Преданная (СИ)

Подруга поворачивает голову ко мне, я ей за это совсем не благодарна. Вслед за ней взгляд переводит и хозяин дома.

Мысленно прошу: не надо на меня даже смотреть.

Концентрируюсь на тарелке и обещаю себе, что в жизни больше не соглашусь на приглашение. Хочется Лизе готовиться вдвоем — будем в кафе.

— Ну в то, что Юля готовится и у Юли все хорошо, я верю. А у тебя?

У меня даже дыхание спирает, насколько это унизительно звучит. Для Лизы.

Смотрю на подругу. Она уперлась взглядом в центр стола. Замерла. Уши загорелись. И у меня тоже.

Но Лиза берет себя в руки и улыбается. Снова поворачивает голову к отцу:

— По судейской этике автомат.

— А оценка какая? — Общаться с ним очень сложно, я это понимаю. И я бы себе такого отца не хотела. У меня-то совсем другой папочка. Мягкий. Добрый. Возможно, излишне и этим многие пользуются. Но я уверена, что мной и моими успехами он искренне гордится. — Тройки тоже ставят автоматом.

Руслан Викторович же припечатывает. У Лизы раздуваются ноздри.

Держись, малыш. Держись.

Подбадриваю ее мысленно. Вслух вступиться не рискну.

— Может быть и тройка, па. Не знаю. Преподаватель обещал отправить ведомость. Будет — узнаем. У Юли сто. Это он сказал.

Не знаю, умышленно или нет, но Лиза снова переключает внимание своего отца на меня. Я пугаюсь. А потом еще раз, когда цепкий взгляд карих глаз фокусируется на моем лице.

Сердце ускоряется не хуже, чем когда смотрит Тарнавский. Только взгляды совершенно разные.

Пусть играя, неискренне и просто на автомате, но Тарнавский греет. А тут… Мороз. По коже и под кожей.

Я его боюсь.

— Поздравляю, Юлия, — Руслан Викторович слегка склоняет голову. Я боюсь в ответ не поблагодарить, а квакнуть. Поэтому сначала прокашливаюсь.

— Спасибо. У Лизы тоже будет хорошая оценка. Не знаю, почему Вячеслав Евгеньевич только мою озвучил, — пожимаю плечами, стараясь поддержать подругу.

А еще дико хочу, чтобы он перестал смотреть.

Я не могу назвать себя совсем уж робкой, но его внимание ужасно давит.

— Потому что у тебя лучшая. Как всегда, — Лиза улыбается мне искренне и без зависти. Я в ответ.

Во взгляде подруги читаю то же желание, что и у меня: поскорее вернуться в ее комнату.

— И Тарнавский ее любит. На зачет лично приглашал.

Только зачем она говорит еще и это, возвращаясь к еде, уже не знаю. Колет раздражение. Сглатываю.

Тоже опускаю взгляд в тарелку. А на себе продолжаю чувствовать ее отца. Задумчивый.

Прекратите, пожалуйста.

— Если сто автоматом, то зачем на зачет? — Отец Лизы спрашивает через какое-то время. Даже не знаю — у меня или у своей дочери. Поднимаю взгляд. Встречаюсь с мужским.

Веду плечами.

— Это была шутка.

Мне кажется, поясняю более чем доходчиво, но Лиза фыркает. Смотрит на меня лукаво. Чувствую, что колеблется несколько секунд, а потом все же выдает:

— Да нравишься ты ему, неужели не понятно, Юль? Он не против еще разок на тебя посмотреть. Да и вообще… Этика закончилась. Теперь можно.

* * *

— Достал так, если честно… — Лиза выдыхает, забрасывая руки вслед за головой за изножье кровати.

Длинные волосы подруги свисают до пола, но ее это не беспокоит. Она имитирует протест и свободный полет.

Я полусижу по-человечески, прислонившись к мягкой спинке Лизиной кровати, а подруга никак не может взять себя в руки и выбрать позу. Сделала уже несколько оборотов на триста шестьдесят. В итоге затихла вот так. Я думала — слушает, а она думала о своем.

Вздыхаю, откладываю планшет.

Не могу сказать, что очень хочу возвращаться к разговору о ее отце, сама тоже еле собралась после того, как он нас наконец-то отпустил, но что поделать?

Лиза редко позволяет себе вот такие формулировки.

— Он хочет тебе добра, — произношу абсолютный шаблон. Про себя договаривая: «наверное». Лиза же хмыкает.

Еще секунд десять наслаждается приливом крови к мозгу, а потом поднимает голову и смотрит на меня.

— А я хочу, чтобы от меня отъебались. Не совпадаем.

На одном локте держится, а другую руку отводит и жмет плечом.

Я понимаю ее чувства. Согласна во многом. Но… Разве могу что-то сделать?

— Он много тебе дает.

Напоминаю, в ответ на что Лиза грустно улыбается.

Видимо, осознает истину, с которой я живу давно: в мире не так-то много идеальности. И ничего не бывает совсем уж бесплатным. Кто-то платит рваными жилами, кто-то просраной жизнью, кто-то — необходимостью следовать. Многие мечтают о жизни Лизы.

— А хотел бы, наверное, просто чтобы я чуть больше была похожей на тебя, — подруга подмигивает и снова падает.

Я не улавливаю злобы или зависти. Возможно, так и есть. Но это вряд ли. Лиза тоже не святая. Ее отец это знает. Использует те механизмы, которые с ней работают.

— Зря ты ляпаешь про Тарнавского, — произношу с укором, после чего слышу смех. Он тоже немного злит. Я ни черта не шучу. Не хочу, чтобы ходили слухи. А не слухи все равно не светят.

— Я не ляпаю, Березина, — на моей фамилии Лиза копируя манеру нашего преподавателя. У меня даже жар пробегается по позвоночнику. — Я просто не такая уж дура. Он тебя палит на парах. Спрашивает много, слушает внимательно. Поболтать любит. С тобой. Вот скажи мне: Веничка тупой?

— Нет, конечно, — фыркаю, следя, как Лиза вырисовывает узоры кистями в воздухе. По комнате разносится спокойная музыка, а сердце у меня все равно куда-то торопится.

— Вот и мне так кажется. Но он может двадцать минут с тобой обсуждать соотношение дисциплинарной и административной ответственности, а с Веничкой ему почему-то не интересно.

Лиза замолкает. Ее руки замирают в воздухе. Я тоже замираю.

Мне кажется, ее теория притянутой за уши. Очень. Но и спорить — это палить уже свое особое отношение.

— Так может ему интересен вопрос?

Лиза снова смеется. Глупая… Вот сейчас я готова согласиться с ее отцом. Только это от злости.

— Ему интересна одна конкретная студентка. Волосы — русые с медным отливом. Глаза — зеленые. Вес, — Лиза морщится и думает. — Где-то пятьдесят пять, наверное. Рост — средний. Юлей зовут. Идет на красный диплом и даже моего отца удовлетворяет своими результатами.

Закатываю глаза просто потому что а что еще ответить?

— Фантазерка.

В итоге встаю с кровати. Подхожу к окну и заглядываю за штору. Под ногами — светящиеся огнями мосты и высотки. Даже голова кружится.

Я бы тоже хотела жить в такой квартире. Через сколько лет смогу? И что для этого нужно будет?

Тебе бы уже работу найти, Юль. Думаю об этом и озноб по коже. Я пыталась несколько раз. Отрабатывала пару месяцев и сдавалась. Не тяну. Или не мое. Или не хочу. А что хочу — пока не знаю.

— Может и фантазерка, но он же и тебе нравится… — Лиза тянет задумчиво, так же задумчиво проезжаясь взглядом по мне. Чувствую себя пойманной на горячем. Как будто сделала что-то плохое. Становится жарко.

— Как профессионал, Лиза. Чувствуешь разницу? Он классный профессионал. Очень умный человек. Юрист хороший…

По взгляду Лизы ясно, что она пропускает мои шикарные аргументы мимо ушей. Я бы тоже пропускала. Понятно, что моя правда всего лишь полу.

— Врешь, Березина. Ох как врешь…

— Сейчас такси закажу, — возвращаюсь к кровати, тянусь за телефоном, но Лиза перехватывает мою руку.

— Нет! Ладно! Не хочешь — не признавайся. Я сделаю вид, что верю. Только не бросай.

Колеблюсь пару секунд. В итоге сдаюсь. Ехать в ночь мне тоже не хочется. Да и глупо, господи. Поссориться с подругой, доказывая, что не влюблена в мужчину, в которого влюблена.

Снова сажусь на кровать. Лиза переворачивается и оплетает своей рукой мой локоть. Прижимается.

Удивительно, но и на тактильном уровне ее близость для меня тоже не отталкивающа, хотя в целом-то я человек прохладный. Всегда такой была. И недоверчивой.

— Ты на планшете сидишь, — бубню, хотя настроения учиться нет и у самой. Лиза вздыхает.

Поверх музыки о себе заявляет желудок подруги. Жалобно урчит. Я почему-то улыбаюсь.

— Жрать так хочется… Я из-за папы и не поела толком. С ним как на допросе…

Улыбаюсь шире. И я так. Точь-в-точь.

— Спустишься на кухню, Юль? Если я — он услышит и тормознет. Не хочу.

Я и сама не хочу, но вздыхаю, спуская ноги с кровати.

У Смолиных работает женщина, отвечающая за готовку и содержание дома в чистоте. Насколько я знаю, она уходит в десять. То есть сейчас на кухне никого. Ну и супер.

Вроде бы не воровка, а по коридору крадусь. И по лестнице тоже.

Зайдя на кухню, стараюсь включить свет без звука.

Возьму сыр, виноград и крекеры.

Сооружаю нам с Лизой тарелку, преодолевая стыд. А еще прислушиваясь к шуму в квартире.

Замираю истуканом, слыша шаги. Но они — мимо. Отец Лизы хлопает какой-то дверью. Слава богу.

Ускоряюсь, беру тарелку в руки и тушу свет. На цыпочках возвращаюсь к лестнице.

Честно, не подслушиваю. Честно. Но…

Тормозит произнесенная Русланом Викторовичем фамилия «Тарнавский».

Его в моей жизни стало слишком много. Или это не он?

Знаю, что нужно проигнорировать. Оттолкнуться и пойти дальше. Но стою. Закрываю глаза. Слушаю:

— Честно… Заебал уже… — Голос Лизиного отца звучит сразу и устало, и раздраженно. Становится ясно: с нами он вел себя дико сдержано.

Уходи, Юля. Уходи.

Приказываю себе и не двигаюсь. Отчетливо пахнет сыром. Еле-еле — крепким алкоголем из-за той двери, за которой голос.

— Ни да, ни нет не говорит, Дим. Ни да, сука, ни нет. А с ним же хуй поймешь — он хочет цену решения повысить или не идет на контакт… — Пауза. — Поэтому и говорю: заебал.

Снова пауза. Дальше — низкий мужской смех. Искренний. Для меня — пугающий. Если он узнает, что подслушала, что сделает?

А я зачем подслушиваю?

Не суйся, Юль. Не суйся.

И стою.

— Ладно. Забей на него пока. Время есть. Подумаем.

Я тут ни при чем, и о чем речь — не знаю, но тоже чувствую облегчение.