– Тихо, – шикнула на них девочка. – Я слушаю сказителя! Хватит нотаций, Тиму. Ты ведь уже согласился, что нет никакой разницы между тем, чтобы сперва поиграть, а потом поучиться, и чтобы сперва поучиться, а потом поиграть. Это называется «сдвиг времени».
– Сдается мне, что эту твою идею точнее будет назвать «растратой времени», – возразил старший брат. – Вы с Фиро не правы, насмехаясь над великим Коном Фиджи, и мне следовало бы быть с вами строже. Вам нужно было безропотно принять наказание.
– Ха, ты еще не знаешь, что мы с Тэрой… Бу-бу-бу…
Девочка ладонью зажала рот младшему брату.
– Давай не будем отягощать Тиму лишним знанием, ладно?
Фиро кивнул, и Тэра убрала руку.
Младший мальчик вытер губы.
– У тебя ладонь соленая! Тьфу! – Потом он обратился к Тиму: – Раз уж тебе так не терпится засесть за эссе, Тото-тика, я, так и быть, с радостью отдам тебе свою долю, так что можешь написать шесть работ вместо трех. Все равно твои эссе мастеру Рути нравятся больше.
– Вздор! Я согласился улизнуть с тобой и Тэрой лишь по одной-единственной причине: потому что я старший и отвечаю за вас. А вы, между прочим, обещали отбыть наказание позже…
– О, Тиму, я в ужасе! – Фиро скроил серьезную мину, в точности как их строгий наставник, прежде чем устроить ученикам очередную выволочку. – Разве не написано в «Повестях о сыновнем послушании» великого и мудрого Кона Фиджи, что младший брат должен в знак почтения предлагать старшему на выбор лучшие сливы из корзины? И разве там не говорится, что старший брат обязан оберегать младшего от трудов, непосильных оному, ибо долг сильного – защищать слабого? Эти эссе для меня словно твердый орех, для тебя же они подобны спелой сливе. Выступая с подобным предложением, я стараюсь вести себя как добрый моралист. Мне казалось, ты должен был обрадоваться.
– Так это… ты не должен… ну, в общем… – По части искусства спора Тиму не мог тягаться с младшим братом. Раскрасневшись, он строго посмотрел на Фиро. – Ты бы лучше применил свой изворотливый ум, чтобы делать домашние задания.
– Тебе стоило бы радоваться, что Хадо-тика в кои веки выполнил урок по чтению, – заметила Тэра, старавшаяся сохранить серьезное лицо, пока братья спорили. – А теперь помолчите оба, я хочу послушать сказителя.
…обрушил На-ароэнну, и Мокри принял ее на щит из крепкого дуба, усиленный чешуйками крубена. Это было похоже на то, как если бы Фитовэо ударил копьем в гору Киджи или Кана обрушила свой огненный кулак на морскую гладь.
Нет лучше пути, как описать эту битву в стихах:
Говоря нараспев, сказитель постукивал большой кухонной ложкой по скорлупе кокосового ореха, подражая ударам меча о щит; он подскакивал, взмахивая длинными рукавами то в одну, то в другую сторону и изображая в тусклом свете харчевни боевой танец героев легенды. Голос его становился то громче, то тише, в один миг гремел, в другой же становился усталым, и слушатели словно бы перенеслись в другое место и время.
…Спустя девять дней и Гегемон, и король Мокри обессилели. Отражая очередной удар меча На-ароэнны, чье название означает «Конец Сомнений», Мокри отступил и споткнулся о камень. Он упал, меч и щит распростерлись по бокам от него. Теперь, сделав всего один только шаг, Гегемон мог размозжить ему череп или рассечь чело.
– Нет! – не сдержался Фиро.
Но Тиму и Тэра даже не зашикали на него, ибо были поглощены историей не меньше брата.
Сказитель одобрительно кивнул детям и продолжил:
Однако Гегемон не сдвинулся с места, ожидая, пока Мокри встанет и поднимет меч и щит.
«Почему ты не положил конец поединку прямо сейчас?» – спросил тот, переводя дух.
«Потому что великий человек не заслуживает, чтобы жизнь его прервалась по воле случая. Пусть мир несправедлив, но мы должны стремиться его исправить».
«Ах, Гегемон! – воскликнул Мокри. – Я и рад, и огорчен, что встретил тебя!»
И снова устремились они друг на друга, на нетвердых ногах, но гордые сердцем…
– Вот это манеры настоящего героя, – прошептал Фиро, и в голосе его звучали восхищение и грусть одновременно. – Эй, Тиму и Тэра, вы ведь воочию видели Гегемона, правда?
– Да… Только это было очень давно, – прошептал в ответ Тиму. – Я ничего толком не помню, лишь то, что он и вправду был высоченным, а взгляд его странных глаз был воистину страшным. Мне тогда еще подумалось, какой же силой надо обладать, чтобы размахивать таким здоровенным мечом, что висел у него за спиной.
– Судя по всему, великий был человек, – сказал Фиро. – Такая честь сквозит в каждом его поступке, такое благородство по отношению к врагам. Как жаль, что они с папой не сумели…
– Чш-ш-ш, – прервала его Тэра. – Не так громко, Хадо-тика! Хочешь, чтобы все вокруг узнали, кто мы такие?
Фиро мог подначивать брата, но старшую сестру слушался, а потому понизил голос:
– Извини. Просто Гегемон выглядит таким храбрецом. И Мокри тоже. Нужно будет рассказать Ада-тике про этого героя с ее родного острова. Почему мастер Рути ничего не говорил нам про Мокри?
– Это все просто легенда, – заявила Тэра. – Сражаться без остановки девять дней и девять ночей – неужели ты можешь поверить, что такое и вправду было? Ну сам подумай: сказителя ведь там не было, откуда ему знать, о чем говорили Гегемон и Мокри? – Затем, заметив разочарование на лице брата, девочка смягчилась. – Если хочешь услышать подлинные истории про героев, я в свое время расскажу тебе, как тетушка Сото не позволила Гегемону причинить вред маме и нам. Мне тогда было всего три года, но я помню все так, словно это случилось вчера.
Глаза у Фиро загорелись, он готов был уже засыпать сестру вопросами, но ему помешали.
– Хватит! Я уже сыт по горло этой дурацкой историей, мошенник бессовестный! – вдруг раздался грубый возглас.
Сказитель умолк на половине фразы, ошеломленный таким вмешательством в свое представление. Посетители харчевни стали искать взглядом говорившего. У жаровни стоял мужчина – высокий, с мощным торсом и мускулатурой грузчика. Без преувеличения, он был самым крупным и сильным из всех посетителей заведения. Неровный шрам, начинавшийся у левой брови и заканчивавшийся на правой щеке, придавал лицу незнакомца свирепое выражение, которое только усиливалось благодаря ожерелью из волчьих зубов, что колыхалось поверх густой поросли волос на груди, выглядывающих из-под расстегнутого воротника, словно тот был оторочен мехом. Да и собственные желтые зубы мужчины, ощеренные в ухмылке, наводили на мысль о хищном оскале волка.
– Как смеешь ты кропать такие историйки про этого мерзавца Мату Цзинду? Он же старался помешать справедливому восхождению на трон императора Рагина, результатом чего стало множество ненужных жертв и страданий. Воспевая презренного тирана Цзинду, ты принижаешь победу нашего мудрого императора и бросаешь тень на величие Трона Одуванчика. Твои слова равносильны государственной измене.
– Да неужели?! Значит, рассказать пару легенд – это измена? – Сказитель разгневался, однако заявление незнакомца выглядело столь абсурдным, что его начал пробирать смех. – А следом ты заявишь, что все актеры народной оперы – мятежники, потому что изображают восхождение и падение древних династий Тиро? Или что мудрый император Рагин должен запретить пьесы театра теней про императора Мапидэрэ? Ну и дубина же ты!
Владельцы «Трехногого кувшина», дородный мужчина низкого роста и его такая же полная жена, вклинились между двумя спорящими в надежде примирить их.
– Господа! Не забывайте, что это скромный приют для развлечений и отдыха! Никакой политики, пожалуйста! Мы все пришли сюда после трудового дня, чтобы пропустить по стаканчику и немного повеселиться.
Хозяин заведения повернулся к незнакомцу со шрамом на лице и низко поклонился ему.
– Господин, вы, как вижу, человек сильных страстей и строгой морали. Позвольте заверить вас: я хорошо знаю присутствующего здесь Тино. Не сомневаюсь, что у него и в мыслях не было оскорбить императора Рагина. Более того, прежде чем стать сказителем, он сражался на его стороне в войне между Хризантемой и Одуванчиком в Хаане, в ту пору, когда император был еще королем Дасу.
Жена трактирщика заискивающе улыбнулась.
– Позвольте презентовать вам за счет заведения флягу сливового вина? Если вы с Тино выпьете вместе, то, я уверена, позабудете об этом маленьком недоразумении.
– С чего это ты решила, что я стану пить
Остальные посетители таверны загудели, поддерживая сказителя:
– Сядь, безмозглый осел!
– Коли тебе не нравятся легенды, ступай прочь отсюда! Никто не заставляет тебя сидеть и слушать!
– Да я сам тебя вышвырну, если ты не заткнешься!
Шрамолицый улыбнулся, сунул руку за отворот куртки, под пляшущее ожерелье из волчьих зубов, и извлек оттуда металлическую табличку. Он помахал ею, показывая посетителям, а потом сунул под нос хозяйке заведения.
– Узнаешь это?
Женщина скосила глаза, чтобы рассмотреть получше. Табличка была размером с две ладони, и на ней были выгравированы две большие логограммы. Одна логограмма читалась как «видеть» – стилизованный глаз с исходящим из него лучом. А другая означала «далеко» и состояла из числа «тысяча», дополненного изображением извилистой тропы вокруг него.
– Так вы из… – пролепетала пораженная кабатчица. – Вы от… э-э-э…
Человек со шрамом убрал табличку. Холодная, злая ухмылка на его лице стала шире, когда он обвел глазами помещение, проверяя, осмелится ли кто выдержать этот его взгляд.
– Все правильно, – подтвердил он. – Я служу герцогу Рину Коде, имперскому секретарю предусмотрительности.
Гомон среди посетителей моментально стих, и даже Тино утратил независимый вид. Шрамолицый походил скорее на разбойника с большой дороги, чем на правительственного чиновника, но всем было прекрасно известно, что герцог Кода, глава шпионской сети императора Рагина, привлекает к сотрудничеству представителей самых криминальных слоев общества Дара. Так что он вполне мог воспользоваться услугами этого типа. Хотя никому в таверне не приходилось слышать, чтобы какого-нибудь сказителя привлекли к ответу за приукрашенные легенды о Гегемоне, в обязанности Коды входил поиск предателей и недовольных среди бывшей знати, плетущей заговоры против государя. Никто не хотел рисковать, бросая вызов соглядатаям герцога.
– Постойте… – заикнулся было Фиро, но Тэра схватила брата за руку, стиснула ее под столом и медленно покачала головой.
Видя, как разом присмирели все присутствующие, Шрамолицый удовлетворенно кивнул, потом отодвинул в сторону владельцев заведения и направился к Тино.
– Изворотливые, неблагонадежные
Сказитель заглянул в чашу для подношений на столе и повернулся к Шрамолицему. Потом принялся часто кланяться, словно цыпленок, клюющий зерна с земли.
– Господин «предусмотрительный», пожалуйста, войдите в мое положение! Это ведь сумма двухнедельного заработка даже при самом удачном раскладе. У меня дома престарелая матушка, которая больна и…
– Ну еще бы, – протянул Шрамолицый. – Ей придется ужасно трудно, если тебя арестуют, не так ли? Расследование по заведенному порядку может занять дни, а то и недели. Это ты понимаешь?
На лице Тино поочередно сменилось несколько выражений: гнева, унижения и, наконец, полного признания своего поражения, когда он сунул руку за отворот куртки, доставая кошель. Прочие посетители старательно отводили глаза, не осмеливаясь даже пискнуть.
– А вы, остальные, не думайте, что отделаетесь просто так, – продолжил Шрамолицый. – Я слышал, как многие из вас хлопали, когда этот нечестивец высказывал затаенную критику императора в своей полной лжи легенде. Каждый из вас заплатит штраф в одну серебряную монету как сообщник преступника.
Мужчины и женщины в таверне разом погрустнели, но некоторые уже со вздохом полезли за деньгами.
– А ну прекратите!
Шрамолицый завертел головой, ища, от кого исходит этот голос: звучный, резкий и нисколько не искаженный страхом. В темном углу харчевни поднялась какая-то фигура. Человек направился к освещенному очагом месту, неровный ритм прихрамывающей походки дополнялся бодрым стаккато прогулочной трости.
Хотя фигура была облачена в длинную свободную мантию ученого, отороченную голубым шелком, принадлежала она женщине, совсем молодой, лет восемнадцати от роду, обладавшей светлой кожей и серыми глазами, суровый блеск которых плохо сочетался с юным возрастом. Расходящиеся по сторонам рубчики бледно-розового шрама, похожего на рисунок распустившегося цветка, покрывали левую щеку незнакомки, тогда как стебель этого цветка, напоминающий рыбий костяк, спускался на шею, странным образом придавая живость невыразительному в иных отношениях лицу. Светло-каштановые волосы были собраны на затылке в тугой тройной пучок-свиток. На синем кушаке трепетали подвешенные кисти и повязанные узелками шнурки: это была мода далеких северо-западных островов древней Ксаны. Опершись на деревянную палку для ходьбы, доходившую ей до переносицы, девушка положила правую руку на висящий на поясе меч, рукоять и ножны которого выглядели старыми и потертыми.
– Это еще что такое? – спросил Шрамолицый.
Однако прежняя надменность исчезла из его тона. Собранные в пучок-свиток волосы молодой женщины, а также то, что она открыто расхаживала по Пану с мечом, указывали на ее принадлежность к ученым, достигшим ранга
Император Рагин восстановил и расширил издавна использовавшуюся в королевствах Тиро и в империи Ксана систему экзаменов, необходимых для поступления на государственную службу, превратив ее в единственный способ подняться по карьерной лестнице для людей, наделенных соответствующими амбициями. Тем самым перекрывались все иные традиционные пути к выгодным административным должностям, такие, например, как их покупка или наследование, покровительство или протекция со стороны почитаемой знати. Отбор на экзаменах был жесткий, а император, поднявшийся к власти не без помощи женщин, занимавших важные посты, теперь открыл доступ к ним представительницам слабого пола наравне с мужчинами. Хотя число женщин среди
– Перестань досаждать этим людям, – спокойно произнесла девушка. – И имей в виду: уж от меня ты точно не дождешься ни единого медяка.
Шрамолицый, никак не ожидавший застать персону подобного ранга в заведении пошиба «Трехногого кувшина», поспешил заверить ее:
– Госпожа, вам, конечно, не придется платить никакой штраф. Я уверен, что вы не принадлежите к неблагонадежным негодяям, вроде прочих собравшихся тут простолюдинов.
Молодая женщина покачала головой:
– Я вообще не верю, что ты работаешь на герцога Коду.
Шрамолицый сдвинул брови:
– Вы сомневаетесь, даже увидев знак «предусмотрительных»?
Она улыбнулась:
– Ты так быстро убрал его, что я не успела толком разглядеть. Позволишь мне рассмотреть его получше?
Шрамолицый неуверенно хмыкнул:
– Ученый вашего уровня наверняка способен распознать логограммы с первого взгляда.
– Нет никакой сложности в том, чтобы изобразить соответствующие символы на восковой табличке, а потом покрыть ее серебрянкой. А вот достоверно подделать приказ секретаря предусмотрительности Коды гораздо сложнее.
– Что?! Да о чем таком вы говорите? Сейчас настало время Великой экзаменации, когда сливки ученого сообщества Дара собираются в столице. Смутьяны охотно ухватятся за любую возможность причинить вред талантливым мужам… и женщинам тоже, съехавшимся, дабы послужить императору. Вполне естественно, что повелитель отдал герцогу Коде приказ усилить бдительность.
Девушка покачала головой и невозмутимо продолжила:
– Император Рагин – благоразумный правитель, отнюдь не склонный повсюду видеть врагов и заговорщиков. Он даже воздал должное Дзато Рути, который некогда сражался в другом лагере, из уважения к его учености назначив Рути наставником своих детей. Если на основании некоей поэтической вольности обвинить сказителя в государственной измене, то это лишь ожесточит сердца мужчин и женщин, которых император всячески старается расположить к себе. Герцог Кода, как никто знающий государя, никогда бы не отдал приказа, разрешающего делать то, что ты пытаешься сейчас устроить.
Шрамолицый аж побагровел от злости, и толстый рубец запульсировал, словно по щеке у него ползла змея. Но он прирос к месту и не приближался к женщине.
Та рассмеялась и сказала:
– Если уж на то пошло, думаю, это мне следует послать за констеблями. Выдавать себя за имперского чиновника – это преступление.
– Ой, а вот это она зря, – прошептала сидящая в углу Тэра.
– Что такое? – тихо спросили в один голос Тиму и Фиро.
– Никогда не стоит загонять в угол бешеную собаку, – простонала девочка. – Ой, что сейчас будет!
Шрамолицый прищурился: страх перед кашима обернулся в нем отчаянной решимостью. Он взревел и бросился на нее. Застигнутая врасплох девушка неуклюже метнулась в сторону, волоча больную левую ногу, и сумела в последний миг увернуться. Ее обидчик врезался в стол, вынудив сидящих за ним посетителей с руганью и криками отпрыгнуть в сторону. Вскоре он снова взобрался на помост, и вид у него был еще более взбешенный. Разразившись громкой руганью, Шрамолицый опять двинулся на противницу.
– Надеюсь, дерется она не хуже, чем говорит. – Фиро хлопнул в ладоши и засмеялся. – Это самая веселая из всех наших вылазок!
– Держитесь позади меня! – скомандовал Тиму, раскинув руки и встав так, чтобы заслонить сестру и брата от толчеи, возникшей в центре харчевни.
Правой рукой молодая женщина обнажила меч. Опираясь на палку, она, неловко держа клинок, наставила дрожащее лезвие на противника. Но Шрамолицый словно бы рассудка лишился. Он бесстрашно ринулся вперед, схватившись за лезвие меча голыми руками.
Посетители в ужасе отвели глаза, а те, кто продолжал смотреть на происходящее, испуганно сжались, ожидая, что сейчас хлынет кровь. Однако его пальцы сомкнулись на клинке, и…
Щелк! Меч с сухим треском сломался пополам, а девушка беспомощно повалилась на пол. Она продолжала сжимать в ладони обломок меча, и при этом не видно было ни единой капли крови.
Шрамолицый захохотал и зашвырнул вторую половину меча в жаровню, где деревянный клинок, покрашенный, чтобы сойти за настоящий, тут же занялся пламенем.
– Ну и кто тут настоящий мошенник? – Верзила осклабился. – Вор вора видит издалека, правда? Ха, теперь тебе придется заплатить.
Он двинулся к ошеломленной девушке, словно волк, собирающийся прикончить жертву. Подол мантии у упавшей задрался, и его глазам предстала ее левая нога, заключенная в своего рода приспособление, какое носят солдаты, лишившиеся конечности во время войны.
– Так ты еще и бесполезная калека. – Шрамолицый плюнул на нее и занес обутую в тяжелый кожаный сапог правую ногу, целясь в голову.
– Не смей ее трогать! – вскричал Фиро. – Не то я заставлю тебя пожалеть об этом!
Мужчина остановился и обернулся посмотреть на трех детей в углу.
Тиму и Тэра испуганно воззрились на Фиро.
– Учитель Рути всегда говорит, что настоящий моралист обязан помогать тем, кто в беде, – оправдываясь, заявил младший брат.
Поделиться книгой: