать уже через полчаса после завершения приёма пищи.

Через час стало ещё хуже. Через полтора, я уже лежал на полу и корчился в муках. И встретил термобарическую гранату, влетающую в комнату через, как обычно, открытое окно, с облегчённой улыбкой на лице…

* * *

Я опять терзал струны гитары, сидя в своей комнате, привалившись к дальней от окна стене. Утро.

Пробежка не помогла развеять терзавшую меня хандру, а с гастрономическими экспериментами я более рисковать не решался. Нет, оно, конечно, вкусно было, просто, до безумия, но тех мучений, что за этим последовали, всё равно, не стоило. Настолько яркие были ощущения, что я, даже в мире писателя, с тех пор, больше не рисковал даже куриную грудку без кожи, на воде, без масла пропаренно-прожаренную трогать. А ведь раньше, раз в две-три недели, позволял себе такими вещами баловаться. Теперь — нет. Теперь — всё. Хотя, опять же, как говорят умные люди: «не зарекайся». Никто не знает, что именно там в будущем ждёт…

Никто, кроме меня. Я знаю. Сегодня, ровно в семь тридцать две, мою комнату накроет объёмный взрыв. Если я останусь дома, конечно. Если пойду заниматься музыкой, то грохнут меня где-то между восемью и десятью часами вечера. Точнее можно будет сказать по ходу движения: там достаточно много вариантов.

Можно ещё разок попытаться добраться до Разумника раньше, чем тот доберётся до меня… ещё раз. Какой по счёту? Сотый? Сто пятидесятый? Двухсотый? В мире писателя, уже четыре месяца пройти успело. Там уже весна во всю…

Вот только, после того, что Ратник с Даром Земли из Княжей дружины в моём дворе устроил…

Да, в какой-то момент, отчаявшись, я позвонил брату и попросил у него помощи. Сказал, что меня хотят убить. Сказал, где и когда произойдёт покушение.

Матвей рвался сам, лично прийти, но я напомнил ему про прямой запрет отца и попросил просто прислать кого-то из его дружины, если, конечно, Матвей имеет хоть какую-то возможность это сделать.

Он прислал. Того самого Алексея Сумерского, которому мы с ним, прошлый раз, жизнь спасли от нападения Огневика (ну, или которого, из-за нас чуть не угробили — тут, с какой стороны взглянуть).

Алексей пришёл. Точнее, приехал на своей машине — дорогой легковушке черного цвета с мощным мотором (я, к стыду своему, так и не освоил пока местных марок и моделей) и тонированными стёклами. Как настоящий киношный герой, прямо на площадь, рядом с «бобиком» моим с буксами, на дрифте развернулся, распахнул дверь, вышел. Тут же развернул над нами такой же каменно-асфальтово-земляной щит, какой я уже раньше у брата видел, только больше, быстрее, круче и красивее. Щит, в который стали впиваться крупнокалиберные снайперские пули. Впиваться, впрочем, не принося какого-либо заметного эффекта своими попаданиями. И вовсе не был он обезображен ожогами, как шептались девчонки в классе. Да, какие-то следы на лице у него ещё были, но шрамами, тем более, ужасными я бы это не назвал. Скорее, какие-то проплешины менее загорелой кожи на фоне более загорелой, не больше. И да — Сумерский был эффектен! Такие, как он, должны были нравиться девушкам.

А дальше… Дальше начался форменный ад.

Разумник показал, насколько он страшный противник… в густонаселённом городе.

Восемь вечера, девятый — время, когда работа закончена и школа закончена, и институтские занятия окончены. Большая часть населения находится в своих квартирах — ужинает, ко сну и завтрашнему дню готовится. Есть, конечно, и те, кто на дежурствах, в нарядах, ушёл на ночную смену или ещё не доехал до дома, но их — процентов десять. Ну, пятнадцать — максимум. А рядом с нами пять многоэтажек!

Люди… Много людей. Очень много людей. Тысяча, может больше, людей… Мужчины, женщины, старики, дети… совсем маленькие дети… они все, разом, захотели убить нас с Алексеем. Не считаясь ни с чем. Не дорожа своей жизнью, используя любые подручные средства. Наплевав на свой внешний вид (некоторые прямо из ванной или душа оказались выдернуты и из туалетов).

Они выбегали из подъездов, лезли из окон первых этажей зданий… выпрыгивали из окон этажей верхних: с битами, торшерами, телевизорами, кухонными ножами на перевес… с одной задачей — упасть с высоты нам на головы, чтобы, хоть как-то, хоть случайно, но нанести хоть малейшие повреждения…

Это были мощь и могущество Одарённого с Даром Разума. А Алексей показал мощь Одарённого с Даром Земли… и отношение имеющих Дар к Бездарям.

Алексей начал крушить. Перемалывать бегущих людей в кровавый фарш. В брызги.

Он метал валуны. Он заставлял асфальт вздыбливаться и расступаться. Он прихлопывал бегущих целыми пластами почвы, камней и асфальта, как огромными ладонями. И он неостановимо двигался к тому дому, с тем окном, из которого прилетела первая пуля в его щит.

Дорога заняла меньше минуты. После чего, квартиры в домах начали взрываться.

Я, сперва, даже не понял, в чём дело. Потом лишь догадался, что это взрывы бытового газа, специально устроенные хозяевами этих квартир, в надежде… на что? На то, что осколками вылетающих окон случайно поцарапают Земляка? Или просто на создание большего и большего хаоса?

Наверное, второе. Ну, как минимум, это у них получилось великолепно. Начался пожар. А тут и Алексей подошёл. И дом начал рушиться. Складываться внутрь себя, подчиняясь властному движению руки Сумерского. Рушиться, погребая и давя под собой людей. Поднимая облока и тучи пыли.

И всё это в относительной тишине. В том смысле, что раненые и умирающие не издавали ни звука. Они вообще не проявляли эмоций, ни когда бежали, ни когда прыгали, ни когда лишались той или иной конечности, ни когда гибли… никогда. И звуков не издавали. А вот всё вокруг грохотало только в путь! Камни и здания бесшумно не рушатся…

Дальше, правда, мне уже не до наблюдений было. Меня продырявил картечью из охотничьего ружья в спину, подкравшийся сзади дедок, выползший из соседней многоэтажки. Круг поражения у его двустволки был не маленький — задело и меня, и Сумерского. Вот только, от шкуры Алексея весь рубленый свинец отскочил, как сухой горох отскакивает от бетонной стенки, а меня, те же картечины, превратили в «дуршлаг». Я умер от потери крови в следующие пять или шесть минут. И успел ещё посмотреть на ругающегося в трубку телефона Алексея, негодующего по тому поводу, что Разумник в устроенном ими двумя хаосе, преспокойно успел смыться, бросив своих марионеток отвлекать и прикрывать его отход.

Ещё, Алексей, почему-то, назвал Разумника Ратником, хотя, я же четко помнил, что Мамонт говорил о Маверике, как о Вое или даже Гридне — прокачался, что ли? За счет чего же? За счёт того инцидента на мосту? Или сейчас, во время боя, «превозмогая» неравного противника?

Спросить уже не успел — умер. Но, кажется, понял, почему прочие Одарённые так пренебрежительно отзывались о Разумниках. Сумерский — Ратник. И Маверик — Ратник. Но у Маверика и малейшего шанса в бою с Сумерским не было. И это даже здесь, в городе, где он особенно силён. В чистом поле, его бы размазал по этому полю и Одарённый «стихийник» на пару-тройку ступеней ниже… если бы, конечно, не был взят под контроль…

Не знаю. Трудно судить, не имея толком информации. Во Всесети каких только баек об Одарённых не бродило, а вот с достоверностью сведений были большие проблемы. Непонятно было, чему верить. Ведь, эти байки, зачастую, противоречили друг другу, а то и полностью взаимоисключали друг друга.

Одно я понял: звать Дружинников — не вариант. Весь район с землёй сравняют. А Маверика могут и не поймать… и толку, тогда от них?

Хотя, не понимаю: про Разумников ведь не десяток лет назад узнали. С ними бок о бок сотни лет живут. Должны же были придумать способы противодействия? Ну, хоть какие-то? Иначе, они каким-то уж «убер-оружием» начинают казаться. Всемогущие и неуловимые.

Ладно! Прихлопнул я гитарные струны ладонью. Хорош хандрить! Пойду убивать его сам! Сколько бы попыток это не заняло! Квартиру-то, где он будет сидеть, я уже точно знаю. Осталось к ней, теперь, только пробиться…

* * *

Глава 8

* * *

Это входит уже в привычку: сидеть, привалившись к стенке и бренчать гитарными струнами… после очередных эмоциональных потрясений.

Достать Разумника… оказалось не так уж и трудно. Как, впрочем, и всё в этом мире: как только перестаёшь строить «хитрые планы» искать сложные обходные пути, строить сложные многоходовые схемы, а просто берёшь и делаешь.

Мне потребовалось всего-то двадцать или около того попыток, на то, чтобы пробиться-таки в ту квартиру. Прямо так: в лоб. Да-да, именно в лоб. Очередной раз убеждаюсь, что самый короткий путь к цели — прямой. Когда видишь цель…

Я цель видел. В себя верил. И готов был пробивать лбом любые препятствия.

Пробежать через площадь к нужному подъезду, пожалуй, было технически самым сложным моментом. Всё же, переиграть снайпера на открытом пространстве — та ещё задачка. Как оно там говорится? «Не беги от снайпера — умрёшь уставшим». Бежать к снайперу так же не самая лучшая идея. Можете поверить моему опыту. Почти два десятка смертей подряд не дадут соврать.

Но я — человек упёртый. Меня вполне даже можно назвать дураком, насколько упёртый. Если берусь за какую-то задачу, то, пока не выполню её, не успокоюсь. А тут — мне ещё и терять было нечего. Я просто бежал. Да — вот так вот тупо. А к чему усложнять-то? Бежал и уворачивался от пуль, совершая резкие внезапные прыжки в стороны — в конце концов, последовательность выстрелов не так сложно запомнить.

Ещё мне помогал дым. От шашек-то я не собирался отказываться — хорошая рабочая тема. Минимум, половину маршрута позволяет упростить. Дальше, к сожалению, как не пытался — не получалось закинуть с достаточной точностью, чтобы от этого был хоть какой-то смысл. Даже с помощью рогатки. Но: половина пути — это тоже очень-очень хорошо! Гораздо лучше, чем целый путь!

Добежал! Дальше — слепая зона снайпера. Когда мне-таки удалось добежать, когда я понял, что всё — снайпер больше не достанет, сердце моё чуть было из груди не выскочило! Такой мощный эмоциональный подъём был — я это сделал! Я смог!

Правда, для следующего этапа пришлось и подъём, и вообще, любые эмоции откинуть. Заморозить сердце, взять себя в кулак, отключить критическое мышление. Стать буквально роботом, идущим вперёд и делающим то, на что запрограммирован — я вошёл в подъезд.

В подъезд четырнадцатиэтажного жилого дома. Цель располагалась на пятом…

Пять этажей. Десять пролётов лестницы (в лифт я даже соваться не стал пробовать)… восемь жилых квартир на этаже… И десять запасных магазинов по четырнадцать патронов. И трофейная «Сучка» за спиной. Такая вот совсем не смешная арифметика.

Главное — не думать. Вообще не думать. Не останавливать взгляд. Не смотреть во что всаживаешь пули почти в упор… Ну, а ещё — не поскользнуться на скользких от крови ступеньках лестницы. Не споткнуться о падающие по этой лестнице тела. Не оступиться и не остановится. Потому что выше цели ещё девять этажей… по восемь квартир на каждом. Мне тупо не хватит патронов, если остановлюсь хотя бы на одну лишнюю секунду. А ещё ведь и сзади поднимаются — из соседних подъездов перебегают. Так что, останавливаться и медлить нельзя никак.

И я не остановился. Прошёл эти пять этажей. С первого раза.

Дверь… всё-таки не сейфовая. Обычная «потребительская» дешёвая, без изысков. Длинной очереди из автомата в район замка ей хватило. Можно сказать — повезло. Хотя, везение довольно относительное — я ведь заранее имел возможность эту дверь, как следует рассмотреть и изучить при подготовке к этой решительной самоубийственно-лобовой атаке. Время-то у меня было — визит вежливости с молотком и фомкой к сидящим внутри СБ-шникам я повторял. И, во время него, эту дверь чуть ли не облизал и обнюхал всю. Поэтому, дёргая ручку на себя, я ни мгновения не сомневался, что она откроется. И она открылась. Хоть и как-то очень уж натужно при этом проскрипела-проскрежетала, как будто не человек рукой дёрнул, а тягач лебёдкой. Показалось, что даже ручка слегка погнулась под пальцами. Хотя, чего в стрессе не покажется? Главное — дверь открылась и я не оказался зажат толпами зомби на лестничной клетке, буквально в паре метров от своей цели, что было бы даже больше, чем обидно.

Ещё две пули из «сучки» успокоили выбежавших оперативников. Одного, даже держащего на весу винтовку и целившегося в меня. Или в дверь? Повезло, что я немного сбоку от двери стоял, когда стрелял и дёргал, иначе пуля, пущенная прямо сквозь дверь, через её центр, стала бы для меня фатально-неприятным сюрпризом, на который я, прямо скажем, совсем не рассчитывал. Даже не подумал как-то о такой возможности.

Но, повезло. Оперативники на полу. Прохожу коридор, шагаю в комнату и застываю: там нет Маверика!

Там стоит спиной ко мне женщина. Она оборачивается и у меня лезут на лоб глаза: я её знаю!

— Мария Дмитриевна? — ошарашенно спросил я и даже начал было опускать ствол автомата от неожиданности и непонимания.

— Здравствуй, — скривила губы в подобии улыбки она. А сзади уже топотали бесконечные ноги бесконечных гражданских целей, готовых порвать меня в клочья.

Я вскинул автомат и нажал на спусковой крючок, отправляя в неё короткую очередь — виновна или нет, а я за этот вечер накрошил уже столько некомбатантов, что ни один суд в мире меня не оправдает. Одним больше, одним меньше… Нет времени разбираться. Но, если с её смертью «зомби-апокалипсис» остановится, то это будет значить, что я не ошибся. Самый быстрый и прямой способ проверки.

Короткая очередь — четыре пули 5,45 мм ударили в грудь штатной Разумницы СБ Княжества… и даже не погасили её улыбку. Они отскочили от её кожи так же, как те картечины от кожи Сумерского. Точнее, наверное, не от самой кожи, а от невидимого барьера, что эту кожу покрывал. Прозрачный, невидимый, но такой прочный.

Однако, пошатнуться и сделать полшага назад удар её заставил. Сумерский, помнится, даже не вздрогнул.

Некогда думать и рефлексировать — сзади смерть. И я снова нажал на спуск. И снова, и снова. Пока не раздался тихий «пустой» щелчок, возвестивший об окончании патронов в магазине автомата.

Я, не задумываясь (здесь и сейчас вообще нельзя было думать), бросил «Сучку» и выхватил пистолет, тут же открывая огонь из него. С тем же, правда, успехом — нулевым. Пули бились о барьер, покрывавший кожу женщины, рвали её одежду, но не причиняли вреда ей. Бесполезно отскакивали и падали на пол. Даже не рикошетили, как, по идее, должны были, а просто сыпались, словно и их кинетическая энергия в этом барьере растворялась бесследно.

Новый «пустой» щелчок и рама вставшая на задержку. Руки действуют сами — тянут из специального отделения специального пояса, купленного утром в охотничьем магазине, торгующем, кроме прочего, ещё и всякой выпендрёжной «спецназовской» экипировкой, последний запасной магазин из тех, что были куплены не совсем законно в тире этим же утром. Тянут, пока предыдущий, подчиняясь нажатию специальной кнопки, падает на пол. Вставляют, снимают с задержки. Рама встаёт на место, загоняя патрон в патронник. И новые четырнадцать выстрелов с максимально возможной для пистолета скоростью — выстрел в секунду.

Четырнадцать последних секунд жизни… Последний патрон сгорает. Гильза отлетает в сторону, бесполезная пуля падает на пол, а женщина делает последний шаг вперёд и своей тонкой изящной ручкой хватает меня за куртку на груди, чтобы в следующее мгновение, как куль с тряпьём, бросить меня через всю комнату в сторону окна. В окно. Которое я своей спиной вынес вместе с рамой и стеклопакетами наружу. Вынес и вылетел вместе с ним сам. И ещё метров с двадцать пролетел по воздух, влекомый инерцией, прежде чем гравитация не потащила меня вниз, где со всего набранного маха хренакнула об асфальт, что-то отбив, что-то переломав… но, к сожалению, не убив.

Почему, к сожалению? Ну, потому что я предпочёл бы умереть быстро и сразу, чем дожидаться, пока до меня добежит толпа «зомби»… Эти, хотя бы не пытались меня сожрать, в отличии от «классических». Эти просто били всем, что под руку приходилось. Кто камнями, кто битой, кто хоккейной клюшкой. Конец же этой итерации положил трёхлетний ребёнок, непонятно как оказавшийся ближе взрослых ко мне. Он перепилил моё горло волнистым ножом для хлеба. Довольно тупым волнистым ножом…

Я проснулся среди ночи, дома. Долго таращился в темноту. Потом сходил на кухню, попил водички. Вернулся. Посмотрел на часы. Часы показывали два тридцать ночи. Вариант больше не ложиться и не засыпать был… соблазнительным. Но, утром мне на работу, и надо быть свежим, так что… глаза я всё-таки закрыл. Хоть и не хотелось.

Теперь вот сижу, прислонившись спиной к стенке, мучаю струны гитары, периодически поглядывая на лежащий передо мной пистолет в тактической кобуре. Пистолет, который мне совсем не хотелось больше трогать.

Даже трогать, не то, что стрелять из него. Весь ужас прошедшей итерации начинал догонять меня. Догонять и давить. «Сердце размораживалось» и «размораживались» эмоции. А перед глазами вставали картинки того, что я совсем недавно творил и вытворял в том подъезде.

Я ведь, к сожалению, не забыл ничего. И вряд ли уже когда-то забуду. Повезёт ещё, если флешбэки преследовать не начнут… опять. Я от тех-то почти десяток лет избавлялся. А теперь снова?..

Или психика моя, с тех пор, чуть покрепче успела стать? Время покажет… Время… Сколько там? Шесть утра? Есть ещё почти тринадцать часов, прежде чем меня опять начнут убивать. Тринадцать часов… чем бы таким заняться?

* * *

Иногда я начинаю жалеть, что не обладаю способностью к телепатии. Или к виденью сквозь твёрдые непрозрачные предметы. А то, хотелось бы мне посмотреть на их лица. Лица оперативников на дежурстве, в дверь к которым вежливо позвонил охраняемый/наблюдаемый объект. То есть, тот самый чел, за которым они следят.

Охраняемый объект, держащий в одной руке коробку с тортиком, а в другой — пакет с продуктами из ближайшего универмага.

Хотелось бы. Но, к сожалению или к счастью, никогда уже не посмотрю. Потому что, когда они закончили тупить и всё-таки открыли мне дверь, взгляды их были уже вполне осмысленными и настороженно сосредоточенными.

— Привет, мужики, — улыбнулся я им. — Тортиком угоститесь?..

Глава 9

* * *

Эти раздо… везучие парни с чрезвычайно развитой интуицией не догадались позвонить начальству и сообщить о моём к ним приходе сразу, как увидели в глазок своей двери! Что ж, странно, нелогично, даже тупо, в какой-то степени, но бывает и такое — человеческий фактор. Куда уж без него? Сразу не догадались, а потом уже как-то стрёмно было звонить — нагоняй получать за то, что сразу не того…

К чему я об этом? К тому, что чайку мы попить успели. Не было, в нынешний раз, микроавтобусов с группой «зачистки». И нас никто не убивал, и мне самому не пришлось никого убивать. Полтора часика я у ребятишек посидел, познакомились, поболтали…

Напряжение и настороженность довольно быстро сошли на нет, и мне даже из винтовки по двору дали поцелиться, в окуляр оптического прибора наблюдения за окнами посмотреть… А после половины бутылочки хорошего дорогущего коньячку, мной специально для них в фирменном алкомаркете купленном, ещё и «по секрету» рассказали, где и какие «жучки» у меня в доме спрятаны. Ну, из тех, за которые отвечает именно эта группа наблюдателей. А групп таких две…

Первая — «наружка», то есть, именно эти вот славные ребята, а вторая — внутреннее наблюдение. Ребята, что живут, точнее, дежурят, в соседней со мной квартире. Буквально, через стенку от меня.

«Наружка» отвечает за подступы к дому и «слушает» подъезд, холл, лестничную клетку. Ну и со стёкол колебания специальным приборчиком снимает. Но это уже дублирующая функция. Просто, для подстраховки и помощи другой группе на случай, если у них что-то барахлить будет. Или какие другие накладки.

Слушает квартиру, соответственно — внутренне наблюдение. О жучках, которые стоят в ней, где и какие — знают они. Соответственно, и спрашивать надо тоже у них. Что я, в обязательном порядке, в следующий раз, и сделаю. Надо ж с соседями зазнакомиться — соли там попросить, а то не по-людски даже — второй год живу, а никого ещё толком не знаю.

Удивительно, что со мной так откровенничают, в целом, совершенно чужие люди? Да ничуть! В самой природе человека заложено желание поделиться, получить внимание. Зачастую, нужны только свободные уши и хотя бы иллюзия безопасности, безпоследствийности, чтобы человек сам начал рассказывать, рассказывать и рассказывать… Даже подливать иногда не обязаельно.

А я умею слушать. И это даже не с профессией связано. Это, можно сказать, семейное — от отца досталось. Вот уж кому люди выговариваются так, как не всякому психотерапевту выговариваться стали бы…

Ну и с профессией, конечно, тоже. Хотя, тут-то, как раз, всё довольно неоднозначно: процентов семьдесят нынешних учителей слушать вообще не умеет. Они умеют говорить, умеют рассказывать, кто-то даже объяснять умеет… но, в основном, умеют орать, умеют давить, нравоучать и поучать, но слушать не умеют совершенно. Не нужно это им. Нет у них такой задачи — слушать…

Да и не чужой я этим вот служивым ребятам человек. Это я их не знаю, а вот они меня… не первый месяц уже наблюдают. Я ж, для них, уже, практически, как часть семьи. Если не ближе. Невозможно ведь изо дня в день наблюдать за кем-то и не начать подпускать этого кого-то ближе к своему сердцу. К животным это относится не в меньшей мере.

В общем, неплохо посидели, хорошо поговорили. Душевно.

Главное: мне, наконец, рассказали, как именно организована защита оперативников от воздействия Разумников у них в СБ. Как оказалось, элементарно — по определённому графику все оперативники периодически проходят проверку у Разумника — своего, штатного, СБ-шного. То же, по слухам, относится и к топ-менеджменту крупных компаний, работающих в Княжестве и являющихся важными для Князя.

И после того, как произошёл тот первый случай с Огневиком (первое покушение на сына Князя), когда появилась информация, что в городе орудует неподконтрольный Разумник, частота проверок всего личного состава СБ выросла раз в пять. Проверки стали практически ежедневными. И, кстати: этот самый пост «внешнего наблюдения», усиленный штатным снайпером, напротив моих окон появился именно тогда. До этого случая, ничего подобного не было. Хватало и одной пары «слухачей» в соседней квартире. А тут: и снайпер на подступах, и настоящая «наружка» из трёх сменяющихся групп, которая за мной по улицам ходит и учащение проверок Разумника… Получается, что не врал Мамонт: действительно, за обеспечение моей безопасности всерьёз взялись. Вот только…

На вопрос: а кто и как контролирует самих Разумников, в ответ я получил только закономерное пожатие плечами — ребятам-то откуда такие вещи знать? Не тот уровень доступа.

А что за Разумник проверяет их, кто именно? Ну, логично кто — Мария Дмитриевна Семёнова. Она у Долгоруких Разумник хоть и далеко не единственный, но, при этом, одна из самых сильных. Не даром ранг Ратника носит. Для Разумников — потолок развития.

Это утверждение вызвало у меня неподдельное удивление: а как же Витязи, Пестуны и Богатыри? Ещё ж, целых три ступени? На что, получил новое пожатие плечами. И ещё одно утверждение: Пестунов и Богатырей с Даром Разума не бывает. Нет их. И не только в России, но и во всём остальном мире. О таких и не слышал никто и никогда. И Князей с таким Даром тоже нет. И не было. Просто — факт. А как, почему — понимай, как знаешь — ребята не в кур-р-рсе. Тут бы хорошо бы у отца спросить, у Петра Андреевича. Но тут облом сразу с нескольких сторон получается. Во-первых: кто б меня ещё в Кремль пустил бы. А во-вторых: кого бы я спрашивал-то с нынешними «петельными» возможностями, подгадал бы, да прорвался. Я ж, в пределах Москвы, сейчас куда угодно пролезть имею все возможности. Было бы желание…

Но тут — облом в другом: в том, что Князя в Москве нет. Он в Петроград уехал. И назад вернуться должен теперь, хорошо, если после завтра. Это в лучшем случае. А так — через неделю его только ждут. В базовом сценарии. Нынче: Константин Петрович за Князя в Москве остался хозяйствовать. Впрочем, как и обычно. Не впервой ему.

Проверка… Ребят проверяли утром. На базе, перед заступлением на дежурство. Они, кстати, в девять утра меняются. Как раз, пока я в школе быть должен. На сутки заступают — всё, как положено. Обычная, нормальная служба. Наблюдают за подступами к дому: кто пришёл, кто ушёл, какие машины останавливались, долго ли стояли, кто в подъезд заходил, кто на площадку поднимался, задерживался ли там… Всё под запись в журнале наблюдений. А винтовка и снайпер зачем? Сложно сказать. С одной стороны, вроде бы, постоянное силовое прикрытие есть, можно начинать останавливать внезапное нападение непосредственно сразу, с ходу, не дожидаясь прибытия группы поддержки, что, само по себе — плюс. Но, с другой стороны, когда нападающим ожидается Разумник… это же получается, прямо ему в руки замечательный инструмент для устранения цели вкладывается. Нет необходимости что-то придумывать, изобретать или с собой тащить — бери под контроль и действуй. А проверка…

Следующая проверка Разумником должна быть снова на базе — по возвращении с дежурства. Плановая. А есть и внеплановые, когда, без предупреждения, прямо на место несения службы Разумник с сопровождением прибывает. Он по своей теме проверяет, сопровождение — по своей. Тоже, в принципе, дело обычное, нормальное. В армии вон вообще, все наряды и караулы чуть не каждые два часа разные должностные лица проверяют. По крайней мере — должны.

Я сразу же проявил беспокойство: не подставляю ли их, кивнув на ополовиненную бутылку «конины». На что тут же получил заверение, что: не! Ни в коем разе! Чего им, двоим крепким мужикам с полбутылки-то будет? К вечеру, даже и запаха-то не останется.

А, если проверка?