Лакомство Зверя (СИ)

Я кивнула и направилась к выходу. Моя рука легла на холодную стальную ручку, но в последний момент я непроизвольно оглянулась.

Зверь не отрывал от меня пристального взгляда. На дне темно-серых глаз плескались страх и понимание неизбежности. Однажды мне доводилось видеть такой взгляд…

***

Как-то мы с мамой гуляли по лесу и обнаружили волка, попавшего в охотничий капкан. Опасный хищник, увидев нас, даже не оскалился. Он неподвижно лежал в сухих осенних листьях и внимательно наблюдал за нами. Несмотря на свой юный возраст я прочитала в потускневших глазах волка одновременно и страх, и принятие ситуации. Зверь знал, что умирает и что его участь предрешена.

Но мама не дала этому случиться. Она вытащила из рюкзака железный прибор, похожий на плоскогубцы, и открыла капкан. Волк тут же зашевелился и попытался подняться. С помощью обычных человеческих фраз, которыми доктора успокаивают малышей перед тем, как сделать укол, мама утихомирила зверя, и тот прекратил тщетные попытки подняться с земли. В рюкзаке нашлись также аптечка и инструменты для оказания первой медицинской помощи. Это я сейчас понимаю, что обычная прогулка по лесу была вовсе не обычной. Мама знала, что охотники расставили капканы и надеялась, что сможет помочь диким животным. Тогда я еще не понимала, зачем ей это нужно.

После того, как кровотечение было остановлено и лапа перевязана, мы взгромоздили волка на покрывало и вдвоем потащили в нашу семейную лесную хибарку. Помню, как мне было тяжело. Болели ноги, руки и даже спина, ведь идти пришлось мучительно долго. К концу пути мне самой хотелось выть по-волчьи, я неистово мечтала бросить этого полудохлого волка и поскорее забыть обо всем этом кошмаре.

…Спустя несколько дней зверь поправился, и мама отпустила его. Мы смотрели, как хищник, шурша листьями, исчезает в утреннем тумане, слышали, как растворяются в тишине просыпающегося леса его тихие, стремительные шаги, а потом мама сказала:

— Я услышала его зов о помощи.

— Зов волка? — удивилась я.

Мама ласково улыбнулась:

— Да, Мира, зов волка.

— А почему я его не слышала? — На меня неожиданно накатила обида и застряла колючим комом в горле. Мне почему-то захотелось, чтобы я тоже умела слышать волчий зов.

— Потому что ты слушала ушами, а животных надо слушать сердцем, — произнесла мама, и я ощутила теплое прикосновение ее ладони к своей груди. — Закрой глаза, — мягко приказала она. Я опустила веки, внимая маминому голосу. — Расслабься, дыши спокойно. Вот так, молодец. А теперь загляни внутрь себя и попробуй почувствовать, где ты находишься. Глаз не открывай и слушай сердцем — помни об этом.

Я следовала маминым распоряжениям, послушно делая все то, о чем она говорила. Мой разум, поддаваясь законам какой-то неземной физики, ускользнул в иную реальность. В точности такую же, в которой мы с мамой в тот момент находились, только с одним большим отличием. Мы по-прежнему стояли на крыльце родного дома, но все мои чувства были обострены до предела. Мои глаза были закрыты, и с каждым стуком своего сердца я распознавала все новые запахи леса, слышала издалека трели птиц, журчание ручья, шелест листьев, а потом… Потом я уловила чье-то очень тихое сердцебиение и прерывистое дыхание.

— А вот и наш волк. — Слова мамы шелковой волной проникли в мое сознание. — Ухватись за эти ощущения, Мира. Сосредоточься на них. Главное — не бойся.

Я кивнула, не открывая глаз, и сузила новую реальность до единственной точки. Сосредоточилась на еле слышном сердцебиении и прерывистом дыхании зверя. И тут произошло невероятное — перед мои взором предстал бегущий сквозь туманный лес волк! Он тяжело дышал, его сердце билось быстро. Я настолько глубоко нырнула в свои новые ощущения, что, казалось, на мгновение сама стала волком. Чувствовала напряжение в мышцах лап. Одна отзывалась острой болью, но эта боль не мешала мне бежать быстро и свободно. Меня вел тонкий, родной запах, я перепрыгивала через поваленные деревья, заячьи норы, и все быстрее неслась по лесу, который был моим домом. А потом наконец достигла волчьего логова в скалистой расщелине. Остановилась, принюхиваясь. Не обнаружив посторонних запахов, вошла в темноту узкой пещеры, и тут же ощутила, как ко мне, радостно скуля, подбежали несколько маленьких волчат, стали мягко кусаться и ластиться о мои лапы…

Потом мама убрала ладонь с моей груди, и я вернулась в привычную реальность. Распахнула глаза. Мама смотрела на меня с гордостью во взгляде, а потом сказала:

— Однажды ты полностью раскроешь свой потенциал. И когда это случится, — мама опустилась на колени, ладонью коснулась моей щеки и посмотрела прямо в лицо, — не бойся. Поняла меня? — И продолжила, получив в ответ кивок: — Ты и я — другие, не такие, как твои отец и сестра. Запомни это. Мы, как и звери, — часть природы, часть матушки Земли, и однажды ее сила проснется в тебе. Тогда у тебя не будет уже права отказать матушке Земле и ее детям в помощи.

Эти слова я храню в своей памяти как подлинное сокровище, завещанное мне мамой.

Я вновь посмотрела на профессора, который зарылся носом в свои бумаги, потом перевела взгляд на зверя, и наши глаза встретились. По моему телу неожиданно пронеслись тысячи маленьких коликов. Сердце ожило и забилось часто-часто.

И тогда у тебя не будет права отказать матушке Земле и ее детям в помощи…

— Черт! — выругалась я и отпустила дверную ручку.

Развернулась к зверю в клетке.

Глава 2. В страхе мы раскрываем истинных себя

Профессор был рад смене моего настроения, в то время как я все еще сомневалась в правильности своего решения.

Неведомый зверь, не в силах более бороться со слабостью, вызванной кровотечением, с грохотом рухнул на стальной пол, по которому медленно растекалась густая кровь. В ней как в зеркале отражались потолочные лампы и в их свете застывший от ужаса профессор.

— Девонька моя, — произнес тот на удивление спокойно, — у нас катастрофически мало времени. Необходимо остановить кровотечение, иначе мы потеряем его!

— Конечно, профессор, — согласилась я и опустила взгляд на свои дрожащие руки.

Во время обучения, конечно, мне приходилось оперировать на кошечках и собачках, но все это происходило под руководством профессиональной команды ветеринаров, и животные не находились в критическом состоянии. А этот полуживой уже… Я на мгновение зажмурилась, сжимая кулаки. Попыталась обуздать струящийся по венам страх. Потом распахнула глаза и произнесла, наполняя каждое слово уверенностью, которой мне сейчас ой как сильно не доставало:

— Я готова. Что прикажете делать?

Профессор кинул бумаги, которые держал в руках, на стол и, подойдя к стальному шкафу у стены, открыл его. С одной полки он взял шприц, с другой, забитой десятками склянок, — бутылек. Потом развернулся ко мне и спросил:

— Для начала скажи, насколько опасен этот зверь? Мне необходимо ввести снотворное.

Я сглотнула застрявший в горле колючим комом страх, который не желал сдавать позиции и лишал меня возможности ясно мыслить и анализировать, и перевела взгляд на зверя. Сконцентрировалась. Покрытая бурой шерстью грудь едва вздымалась, глаза были полузакрыты. Зверь находился на грани смерти, и его сознание норовило ускользнуть в черноту небытия. В таком состоянии он теоретически был не опасен.

Я неуверенно кивнула профессору. Тот подошел к стальной клетке, набором цифрового кода отворил ее, сделал шаг внутрь и замер. Зверь приподнял морду и, тихо рыча, раскрыл пасть, демонстрируя неестественно большие для медведя, смертельно острые клыки.

— Ты уверена? — шепотом спросил профессор, застывший каменной статуей.

Я вновь посмотрела на неведомого зверя, в самую глубь его темно-серых глаз. Тело пробило тысячью шелковых электрических разрядов, а потом я всей кожей ощутила его страх, отчаяние и острую пульсирующую боль в животе. Мысленно пробравшись через густые дебри этих эмоций, я нырнула в сознание зверя глубже и… услышала зов о помощи.

Страх тут же сдуло как перышко шквальным ветром. И вместо него по венам заструился чистейший адреналин.

— Уверена, — ответила твердо. Подошла к клетке, протянула раскрытую ладонь. — Я сама введу снотворное, вас зверь к себе не подпустит.

Господин Змеев растерянно уставился на меня.

— Давайте, давайте, — уверила его я, — все будет в порядке.

— Девонька моя, но как же…

— Шприц! — подобно зверю прорычала я.

И, опустив шприц в мою ладонь, профессор бесшумно выскользнул из клетки.

***

Бервест, Пятый квартал, Приют для животных имени профессора Змеева

Торн

Сколько раз мама твердила мне, что пора уже прекращать отгонять диких фиаров от защитных стен города. Она утверждала, что диких становится все больше и больше и что однажды я не рассчитаю силу и убью их или, что еще хуже, они убьют меня. Я обычно молча улыбался, а мама печально качала головой.

И вот настала ночь, когда мама оказалась права. Самое смешное, я был не один, со мной увязалась Рив. Что с ней и где она, я не имею теперь ни малейшего представления.

После того как мы отогнали нескольких диких фиаров-волков от стены, эти ублюдки вернулись с целой стаей. Шансов выйти сухими из воды у нас с Рив не было. Я приказал ей бежать, а сам остался. Схватка оказалась тяжелой даже для меня. Пришлось убить нескольких из стаи, чтобы выжить самому. А потом появился вооруженный отряд военных, и эти уроды перебили тех, кто не успел убежать. Я успел. За рекой нашел безлюдную хибарку, а в ней обнаружилась и аптечка. Обернувшись человеком, на скорую руку подлатал свою рану, однако меня все же обнаружили. Пришлось оборачиваться зверем и снова бежать.

Только вот при обороте что-то пошло не так, не знаю, может, сказалась усталость, может, полная луна, всегда странно влияющая на меня, но я не смог обратиться в одну форму. Две мои звериные формы — медведь и волк — слились воедино, порождая какую-то новую ипостась. Рана вновь открылась, пока я бежал через лес в попытке уйти от преследователей, и в итоге угодил в капкан. Эта чертова охотничья ловушка, заключившая мою лапу в тиски, стала причиной того, что я попал таки к военным. Какая-то незнакомая женщина не позволила им убить меня и привезла в город.

Кто бы мог подумать, что однажды я окажусь в клетке для диких зверей в неизвестной мне лаборатории и буду истекать кровью. Смеется тот, кто смеется последним. Ха-ха-ха…

Девчонка с разноцветными глазами и запахом леса уверенно вошла в клетку.

— Не волнуйся, мы тебе поможем, все будет хорошо, — тихо произнесла она, опускаясь на колени рядом со мной.

Я и не почувствовал, как она ввела в меня иглу, настолько ловко и быстро это у нее получилось. Однако я уловил химический запах снотворного препарата, а потом ощутил и его воздействие. Дурман окутал сознание, притупляя все чувства. Девушка времени не теряла, сообразив, что снотворное не действует на меня в полную силу и что в сон я точно не впаду, сразу принялась останавливать кровотечение.

Режущая боль обжигала живот и изломанной молнией пронзала все мое тело каждый раз, когда девчонка надавливала на рану. Я словно горел в адском пламени — беспощадном и жадном. В огне, который пытался сжечь меня заживо.

Агония океанскими волнами наплывала и снова отступала. Время от времени я нырял в черноту бездны, в которой мне было хорошо, легко и спокойно. Там не было боли, не было эмоций, не было света, только успокаивающая тишина, мягким шелком окутывающая меня. А потом вновь выныривал из нее, оказываясь в суровой реальности, в которой молоденькая незнакомка, смахивая выступившие на лбу капли пота, давила на мою рану и шептала как мантру слова:

— Живи, живи, живи…

И снова наступала умиротворяющая бездна, а за ней — адская боль. Девушка с широко распахнутыми глазами, наполненными слезами, ее милое личико, измазанное моей кровью, ее тихий голос, переходящий на сиплый хрип: «Живи, живи, живи».

И запах — сухие пряные листья, свежесть росы и тепло солнца…

Такого солнца, которое прохладным утром, когда трава еще мокрая, а птицы только-только начинают просыпаться, окутывает бархатным теплом. Такое солнце, в ослепляющих лучах которого все сверкает вокруг и обычно приходится жмуриться.

Я держался за тонкий лесной запах как за спасительную нить. Вслушивался в тяжелое прерывистое дыхание девушки, в ее охрипший голос, беспрерывно повторяющий: «Живи, живи, живи».

Потом к маленьким девичьим ладоням присоединились более крупные, в свете ламп сверкнули очки мужика, на сером халате которого рдела моя кровь. Эти двое перематывали меня бинтами, а когда закончили, девчонка облегченно вздохнула.

— Жить будет, — сказала она и устало улыбнулась.

— Отличная работа, — похвалил ее очкастый и вышел из клетки, оставляя меня наедине с незнакомкой.

Ладонь девушки легла на мою голову. Тонкие пальцы приятно скользили по шерсти.

— А ты молодец, — обратилась она ко мне, ласково поглаживая мою макушку. — Настоящий борец. Кровотечение мы остановили, нить, которой тебя кто-то зашивал, вытащили.

Девушка разговаривала со мной как с обычным человеком. Это удивляло и порождало странные мысли. Может, она немного сумасшедшая, а может, догадывается о моей человеческой составляющей и знает, что я услышу и пойму ее.

— Видишь ли, — продолжала моя спасительница. — Синтетический материал, из которого сделана нить, твой организм отторгал, и вместо того, чтобы помогать заживлению и сращиванию тканей, нить делала обратное. Перевязали мы тебя туго, поэтому как только ты отдохнешь, сразу пойдешь на поправку. Ну все, а теперь спать.

Незнакомка убрала руку с моей макушки, и я едва не заскулил. Мне так хотелось, чтобы она продолжала гладить меня. Но девушка поднялась с пола и покинула клетку, правда, вернулась буквально через пару минут с горкой полотенец в руках. Вытерла кровь вокруг, потом они с профессором притащили матрац и пару одеял, и я передвинулся на сооруженную для меня постель. Естественно, матрац был маловат, на него поместилась лишь верхняя часть моего тела, но этого было более чем достаточно. Потом меня укрыли одеялами, и я безотчетно провалился в сон.

* * *

Бервест, Пятый квартал, Приют для животных имени профессора Змеева

Мирослава

Я привалилась спиной к железным прутьям клетки и тихо вздохнула. Постояла недолго, наблюдая за спящим зверем. Рану мы перевязали крепко, а синтетическую нить, с помощью которой был наложен шов, вытащили. Теперь у зверя появился шанс выжить. Открытую рану промывать антисептиками нельзя, поэтому пришлось обойтись без них. Если организм животного справится с микробами и не позволит ране воспалиться, то все будет хорошо.

Я подошла к тихо сопящему зверю, подтянула одеяло, укрывая перевязанный бинтами живот. В сравнении с огромным телом зверя одеяло было маленьким, поэтому из-под него выглядывали большие лапы, покрытые густой черной шерстью, которая в нескольких местах пропиталась кровью и слиплась. Строение костей и мышц и форма самих лап указывали на то, что зверь предпочитает ходить на всех четырех конечностях, — как и любой другой волк северных лесов. Однако я видела, как это неопознанное животное, сейчас безмятежно спящее передо мной, без трудностей стояло на задних лапах подобно человеку на ногах.

Погладив за медвежьим ухом и не получив в ответ никакой реакции, я смело скользнула пальцами вниз по морде зверя и мягко коснулась черного носа. Тот оказался сухим, что свидетельствовало о слабом состоянии его владельца. Потом положила ладонь на шею, покрытую жесткой бурой шерстью, и слегка надавила, пытаясь нащупать кожу. Медицинское кольцо мгновенно подхватило пульс, и на циферблате часов, обвивающих мое запястье, высветилось число 30.

«Неплохо в его состоянии», — подумала я и бесшумно покинула клетку, заперев дверцу и услышав, как тихо лязгнул стальной автоматический замок.

— Я поражен твоими умениями, — сказал профессор, поправляя круглые очки. — Справилась ничуть не хуже Эрики. А я ей всегда говорил, что у тебя огромный потенциал.

Я прищурилась.

— Вы знали мою маму? — спросила настороженно.

Морщинистое лицо господина Змеева озарила грустная улыбка.

— Знал, девонька моя, знал. В университете вместе учились я, твой папка и Эрика. После выпуска наши дороги разошлись до того самого момента, когда, лет десять назад, твоя мать появилась на пороге моей клиники. С тех пор мы работали вместе.

В горле у меня запершило, а глаза предательски защипало.

Мама никогда не рассказывала о том, чем занималась. То, что ее работа была связана с животными, я знала, но не более того. В подробности меня никогда не посвящали ни она, ни отец. По необъяснимой причине это было их обоюдной тайной.

Однако после исчезновения мамы я случайно наткнулась в гараже на коробку, полную ее рабочих записей. В них описывались разные виды фиаров. От самого безобидного первого калибра (если его вообще можно таковым назвать — ведь даже первый калибр фиаров сильнее любого дикого зверя) до ужасающего тринадцатого. В записях упоминалось очень многое: физическое строение зверей, процесс оборота, привычки, пристрастия, поведение и многое другое. За такую информацию любой профессор зоологии продал бы душу. Потому что в официальных учебниках и проверенных научных статьях, выходящих по всему миру, рассказана лишь десятая часть того, что есть в маминых записях.

Помимо этого мне досталась книга с лечебными рецептами из трав, тоже выведенных почерком мамы. А еще мне повезло найти визитки нескольких людей, с которыми, как я предположила, она работала. И имени господина Змеева среди них не было. Могло ли это означать, что коробку с записями я нашла не случайно, и мама хотела, чтобы я ее обнаружила? Она оставила лишь те записи, которые мне было положено увидеть, и снова скрыла от меня какую-то важную правду.

Я до сих пор точно не знаю, чем она занималась и откуда у нее столько сведений о фиарах. А предположение о том, что мама работала на научную компанию, которая проводила секретные эксперименты по слиянию животного генома с человеческим и которая создала кровожадных монстров, я просто отметала в сторону.

Мама, какой я ее знала, никогда не стала бы участником столь отвратительного и аморального эксперимента.

— А можно узнать — над чем? Неужели все происходило тут, в обычной клинике для животных? — поинтересовалась я, окидывая взглядом комнату, в которой мы находились.

Стены из стали блестели под ярким светом ламп, окон не наблюдалось, а под потолком в каждом углу были подвешены камеры видеонаблюдения.

Ко мне медленно подкрадывалось осознание. Клиника была вовсе не обычной.

Это я сразу не заметила, потому что все мое внимание было занято раненым зверем, который сейчас спал в огромной клетке. И та тоже была сооружена по самым новым технологиям — из бриллиантовой стали, с автоматическим замком. И в ней под потолком висели несколько крохотных камер видеонаблюдения.

— В обычной клинике, верно. Занимались мы тем, что лечили животных, — ответил профессор. В его голосе прорезались издевательские нотки, а грустная улыбка сменилась едва заметной ухмылкой. — Неужели Эрика тебе не рассказывала? — уже серьезным тоном поинтересовался он.

Я лишь пожала плечами и продолжила рассматривать странную комнату. В подобном месте мне еще никогда не приходилось бывать.

* * *

Бервест, Первый квартал, бизнес-комплекс «Игла»

Идан

Через тонированные окна высотки, которые по идее должны были отзеркаливать солнечный свет, все равно пробивались тонкие лучики и блестящими пятнами ложились на темную лакированную поверхность пола. В струйках света кружили частички пыли, медленно оседая на офисную мебель.

Я сидел на совещании и раз за разом прокручивал в голове самый сладкий в моей жизни поцелуй. Зверь внутри тихо скулил, давая понять, что сестра Маргариты тоже пришлась ему по вкусу. Но я это и так знал — чувствовал. Ведь с той самой минуты, как я отпустил девушку из объятий, зверь тосковал по ней. Он, как и я, до сих пор отчетливо помнил вкус спелой вишни и свежесть леса, хрупкое девичье тело в моих руках и ее трепетные губы. Я невольно прикоснулся к щеке, вспоминая звук пощечины, эхом пронесшийся по лестничному коридору, и легкое жжение на коже.

— Господин Белевский, могу я рассчитывать на вашу поддержку? — сиплый голос городского судьи отвлек меня от мыслей.

Инг Матссон — самый молодой судья в мировой истории, родом из ледяных краев государства Брель. Чистокровный брельиец. Сдержанный, холодный, расчетливый и до скрежета зубов воспитанный.