Княжич Юра II. Юрьев день

Княжич Юра II. Юрьев день.

Глава 1

* * *

— «Здравствуй, детство!» — закончилась на мажорной ноте песенка, проигрываемая будильником, и он отключился. Минут через пять, правда, он запоёт снова, так уж он настроен. Это, вообще, стандартная схема для современных приложений-будильников. Достаточно логично выстроенная программистами: в первый раз не проснулся, проснёшься во второй, через пять минут, когда глубокая фаза сна сменится на другую, менее глубокую. Или, что бывает чаще: ты открыл глаза, даже проснулся, но дал себе слабину — позволил полежать «ещё пять минуточек» и… уснул снова. Безжалостный гад, в таком случае, обломает тебя и второй раз тоже!

Зато, ты не опоздаешь туда, куда тебе надо не опоздать.

Мне, правда, сейчас второе срабатывание будильника было не нужно — я и так уже проснулся чуть более, чем полностью. Ещё бы: на таких-то эмоциях! Так что, не поленился, встал, отыскал свой модный девайс, случайно, в процессе диких прыжков с дико-эмоциональными криками, запинаный ногами куда-то в угол комнаты, под один из шкафов. Достал его, отряхнул от пыли и выключил, поставив попутно себе зарубочку в памяти, что в субботу, во время планового ПХД, надо будет больше внимания уделить всяческим труднодоступным местам квартиры, в которых эта рыхлая серая гадость может скапливаться — чай, не чужая квартирка-то, а моя собственная. И я в ней живу сам, а не квартирантов держу. А значит, и дышать пылью из-за своей халатности приходится мне самому. А это, так-то, совсем не полезно. Дышать нужно чистым воздухом. Свежим и, желательно, лесным. Но, последнее — труднодостижимый идеал.

Закончив с выключением программы утренней побудки на моём защищённом по последнему армейскому стандарту «умном» девайсе, я обратил своё внимание на цифры, которые он мне на своём дисплее показывал: «5:06». И дата: 29-ое сентября. День недели — среда…

То есть… вчерашний день? Мои брови поползли вверх от изумления и непонимания сами собой.

Я поднял взгляд от будильника и осмотрелся по сторонам уже осмысленнее: я дома. Я не в больнице, куда меня должны были отвезти со множественными пулевыми ранениями, если бы я, допустим, смог чудом выжить в том покушении. И это был бы логичный расклад, к которому я вообще-то морально и готовился.

Честно говоря, закрывая глаз на кровати гостиничного номера в посёлке Мирный городской территории Сириус города Адлер Российской Федерации одного мира, я, в тайне от самого себя, очень надеялся именно на такой исход. На то, что проснусь в знакомой уже ОВП больничной палате другого мира. Напротив моей койки будет сидеть знакомый мне Борис Аркадьевич Мамонт, который «огорчит» меня известиями о моём состоянии, расскажет последние новости и начнёт задавать вопросы о том, как же это я так, неаккуратно-то…

Я был даже готов к тому, что тело окажется не просто повреждено, а искалечено. К необратимым последсвиям вплоть до парализации. Я был бы рад даже этому! Ведь, даже такая — это, всё равно, ВТОРАЯ, дополнительная жизнь — бонус, который есть только у меня. Моё нечестное читерское конкурентное преимущество перед другими людьми: как минимум, дополнительные двенадцать часов на то, чтобы качественно обдумать и проанализировать всё случившееся за день в «основном» мире и основном теле. Спокойно, без спешки и отвлекающих факторов, выстроить планы предстоящих действий, продумать нюансы. Но, это в общем случае. Я же — писатель. И дополнительные двенадцать часов неподвижности стал бы тратить на дополнительную проработку сюжетов и деталей моих книг, которые после, будут записаны уже в том мире, где им и предстоит быть опубликованными. Это бы точно подняло их качество на новый уровень. Да и память бы тренировалась…

Был готов. Но, чтобы уж прямо так: открыть глаза в своей постели утром ПЕРЕД покушением, а не после… Такое было для меня полной неожиданностью. И мне пришлось ещё минут десять потратить на то, чтобы просто осознать этот факт. Привыкнуть к нему и принять в качестве объективной реальности, с которой теперь работать. С которой предстоит жить… до вечера. До того момента, как это покушение состоится.

Каким был бы самый логичный поступок для спасения своей жизни в сложившихся обстоятельствах с моей стороны?

Нет, бежать из города прямо сейчас — это не самый логичный. Хоть и напрашивающийся. Всю возможную его пользу сводят на нет всего два вопроса. Первый: куда бежать? И второй: кто помешает Маверику грохнуть меня не в Москве, а где-то ещё?

Так что, на самом деле, логичный поступок — это просто взять телефон и позвонить Мамонту. На то ведь он и Глава службы безопасности Княжества, чтобы такими делами заниматься. Не зря же он мне свой номер-то давал?

Что я и сделал.

И пофиг, что сейчас половина шестого утра — Мамонт, как и отец, всегда поднимался с рассветом. Даже в тех случаях, когда ложился под утро. А начало восхода нынче в 5:50… то есть, примерно через двадцать минут. Как раз успею пойти умыться и зубы почистить.

Всё ж, спешить и набирать нужный номер ровно в пять пятьдесят, минута в минуту, я не стал. Не решился наглеть. Да и… очень уж красивый вид на восход солнца открывается с моего балкона. Как будто специально именно по этому параметру жилплощадь подбиралась. В мегаполисе, вроде Москвы, вообще-то довольно трудно найти место, с которого «нарождающееся» утреннее солнце хорошо видно. Обычно, горизонт перекрывают различные многоэтажные здания, над которыми, диск светила поднимается уже маленьким, ярким и желтым. С моего же балкона — видно диск ещё большим и красным. Причём, видно уже не первый месяц. Единственно, чтобы его увидеть, надо достаточно рано проснуться. Ведь пять пятьдесят — это в конце сентября время начала восхода солнца. Летом, это может быть и четыре пятьдесят, и даже три сорок! Попробуй, заставь себя просыпаться в такое время! И тут один только вариант: ложиться с закатом.

У отца это получается: солнышко заходит, он идёт спать. И плевать на всё. Приём окончен, телефон отключен, дверь заперта. И ничего не сделаешь — он Князь, он — в своём Княжестве хозяин. Единственный, кто, пожалуй, мог бы нарушить его распорядок и достать Петра Андреевича Долгорукого даже ночью — Император. Но! По слухам, тот придерживается схожего распорядка дня. И привычки имеет схожие — родственник, как ни как. Хоть и не очень близкий. Да ещё и возрастом — они из одной эпохи. Там, видимо, так принято было. Не зря из тех времён поговорка идёт: «Ночью хорошие дела не делаются». Видимо, она неплохо суть отражает.

У меня — нет. У меня такой режим соблюдать не получается. Я гораздо больше дитя города, а не природы. Я не по солнцу ориентируюсь, а по бездушным часам. У меня «отбой» в девять, подъём в пять. Круглый год, вне зависимости от движения небесных светил и световых суточных фаз…

Телефон Мамонта не отзывался долго. Восемь длинных гудков я успел насчитать прежде, чем из динамика раздался чуть хрипловатый знакомый голос.

— Слушаю.

— Это Юра. Борис Аркадьевич, Маверик в городе. Я видел его на улице.

— Понял, — прозвучал короткий ответ. — Ничего не предпринимай. Я обо всём позабочусь.

И вызов оборвался, последовали короткие гудки.

«Ничего не предпринимай»! Ха! Как будто мне самому что-то предпринимать хотелось! На фиг мне все эти их разборки — я же не Дворянин, не Одарённый. Меня эти все их Княжеские разборки не касаются… точнее, я бы очень хотел, чтобы не касались. Так как, ничего, кроме боли и неприятностей они простым людям, вроде меня, не сулят.

Но, то, что он обо всём позаботится, радовало. Стало быть, можно пока заняться своими делами, постараться, чтобы этот «выпавший» из жизни день не сильно навредил моим планам. А как это лучше всего сделать? Просто, повторить его!

Ну, не совсем, конечно. Я ж не робот, чтобы мочь в точности повторить одни и те же действия второй раз. Да и задачи такой в принципе нет. Достаточно лишь не упустить основные события.

* * *

Вот, как-то очень уж быстро и легко я сумел смириться, сжиться и принять тот факт, что день — повторяется. Хотя, это «быстро» и «легко» было внутри квартиры. До того, как я вышел на улицу и начал натыкаться на тех же самых людей, которых уже видел вчера. Те же самые машины. В точности те же звуки и их сочетания. Даже порывы ветра — те же и там же.

Это… заставляло голову идти кругом. Легко о таком говорить и рассуждать, но, когда это происходит в реальности, против воли начинаешь чувствовать, что сходишь с ума…

С другой стороны, это же какой прекрасный шанс сделать всё лучше, чем в первый раз! Качественнее, быстрее, без тех ошибок, о которых ты уже знаешь…

Но, как же скучно было сидеть на уроках! Даже физкультура не радовала. Да, я смог получить высокие оценки на всех теоретических дисциплинах, так как уже совершенно точно знал вопросы и ответы. Да, я смог занять, в этот раз, на кроссе не пятое место, а третье, так как точно знал, где можно поднажать и где оставался ещё небольшой запас сил, которые вполне можно было потратить. Да, смог не пятнадцать выходов силой сделать, а шестнадцать, так как чуть-чуть сэкономил силы на последнем подходе «лесенки» и на пару минут дольше отдыхал, чем вчера. Но слушать один и тот же не очень умный трёп по второму раз… одни и те же скабрезности, одни и те же подколки…

Утром, я не выходил на свою пробежку. Во-первых, так как со всеми своими переживаниями, криками, плясками и звонками серьёзно выбился из распорядка-графика, а значит, не смог бы уже уложить в оставшееся время полную запланированную дистанцию. А уменьшать — не то удовольствие. Во-вторых: стрёмно мне было сразу после пробуждения и звонка безопасникам выходить из дома и буквально напрашиваться на пулю или засаду! Я ж тоже человек, я же тоже нервничаю и переживаю. А с Мамонта бы сталось меня и как приманку использовать…

Зато, потратил больше времени на записывание нот и стихов для Милютиной. С необходимыми правками и пояснениями. Ведь теперь-то я уже знал, в каких местах и моментах возникнут неувязки и сложности. А также, знал, как их максимально быстро исправить. А ведь, на некоторые из этих нюансов, прошлый раз, по полчаса, а то и по часу приходилось тратить уже непосредственно на студии, где в них вникали профессионалы.

Теперь, у меня даже осталось время, чтобы самому немного поупражняться в вокале, там же, на студии. Очень уж мне петь понравилось. Прямо подсел на это дело. Как будто, все свои жизни только и мечтал об этом, но стеснялся. Упёрся в блок, что, мол, нет у меня ни слуха, ни голоса, расстроился и смирился. И больше не пробовал. Порывался, конечно, то скрипку себе купить, то губную гармошку, да только не срослось как-то ни с тем, ни с другим. А здесь: четырнадцатое место в двадцатке! И не предел возможностей голоса! Не только «шептать», как Шклярский, но и именно петь!..

После студии… блин, так мне не хотелось домой возвращаться, что я бы готов был даже заночевать в этом здании. Спать прямо на полу в комнате с мягкими стенами… кхм. В общем, ссыкотно мне было домой возвращаться. Никаких дурацких мыслей о «пешей прогулки для проветривания головы» даже и не приходило.

Но, в студии я остаться не мог. Возможности такой не было. Компромиссным вариантом стало моё согласие на то, чтобы Алина подвезла меня прямо к дому на своей машине. Тем более, что я не сам напрашивался, а лишь согласился на её предложение.

Осенний московский вечер. Фонари, фары, тени, вывески, реклама, многоэтажки. Мы ехали с Алиной на заднем сидении её машины, вроде бы рядом, но и не совсем. Между нами было больше двух ладоней расстояние. Но некое напряжение, недосказанность, умолчание начинало сгущать и наэлектризовывать воздух.

Само собой вспоминалось, когда-то давно… эм, а не так уж и давно, если подумать: после первого сентября ещё и месяца не прошло. Когда-то сказанные ей слова о «своём Долгоруком в правлении её банка». И, как-то они, эти слова, тогда, в тот день, просто словами воспринимались. Пустыми и безопасными, ничего в себе не несущими. А вот теперь, как-то повисли они в сгустившемся воздухе. Не были они повторно произнесены, но я буквально видел, как появились они между нами. Почему-то, на сто процентов я был уверен, что девочка сейчас их тоже вспоминает. Может быть, по чуть порозовевшим щекам и ушам её, может быть по слегка опустившейся вперёд, обычно всегда ровной голове, может быть, по опустившемуся взгляду, может быть по невольно прикушенной нижней губе…

Ей шестнадцать. Мне — почти шестнадцать, скоро уже, буквально через пару месяцев должно исполниться. Она — девочка. Я — мальчик. Она — красивая девочка. Я — теперь уже, достаточно спортивный и не уродливый на мордашку мальчик. Я прекрасно помнил те взгляды, что бросали на меня девчонки на физической подготовке, когда из-за выхода силой задралась майка и оголила напряжённый пресс. Оценивающие взгляды. В том числе, и её взгляд. И, если в «первый проход» я мог его не заметить, то сегодня, зная, куда смотреть…

Мы почти месяц провели вместе, постоянно общаясь, сидя за одной партой, обедая в одном классе или, позже, за одним столом в школьной столовой, занимаясь совместными делами, то и дело оставаясь наедине… Гормоны — их у нас обоих сейчас, в нашем возрасте, столько, что кровь чуть ли не кипит от их переизбытка. И ведь не только гормоны, но и феромоны… Это же чистая физиология.

А ведь, кроме физиологии, есть ещё и эмоциональная составляющая. Нас начинает тянуть друг к другу… Это закономерный процесс. Закономерный. Просчитываемый…

Да только, от этого понимания ничуть не легче. Какой толк от того, что ты знаешь формулу гравитации и можешь в уме рассчитать скорость, импульс и ускорение тела… когда это тело твоё, и оно падает вниз, с обрыва?

Вот и здесь… Боже! Я начинал испытывать те физические ощущения, какие, казалось, давно и прочно были уже мной забыты. И дрожь в руках, и холодный озноб в районе живота…

Мы закончили говорить о чем-то минуту назад. И эту минуту уже тянулось это наэлектризованное молчанье. Рука моя, как бы невзначай, скатилась с колена на мягкую дорогую обивку сиденья. С той стороны, где сидела девочка. На следующем повороте машины ладонь непроизвольно (или произвольно?) сдвинулась ближе к ней.

На новом повороте, упала с колена её рука и тоже легла на обивку сиденья. Между нашими ладонями осталось расстояние всего в несколько сантиметров.

Новый плавный поворот, и руки сдвинулись. Расстояние между ними стало меньше… Мой мизинчик медленно поднялся и оттопырился в сторону, нависнув над пальчиками девочки…

И тут машина остановилась. Всё. Мой дом. Мы приехали. Палец дёрнулся и стыдливо вернулся на своё место. Ладонь, и вовсе, сжалась и отползла к ноге. Ладонь девушки секундой позже повторила этот маневр.

— До завтра? — немного неловко улыбнулась девочка.

— До завтра, — улыбнулся я, понимая, что и моя улыбка выглядит так же неловко, как и её. Пауза, повисшая после, была ещё более неловкой, чем наши улыбки. Весь мой взрослый опыт кричал в левое ухо: «Позови её к себе, на чашечку чая, болван! Позови сейчас. И, плевать, что чая у тебя в квартире нет, и она об этом знает…». Так же, опыт добавлял, что она может не согласиться на приглашение, но она его ждёт!

— Завтра, продолжим работу над песней. У тебя получается просто хит! — не повёлся я на нашёптывание опыта. В большей степени, потому, что тот же опыт, но только уже в правое ухо шептал: «А что потом, парень? А? Что потом? Ты готов к тому, что будет утром? Готов к последствиям?». — Твой голос просто волшебен, — не удержался от добавления я, понимая, что начинаю вновь идти на поводу левого уха.

— Спасибо, — чуть-чуть отвела в сторону взгляд она.

— Ну ладно, — решительно, мысленно схватив себя за горло (или за яйца), я отстегнул ремень безопасности и протянул руку к ручке открытия двери. И да — я открыл её. Открыл и вышел. — Завтра тяжёлый день, надо многое успеть, — сказал ей, дождался ответного кивка и аккуратно, без хлопка затворил её.

Я решительно повернулся к дому и двинулся прочь от машины, медленно тронувшейся с места и начавшей отъезжать.

Я успел сделать десять шагов через открытое пространство, отделявшее место остановки машины от забора территории моего дома, когда из темноты проулка вынырнула до боли знакомая машина ППС. Она понеслась прямо на меня. Я еле успел отпрыгнуть. Правда, отпрыгнуть к забору, лишившись возможности манёвра.

А дальше… А дальше, я бы сказал, что было всё, как во сне, если бы это и так не был «сон». И, если бы, не было это всё настолько чётко, рельефно, отчётливо, остро. Мир, как будто замедлился. И я вместе с ним попал в вязкий кисель вместо воздуха, который заставлял меня двигаться медленно-медленно…

«Бобик» остановился. До боли знакомо распахнулись три его двери, выпуская наружу вооружённых ППС-ников. Двоих в броне и шлемах с «сучками» в руках, водителя только в броне, пытающегося вытащить из кобуры табельный пистолет.

Только, в отличии, от прошлого раза, я не поднимал руки перед собой вверх. И ничего не говорил. Я молча и сосредоточенно тянул из своей кобуры скрытого ношения свой «Лебедев».

А ещё… нахлынуло то самое состояние, которое я не так давно впервые испытал на соревнованиях, выполняя свой комплекс перед судьями. Опять было тело. Опять была «голова» отдельно от тела. Опять была отданная на исполнение команда, которую тело старательно и полностью автоматически выполняло. Оно выполняло «Норматив №1» — изготовку к стрельбе со снятием с предохранителя, досылом патрона в патронник и последующей стрельбой. Тот самый норматив, который я часами отрабатывал в тире при районном отделении Полиции эти месяцы. Выполняло чётко, быстро, без задержек и лишних движений.

Задержка была только одна: задержка в отмене принятой на исполнение команды. Я осознал, что делаю, ещё в процессе, за секунду до первого выстрела, до того, как первая гильза вылетела вбок через специальный паз в рамке…

Четыре секунды. Те самые «нормативные» четыре секунды, в которые я раньше, на тренировках, никогда не укладывался. Четыре секунды… три мишени, почти в упор. Почти не целясь. Практически, наугад, по направлению, как и учил инструктор: «как пальцем на что-то показываешь, не задумываясь, так и стволом укажи». Четыре секунды, три мишени… пустая обойма быстро выщелкнута из рукоятки пистолета и заменена на новую, рамка отпущеная с задержки, встаёт на своё место, автоматически досылая свежий патрон в патронник…

И только тут накатывает полное понимание того, что я только что сделал: я только что убил трёх полицейских при исполнении, открыв огонь на поражение без предупреждения и предупредительного выстрела!! Причём, всадил по четыре пули каждому из них в голову — две только «в молоко» ушли. В голову!!! То есть, теперь ни одна экспертиза не покажет, что они действовали, будучи под контролем Разумника.

— Бля-я-я… — медленно и мучительно выдохнул я. Руки мои сами собой опустились плетьми вниз, плечи поникли.

А тут ещё и осознание догнало, что это были не просто полицейские, а ЛЮДИ! Чьи-то сыновья, чьи-то братья… чьи-то отцы, которых дома ждут маленькие дети. Такие же дети, как мои, которые ждали дома меня из командировок…

Захотелось взвыть раненным волком. Но я не успел.

Последнее, что я увидел, это моя кровь с каким-то беловато-серым осколком, попавшая на лицо подбежавшей Алины. Потом была боль и темнота.

* * *

Я резко открыл глаза и рывком сел на кровати, одновременно до хруста втягивая в грудь воздух. Две секунды таращился в темноту гостиничного номера. Потом закрыл глаза, медленно выдохнул и облегчённо упал обратно на подушку… Сон. Просто сон. Только сон… ЭТО, конкретно ЭТО — сон. Просто, очень плохой сон. Кошмар, просто… после которого трясутся руки, ещё помнящие тепло и рывки рукоятки пистолета…

* * *

Глава 2

* * *

'Утро начинается, начинается,

Город улыбается, улыбается…' — вновь звучали знакомые до боли уже строчки детской песенки, переделанной нами с Милютиной в местный попсовый хит. Мои глаза распахнулись, голова повернулась вбок, взгляд нашёл дисплей маленького противоударного будильника, упёрся в показанные там дату и время, а губы… медленно расплылись в довольной улыбке — это была не случайность! Не единичная вселенская «флуктуация», сместившая разово меня по оси времени на сутки назад, подарив единственный в своём роде, уникальный и совершенно неповторимый шанс прожить этот день заново. Нет!

Как звучит растиражированная до полной потери авторства фраза: «Один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность, четыре — система!». И я сейчас открыл глаза уже во втором пункте данной последовательности. В том, который «совпадение».

А, если посчитать по-другому, по количеству раз, которые я уже проживаю этот день, то и в третьем! Этого вполне достаточно, чтобы начать выстраивать в голове какие-то схемы. Пусть, ещё, с точки зрения статистики, не научные: ибо два повторения — это ещё не статистика. На что-то рассчитывать.

Как минимум, менять своё поведение с расчётом на то, что ситуация может повториться снова. Я опять оживу!

Между потуханием мира там, на улице, под окнами дома, и открытием их здесь, сейчас, под пение Алины Милютиной, в другом мире, том, который-таки, всё ещё, мир писателя, прошёл целый день.

День размышлений, метаний, построения теорий, отметания этих теорий, надежд, сомнений и колебаний. День, когда я не знал, но надеялся… Очень надеялся на это вот открытие глаз.

Прошёл целый день. Именно поэтому, реакция не была такой бурной, какой она могла бы быть: острота чувств и накал эмоций успели слегка спасть за это время. Но, всё равно — я был… счастлив?

Пожалуй, что да. Счастлив тому, что надежда оправдалась, глаза открылись, а будильник играл знакомую песню. Притом, делал это не в пустой комнате с большим чёрным шаром в ней…

Ладно-ладно, шутка не смешная, понимаю.

В прошедший день, проведённый на море, в мире писателя, я много думал. Много думал о конкретных вещах. Сознательно старался поменьше затрагивать метафизическую часть происходящего, так как по ней у меня, всё равно, нет никаких хоть сколько-нибудь достоверных данных для анализа. Отталкиваться не от чего, теории базировать не на чем. А вот попытаться понять, что же произошло, почему покушение повторилось — очень даже стоило и было полезным. И я, повторюсь, много думал об этом.

Я ведь позвонил Мамонту и прямо сообщил ему, что Маверик в городе. И что было сделано им? Ровным счётом, ничего! Засада, как поджидала меня возле дома, так и продолжала поджидать. И никого из людей его службы я, до самого последнего момента, там так и не заметил. А это означало одно: нельзя надеяться на Мамонта. Теперь уже окончательно — он не поможет.

Не знаю, почему, и какие у него могут быть резоны в моей скоропостижной смерти, но она ему, как минимум, безразлична, а, как максимум — выгодна! И надеяться можно только на себя. Себя и свои собственные силы.

Второе: что же меня убило? А то, что это была именно смерть, а не что-нибудь иное, я был совершенно уверен: такие ощущения ни с чем не спутаешь. То чувство, которое испытываешь в момент «отделения души от тела», настолько острое и яркое, что перепутать его с чем-либо, совершенно нереально. Яркое, неприятное, противное, до полной невыносимости отвратное. Такое, какого, единожды испытав, повторять не захочешь точно! Ощущение, что жизнь тебя покидает… брр!!!

Так вот, что же меня убило? Об этом я тоже достаточно долго думал. И пришёл к выводу, что это был… снайпер. Хороший снайпер с винтовкой достаточно большого калибра. Такой, что энергии пули хватило, чтобы расколоть мою голову, словно спелый арбуз. Только это бы объяснило настолько резкое и, по началу, безболезненное «погасание» мира.

Вообще, если сравнивать прошлую смерть с этой, то нынешняя была — милосердной. Чисто физически, я почти ничего не успел почувствовать. Физиологической боли не было. Этому можно подобрать такое объяснение: нервные импульсы, идущие от клеток тела, от болевых и иных рецепторов, обрабатываются в мозге. Само по себе явление — боль, появляется, именно, как результат обработки мозгом этих импульсов. Иными словами, боль существует в мозге. А, если мозг разрушен полностью одним единомоментным попаданием тяжёлой снайперской пули, то этим импульсам негде обрабатываться. Они уходят впустую. Боль не успевает появиться. Тело теряет управление и чувствительность.

Правда, это только то, что касается тела. Метафизические ощущения в этот момент, всё одно, не из тех, которые хочется повторять. Слов, для их описания, в языке просто не существует.

В общем, отсутствие физической боли вполне объяснял выстрел снайпера в мою голову. Он же объяснял и мгновенное «отключение зрения» — глаза просто вылетели из черепа или, как минимум, потеряли связь с мозгом. Чем же я видел забрызганное кровью лицо Милютиной? Понятия не имею. Но, уж точно, не физическими глазами. Так-то некий момент «воспарения» бестелесной сущностью над телом и землёй был. Но, помнил я его плохо. Да и был он очень-очень краткий. Глаза почти сразу открылись в мире писателя. Но, пожалуй, можно назвать это зрением души. Очень-очень условно назвать.

Ну, да не так это, на самом деле, и важно.

Факт: я переиграл ППС-ников, которые только-только выскакивали из машины и готовили свои автоматы — это не мгновенный процесс. Вытащить пистолет и открыть за это время из него огонь, для хорошо тренированного человека, вполне реально. Если не тратить это время на раздумья, сомнения и метания. Особенно, если начать за пистолетом тянуться сразу, как увидел знакомый корпус машины. Других стрелков рядом не было. Но я, всё равно, был убит. Наличие снайпера очень органично ложится в эту картину — не факт, конечно, но к факту близко. Так что, возьмём, как рабочую версию: меня убил снайпер.

Вопрос: что теперь, в связи с этим мне делать? Мамонту звонить, то бишь, обращаться к профессионалам — не вариант и не выход. Как же, тогда быть?

Помнится, когда с похожим вопросом к Дону Хуану обратился его ученик Карлос Кастанеда. С похожим, но не аналогичным. У того вопрос звучал так: «…если кто-то спрятался и ждет тебя. У тебя не будет ни единого шанса. Ты ведь не сможешь остановить пулю?… в подобной ситуации никакая стратегия не поможет!». В ответ, Дон Хуан расхохотался и сказал: «О, еще как поможет! Если кто-нибудь будет ждать меня, вооружившись мощной винтовкой с оптическим прицелом, то меня просто там не окажется».

Очень странный ответ. Но, к моей ситуации, пожалуй, такой ответ стоило бы попробовать применить практически: если меня поджидают у дома вечером, то нужно, всего лишь, домой вечером не ходить! Гениально же? Нет?

* * *

Гениально… Не ходить домой вечером. Звучит просто. Вот только, когда дело начинает доходить до практики, встаёт закономерный вопрос: а куда ходить, если не домой? Какой у меня вообще есть выбор-то?

На самом деле, достаточно богатый: заночевать в школе, заночевать в доме у Милютиных, пойти в город и снять номер, либо квартиру на пару ночей. В целом, проблему не решает ни один из них, так как Маверик остаётся на свободе и им никто не занимается. А значит, он всё равно попытается меня достать, только сможет сделать это позже. Позже на день, на два, на три. Может, больше. Но, горизонт планирования именно такой. Стоит пробовать?

Да — стоит! Так как я хочу жить — умирать очень уж неприятно… Настолько, что даже один единственный выигранный у смерти день — стоит любых усилий и самых авантюрных решений, какие только могут быть.

Какой вариант я выбрал? Тот, который показался мне наиболее простым в исполнении: я решил остаться в школе на ночь. Просто, не уходить из неё после окончания занятий домой. Благо, теоретически, это сделать было возможно: достаточно оставить себе тот ключ, который каждый раз берёт от «каморки, что за актовым залом» Алина.