Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов)

– Сам дом выглядит достаточно ценным.

– Я уверен, что это так, но это все, что осталось у Гая. Все богатство исчезло. Боюсь, что и молодой Мамеркус.

– Внук?

– Да! Уехал в Испанию! Это разбило сердце деда.

– Испания? Ах, вот почему ты упомянул Сертория по дороге сюда…

Гражданская война закончилась шесть лет назад. Марий проиграл. Сулла победил и стал диктатором. Он расправился со своими врагами, изменил порядок в государстве, а затем удалился, оставив своих избранных преемников под твердым контролем сената и магистратов. Марианцы - те, кто пережили запреты, и все еще сохранили свои головы, - пали низко. Но в Испании последние искры сопротивления все еще тлели в лице легата Квинта Сертория. Легат-ренегат не только отказался сдаться, но и объявил себя главой законного римского государства. Недовольные марианские военные и отчаявшиеся антисулланские сенаторы бежали из Рима, чтобы присоединиться к правительству Сертория в изгнании. В дополнение к своим легионам Серторию удалось привлечь на свою сторону местное население.

– Ты хочешь сказать, что молодой Мамеркус сбежал, чтобы присоединиться к Серторию?

– Похоже, - сказал Луций, покачивая головой. Он наклонился, чтобы понюхать розу. - Эта очень сладко пахнет!

– Значит, молодой Мамеркус отверг политику поддержки Суллы своего деда и остался верен материнской стороне семьи?

– Похоже, Гай очень расстроен. Глупость юности! Ни у кого, кто встанет на сторону Сертория, не будет будущего.

– Но какое будущее было бы у молодого человека, если бы он остался здесь, в Риме, со своим дедом? Ты же говоришь, что Гай банкрот.

– Это вопрос лояльности, Гордиан, и семейного достоинства, – Луций заговорил осторожно. Я видел, что он изо всех сил старается не показаться снисходительным.

Я пожал плечами.

– Возможно, мальчик чувствует, что должен быть верен своему умершему отцу, присоединившись к последнему сопротивлению фракции Суллы. Но я понимаю твою точку зрения, Луций; это семейная трагедия, слишком распространенная в наши дни. Но что нужно твоему кузену от меня?

– Я думаю, это очевидно. Он хочет, чтобы кто-то… а, но вот и сам Гай…

– Кузен Луций! Обними меня! – в атриум вошел хилый старик в сенаторской тоге с распростертыми объятиями. – Дай мне почувствовать, как еще одна моя плоть и кровь прижимается ко мне!

Эти двое мужчин не могли быть более разными. Гай, конечно, был старше, но при этом высокий и зудой, а Луций был невысокого роста и круглым. И там, где Луций был цветущим и раскрасневшимся, старый сенатор казался серым не только в волосах и морщинистых руках, но также в своем выражении лица и манерах – своего рода строжайшая строгость. Как и его дом, этот человек, казалось, лишился всех суетных украшений и рассеялся до своей сути.

Через мгновение они опустили объятия.

– Я знал, что ты меня не разочаруешь, Луций. Это тот самый человек?

– Да, это Гордиан, прозванный Искателем.

– Будем надеяться, что он оправдывает свое имя, – Гай Клавдий смотрел на меня не снисходительным взглядом, который я привык получать от патрициев, а пристально и глубоко, как бы решая, могу ли я стать для него надеждой или нет. – Он выглядит достаточно надежным, - наконец произнес он. – Ах, но какой из меня судья людских характеров, когда я позволил своему единственному сыну жениться на семье марианцев, а затем не смог предвидеть намерений моего внука пойти тем же путем к той же катастрофе?

– Да, я только что рассказал Гордиану о твоей ситуации, - сказал Луций.

– И он согласен?

– На самом деле, мы как раз подходили к этому…

Тут, должно быть, упала последняя тонкая пелена тщеславия, сдерживавшая поведение старого сенатора. Он умоляюще посмотрел на меня.

– Мальчик – это все, что у меня осталось! Я должен, по крайней мере, знать наверняка, что с ним сталось, и почему он совершил это безумие, и если его нельзя убедить – увидеть причину! Ты сделаешь это для меня, Гордиан?

– Что сделать, Гай Клавдий? – спросил я, хотя начинал видеть все слишком ясно.

– Найди его! Отправляйся за ним в Испанию. Прими мое предложение. Верни его мне!

Я откашлялся.

– Дайте мне понять вас, Гай Клавдий. Вы хотите, чтобы я отважился отправиться на территорию Сертория? Вы должны понять, что весь Испанский полуостров охвачен войной. Опасность ...

– Полагаю, ты сбираешься потребовать большую плату… - Гай отвел глаза и заломил руки.

– Плата, не проблема, - сказал Луций.

– Боюсь, что так оно и есть, - сказал я, не понимая его смысла. Затем я увидел взгляд, которым обменялись Луций и его кузен, и понял. У Гая Клавдия не было денег; это Луций будет платить мне гонорар, а Луций, как я хорошо знал, мог позволить себе быть щедрым. Тогда заказ будет исходить как от моего дорогого друга, так и от его кузена. Это заставило меня почувствовать себя еще более обязанным принять его.

Таким образом, несколько дней спустя я оказался на восточном побережье Испании, недалеко от деревни Сукро, расположенной недалеко от устья одноименной реки.

Я был не один. После долгих внутренних споров и колебаний я решил взять с собой Экона. С одной стороны, я мог столкнуться с опасностью, и вполне возможно, с очень большой опасностью; кто знает, что может случиться в чужой стране, раздираемой войной? С другой стороны, ловкий, сообразительный четырнадцатилетний мальчик, выживший на суровых улицах Рима с ранних лет (несмотря на свою немоту), - неплохой компаньон для жизни в непредсказуемой обстановке. И для его же пользы я подумал, что Экон должен начать изучать азы путешествий, пока был еще молод, особенно с учетом того, что Луций Клавдий оплачивал расходы.

Сначала мы совершили морское путешествие на торговом корабле из Путеол в Мавританию. За разумную плату капитан согласился высадить нас на берегу в Новом Карфагене в Испании. Все прошло достаточно хорошо. Пираты преследовали нас только один раз, и нашему опытному капитану удалось легко их обогнать; а Экон страдал морской болезнью только в первые день и немного во второй. Оказавшись на берегу, мы стали искать сведения о местонахождении Сертория и направились на север, пока не догнали его в Сукро, куда мы прибыли всего через два дня после ужасной битвы на берегу реки.

По словам местных жителей, Серторий понес тяжелые потери, возможно, до десяти тысяч человек; но то же самое произошло и с противостоящим ему римским полководцем, сулланским чудо-мальчиком Помпеем (правда, уже не таким мальчиком в свои тридцать лет), который сам был ранен, хотя и не так уж серьезно. Обе стороны, похоже, перегруппировывали свои силы, и по свежим слухам, скоро должен прибыть коллега Помпея Метелл с подкреплением с севера. Горожане Сукро готовились к новой большой битве.

Попасть в лагерь Сертория оказалось проще, чем я ожидал. Традиционная жесткая дисциплина римского армейского лагеря отсутствовала; возможно, учитывая, что Серторий объединил испанских соплеменников и разношерстных римлян, такая дисциплина была невозможна. Вместо этого, казалось, возникло чувство товарищества и приветливые отношения для прибывавших в местный лагерь, которые приходили предложить еду и товары (и, в некоторых случаях, и самих себя) для продажи солдатам. Воздух в лагере был открытым и почти праздничным, несмотря на страшную бойню, произошедшую двумя днями ранее. Боевой дух явно был очень высок.

Я поинтересовался, где находится Мамеркус Клавдий, используя описание, которое дал мне его дед: молодой патриций девятнадцати лет, высокий, стройный, с приятным лицом и копной черных как смоль волос, новичок в рядах. Я подумал, что среди седых римских ветеранов и их испанских союзников такой парень мог бы выделяться, и, конечно же, потребовалось лишь немного поспрашивать и потратить пару монет на взятки, прежде чем нам с Эконом указали на его палатку.

Ее расположение удивило меня, так как она находилась очень близко к центру лагеря и, следовательно, неподалеку от шатра  Сертория. Несмотря на свою молодость и неопытность, Мамеркус Клавдий, вероятно, был настоящей находкой для Сертория, примером для его собратьев-римлян, что легат-отступник смог привлечь молодежь из одной из лучших семей Рима, что он смотрел не только в прошлое но и в будущее.

Это предположение оказалось более проницательным, чем я думал. Когда я попросил центуриона у палатки сообщить Мамеркусу, что у него посетитель, мне сказали, что Мамеркус был где-то в другом месте. Когда я спросил, где он может быть, центурион предложил мне попробовать зайти в командирскую палатку.

Итак, мы с Эконом направились к палатке самого Квинта Сертория, которая была довольно заметна благодаря отряду стражников вокруг нее. Также здесь находилась огромная толпа обычных просителей, выстроившихся в очередь, на аудиенцию - местных жителей, которые надеялись продать провизию армии, или понесли имущественный ущерб и требовали реституции, а возможно имели и другие неотложные дела с командующим и его штабом.

Экон постучал ребром ладони одной руки по ладони другой руки, давая понять, что мы натолкнулись на твердую стену:

– Нам никогда не попасть внутрь этой палатки, - показал он пальцами.

– Ах, но нам не нужно заходить внутрь, - сказал я ему. - Мы хотим, чтобы вышел тот, кто находится там внутри, а это другое дело.

Я подошел к началу длинной очереди. Некоторые в очереди впились в нас взглядом, но я проигнорировал их. Я подошел к мужчине, которого вот-вот должны были допустить, и прочистил горло, чтобы привлечь его внимание. Он повернулся, бросил на меня непризненный взгляд и сказал что-то на своем родном языке. Когда он увидел, что я его не понял, он повторил на сносной латыни.

– Что тебе надо? Сейчас моя очередь. Уходи!

– Ты здесь, чтобы увидеть Квинта Сертория? – спросил я.

– Как и все. Иди займи очередь!