Адвокат вольного города.5

Мой первый пункт, остановка — это банк. Никакому сейфу я не доверял так, как безналичному счету без возможности упрощённого доступа. С утра пораньше я открыл ещё один обезличенный счёт и загнал туда сто тысяч, то есть целое состояние.

Когда-то сейф от товарища Бакланова дал мне сорок шесть тысяч, примерно столько же, давал и до сих пор даёт его склад макров. Самые ходовые ушли сразу, остался более «лёжкий» товар, но тут я со Скарабейниковым не унывали. Большая часть этих денег ушли в восстановление пятидесяти тысяч, которые когда-то дала мне семья.

Зато другие заказы щедро финансировали мои потребности и хотелки, дали возможность купить в кредит домик и машину (причём, в том же банке лежала сумма, позволявшая погасить все долги разом). Часть денег я держал в сейфе. Сейчас я на короткое время взял в руки не сто, а сто пять тысяч, сто положил на депозит, а пять, разными по номиналу купюрами засунул в пухлый конверт.

В банке меня провожал сам управляющий, который выглядел с утра пораньше, как новенький золотой червонец. Я для них стал наконец-то ВИП-клиентом.

После банка я отправился к Первой адвокатской конторе города, где окопались мои дражайшие родственники.

Спина и рёбра болели при каждом движении. Бронежилет, который я теперь носил с большим трепетом, чем средневековая дама свою невинность, дополнительно выполнял роль корсета и помогал защитить корпус от лишних движений, как медицинская приблуда. Только весит, как доспех, блин.

— Добрый день, братья и сестры! — я стал посреди зала и обратился к родственникам. Все немедленно подняли на меня глаза. Вообще-то, половина работников конторы были сторожилы, те, кто торчал тут до Филиновых и то, что моя родня заполонила всё, как цыганский табор, их давно не радовала.

Так что меня, то есть ещё одного Филинова, они явно не горели желанием тут лицезреть.

— Для семейных встреч есть нерабочее время, — нахмурилась председатель коллегии, суровая тётка в строгих очках.

— Конечно, конечно, — вежливо, но с достоинством поднялся мой отец. — Мы сейчас тихо переговорим и вернёмся к своим делам.

Вообще-то коллегия — это не работодатель в обычном смысле, это место, где адвокаты и их помощники занимаются каждый своим делом, а не работают над общим.

Они у себя оборудовали что-то вроде «переговорки», куда отец меня и проводил.

— Аркадий, ты не очень вовремя, у нас достаточно много дел.

— Да, я ненадолго, — протянул ему конверт.

— Что это? — с сомнением принял конверт отец.

— Как что? Деньги, конечно. Пытаюсь вытащить нас из финансовой ямы и миллионного долга. Как идёт погашение, кстати? Скоро ли я опять останусь единственным Филиновым в городе?

— Ты не пришёл на семейное застолье к тёте Фариде! — нахмурился он. — А то бы знал. Мы продаём большую часть недвижимости, что осталась, удастся собрать шестьсот тысяч, но по оставшимся нам пока не готовы предоставить отсрочку, а брать кредит мы не горим желанием.

— Тогда мои пять тысяч будут неплохим подспорьем.

— Откуда у тебя такие деньги? — с подозрением в голосе спросил он.

— Работаю, — огрызнулся я. — Веду двадцать два дела. Мог бы и порадоваться.

— Обязательно… Когда увижу, что ты с этими процессами справился, а не нахватал авансов, чтобы в моменте получить деньги, а потом будешь разгребать непосильную нагрузку и тонуть в обилии заседаний.

— У меня есть помощник.

— Зачем тебе этот… представитель национальных меньшинств?

— Китайцы более многочисленны, чем мы, так что, это скорее мы «меньшинства».

От этих слов отец задумался.

— Не сбивай меня с толку. Короче, мы посоветовались и решили тебе помочь.

— С чем это? — с великим подозрением спросил я. — Что-то я пропустил момент, когда просил помощи.

— С заказами, клиентами, клиентской базой.

— Здорово живёшь, офигенная помощь, отжать у меня клиентуру⁉

— Сын, мы же семья, что ты такое говоришь⁈

— Я в Кустовом привык жить один. Вы даже не в курсе, какие у меня бывают проблемы.

— Алкоголизм, азартные игры, тунеядство, — с готовностью подхватил он. — Мы тебе поможем и нашли хорошего нарколога. Ты записан на приём в среду на час дня.

— Зашибись, картоха с салом, я не приду. И я не пью.

— Похвально, что ты так думаешь, Лев Абрамович говорит, что это путь к излечению.

— Молодцом. Привет ему передавайте.

— Он хочет тебя видеть.

— Покажите ему фотку, пусть на стенку повесит.

— Сын!

— Ну что? Вы сами себе что-то придумали, сами и разбирайтесь. И чтобы расставить все точки над «ё», никаких Вам моих дел, клиентов и доступа!

— Я, как патриарх, требую!

— А у меня в договорах оговорка, о том, что личность исполнителя имеет значение и о коммерческой тайне. Твои требования со ссылкой на закон о дворянских родах вступают в локальное противотечение с законом об адвокатуре, так что я тебе отказываю.

Отец нахмурился, он явно не привык, чтобы младший жонглировал нормами законодательства.

— Скажи лучше спасибо за пять тысяч, это громадные по моим меркам деньги и пока что новых для покрытия долгом семьи у меня не будет.

— Спасибо, — сердито и не до конца искренне выдавил из себя отец.

— И второе, тебе удалось узнать про офшорную компанию, возможно ли такое и сколько стоит?

— Возможно, но стоит достаточно дорого, одну тысячу восемьсот семьдесят рублей.

— Пу-пу-пу. Какой регион? Карибы, Кипр, остров Мэн?

— Ты путаешь, на острове Мэн нет офшора, там только рыбаки, чайки, да алкаши с лепреконами по кабакам. А предлагают Кипр, Британские Виргинские острова, Остров Джерси, Сингапур. Всё по одной цене, но сроки будут разные.

— Лепреконы — это Ирландия. — поправил его я, — ладно, понял, что решит клиент, сообщу дополнительно и отдельно. Всё, отец, пока.

Я вышел из конторы в прескверном настроении, ни с кем не прощаясь.

На улице, беспардонно перегораживания дорогу, стоял длинный легковой автомобиль, нечто солидное и дорогостоящее.

У меня успела мелькнуть мысль, что это какие-то богатые черти припёрлись к адвокатам, но сожаления или зависти я не испытывал, своих забот полон рот, чтобы хотеть перехватить клиентов.

Людей по улице шло достаточно много, но в какой-то момент люди расступились и передо мной оказался крепкий немолодой мужик, который смотрел на меня цепким взглядом.

Волосы у него на голове были чёрные, но плотная рыжая борода. Рассмотреть его получше и спросить, чего это он на меня пялится, мне не довелось. Мужик вынул из внутреннего кармана пиджака револьвер и, почти не целясь, выстрелил в меня.

Грохот выстрела заполонил весь мир, а дым успел обжечь мне ноздри. Удар тяжёлой пули оттолкнул назад, к стене. Ударившись о стену, я не потерял сознания, зато потом после второго выстрела упал лицом вниз и ударился мордой о мостовую, так что в глазах помутнело, а лёжа так, я уже не увидел, что происходило дальше.

Какая-то женщина пронзительно закричала.

Глава 2

Собрался с силами и оттолкнувшись рукой, я повернулся на спину. В руке уже был кольт. Поскольку я всё ещё дышал (пусть и с трудом), то намеревался отстреливаться до последнего.

Однако вместо рыжебородого ко мне подскочил какой-то расхлябанный немолодой гражданин, у которого изо рта пахнуло кислыми щами и водкой.

— Как Вы, голубчик? В Вас стреляли? Звонить в полицию и медицинскую службу?

В меня стреляли… Эта фраза вернула ко мне способность трезво мыслить.

Я выдернул из-под себя руку и пощупал грудь, там была дырявая рубашка, второй испорченный за день костюм, тоже с дыркой и бронежилет в углублении которого была сплющенная пуля. Нащупав обжигающе горячую пулю и взяв её в ладонь, я перекатился на спину и расхохотался.

Смеялся долго и счастливо, а тот мужичок меня дёргал меня за полы пиджака.

Люди подходили и отходили, проходили мимо, кто-то качал головой. Судя по обрывкам фраз думали, что я пьян, словно минуту назад на улице не прогремел выстрел. Никто не вызвал полицию, не было патруля, все будто делали вид, что ничего не произошло.

Втора пуля ушла в район сердца, но уже спереди. Что ж вы всё время в сердце метите, уроды! А ещё как стреляют метко, писцы вы чёрно-бурые. Пока что мой бронежилет был самым лучшим моим капиталовложением на свете.

Я ржал и ржал, слезы катились ручьём.

Конечно, мои рёбра, в этот раз спереди, наверняка также частично сломаны, но пока адреналин, болевой шок и истерика, я этого не замечаю.

Возле нас остановилась парочка парней самого гоповатого вида.

— Э! Ты, типа, пьяный? Мы, типа, неравнодушные граждане, давай поможем, проверим… пульс там или давление, — они шагнули ко мне с явным намерением отработать мои часы и кошелёк, но в какой-то момент накололись взглядом на пистолет наголо, который тот неравнодушный дядька не заметил.

Я резко остановил истеричный смех, во мне словно щёлкнул тумблер, и бросил на них сердитый взгляд, оценивая новую угрозу.

— Ну, не нужна помощь, так бы и сказал, чего зенки щурить, — обиженно выпятил глаза гопник и они ушли, а я, уперевшись о руку того дядьки, встал, пистолет убрал, но так, чтобы чуть что, вернуть назад.

— Да какая полиция? Я просто оступился, упал.

— Но он, тот человек! Он же стрелял в Вас!

— А Вы знаете, кто это?

— Такие машины есть только разве что у хозяев земель.

Никогда не задумывался о феодальной составляющей местного государственного устройства, но выражение было явно оттуда родом.

— Это просто шутка дурацкая, ну кто бы стал стрелять посреди улицы? — неискренне улыбнулся я.

— Но Вы же упали, Вас отбросило? Я всё видел. Готов с Вами идти в полицию.

Я вздохнул, мне хотелось процитировать Высоцкого, про его «Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах», потому что эти слова многое объясняли. Быть свидетелем может быть не только хлопотно, но и смертельно опасно.

— Знаете, упал со страху от его пугача. Мы с ним потом разберёмся. Это Генка, Геннадий. Сам из Тулы, — врал я на ходу.

— Вы же сказали, спросили…

— А помогите мне до машины дойти, братец, — я спешил покинуть место происшествия, пока другие люди не подтянулись, например, из коллегии адвокатов.

Дядька помог мне дойти до машины, а я, ловко достав бумажник, вручил ему пять рублей.

— Вы что! Нельзя брать деньги за добрые дела. Я Вам от чистого сердца…

— Я Вас прошу выпить за моё здоровье, а то видите, как головой о брусчатку приложился⁉

— Аааа. Ну это можно…

— Вы не волнуйтесь, уважаемый, я отсюда сразу же в больницу.

— И полицию? Так же нельзя шутить, пусть его оштрафуют.

— И в полицию, конечно же.

Дядька ушёл, я проводил его взглядом. Надеюсь, что неотложное дело (прибавление мне здоровья путём пропивания пяти рублей) отвлечёт его от мыслей о полиции и так далее. Это небезопасно, в первую очередь, ему самому.

Отчего-то, на глубоко интуитивном уровне, я был уверен, что обращаться в полицию было бы крайне скверной идеей. Человек из лимузина или как назвать этот пафосный катафалк (причём, у него был личный водитель!), который позволил себе стрелять среди бела дня в адвоката на одной из центральных улиц, явно не то гражданское лицо, против которого стоит выступать.

И он, хотя и поступил глупо (например, не прострелил мне голову контрольным выстрелом), явно понимал, что может позволить себе подобную выходку, так мне говорил мой не самый простой жизненный опыт и я ему верил.

…

Китайский квартал не имел чётко очерченной границы. Не было какой-то арки с иероглифами, статуи дракона или резкой смены архитектурного стиля. В Кустовом (не знаю уж, как в другой части империи) китайцы жили в таких же частных домах или строениях на несколько хозяев, что и прочие горожане. Свои дома они, конечно, украшали, и внимательный взгляд отличия увидит. В какой-то момент дома, где жили татары, русские, немцы, башкиры и соседствовали с домами, где жили китайцы, потом за сотню метров китайцы вытесняли прочих. Хотя, при всём при этом, внутри китайского квартала жило несколько особо упорных русских семей, которые, впрочем, своё соседство воспринимали благодушно и отлично с китайцами общий язык находили.

Узкие (как и везде в городе) улочки, множество лавок, торгующих чем угодно. Войти в китайский квартал мог любой, как и купить товары. В теории китайцы это даже приветствовали, им нужен был приток денег из-за пределов общины, правда, ни рекламы, ни какой-либо стратегии в привлечении сторонних покупателей они не применяли.

Я въехал в квартал и припарковал машину возле лавки тётушки Лан. За то, что она позволяла мне частично блокировать её магазинчик, я закупался у неё овощами и фруктами.

Танлу-Же скептически посмотрел на дырку на моей груди и то, что костюм испачкан от падения на мостовую. В его глазах читалось, что он не думал, что я оденусь в грязное после вчерашнего. Говорить ему, что это уже сегодняшнее, не стал, китайцы вообще не в курсе деталей моих злоключений, незачем их лишний раз пугать.

Он лично отвёл меня к лекарю, это был всё тот же дед с умудрённым годами лицом и его внук-подросток.

— Дедушка просит раздеваться.

— Полностью? В смысле, догола?