Симулякры доктора Хьюго [СИ]

— В «Киммер», — ответил доктор, тут же поймав озадаченный взгляд водителя.

Машина тронулась с места, потом приподнялась на воздушной платформе примерно на полтора метра и быстро понеслась вперед, минуя скопившиеся на земле пробки, загромоздившие все возможные подъезды к назначенному месту.

— Что нового, док?

Хью промолчал.

— Наверное, все плохо, раз в «Киммер» потянуло, — продолжал водитель, — я много слышал всяких баек об этом месте.

— Нда? — выдавил из себя Хью, пытаясь хоть как-то поддержать разговор и еще сильнее не привлекать внимание к своему не самому лучшему состоянию.

— Да глупости всякие.

— Сам то был там?

— Нет, — он покачал головой и немного сбавил мощности гудевших двигателей. Люфтваген заметно замедлился, но продолжал лететь над дорогой, проносясь мимо высотных домов, где горели окна квартир и рабочих кабинетов. — Но был один знакомый — странный парень, сам себе на уме, но умный, черт бы его побрал. Все хотел истины добиться. Искал ее. Говорил, что почти нащупал ее в какой-то формуле, уже был готов доказать ее, но по его словам в последний момент все будто ускользало из его рук; вырывалось, словно камень у этого… как его там… черт, забыл.

— Сизиф?

— Во! Да, именно это! — чуть было не закричал водитель. — Все бредил, как умалишенный какими-то формулами, доказательствами, гипотезами и прочей математической мишурой. Потом несколько раз побывал в этом баре и его как будто подменили. Мрачный стал, неуклюжий. Забывал какой сегодня день недели, число. Я даже сам удивился этому — математик, а в числах путается!

Люфтваген пролетел еще дальше и стал снижаться.

— Плохое это место, док.

— Почему ты так решил? Ты ведь там не был, только твой знакомый.

Машина опускалась все сильнее и сильнее, пока не приземлилась на асфальтовую дорогу, по обеим сторонам которой высились полумертвые и заброшенные долгострои. Света не было от слова совсем. Черное пространство разрезали только лучи автомобильных фар, да и то лишь некоторое время, после чего яркости банально не хватало и идти уже приходилось считай на ощупь.

— Он умер, — как будто проснувшись заговорил водитель. — Давно, от какой-то дряни, которую он стал употреблять, чтобы наконец решить свою проклятую задачу. Когда мы в последний раз виделись, он утверждал, что это поможет, но на деле оно помогло ему лишь слечь в могилу.

Доктор неохотно потянулся к ручке двери.

— Сдача, док.

Водитель протянул своей мясистой ладонью несколько смятых купюр, после чего зафиксировал выполненный заказ в бортовом компьютере.

Фары погасли. Люфваген взмыл в небо как только Хью отошел на достаточное расстояние от дороги. Последние искорки огня потухли в этом мрачном месте, где не было слышно даже шума проносившегося чуть дальше ветра. Бумага, старые обрывки газет, использованные полиэтиленовые пакеты и море всяческой грязи и мусора просто так лежало под ногами старого доктора, смотревшего куда-то вдаль и пытавшегося рассмотреть единственно горевшую в этом месте вывеску. «Киммер» — был старым баром. Никто толком не знал когда и кем он был основан, в реестре не значилось ни имени владельца, ни сроков, ни чего бы то ни было, что хотя бы на капельку могло приблизить любознательного человека к разгадке этого таинственного места. Людей вокруг не было. Тишина. Почти могильная, густая, давившая на слух, привыкший слышать на протяжении дня шум работавшего кондиционера, лай собаки, дверного звонка, мерзким писком проносившегося через всю квартиру и впивавшегося в уши, да много чего. Но здесь… полнейшая тишина. Свет сюда не падал даже в дневное время суток. Солнце будто избегало этого участка земли, осторожно обходя и всем своим видом показывая отношение ко всему, что здесь творилось.

Доктор сделал первый осторожный шаг — под подошвой что-то захрустело. Потом еще один. Страх постепенно уходил, но непривычное напряжение, как будто перед событием давно ожидаемым в жизни, нарастало тем сильнее, чем ближе он подбирался к назначенному месту.

Дома мертвыми истуканами смотрели на него со всех сторон. Холод медленно обнимал, хватая то за ноги, то за оголенные руки, становилось по-настоящему волнительно за собственное здоровье, ведь он был далеко не молод и здоровье перестало быть его визитной карточкой много лет назад. Любая болезнь, даже безобидная простуда, могла обернуться для него страшными осложнениями, что в конечном счете могло довести дело до надгробной плиты.

Это было странно: он здесь, опять. Словно время повернулось вспять и прошлое, такое старое, давно покрывшееся пылью забытья, начало подниматься из могилы, напоминая о себе неприятными событиями детства и молодости. Отец еще жив; жива и мать, две старших сестры сидят за обеденным столом и смотрят на «малого», любознательными глазами наблюдавшего за всем происходящим на кухонном столе. Это была магия! То, как управлялся отец с ножом, как мастерски нарезал овощи, подкидывая ярко зеленый калифорнийский перец вверх, а потом ловя в воздухе, вновь возвращал на разделочную доску, вонзая в него острый кончик огромного ножа.

— Ты здесь, опять, — появился голос из пустоты. — Проходи, я ждал.

Вывеска горела очень томно, иногда мигала, готовая потухнуть от недостатка электроэнергии. Пара букв и вовсе чернела правее надписи, забытая всеми и отвалившаяся от основного названия, превратив некогда полное слово «Киммерон» в обрубок «Киммер». Хотя это была лишь часть, посетителей это никогда не волновало. Их вообще здесь мало что интересовало, да и не за этим они шли сюда, поддавшись страху и давлению внутреннего голоса, выискивая в затуманенной, почти дурманной дымке этого места, разгадку тайн и мыслей, терзавших их все это время.

Охраны нет. Дверь спокойно отворилась перед ним, едва он только коснулся ее. Внутри темно и мрачно. Нет людей, громкая музыка не била в уши и дым горевших сигарет не резал нюх. Чуть дальше, глубже, спустившись по ступенькам вниз, Хью остановился, прислушавшись, как из глубины понесся рокот инструментальных звуков. Как волна, она ударила в лицо и чуть было не сбила с ног, словно и не был это звук, а чья-то невидимая рука, коснулась его и дала пощечину.

— Не торопись, — опять повторился голос. — Слова… Их скоро станет так много. Зачем?

Он шагал. Спускался все ниже и ниже, проваливаясь в глубину мрака, где звук то появлялся громким ором, то пропадал, оставляя доктора наедине с могильной тишиной.

Витиеватая лестница несла его в самую бездну. С каждым шагом он ощущал как холод сковывал его. Изо рта повалил пар, кожа превратилась в наждачку и огрубела. Но в самом конце, когда под ногами захрустел снег и ступеньки наконец закончились, он услышал едва уловимое журчание, как будто маленькая речушка или родник, бивший из недр земли, пробивается на поверхность, маленьким фонтанчиком выпрыгивая вверх. Чуть ближе звук стал отчетливее.

Потом снова.

Снова.

Наконец, пройдя чуть дальше и выйдя в центр куполообразного помещения, он увидел Отца. Мужчина лежал на красивом вытянутом ложе, покрытом алой простыней в окружении многочисленных девушек, столь молоденьких и невинных, что на секунду Хью закрыл глаза, дабы не видеть всего этого.

Но звук.

Журчание.

От него нельзя было скрыться.

Отвернувшись и зажмурившись, что было мочи, он вдруг в следующую секунду открыл глаза и посмотрел под ноги. Оказалось, что пол исчез и сейчас он стоит на маленьком и очень узком мосту, разделявшим комнату на две ровные половины. Темные воды реки бежали прямо под ним. Медленно и в то же время быстро, разгоняясь у него на глазах с такой силой, что упади он туда прямо сейчас, течение унесло бы его отсюда в считанные секунды и никто не смог бы ему помочь.

— Она… такая… черная, — говорил Хью, выдавливая из себя слова.

Отец покрутил алый цветок мака в правой руке, поднеся к носу и вдохнув аромат цветка, пусть и сорванного совсем недавно, но не потерявшего свой мистической силы.

— Ты пришел. Я ждал.

Он так и не поднялся, оставшись лежать в полудреме, обращая на доктора внимание лишь в тот момент, когда тот начинал что-то говорить. Девушки, как духи, разбрелись в разные стороны. Кто-то кружил вдоль каменных стен, касаясь белоснежными руками заостренных краев торчавших булыжников, кто-то побрел чуть дальше, раскинув руки и кружась, иногда подлетая очень близко к краю берега тягучей реки. Их было всего дюжина, потом стало больше. С каждой секундой помещение наполнилось полуобнаженными девушками, белесыми телами окутывавшими своего хозяина. И только река, бежавшая сейчас под ногами Хью, тянула к себе сильнее. Этот дрем, забытье. Она усыпляла и в какой-то момент он чуть было не упал, закрыв глаза, поддавшись силам выше его возможностей сопротивляться.

Рука Отца коснулась его, потянула к себе. Он провел его сквозь толпу женщин и девушек, пребывавших в каком-то ином измерении, закатив глаза, танцевавших в комнате, хватая носами повисший вокруг аромат. Сладко-пряный вкус был ярок и глубок. Хью остановился. Попытался прийти в себя, но лишь сильнее впадал в какое-то дурманящее состояние. Глаза слипались, разум покидал его и сейчас перед ним мир расплылся в бледных красках, исказившись до неузнаваемости.

Потом он сел. Отец прилег рядом с ним, положив одну из своих рук на голову косматому льву, появившемуся из ниоткуда. Он посмотрел в глаза хищному животному и тут же обомлел. Страх был сильнее дурмана. Чувство самосохранения кричало изо всех сил, но будто прикованный к ложу невидимыми путами, доктор остался сидеть на месте, продолжая смотреть в глаза животному.

Открылась пасть, оголились клыки, животное медленно встало со своего места и громко зарычало. Женщины разбежались в стороны. В мгновение ока внутри помещения никого не осталось. Животное приближалось. Страх становился все более отчетливым и, когда расстояние между ними сократилось до минимума, когда человек смог ощутить на себе дыхание хищника и приготовился умереть, Отец внезапно заговорил.

— Он так важен, силен. Он король. Царь зверей. Беда лишь в том, что даже короли подчиняются мне.

Отец положил ладонь на львиную гриву, погладил животное и наклонился к уху. На каком-то странном языке он шептал ему слова. Сначала тихо, будто навевая давно забытую многими песню, потом чуть громче, наводя страх на своего питомца. Старался делать это очень и очень серьезно, не опуская руки и все время поглаживая хищника по гриве. В конце концов царь сдался. Закрыв глаза он опустился к ногам своего хозяина и… заснул. Как маленький котенок, напившись молока, животное задремало, позабыв обо всем: обо мне, о страхе, который я испытывал к нему, о голоде, который он наверняка хотел утолить. И вместе со сном в комнату вошли и женщины. Дурман проследовал за ними. Опять воздух наполнился явным ароматом, кружась, девушки облепили своего хозяина, упав перед ним на колени. Десяток, два, три. Они шли непрерывным потоком, пока места вокруг еще хватало. Хватали доктора за руки, тянули к себе, пытались поцеловать. На секунду ему стало хорошо и… захотелось не уходить отсюда.

— Останься, — говорил он откуда-то из толпы. — Тут ты найдешь покой.

Одна из женщин прошла босиком к реке, зачерпнула из нее воды в глиняный кувшин и поднесла ему.

— Испей. Так станет легче.

Она была молода и красива. Как статуя в акрополе, сотворенная руками мастера, белая, чуть ли не белоснежная кожа отдавала холодом, но страха перед ней Хью не испытывал.

— Испей, — повторила она, вновь поднося кувшин.

— Не бойся, — теперь заговорил Отец, тебе нечего бояться в моей обители. Ответов ты не найдешь, но путь тебе будет указан.

И он выпил, посмотрев в черную тягучую воду, лениво перекатывавшуюся вдоль стенок глиняного сосуда. Огонь забил фонтаном внутри него. Завелся кашлем. Женщина отошла, несколько рук подхватили Хью и понесли. Отец шел рядом. Дурман накрыл старого доктора, полностью взяв под контроль его разум. Не было боли, предчувствие неизбежной кончины не терзало его как раньше. Наоборот, он ощущал прилив энергии, столь сильной и огромной, что был готов свернуть горы.

Формулы, рецепты, ингредиенты. Ему хотелось думать, размышлять. Его мозг разрывался от идей. Вот оно! Он вспомнил, где допустил ошибку! Слишком большие пропорции! Не тот вариант! И катализатор! Катализатор же! Совсем иначе нужно было подойти к вопросу. Ну, конечно же, как он не догадался об этом раньше.

Хью затрепыхался в руках незнакомцев, вырвался и упал. Не чувствуя боли, вскочил на ноги и побежал вперед, разгребая руками ошеломленных от произошедшего женщин. Бежал сломя голову все выше и выше. Мир вокруг кружился, ступеньки то уходили вперед, то резко поворачивали куда-то в сторону. Звук позади — погоня! Они преследуют его.

Выше.

Выше.

Еще один этаж. Осталось совсем чуть-чуть.

Распахнулась дверь. Док вылетел стремглав и чуть было не споткнулся о бордюр. Холод ночного города вцепился за него мертвой хваткой и в следующую секунду что-то очень сильное ударило по сердцу.

Дальше — падение. Ноги согнулись, как подкошенные, тело накренилось, не в силах держать равновесие, свалившись на том же самом месте, где тело сковала прохлада. Сердце билось в груди отбойным молотком, сокращаясь так сильно, что грудь чуть было не подпрыгивала вместе с ним. Нужно было передохнуть. Бег сильно измотал его. Дыхание выровнялось, скоро все должно было пройти и сердце успокоится, чтобы вновь войти в свой привычный ритм… но оно почему-то не успокаивалось. Все сильнее оно билось и продолжало больно давить внутри грудной клетки. Дыхание стало спертым — хотелось кричать. Воздух небольшими дозами попадал в его горло, потом тяжелым приторным комком опускалось в самую глубь изношенных легких, чтобы в следующую секунду выпорхнуть сухим кашлем, от которого горло стало сильно болеть.

Отец поднял его, появившись откуда-то со спины. Взвалил тело старика себе на руки и понес будто перышко, не ощущая веса. Он так долго бежал, так старался покинуть это место, почувствовав прилив сил и энергии для решения своей задачи… и вот опять он здесь, в окружении бледных девушек и женщин Их волосы переплетались между собой, что нисколько не смущало их движений. Река все так же мерно текла и подножья прекрасного ложа Отца и брызги от редких волн иногда падали ему на лицо.

— Все будет, Хью, не торопись. Ты слишком спешишь.

— Я должен это повторить.

— Конечно.

Положив измотанное тело доктора на ложе, Отец окунулся в объятья женщин, погрузившись в сладостный танец обнаженных тел с головой. Будь мягче, гибче. Как вода в этой реке. Ее течение мерно, спокойно. Вода найдет путь и пробьется не потому, что сильна, а потому, что способна найти путь даже сквозь мельчайшие трещины.

Он вспомнил семью: жену, ребенка. Вспомнил те несколько счастливых месяцев, когда жизнь била через край и, казалось, ничто и никто не сможет нарушить это. Слезы потекли из его глаз — опять все по-старому. Он ничего не мог, не умел. Не понимал почему его исследования постоянно заходят в тупик.

— Я ведь однажды смог, — говорил Хью, лежа согнувшись и обхватив колени руками. — У меня ведь все тогда получилось. Почему я не могу повторить это вновь.

Женщины пели песни. Дурман опять наполнял это место и вскоре все вокруг покрылось туманом. Из него иногда выходили женщины, девушки. Он старался не смотреть на них, на то как манили они собой его в этот омут забвения, как пытались стащить с ложа, как касались молодыми телами его рук, шепча на ухо непонятные слова.

Все тщетно.

У него не было сил. Он хотел только одного — ответов. Хью знал, что только здесь он мог найти их, как когда-то это удалось и другим.

— Чего ты хочешь? — спросил Отец, опустившись рядом с ним. — У тебя и так все есть. Ты получил то, что хотел всю свою жизнь: славу, известность, почет и уважение в кругах.

— Мне нужна семья.

— Они мертвы.

— Ты можешь мне помочь.

Отец коснулся губами его шеи, поцеловал и сразу поднялся, схватив одну из женщин и впившись в ее губы так сильно, что через несколько секунд, издав последний вздох, погрузилась в забытье. Ее тело обмякло, стало падать на землю. Остальные женщины подхватили ее, подняли на руки и поднесли к нему, положив рядом с Хью на прекрасное ложе, недвусмысленно намекнув, что он волен делать с ней все, что захочет.

— Ты хочешь увидеть их? — спросил Отец.

— Да, — продолжал бормотать словно в полудреме старик. — Больше жизни.

— Не говори так. Жизнь — не разменная монета.

— Верни их мне.

— Я у тебя их и не забирал. Это сделали другие.

— Но ты ведь можешь с ними поговорить? Можешь убедить вернуть обратно?

Отец рассмеялся.

— Ты ведь ученый, Хью, тебе ли верить в чудеса.

— Значит я зря жду от тебя помощи.

Отец взмахнул рукой — все женщины замолчали. Песни умолкли в одно мгновение, воцарив могильную тишину во всем помещении.

— Я уже однажды помог тебе, Хью, но ты не внял моим предупреждениям. Ты стал алчным, скупым. Подобно туру с изогнутыми рогами ты упрямо шел в западню. И вот теперь ты лишился всего: жены, ребенка, таланта, загубленного страстями и желаниями заработать как можно больше денег, работы и уважения коллег. В один прекрасный день ты проснулся никем. Лишенный всего, что когда-то, казалось, должно было принадлежать тебе вечно. Почему ты считаешь, что я смогу все изменить? Прокрутить колесо судьбы в обратную сторону, отмотав столько времени назад, чтобы вновь допустил прежние ошибки.

— Я… нет, я все исправлю! Клянусь! У меня есть идеи, я знаю в чем ошибся! Расчеты… да, расчеты… мне удастся получить необходимое вещество. Нужно лишь… нужно лишь…

И тот он замялся. Мысли, бурлившие до этого момента в его мозгу пчелиным роем, в один миг разлетелись в стороны. Он забыл все: слова, детали, формулы и ингредиенты. Даже собственное имя на секунду вылетело из его головы.

Затем он заплакал, поняв, что все сильнее отдаляется от себя самого, теряет контроль над самым важным, что осталось у него после смерти родных: разумом. Память, как часть это великого и непознанного НЕЧТО, предавала его все чаще, истирая огромные пласты прошлого и заставляя думать о смерти. Он давно позабыл, когда в последний раз ходил к родителям на могилу, когда родился отец и сколько сейчас лет старшему брату Генри. Чего уже говорить о тех трех племянниках и дальних родственников, подсчитать количество которых он не смог бы, даже если бы захотел.

Отец приблизился к нему, обхватил руками и прижал к себе.

— Не плачь. Зачем горевать о том, что уже не вернуть.

— Но ты ведь можешь, — сквозь слезы прохрипел док. — Я знаю, ты можешь.

— Мой брат не одобрит этого. Он скверный малый и не любит, когда кто-то мешает ему, да и сестры…

Хью продолжал плакать.

— Впрочем, — устало выдохнув, продолжил Отец, — я подумаю над твоей просьбой. А сейчас отдохни. Они, — он указал на женщин, осторожно выглядывавших из-за его спины, — помогут тебе добраться до дома.

II

Он так и не вспомнил как выбрался из бара, каким чудом попал домой и как сумел войти внутрь, заметив, что ключей от квартиры нигде не было. Голова трещала по швам. Адская боль огнем выжигала все до самой корки. Хотелось кричать, биться о стену, чтобы разбить проклятую черепную коробку и избавить себя от мучений.

Солнце взошло и теперь комната, где он валялся до сего момента, одетый и обутый на растрепанной кровати, засверкала лучами, выгнав последние остатки мрака, принесенного им из бара прошлой ночью.

Зазвонил телефон.

Хью подошел к трубке, потирая взмокревший лоб и держа в одной руке шипевшую многочисленными пузырьками жидкость — спасительный эликсир, который тот хранил на черный день и который был способен привести в норму даже после самой страшной попойки.

— Да, — тяжело выдохнул док.