Помоги проекту - поделись книгой:
– Семпрония, видите ли, не такая, как другие женщины. Иногда мне кажется, что боги подарили ей душу мужчины. Она читает, как мужчина. Она разговаривает, как мужчина. У нее свой пестрый круг друзей-поэтов, драматургов, есть среди них есть и сомнительные женщины. Когда Семпрония разговаривает с ними, остроты так и сходят с ее языка. Кажется, она даже думает так. В любом случае, у нее всегда есть свое мнение. Мнение обо всем – искусстве, гонках, архитектуре, даже политике! И у нее нет стыда. В компании своего маленького круга она играет на лютне – должен признать, даже лучше, чем наша обученная рабыня. И она танцует для них, – он поморщился. – Я сказал ей, что такое поведение неприлично, совершенно неподходящее для жены консула. Она ответила, что, когда она танцует, то боги и богини управляют ею и ее телом, и ее друзья понимают то, чего не постигаю я.
Он вздохнул.
– Должен отдать ей должное: она неплохая мать. Семпрония хорошо поработала, воспитывая маленького Децима. И, несмотря на свою молодость, она безупречно выполняла свои обязанности в качестве жены консула. И она не позорила меня публично. Ее ... эксцентричность ... ограничивается только этим домом. Но ...
Он, казалось, выдохся. Его подбородок упал на грудь.
– Одна из ее обязанностей, - подсказал я ему, - следить за общественными новостями в Ежедневных известиях, не так ли?
Он кивнул. Он на мгновение покосился на портрет Семпронии, затем повернулся к нему спиной.
– Луций объяснил тебе причину моего беспокойства?
– Только самым осторожным образом.
– Тогда я буду откровенен. Пойми, Искатель, тема ... очень деликатная. Луций сказал мне, что ты можешь держать язык за зубами. Если я ошибаюсь, если мои подозрения не обоснованы, я не могу распространяться такой новостью о моей глупости по всему форуму. А если я прав - если то, что я подозреваю, правда, - я также не могу позволить себе раздуть такой скандал.
– Я понимаю, консул.
Он подошел поближе, посмотрел мне в лицо и остался удовлетворенным.
– Ну, тогда… с чего начать? Думаю, с этого проклятого возничего.
– Возничего?
– Диокл. Ты слышал о нем? – я кивнул. – Он ездит за красных.
– Не знаю. Я не слежу за спортом. Но мне сказали, что Диокл довольно знаменит. И богат, даже богаче, чем актер Росциус.
- Какой позор, что гонщики и актеры в наши дни могут стать богаче сенаторов. Наши предки были бы в ужасе!
Я засомневался, что мои собственные предки так же расстроились бы, как Децим Брут, но я кивнул и попытался вернуть его к теме.
– Этот Диокл…
– Один из друзей моей жены. Только… ближе, чем друг.
– Это подозрения, консул? Или у вас есть достоверные сведения?
– У меня есть глаза! – он, казалось, осознал иронию того, что назвал свое слабое зрение надежным свидетелем, и вздохнул. – Я никогда не ловил их с поличным, если ты это имеешь в виду. У меня нет доказательств. Но каждый раз, когда она проводила встречу со своими друзьями в этом доме, валяясь на диванах и читая друг другу сочинения, они оба, казалось, всегда уединялись в углу сами по себе. Шепот… смех… - он стиснул челюсть. – Меня же выставят дураком, позволяющим своей жене развлекаться с ее любовником под моей собственной крышей! Я так разозлился, когда он был здесь в последний раз, я ... я устроил сцену. Я прогнал их всех, и сказала Семпронии, что Диокл больше никогда не войдет в этот дом. Когда она запротестовала, я приказал ей никогда больше не разговаривать с ним. Ведь я ее муж и имею право указывать, с кем она может и с кем не может общаться! Семпрония это понимает. Почему она не захотела просто подчиниться моей воле? Вместо этого она взялась спорить. Она изводила меня, как гарпия - я никогда не слышал таких слов от женщины! Она как раз упирала на то, что у меня нет доказательств, что ее отношения с этим мужчиной выходят за рамки приличия. В конце концов, я запретил пускать сюда весь круг ее друзей и приказал Семпронии не выходить из дома даже по своим обязанностям. Когда ее хотят увидеть, она просто должна отвечать: «Жена консула сожалеет, но она плохо себя чувствует!». Так продолжается уже почти месяц. Напряжение в этом доме ...
– Но у нее осталась одна официальная обязанность.
– Да, она диктует светские темы для Ежедневных известий. Для этого ей не нужно выходить из дома. Заходят жены сенаторов – респектабельные посетители по-прежнему здесь приветствуются – и они сообщают ей все, что для этого нужно. Если ты спросишь мое мнение, то меня этот раздел новостей ужасно утомляет, даже больше, чем спортивные новости. Я бросаю на него лишь беглый взгляд, чтобы увидеть, упоминаются ли влиятельные семьи и правильно ли написаны их имена. Семпрония это знает. Вот почему она и подумала, что может незамеченным послать свое маленькое послание Диоклу через Ежедневные известия. = Он взглянул на портрет и поиграл челюстью взад и вперед. – Мое внимание привлекло слово «книжный червь». Когда мы только поженились, она дала мне такое невинное прозвище: «Мой старый книжный червь». Полагаю, она теперь называеи меня так и за моей спиной, смеясь и шутя с такими друзьями, как этот возничий!
– А Сафо?
– Ее друзья иногда так ее называют.
– Как вы думаете, почему обращение адресовано Диоклу?
– Несмотря на то, что меня не интересуют скачки, я все же кое-что знаю об этом конкретном возничем – больше, чем мне нужно! Его ведущую лошадь зовут Воробей. Ведь как начинается сообщение? «Книжный червь завтра высунется наружу. Легкой добычей для воробья …» Завтра я буду в Большом цирке …
– А ваша жена?
– Семпрония останется здесь, в доме. Я не собираюсь позволять ей публично пялиться на Диокла в его колеснице!
– Разве вас не будут окружать телохранители?
– Среди такой толпы, кто знает, какие возможности могут возникнуть, если со мной случится «несчастный случай»? На Форуме или в Сенатском доме я чувствую себя в безопасности, но Большой цирк - это территория Диокла. Там ему известен каждый тупик, каждое укрытие. И ... это вопрос моего зрения. Я более уязвлю, чем другие мужчины, и я знаю это. Семпрония тоже. И Диокл тоже.
– Позвольте мне убедиться, что я все понял, как надо, консул: вы считаете, что это сообщение вашей от жены Диоклу, а предмет заговора - ваша жизнь ... но у вас нет других доказательств, и вы хотите, чтобы я установил истину. Так?
– Я оплачу все твои услуги.
– Зачем же вам обращаться ко мне, консул? Разумеется, у такого человека, как вы, есть свои агенты, сыскари и дознаватели, которым вы доверяете, способным быстрее узнать правду о ваших союзниках и недругах.
Децим Брут неуверенно кивнул.
– Тогда почему бы не поручить эту миссию вашим людям?
– Да, у меня был один такой человек. По имени Скорпус. Вскоре после того, как я изгнал Диокла из дома, я дал ему задание разузнать правду о возничем и моей жене.
– Что же он обнаружил?
– Не знаю. Несколько дней назад Скорпус пропал без вести.
– Он так и не объявился?
– До вчерашнего дня. Его тело выловили в Тибре, внизу по реке от Рима. На нем не было никаких насильственных следов. Говорят, он, должно быть, упал и утонул. Очень странно.
– Как же так? Но такое иногда случается.
– Скорпус был отличным пловцом.
Я вышел из дома консула со списком всех тех, кого Децим Брут мог назвать из ближайшего окружения своей жены, и с мешочком, полным серебра. В мешочке находилась половина моего гонорара, остальная часть должна была быть выплачена по усмотрению консула. Если его подозрения верны, и я его подведу, я больше ничего не получу. Мертвые не оплачивают долгов.
Остаток дня и до поздней ночи я потратил на то, чтобы узнать все, что мог, о жене консула и этом возничем. Мой друг Луций Клавдий предпочитал вращаться среди богатых и влиятельных персон, но у меня были собственные приоритеты. Я решил, что лучших информаторов о круге близких друзей Семпронии можно найти в сенианских банях. Такие сплоченные группы посещали бани и в общении друг с другом делились различными мыслями. Женщины в своем отделении, мужчины, в своем. Массаж и горячие ванны обычно расслабляют языки, а отсутствие противоположного пола порождает еще большую откровенность. Так, что массажисты, массажистки, носильщики воды и мальчики с полотенцами много чего могли подслушать!
Были ли Диокл и Семпрония любовниками? Может были, а может и нет. По словам моих информаторов, в банях, передавших из вторых рук сплетни о друзьях Семпронии, Диокл был известен своим острым языком, а Семпрония умела замечать недостатки; их отношения могли быть не чем иным, как обычным желанием пошептаться и посплетничать по углам, подзуживая друг друга. Семпрония выбирала себе друзей, мужчин и женщин, потому что они развлекали ее, радовали глаз или стимулировали ее интеллект. Никто не считал ее рабой страсти; запал, с которым она танцевала или декламировала свои стихи, показывали лишь часть ее персоны, один маленький мазок на портрете волевой женщины, женившей на себе консула, чтобы прочитать все книги в его кабинете.
Что касается заговора против консула, я не услышал об этом ни единого слова. Окружение Семпронии возмущалось ее заточением и собственным изгнанием из дома консула, но впечатление, полученное от ее купающихся друзей, было скорее безобидным возмущением. Друзья Семпронии считали Децима Брута серытным и безвредным дурачком. Они игриво спорили между собой, сколько времени понадобится Семпронии, чтобы подчинить «старого книжного червя» своей воле и возобновить свои прежние посиделки.
Одно открытие меня удивило. Если верить банщикам, Серторий, легат-отступник в Испании, был гораздо более горячей темой для разговоров в кругу друзей Семпронии, чем консул, его жена и возничий. Как и мой друг Луций Клавдий, они считали, что Серторий намеревался оторвать испанские провинции у Рима и стать там правителем. В отличие от Луция, друзья Семпронии тихонечко перешептывались и аплодировали Серторию и его повстанческим планам.
Поделиться книгой: