Неожиданный наследник-3

Прочитав доклад явно переживающего моряка, я на некоторое время задумался. Нет, мне таких вещей не потянуть. Просто не хватит знаний. Поэтому на следующий день в моём кабинете собралась более внушительная компания. Кроме Чичагова, я вызвал глав Адмиралтейств, Берг, Камер, Коммерц и Иностранных дел коллегии.

Больше всех удивился Талызин, рассматривая собравшихся. Хорошо, что к капитану у адмирала нет никаких претензий, и оба моряка тихо обсуждали прожект, который переписали секретари. Щербатов, как всегда, хмурился. Он в последнее время осунулся и почти перестал улыбаться. Что немудрено, ведь князь заведует финансами империи. Голицын дипломатично помалкивал, но очень внимательно изучал бумаги. Также сосредоточенно вёл себя Миних, отвечающий за российскую торговлю. А вот глава Берг-коллегии Шлаттер, быстро пролистал доклад и находился в явном недоумении. В чём-то Иван Андреевич прав. Обсуждаемая тема далека от его обязанностей.

— Господа, сегодня у нас важный и любопытный вопрос, который надо рассмотреть со всех сторон, — нарушаю молчание, когда все собравшиеся ознакомились с документом, — Капитан Чичагов предложил весьма амбициозный прожект, который подразумевает открытие наших представительств в Европе и строительство торгового флота. Понимаю, что в данный момент это дело неподъёмное. Но чем мы раньше начнём, тем быстрее казна получит дополнительные доходы.

Василий Яковлевич, было, встрепенулся, когда я назвал его автором прожекта. Только это правда, ведь у меня был обычный черновик и неумелые намётки, а у него продуманная стратегия.

— Ваше Величество, хочу выразить своё сомнение в прочитанном докладе, — Талызин не стал молчать, ведь прожект напрямую затрагивал его ведомство, — Мне понравилась идея строительства так называемых «чайных кораблей». Они могут принести пользу в будущем. Только вы сами приказали готовиться к походу в Средиземноморье. Денег не хватает на военный флот. Да и людей тоже. Верфи загружены работой на ближайшие два года, мы будем нанимать всех более или менее толковых офицеров, в первую очередь иностранцев. Ведь своих не хватает и их придётся долго учить. Если Россия одновременно начнёт строить торговые суда, то пострадает военный флот.

Касаемо «чайных кораблей», то дело простое. На Чичагова два года назад вышел голландский кораблестроитель Корнелис ван Ситтард. Мастер не нашёл понимания на Родине и временно занялся торговлей. В отличие от большинства коллег он ходил в Архангельск, а не столицу, так как больше скупал меха. Корабел предложил строить быстроходные суда, которые должны заменить медлительные и «пузатые» торговые посудины. Екатерина отклонила предложение Чичагова по восстановлению архангелогородской верфи и создания новых кораблей. И тут я вызвал его в Москву. Только покойница была права. Затея ведь крайне сложная и затратная.

— Иван Лукьянович, за финансирование флота не беспокойтесь. Я выбиваю из Михаила Михайловича каждую копейку, — киваю на вымученно улыбнувшегося Щербатова, — Более того, существование торгового флота без военного — глупость. Это если мы решим торговать за пределами Балтики. Но почему не начать готовиться уже сейчас? От вас нам необходимы обученные люди. Ведь капитаны и матросы на деревьях не растут. Торопиться не будем, но после победы над османами у нас должны быть готовые экипажи. Ведь России важна не только Северная Европа, но и Средиземноморье. Поэтому торговый флот мы начнём создавать ещё и в Азове. Или, скорее всего, в одном из захваченных городов. Нельзя забывать и об Астрахани.

Чичагов правильно предложил задуматься о Чёрном и Каспийском море. Поэтому верфи придётся строить в трёх городах.

— Заодно мы поможем и военным морякам. Ведь голландец предложил построить более быстроходные фрегаты. Вот мы и начнём с торговых судов, оценим все их недостатки и преимущества. А затем перейдём к утверждению новых военных судов. Пока же наша главная задача — это открытие представительств в Германии и рыба.

— Рыба? — воскликнул адмирал.

Судя по лицу, Талызин начал сомневаться в моём душевном здоровье. Или мне показалось? Окидываю взглядом остальных присутствующих, но они сохраняют полное спокойствие.

— Основные русские товары идут в Англию или скупаются голландскими купцами для перепродажи в другие страны. Ведь прошло всего несколько десятилетий, как торговый дом Люпса и Мейера потерял монополию на смолу. Даже в самой Голландии многие купцы были недовольны подобному договору. А ещё были невыгодные для нас откупы на пеньку и юфть. Сейчас ситуация более спокойная, все иностранные купцы имеют равные права, только в основном англичане и голландцы. И они вряд ли захотят отдавать право торговать нашим лесом, пенькой, поташом, дёгтем, льном, воском и уже упомянутой смолой. Потому мы пойдём иным путём. Василий Яковлевич, — киваю на Чичагова, — Предложил для начала создать рыболовную, а не торговую флотилию. Более того, он давно сделал расчёты и даже провёл переговоры с нужными людьми. Лов, соленье и продажа рыбы, особенно сельди и трески, просто золотое дно. Вот мы и создадим несколько артелей.

— Но везти рыбу из Архангельска в Голландию не особо выгодно. Судоходство ограничено несколькими месяцами, и путь излишне длинный, — резонно заметил Щербатов.

— Правильно! Поэтому мы создадим свои рыболовецкие плацдармы в Норвегии. Эта страна находится в унии с Данией, но пользуется весьма широкой автономией. Заодно там хватает портов и бедного люда, готового наниматься на промыслы. С солью у них не очень, вот мы и привезём свою. Но, для начала, заключим все необходимые договора с местными властями. Датский король в подобные дела не лезет. Одновременно нам необходимо открыть представительство, а лучше два, в Европе. Через них наши купцы начнут продавать товары из Архангельска.

Перевожу взгляд на Голицына, с которым мы уже обсудили детали.

— Вы правильно выбрали Гамбург, как наиболее бурно развивающийся город, ещё и сохранивший все вольности. Любек давно потерял свои позиции. Бремен — тоже отличное место для осуществления нашего замысла. Хотя Ганновер изрядно урезал земли этого города и заставил магистрат отказаться от пошлин для своих судов, но торговли с иными странами это не коснулось, — ответил глава Иностранной коллегии, — У меня есть хорошие связи в обоих городах. Думаю, если сделать правильное предложение и задобрить нужных персон, то нам разрешат торговать и не станут давить пошлинами. Продовольствие нужно всем, поэтому немцы согласятся. Можно будет добавить к рыбе немного хлеба, что для них более важно. Понимаю, нам его самим не хватает. Но несколько судов в год можно пережить. А ещё в этих городах весьма бурно строят свои корабли. Поэтому и остальные наши товары придутся к тамошнему двору.

Присутствующие начали обдумывать слова князя, я же просто кивнул соглашаясь. Хлеба действительно мало, но для такого дела найдём. А вообще, пора собирать всех более-менее грамотных земледельцев и решать вопрос с увеличением урожая зерна. Картофель — овощ нужный, но для его распространения понадобятся годы. Народ же недоедает сейчас, пусть и не везде. Но научный подход к земледелию необходим, как воздух. Под это дело я думаю запустить создание крестьянских артелей. Благо у меня сотни тысяч крепостных. Вот и попробуем новые методы, по заветам Майора. Тот был далёк от копания в земле, но кое-какие идеи предложил. Знания, что германским городам требуется и другие российские товары, сообщил Голицын. Есть у меня предложение на этот счёт.

— Вот мы и подошли к работе, которую обязана проделать Берг-коллегия, — при упоминании своей вотчины Шлаттер сразу подобрался.

Кстати, немец — весьма полезный чиновник, сделавший немало для развития российских мануфактур и иных производств.

— Задача вашего ведомства — изыскать товары, которые не покупают англичане и голландцы, но потребные в Европе.

— Но как это возможно, Ваше Величество? — недоумённо воскликнул немец и оглядел собравшихся, будто прося поддержки, — Торгаши не дураки и давно расхватали все наши более-менее ценные товары. Разве что европейцам необходим хлеб, который они готовы покупать в любых количествах. Но нам самим его не хватает.

— А если хорошо подумать, Иван Андреевич? — на мой вопрос глава коллегии только развёл руками, — Хорошо, подсказываю. Упомянутые вами голландцы более полувека скупают по всей Европе дуб. При этом в их державе давно вышел указ о запрете перепродажи необработанного леса. Только из Норвегии и Швеции предприимчивые бюргеры вывозят более ста пятидесяти судов с лесом ежегодно. Ещё есть Пруссия, Польша и Россия. А вот обратно и в другие страны продаются доски. Пять лет назад из Роттердама одной только дубовой рейки было вывезено на сто восемьдесят тысяч гульденов. Понимаете? Они скупают дешёвый лес, обрабатывают его, пилят и продают обратно в пять или семь раз дороже. Даже Англия и Франция покупают голландские доски. А ведь это двойная выгода. Небольшая держава не только наживается на торговле, но и развивает собственную промышленность. У меня устаревшие сведения, но за последние десять лет количество заводов, мануфактур и артелей в Голландии выросло наполовину. Теперь понятно?

Спасибо Голицыну за предоставленные сведения. У князя оказалась обширная сеть знакомств, и сам он весьма умный человек. Иной дипломат не обратил бы внимания на такие мелочи, а Дмитрий Алексеевич не просто записал. Он составил целый доклад о положении дел в голландской экономике, заодно собрал немало данных об Англии, Франции и некоторых германских государствах. Я даже начал подумывать назначить его главой зарубежной разведки. Пока такой службы в России нет, и вся работа лежит на дипломатах. Но она необходима как воздух. Ничего, позже мы обсудим с князем создание новой коллегии или отдельного департамента канцелярии.

— Вы предлагаете продавать готовый продукт, а не сырьё? Но у нас сразу возникнут неприятности с теми же англичанами. Ведь их мануфактуры окажутся без работы, что возмутит тамошних заводчиков и купцов. Дело дойдёт до правительства в Лондоне, и ответ последует незамедлительно.

Всем хорош Шаттлер, и он действительно много сделал для развития мануфактур в России. При этом даже вступая в борьбу с различными вельможами, пытавшимся оттяпать у несговорчивого немца его ведомство для личных потребностей. Я потому и оставил его при должности, ибо отставка столь деятельного человека могла навредить общему делу. Но уж больно узко мыслил Иван Андреевич и побаивался конфликтов со всемогущими европейскими купцами.

— Предлагаю начать выпускать готовый товар и далее его продавать. Согласитесь, что канат стоит дороже пеньки, а полотно — льняной пряжи и волокна. А ещё, ткань тяжелее и меньше в объёме. Ведь мы научились перерабатывать ревень, что недостижимо для европейцев, — решаю подбодрить сомневающихся вельмож, — И здесь нам удалось отстоять свою независимость, сохранить метод в тайне, и казна уже сто лет имеет огромный доход с перепродажи столь ценного корня.

Для меня стало большим откровением, что наибольшую прибыль Россия получает не от продажи пеньки и льна. Нет, количественно именно этих товаров вывозится больше всего. Только поташ и ревень приносят колоссальную прибыль, недаром на них действует государственная монополия. Если про продукт пережигания леса и прочих кустов я ранее слышал, то о китайском корне узнал недавно. Этот весьма полезный для пищеварения продукт закупали как англичане с голландцами, так и венецианцы с османами. И даже в самые сложные времена мои предшественники не отдавали столь прибыльный товар на откуп и тем более держали в тайне процесс его обработки.

Уж как не пытались европейские ботаники открыть секрет ревеня, но пока всё впустую. Говорят, сам Карл Линней уже десяток лет бьётся над секретом загадочной травы, но безуспешно. А ларчик открывается просто. Мы закупаем корень в Северном Китае, куда европейцам нет доступа. В других местах ревень тоже растёт, но не обладает лечебными свойствами, присущими китайскому. Также причина в особой обработке, секрет которой известен только русским мастеровым с государственных заводов.

— Мы начнём торговать рыбой. Далее постепенно будем расширять связи с купцами Гамбурга и Бремена. Заодно станем завозить небольшое количество готового товара, включая меха, которые немцы могут перепродать французам и австрийцам. Надеюсь, у нас есть свои мануфактуры, изготавливающие хорошие канаты и полотно? — дождавшись кивка Шаттлера, я продолжил, — В обоих городах началось бурное строительство различных кораблей. И наш товар придётся им ко двору. Думаю, три судна, совершающих два рейса в год, не насторожат голландцев. Тем более, мы будем прикрывать всё той самой рыбой. Князь Голицын обещал полное содействие со стороны нужных людей. Это даёт нам надежду, что наши товары не выкупят за бесценок.

Оно и немудрено. Ведь мы сразу выделим знакомым Дмитрия Алексеевича немалую сумму в серебре и небольшой пай в торговом доме. Иначе нам не зайти в европейскую торговлю. Немцы не пустят, хотя им нужны наши товары, как воздух. В Германии давно ощущается недостаток леса и производимых из него продуктов, ибо собственные запасы изрядно истощились. Датский же король весьма ревниво относится к двум бурно развивающимся городам, отнимающим у него прибыль. Поэтому Гамбургу с Бременом закрыт доступ в Норвегию. Открыто воевать с ними Кристиан VII не может, так как оба города входят в Священную Римскую Империю. Но гадит датчанин по-крупному и особо не скрывается. Он ещё и Швецию привлёк к этой необъявленной блокаде.

Зато голландцы, имеющие не только мощный торговый, но и военный флот, пользуются сложившимся положением, наживаясь на противоречиях. А лес из Норвегии идёт в Роттердам в любых количествах. Это только одна деталь весьма сложного механизма под названием «Торговля в Северной Европе». И Россия в этой игре отнюдь не равноправный партнёр. Дело не в нашей слабости. Просто после падения Новгорода русские купцы не стремились в Европу, учитывая, что собственные власти им особо не помогали. Последним правителем, кто жаждал выйти на европейские рынки, был Иван IV. Даже Пётр Великий предпочитал особо не ссориться со своими англо-голландскими друзьями. Не удивлюсь, что именно из-за этого он разрушил архангелогородскую верфь, где начали строить торговые корабли.

— Но где взять деньги, Ваше Величество? — воскликнул Шаттлер под одновременные кивки всех присутствующих.

— Я выдам триста тысяч рублей из своих комнатных денег. Они пойдут на закупку трёх судов, необходимых товаров и открытия представительства в Гамбурге. Ещё семьдесят тысяч будет выделено на создание рыболовецкой флотилии. Думаю, в обоих прожектах захотят поучаствовать купцы, с которыми должен договориться Василий Яковлевич, — киваю на застывшего, будто статуя Чичагова.

Здесь нет ничего удивительного. Капитан только сейчас осознал, в какую авантюру он ввязался, а заодно оценил возможные перспективы. Ведь можно взлететь очень высоко. Или упасть и разбиться, что тоже вероятно.

— На создание новых мануфактур я тоже выделю личные средства. Пока они будут приписаны к императорским заводам. Но если вы найдёте толковых людей, решивших помочь в нашем начинании и вложить свои деньги, то я дам им беспроцентный кредит сроком на пять лет. Лишь бы развивали производство и увеличивали количество выпускаемых товаров, — а вот здесь немец сразу взбодрился и наверняка начал мысленно подбирать людей.

Не знаю, может, он свою родню к делу подтянет. Мне без разницы. Главное, чтобы росла русская промышленность. Кстати, новый флот тоже потребует немало материалов. Может, в будущем и не нужно везти большую часть канатов или полотна в Европу.

— Ваша задача — обдумать прожект капитана Чичагова и через неделю ознакомить меня с новым документом. Предлагаю создать комиссию с представителем от каждого ведомства, которая будет заниматься столь сложным делом. Все ведомства, к которым со временем присоединится Таможенный департамент и Коллегия экономики, должны действовать сообща, не перетягивая одеяло в свою сторону. И я не потерплю саботажа, чем будет считаться любое затягивание прожекта. Касаемо денег, то на ближайшие полтора года их хватит. Когда дело дойдёт до расширения и начала строительства верфи, то вы получите нужную сумму. В документе сразу учитывайте необходимость строительства торгового флота на Каспии и через пять лет на Чёрном море. Сейчас восстановление торговли с Персией не менее важно, чем проникновение в Европу. Но это немного иное дело и к нему мы вернёмся после моего возвращения осенью. Вы пока должны уточнить все детали и подобрать людей.

Есть у меня ещё два весьма любопытных замысла, которые должны помочь прожекту. Но здесь необходимо грамотно поработать.

* * *

— Ааа!!! — очередной крик Лизы вернул меня к реальности.

Оказывается, купцы быстро смяли сопротивление дворян и водрузили своё знамя. Только в отличие от моей сестрёнки и ещё некоторых вельмож, остальные присутствующие особо не восхищались действиями дружины торгашей. Народ насупился и гневно шептался, напоминая улей диких пчёл. На площади же царило ликование. Москвичи приветствовали победу своих дружинников, радуясь тому, что удалось утереть нос дворянам.

Вообще, празднество разбилось на несколько частей. Основная масса людей наблюдала за снежными баталиями. Детвора предпочитала многочисленные горки. Народ постарше участвовал в различных играх. Некоторые дворяне предпочитали коньки, собрав немало любопытных, восхищённых новой барской забавой. Мне с высоты трибуны были видны все события.

Не пора ли сходить в шатёр и немного согреться? Одет я основательно, но ноги немного замёрзли. А ведь Пафнутий предлагал мне обувку под названием валенки, только я не послушал заботливого камергера. Надо бы дать ему приказ принести сей забавный наряд. Заодно Лизу переобую, она тоже начала притоптывать на морозе.

Дружной компанией спускаемся по ледяным ступенькам, на которых расстелили ковры, и направляемся в самый большой шатёр. Рядом идёт сестрёнка, не перестающая щебетать с Эрнестом, обмениваясь впечатлениями. Немец вроде доволен и улыбается в ответ на слова Лизы. Сразу за ними следуют Шувалов с Трубецким, а далее остальные придворные.

Сажусь за длинный стол и принимаю у Анисима чашку чая. Слуги не позволяют никому чужому касаться моей пищи и питья. Есть ещё охрана, которую недавно начал формировать Бабарыкин, но пока она несёт больше караульную службу, заменив гвардию в моих внутренних покоях. По правую руку присаживаются Лиза с Эрнстом, слева вечная парочка вельмож, продолжающих какой-то бесконечный разговор. Оба иногда обращаются ко мне, пытаясь привлечь к беседе. Поэтому мне приходится одним ухом слушать обер-камергера с обер-гофмаршалом, кивая некоторым их словам. Но теплота, от которой тело впало в приятную негу, погрузила меня в размышления.

* * *

Я и не знал, что в Лефортовском дворце есть самый настоящий каземат. Меня до сих пор передёргивает, когда приходится посещать подобные места. Но куда деваться? Хоть комнату натопили, но в ней не душно. Сажусь за приготовленный стол, рядом размещается невозмутимый Шешковский, раскладывающий перед собой бумагу с карандашом. Разговор нам предстоит важный, и доверять полученные сведения нельзя даже проверенным секретарям. Между тем скрипнула дверь, и в проёме показался довольный Пафнутий. Ведь получается, что лефортовский каземат стал временной тюрьмой, где он теперь старший.

Оглядев небольшое помещение, единственной достопримечательностью которого являлся стол и несколько фонарей, камергер кивнул. Затем он посторонился и втолкнул в камеру испуганного человека. Нашим гостем оказался высокий мужчина лет пятидесяти пяти, разодетый в излишне яркие одежды. Только сейчас он выглядел скорее жалко.

Посмотрев на нас, тот вздрогнул, но, сделав шаг назад, попытался успокоиться.

— А я всё не мог понять… — начал говорить вошедший неприятным голосом, но тут же был прерван главой экспедиции.

— Тебе слова не давали. Поэтому будешь говорить, когда мы спросим. Если всё ясно, то кивни. Коли нет, то я сейчас позову Андрюшу. Ты наверняка о нём не слышал. Этот малоизвестный человечек и сам предпочитает молчать. Зато он умеет убеждать людей говорить правду.

Гость дураком не был и сразу закивал, сделав ещё шаг назад, и упёрся спиной в дверь. Самое забавное, что дяденька был невиновен. Вернее, у нас имелись только подозрения в его отношении. Всему виной мой необычный взгляд на происходящее вокруг. Я воспитан человеком из иной эпохи, а может другого мира. Поэтому мне удаётся обращать внимание вроде на обычные вещи, которые мало кто заметит. Вернее, люди просто не привыкли так мыслить. Например, в высшем свете считается, что стоящий перед нами человек безмерно богат. В крайнем случае он всегда может занять денег, дабы поддерживать своё реноме взбалмошного, но щедрого вельможи. А мне сразу показалось, что Прокофий Демидов[1] тратит гораздо больше, чем получает со своих заводов и деревень. Ещё он никогда денег не занимал, хотя вёл дела весьма нерасторопно. Для нынешних дворян и заводчиков подобное весьма необычное. Тут принято от души прогуливать состояния, накопленные предками.

— Ты недавно выдал замуж свою дочь Анну. Дело нужное, но есть в этом некая странность, — вкрадчиво начал допрос Шешковский, отчего Демидов сразу побледнел, — По бумагам твой зять получил приданное в девяносто девять рублей. Понятно, что это очередная шутка нашего неугомонного Прокофия. Только на деле молодые стали обладателями десяти тысяч серебром. Что дело житейское, отец как хочет, так и оформляет приданное. Но есть одна забавная вещица. Недавно тобой на рождественские гуляния в столице было потрачено ещё около пяти тысяч рублей. Это не считая летних чудачеств, гонок на санях по улицам, посыпанным солью, и прочим дуростям. Вышло действительно смешно, народ был в восторге. Только стоило это ещё тысячи три, а то и четыре.

Степан Иванович повернулся ко мне, будто прося одобрения. Я же просто хмыкнул, вспомнив происшествие, поставившее на голову столичную жизнь. Кстати, тогда я и обратил внимание на виновника переполоха. Это сколько стоило развлечение, если целая улица была засыпана солью?

— Так о чём я? — неискренне улыбнулся Шешковский, чем ещё сильнее напугал Демидова, — Мы тут провели небольшую ревизию. И знаете, Пафнутий Акинфиевич, за последние пять лет вы истратили денег в два раза больше, чем вам оставил покойный батюшка, и принесли все предприятия разом.

— Яяяя ннне сссовсем понимаю, о чём вы? — заикаясь, начал оправдываться Демидов, — И по какому праву меня задержали? Это незаконно!

Последние слова прозвучали совершенно жалко, а голос гостя дал откровенного петуха. Боится, и это правильно. Знает, что виноват, потому и не может сдержать чувств.

Мы с Шешковским заранее договорились потихоньку давить на Демидова, поэтому смотрели на него, будто перед нами неразумное дитя. Не знаю, насколько лицемерно это выглядело, но дяденька быстро сник.

— Лучше расскажи как есть, иначе придётся звать Андрюшу. А у него все поют, аки соловьи, — Степан Иванович немного подтолкнул Демидова к откровенному разговору.

— Что вам нужно?

— Золото, Пафнутий Акинфиевич! Что же ещё? — после моего ответа Пафнутий дёрнулся, как от пощёчины, — И сразу напоминаю, что я недавно восстановил смертную казнь. Вы должны были заметить, что меня не волнует происхождение и заслуги преступников. Есть закон, и его необходимо соблюдать. А за изготовление фальшивых монет вас могут повесить. Как и всех участников преступной компании. Поэтому лучше облегчите душу, а я подумаю о снижении срока вашего заключения.

Демидов немного сопротивлялся, выторговывая себе свободу. При этом ему было плевать на братьев и других людей, замешанных в преступном промысле. Сын великого Акинфия Демидова оказался обыкновенной гнидой, что немудрено. Папаша тоже был редкой скотиной, но хоть сделал немало для развития русской промышленности. Сынок же просто тратил заработанное, ещё и вёл себя непотребно.

А золото начал добывать именно Акинфий, заодно подделывая монеты. И промышляли этим делом не только Демидовы. Испуганный Пафнутий говорил много, часто путаясь, но сдавая всех подельников. Шешковский аж взмок, записывая показания некогда гордого заводчика, превратившегося в жалкое существо, цепляющееся за жизнь.

Главным итогом допроса явилось подтверждение, что золото на Урале есть! И далее на восток тоже. А это уже совершенно иные расклады. О наличии золотоносных месторождений я узнал от Майора. Но ранее у меня не было уверенности, что мы с наставником из одного мира. Теперь же я знаю, что можно верить всем сведениям воспитателя.

Шешковский должен составить более детальный список на основе допроса Демидова. Далее, мы отправим его Суворову, заодно подкрепим его ротой солдат. Пусть новый губернатор Сибири наводит порядок и потихоньку начинает добычу. Чувствую, что преступники просто так своего не отдадут. Но мы тоже зевать не собираемся.

На выходе из каземата я задал Шешковскому мучивший меня вопрос. Не подумайте, что я боюсь. Просто жалко, если мои задумки зарубят в начале их претворения.

— Как думаете, когда они зашевелятся? Пока все запуганы и разрознены, но это дело времени.

Степан Иванович сделал несколько шагов, глядя на недавно подметённый пол.

— Год. Может, полтора, но не более. Вы же заставляете людей работать и не даёте воровать. А наши вельможи, хоть и получившие немалые преференции, к этому не привыкли. А ещё есть внешнее воздействие. Как только англичане с голландцами узнают о строительстве русского торгового флота и преобразований в мануфактурах, ответ последует немедленно. Но думаю, все стороны дождутся вашей женитьбы и начнут действовать.

Тогда мне подумалось, что год — это огромный срок. Но как я ошибался.

* * *

— Ваше Величество, пора, — раздался голос Шувалова, вернувший меня на грешную землю.

Оглядываюсь и понимаю, что публика ждёт только меня. Подношу ко рту чашку с остывшим чаем и, поморщившись, ставлю её на стол.

— Вскоре начнётся главная битва, — поддержал соратника Трубецкой.

— Так чего мы тянем? — смотрю на улыбнувшуюся Лизу и встаю из-за стола.

Накидываю поднесённую шубу и иду к выходу. На улице вдыхаю морозный воздух, выдыхаю пар и улыбаюсь, глядя на появившееся солнышко. Вокруг множество народа, ждущего моего выхода. Тут ко мне подходит смутно знакомый человек с нездоровым румянцем и горящими глазами.

— Убийца! Будь ты проклят! — кричит человек, а в его руке появляется клинок.

Уроки дона Алонсо не прошли даром. Я успел дёрнуться в сторону, но враг подобрался слишком близко. В груди больно кольнуло, затем последовал удар в плечо и ещё один. Далее я начал проваливаться в беспамятство под крики испуганной публики.

[1] Прокофий Акинфиевич Демидов (1710 — 1786,) — старший сын уральского горнозаводчика А. Н. Демидова, владелец крупных горнопромышленных предприятий. Меценат и благотворитель, поклонник садоводства, основатель Нескучного сада. Свои наиболее прибыльные заводы продал Савве Яковлеву. Один из самых колоритных деятелей Русского Просвещения был более всего знаменит своими чудачествами. Современниками характеризовался как человек грубоватый и независимый настолько, что вызывал негодование Екатерины II, отзывавшейся о нём как о «дерзком болтуне». В 1778 году организовал в Санкт-Петербурге праздник, во время которого от алкогольной интоксикации умерло более 500 человек. Прокофий Демидов организовал в Москве катание на санях в жаркую погоду в июле. Для этого были выкуплены большие запасы соли для имитации снега. В одном из писем А. С. Пушкин назвал его «проказник Демидов».

Глава 6

Март-Апрель 1766 года, Нижний Новгород , Российская империя.

Резкий толчок больно отдался в плечо, заставив меня выйти из дрёмы. Дорога вполне себе приемлемая и отличается от летних колдобин в лучшую сторону. Можно спокойно ездить, пока не сошёл снег. С учётом моего весьма удобного возка с печкой и удобными сиденьями, конечно. А вот летом вас не спасут никакие подушки. Когда карету изрядно раскачивает и подбрасывает на каждой кочке, ты думаешь только о следующей остановке, где можно размять ноги со спиной. Но и зимой хватает кочек с ямами. Тем более что снег уже сходит, и дорога изрядно изъезжена. Вот наш возок и тряхнуло на какой-то неровности.

Мне немного мешают недавно зажившие раны. Крузе вообще настаивал на отмене путешествия. Что немыслимо, ведь оно так долго готовилось. А ещё есть дела на юге, требующие моего присутствия. Поэтому пришлось настоять на своём.

Смотрю на встрепенувшегося немца, который решил сопровождать меня, не слушая никаких возражений. Карл Фёдорович до конца запрещал нам выдвигаться, пока плечо не начало заживать. Кстати, доктор едет со мной в повозке, не оставляя без пригляда. Что весьма разумно, ведь рана продолжает беспокоить.

В результате покушения больше всего пострадала ключица, куда пришёлся самый неприятный удар. Хорошо, что по настоянию дона Алонсо я ношу кольчугу. Иначе всё могло закончиться печальнее. Первый выпад пришёлся вскользь, а вот вторым ударом преступник умудрился попасть в незащищённую часть, из-за съехавшей кольчуги. Третий удар был неопасным, а далее, злоумышленника сбили с ног, отняв оружие.

Ход возка успокоился, став более мерным. Топот лошадей и скрип снега особо не беспокоил, и я закрыл глаза, погружаясь в привычную дрёму. Спать при движении сложно, зато удобно подумать. Вот мои мысли и вернулись на полтора месяца назад.

* * *

На четвёртый день после ранения я почувствовал себя немного лучше. Крузе придерживался иного мнения, но даже строгий доктор не смог сдержать поток людей, желающих увидеть своего императора. Первыми в мою спальню ворвались братья, сёстры и отец. Все были рады, хотя Лиза с Катей не могли сдержать слёз.

Но Карла Фёдоровича рыданьями не разжалобить. Впрочем, на него не действуют и чины посетителей. Вслед за семьёй у меня побывала «шестёрка», Алонсо, Шешковский, Теплов, главы коллегий и генералы. Все гости получили немного времени, а затем были изгнаны раздражённым немцем. Для остальных вход остался закрытым.

— Вы ещё слишком слабы. Потеряно много крови. Сейчас вам необходим покой, и никаких разговоров. Спите, ешьте и пейте настойки, иначе, откуда взять силы?

Крузе пресёк мои вялые попытки возразить, что несколько лишних минут общения с семьёй не навредят. Далее он строго взглянул на кивающих Пафнутия с Анисимом, выполняющих обязанности сиделок. Оба слуги поддержали доктора и заверили, что никого более не пустят. Я же немного поворчал и не заметил, как уснул.

А далее несколько дней просто выпали из моей жизни. По словам доктора, виновата лихорадка, наступившая совершенно неожиданно. Он, грешным делом, подумал, что это конец. Приходил даже священник, и причастивший моё полуживое тело. Чего творилось за стенами спальни и дворца — тайна неведомая. Затем я вдруг очнулся, поняв, что умирать ещё рано.

Ещё два дня Крузе поил меня бульоном, требовал больше спать и запрещал общение. Но потихоньку уступил моему желанию услышать свежие новости. Имя нападавшего и часть происходящего в столице мне рассказали слуги. Только хочется подробностей. Поэтому Шешковский с доном Алонсо первыми получили право на доклад.

Нападавшим оказался Пётр Бутурлин, сын казнённого фельдмаршала, сбежавший из штрафного батальона. Зря я послушал «шестёрку» и не сослал мятежника в Сибирь. Но с учётом родственных связей арестанта мне просто не дали довести расправу до финала. Ведь Пётр женат на Марии Воронцовой, сестры Дашковой и кузины Анны. Многовато представителей этой фамилии в моей жизни, вам не кажется? Ведь есть ещё обиженные Роман и Иван Воронцовы. Последний сослан в имение, уплатив немалый штраф, так как заподозрен в связи с Орловыми, хотя и находился в отставке. Но Иван замаран в перевороте, свергнувшем Петра, и дружил с покойным фаворитом. Меньше меня волнует средний брат Михаил — отец Ани, сильно сдавший после смерти дочери и удалившийся в имение. И ведь подобных персон хватает. Попробуй разбери, чего у них на уме. Пока меня спасает жирный кусок, брошенный «шестёрке» и их союзникам. Только надолго их не хватит, я ведь скуп на чины и прочие подарки, зато весьма требователен.

Забавно, но несостоявшийся убийца связан с масонами, являясь ярым сторонником Елагина. Мы с Шешковским решили воспользоваться удобным случаем и разгромить остатки ордена в России. Тем более что те же Чернышёвы сразу отдалились от каменщиков, как и многие другие вельможи. Чего говорить, даже Панин прибежал на аудиенцию, находясь в состоянии крайнего испуга. Он подумал, что его могут заподозрить, как близкого знакомого Бутурлина. В высшем свете произошёл жуткий переполох. Ведь многие персоны связаны с вольными каменщиками или из-за любопытства участвовали в их собраниях. Опасения знати вполне оправданно, ведь Елагина и ещё нескольких фанатичных приверженцев иностранного учения быстренько отправили в Сибирь. И если я не стану обращать внимания на оставшихся масонов, то у них достаточно врагов и недоброжелателей. Даже среди моего нынешнего ближнего круга сформировалось три группировки, которые пытаются интриговать друг против друга. Чего уж говорить об остальных? Ведь ещё достаточно должностей в коллегиях, губерниях и гвардии, куда соратники не прочь поставить своих людей. А для этого необходимо освободить занятые места. В общем, грызня у трона продолжается.

Но я не позволил сводить счёты, а создал комиссию во главе с генерал-прокурором Александром Голицыным. Князь сторонится придворной жизни, ни в какие альянсы не входит и сосредоточен на работе. Ещё ему более или менее доверяют все стороны, что немаловажно.

До моего отъезда следствие не закончилось, ведь всплыло немало любопытных подробностей о деятельности масонов в России. Потому я решил не торопиться и одним махом избавиться от столь вредоносного явления. Заодно присмиреют другие кружки и общества, зародившиеся под воздействием работ Вольтера с Монтескьё. Они начали плодиться ещё при Петре III, но особой угрозы не представляли. Поэтому Екатерина их не трогала.

Только я придерживаюсь иного мнения. Подобные увлечения влияют на мировоззрение образованной части общества. И человеку очень легко стать адептом, вроде как прогрессивного философского течения. Корень зла подобных увлечений кроется в разрушении восприятия привычного мира у русской знати и образованных людей. Они становятся заложниками своих постулатов, обычно теоретических и утопических. При этом сознание части общества потихоньку меняется, пока оно не становится чуждым собственной стране. Мол, Россия — варварская и отсталая, и вообще тюрьма народов, а Европа — просто светоч благородства и прогресса. То, что у нас совершенно разная история, обычаи и мировосприятие, никого не волнует. И чем дальше образованная часть публики поддаётся заблуждению, тем тяжелее её приводить в сознание. Это не я такой умный, просто мысли Майора. Наставник являлся убеждённым монархистом и сторонником империи, при этом признавал, что русская аристократия вырождается. А уже в следующем веке она станет особой кастой, не имеющей никакого отношения к обычным русским людям. При этом весомая часть знати позабудет о своём предназначении — служить империи.