Помоги проекту - поделись книгой:
– Все, с чем ты вернулся из Конго, – парировал он. – Или тебе напомнить?
– Я думаю, с тех пор ты провел несколько удачных операций.
Он вздохнул и ответил с явной неохотой:
– Кажется, я уже говорил тебе. Мы вложили все в то золото, с которым тебя взяли на Рас-эль-Канайс. Рассчитывали на проценты.
– Сколько вложили?
– Все, что у нас было. Мы могли бы получить впятеро больше той ночью. Предложение выглядело заманчиво.
– Спасибо за откровенность.
Я даже не разозлился. Сейчас это уже не имело никакого значения. Меня больше интересовали последующие события.
– Конец войны, Шон? – спросил я. – А как же те и другие африканцы? Им уже не нужны профессионалы?
– Им уже нечем платить за услуги. В любом случае, я сыт по горло их компанией. Мы все сыты.
– Так что Сицилия – последний шанс?
Он давно ждал этих слов – ему предоставлялась необходимая лазейка.
– Последний шанс, Стаси, – последний и решающий. Целых сто тысяч долларов плюс расходы...
Я сжал его руку.
– Не надо о деньгах. Расскажи мне о деле.
Господи, как же все изменилось за шесть лет со времени нашей встречи в Мозамбике. Какой-то Стаси Вайет поучает самого Шона Бёрка, а тот слушал его, вот что самое удивительное.
– Все довольно просто, – начал он. – Хоффер – вдовец, но у него после смерти жены осталась приемная дочь. Ее зовут Джоанна, Джоанна Траскот.
– Она американка?
– Нет, англичанка, и притом из среды аристократии, как я слышал. Ее отец – баронет или что-то подобное. Во всяком случае, она весьма благородного происхождения, хотя сейчас какое это имеет значение. У Хоффера всегда были с ней проблемы. Одно затруднение за другим. Просто наваждение какое-то.
– Сколько ей лет?
– Двадцать.
– Я ее никогда не видел. У Хоффера есть какие-то интересы на Сицилии. Что-то связанное с нефтяными месторождениями в местечке Джела. Ты что-нибудь знаешь об этом?
– Бывшая греческая колония. Там умер Эсхил. Легенда говорит, что пролетавший орел выронил панцирь черепахи и размозжил ему голову. – Бёрк растерянно уставился на меня, и я усмехнулся: – У меня же элитарное образование, Шон, разве не помнишь? Ну да не важно. Так что случилось с девушкой?
– Она исчезла около месяца назад. Хоффер в полицию не обратился, думал, что она развлекается в какой-нибудь компании. Потом получил письмо с требованием от какого-то бандита по имени Серафино Лентини.
– Для Сицилии обычное дело. Сколько он потребовал?
– Не так уж много. Двадцать пять тысяч долларов.
– Хоффер обращался в полицию?
Бёрк покачал головой:
– Он провел на Сицилии достаточно времени и знает, что это бесполезно.
– Молодец. И он заплатил?
– Почти всю сумму. К несчастью, этот Серафино взял деньги, а потом вдруг объявил, что решил оставить девушку для личного пользования. И что если у него возникнут неприятности со стороны полиции или еще откуда-то, то он вернет ее по частям.
– Настоящий сицилиец, – сказал я. – Знает ли Хоффер, где его искать?
– В горах Каммарата. Ты представляешь, где это?
Я засмеялся:
– Последнее из творений Господних. Дикое нагромождение бесплодных плато, скал и хребтов. Там есть пещеры, в которых прятались еще рабы Рима две тысячи лет назад. Поверь мне, если Серафино – свой человек в горах, полиция может выслеживать его хоть целый год и ни разу его даже не увидит. Не помогут и вертолеты. Воздух и камни прогреваются неодинаково: слишком много воздушных ям.
– Неужели так безнадежно?
– Хуже, чем ты можешь вообразить. Их самый знаменитый бандит, Джулиано, прятался в горах, и его не могли взять, даже бросив в дело две армейские дивизии.
Он медленно кивнул.
– А мы, Стаси, сможем? Ты, я и штурмовой отряд?
Я попытался представить себе ситуацию. Горы Каммарата, жар вулканических скал, Серафино, девушка, которая, возможно, уже пошла по рукам его людей. Но я согласился не потому, что мысль о судьбе несчастной причиняла мне боль или вызывала мой гнев. Не исключено, что Благородная. Джоанна совсем не так уж плохо проводила время. Я согласился и не потому, что нуждался в деньгах. Причина лежала глубже – что-то личное связывало меня с Бёрком, а что – я тогда не мог себе объяснить.
– Да, считаю, шансы есть. Со мной у вас может получиться.
– Так ты согласен?
Он энергично подался вперед, положив руку мне на плечо, но я не собирался сдаваться так быстро.
– Я подумаю.
Шон не улыбнулся и не выказал каких-либо других эмоций, но напряжение стало явно выходить из него, как воздух из проколотого шара, так что уже через секунду он превратился в того уверенного человека, которым я его всегда знал.
– Идет, парень. Увидимся позже, когда вернешься на виллу.
Я смотрел, как он взобрался по тропинке и исчез за поворотом. Желание стрелять еще у меня пропало. Море манило прохладой, я прошел чуть дальше по берегу, разделся и поплыл.
Выбравшись у подножия скалы, местами покрытой травой со множеством полевых цветов, я вскарабкался на нее до половины и лег на спину, подставив солнцу свое обнаженное избитое тело и разглядывая облака сквозь полуприкрытые веки. Мне удалось расслабиться, и в голове стало совершенно пусто – один из приемов отдыха, который я усвоил в тюрьме.
Мир казался голубой чашей, в которую я погружен. Задремав в душистой траве, я вскоре заснул.
Проснулся в неподвижной тишине полдня. Сквозь цветы и траву, встававшие перед глазами, как джунгли, в нескольких ярдах от себя увидел женщину, ту самую гречанку. Была ли это случайность или ее прислал Бёрк? Притворившись спящим и наблюдая за ней сквозь полусомкнутые ресницы, я начал спокойно просчитывать возможные варианты. Она постояла две или три минуты, разглядывая меня без всяких эмоций на лице, затем повернулась и тихо ушла.
Когда она исчезла, я встал, оделся и снова спустился на пляж, чувствуя себя возбужденным. Все происходящее показалось мне игрой, в которой Бёрк делал следующий ход, а я все еще обдумывал предыдущий.
Карты и коробочка патронов оставались на своем месте, и, выходя на линию огня, я почувствовал в себе прилив энергии и какую-то особую сосредоточенность. Встал наизготовку, выстрелил и за секунду перезарядил револьвер. Прежняя сила вернулась ко мне, восстал прежний Стаси, каким он был до «ямы», – прежний, но не тот же самый.
В следующий раз я стрелял с левой руки, примерно с середины пояса, и уже знал результат прежде, чем проверил его.
Разорвав карты на мелкие кусочки, я выбросил их в море, потом повернулся и начал подниматься к вилле.
Я проспал всю вторую половину дня и, проснувшись только с наступлением сумерек, все еще лежал без движения, когда Бёрк зашел в комнату, как бы проверяя, сплю ли я, и бесшумно удалился.
Как только стемнело, я натянул брюки и выскользнул на террасу. Где-то рядом разговаривали, я пошел на голоса и остановился у окна комнаты, которая, по всей видимости, была спальней Бёрка. Он сидел за столом в углу, а Пьет стоял рядом с ним, его светлые волосы золотились в свете лампы.
Бёрк посмотрел на него и улыбнулся – новой для меня, загадочной улыбкой, потрепал его по руке и сказал что-то. Пьет тут же пошел к выходу, как верная собака бежит по приказу хозяина.
Шон выдвинул ящик стола и достал нечто, подозрительно напоминающее бутылку виски, вынул пробку и глотнул прямо из горлышка, что для непьющего человека можно считать почти подвигом. Потом заткнул пробку и убрал бутылку в тот же ящик. Открылась дверь, и в комнату вошла гречанка.
Я собрался было уйти, потому что влезать в чужую личную жизнь да еще подглядывать в общем-то не в моих правилах, но он продолжал сидеть за столом и выглядел как настоящий полковник, давая ей какие-то указания, видимо на греческом, которым, как я знал, он владел достаточно хорошо после двух лет службы на Кипре во время кризиса.
Когда она вышла, я отступил в тень и пробрался обратно к себе в комнату. Все события представлялись мне теперь переплетением человеческих страстей. Я зажег сигарету и улегся на кровать, чтобы хорошенько все обдумать.
Дело – вот что вызывало у меня беспокойство. Легенда о Благородной Джоанне и Свирепом Серафино имела какую-то слабину. Да, конечно, она выглядела правдоподобной, но как-то неполно, как фуга Баха, в которой пропущена пара-тройка страниц.
Где-то вдали угрожающе прогрохотал гром. Боги сердятся? «О Зевс всемогущий, прости нас». Старая греческая цитата выплыла откуда-то из школьной программы, увлекая меня в мир винно-красных морей, бесстрашного Ахиллеса и лукавого Одиссея.
Я не слышал, как она вошла, но когда молния разорвала завесу мрака, увидел ее стоящей напротив сводчатого окна. И не издал ни звука. При следующей вспышке молнии заметил, как она уже приближается ко мне. Ее одежда лежала позади нее на полу, контуры ее налитого тела таинственно высвечивались в темноте, черные волосы прикрывали полные груди.
В следующее мгновение ее руки прикоснулись ко мне, губы мягко погрузились в мои, и я почувствовал на себе тяжесть ее тела. Одним жестоким движением я схватил ее за волосы и круто повернул, зажав, как в капкане.
– Что он приказал тебе делать? – яростно прошептал я. – Все, что захочу, все, чтобы я был доволен?
Она выгнулась дугой от боли, но не пыталась сопротивляться, и когда молния сверкнула вновь, обрисовав ее полную грудь, я увидел, что ее глаза обращены ко мне и в них нет ни тени страха.
Я отпустил ее волосы, и она легла рядом со мной. Я нежно провел рукой по ее лицу, и она припала губами к моей ладони. Итак, вот что он обо мне думает. «Стаси – сатир, заполни половину его кровати, и больше ему ничего не нужно. Дальше делай с ним, что хочешь». Как и мой английский завтрак – Бёрк предусмотрел все. Упущен только рояль – не сомневаюсь, он очень старался его заполучить.
Я подошел к сводчатому окну и остановился, глядя в мерцающее небо. Неожиданно, без видимой причины вся ситуация показалась мне очень забавной: нелепая детская игра с мотивами до смешного примитивными.
Бёрк жаждал меня – я был ему необходим. Взамен мне предлагали двадцать пять тысяч долларов и удовлетворение всех плотских запросов. Чего еще может желать настоящий сатир?
Я медленно кивнул окну. Согласен. Сыграю в твою игру, как не раз играл в прошлом, только теперь включу в нее пару моих собственных правил.
Позади себя я ощутил легчайшее движение и почувствовал ее рядом в темноте, повернулся и притянул ее вплотную к себе. Совершенно нагая, она слегка дрожала. До меня донесся запах мимозы, тяжелый и липкий во влажном воздухе. Весь мир был наэлектризован и ожидал лишь знака, чтобы произошла разрядка. Наконец небеса разверзлись, и дождь мощно пролился на землю.
Воздух наполнился свежестью, заглушая нежный аромат ее тела. Я оставил ее в комнате и, выйдя на террасу, подставил лицо дождю. Приоткрыв рог, ловил капли и смеялся – смеялся так беззаботно, как не мог уже много лет. Я вновь чувствовал себя готовым бросить вызов миру и побить его в той игре, которую он со мной затеял.
Глава 5
Мы прибыли в Палермо на Страстной неделе – обстоятельство, которое я совершенно упустил из виду. Встретивший нас черный «мерседес»-седан, на котором мы проехали тридцать пять километров от аэропорта в Пунта-Райси, сразу застрял на запруженных людьми улицах города. Затем мы и вовсе встали перед какой-то религиозной процессией, проносившей через толпу богато украшенную статую Мадонны, возвышавшуюся высоко над нашими головами.
Во время всего перелета с Крита Бёрк пребывал в дурном расположении духа, раздражался по мелочам и теперь, опустив окно, выглядывал с еле сдерживаемым нетерпением.
– Что все это значит?
– Крестный ход, – ответил я ему. – На Страстной неделе они проходят по всей Сицилии. Все их пропускают и крестятся. Народ здесь очень религиозный.
– Похоже, у тебя крепкие нервы, – кисло прокомментировал он.
Пьет Джейгер тревожно взглянул на меня. Что он думал о моих с Берком трениях и переговорах, я не знал, но перемена в наших отношениях стала явной за последние три дня.
– Ну, я бы так не сказал, – ответил я. – Ты не заметил, что в сердце у Девы торчал нож? Таков характер сицилийца – культ смерти присутствует во всем. Я думаю, он нам соответствует.
Шон неохотно улыбнулся:
– Возможно, ты и прав.
Я повернулся к Пьету:
– Тебе здесь понравится. Сюда упали осколки ада. На День всех святых детям дарят подарки от имени умерших. Могилы содержат в идеальном порядке.
Пьет ухмыльнулся с явным облегчением, но Легран, который сидел рядом с шофером, выглядел утомленным. Его лицо пылало, как при температуре, а глаза приобрели желтоватый оттенок, что само по себе служило плохим признаком. Вероятно, сказывались последствия одной из лихорадок, которыми он переболел во вьетнамском концентрационном лагере, куда попал после того, как затея Диен Биен Фу провалилась.
– Что это еще за спектакль? – обратился он ко мне.
Не став отвечать, я высунулся в окно, пока «мерседес» проталкивался сквозь толпу, заметил, что с тех пор, как я был тут в последний раз, девушки стали одеваться свободнее, да и юноши тоже, но по-прежнему в воздухе разливался знакомый запах ладана и свечного сала и слышались забытые звуки псалмов, распеваемые где-то за площадью. Толпа раздалась, пропуская процессию кающихся. В своих остроконечных колпаках и длинных белых сутанах они с виду сильно напоминали местное отделение Ку-клукс-клана.
Нет, ни что не изменилось, даже там, в темных глубинах, где воздается по делам нашим.
Примерно в семи милях от Палермо по шоссе, идущему вдоль побережья на Мессину, есть поселок Романьоло – излюбленное место воскресного отдыха жителей города. Вилла Хоффера располагалась в двух милях дальше по магистрали. Ее построили не больше года или двух назад, причем спроектировали специально под холмистый ландшафт, так что здание поднимается по склону в трех уровнях. Самую верхнюю крышу венчало нечто подобное мавританскому садику.
Территорию обнесли высокой стеной, и мы довольно долго ждали у ворот, пока нас проверял охранник с автоматической винтовкой на плече.
– Зачем ему вооруженная охрана? – спросил я Бёрка.
– Хоффер – богатый человек. После событий с девушкой он забеспокоился. Возможно, боится, что они доберутся до него самого.
Это выглядело вполне реально. Похищение детей на Сицилии – один из старейших промыслов; кроме того, еще во время учебы в Гарварде я бывал на вечеринках в домах в Бэл-Эре, где в дверях стоял вооруженный охранник. Сицилия – не единственное место на земле, где богатство приносит с собой постоянные опасения, что кто-то захочет отнять его.
Но Хоффер казался более чем предусмотрителен. Даже наш шофер, крупный рыжеволосый сицилиец с норманнской кровью, носил кобуру под мышкой, что особенно подчеркивала облегавшая его шоферская униформа.
В воздухе стоял запах глициний, пурпурные цветки которых украшали клумбы внутри двора. Все выглядело очень пышно. Заботливо ухоженные пальмы создавали тень в каждой видовой точке, откуда открывался великолепный вид на средиземноморские пейзажи. И все же в гармонии сада присутствовал какой-то неясный изъян. Все было слишком красиво, идеально перенесено с чертежа, чтобы создать цветущий сад в кратчайшие сроки. Искусственный сад – творение специалиста.
Поделиться книгой: