И ты снова сделаешь коня,
Чтоб под строем тех всадников судных,
Кровью мылась планета Земля.
Я на это смотрю и так мило,
Происходит людская возня,
Под копытами той новой силы,
Что являем теперь ты и я."
Зал молчал, когда я закончил. Я пробубнил что-то вроде: "Спасибо за ваше внимание". И слез с помоста. Тут же, волк жестом подозвал меня к себе и пригласил присесть напротив. Я послушно приземлился на жёсткую скамейку. Воркующая парочка на секунду остановилась, и волк сказал:
— Славно, даже очень славно.
— Спасибо, я долго сочинял…
— Нет-нет, я не про стихи. Мне не интересна поэзия и всякое такое. А вот выглядишь ты славно. Подошёл бы, как живая декорация в одно из моих заведений. Меня такие работники всегда интересуют.
— Какие "такие работники"? — я старался играть не слишком уж доверчивого работника.
— Ну те, которые могут что-то лепетать, пока серьёзные дяди топят последние нейроны в чём-нибудь ядрёном.
— Так вы, вроде как злостный нарушитель "Сухого закона"?
— А ты что, парень, агент ЧК, чтобы такое спрашивать? Знаешь, я больше предпочитаю термин янки: "бутлегер". Он звучит как-то даже благородно. Кроме того, я также владелец нескольких частных м-м-м… назовём это подпольными ресторанами.
— Подпольными? Значит всё-таки работа незаконная…
— Конечно незаконная! — Морозов будто бы оскорбился моим предположением, — Но ты же не маленький мальчик, должен понимать, что пока чекисты бегают за остатками колчаковского правительства и всюровцами, мы можем делать что угодно даже здесь, в сердце их страны. Кроме того, это очень даже благородно: помогать угнетённым большевистской заразой скорбеть по славе былой страны… К слову, раз уж я об этом заикнулся… Могу я узнать сколько тебе лет? Это важно для твоей будущей работы. Двадцать то хотя бы есть? — он пристально прищурился, вглядываясь в моё лицо.
— Тридцать. Я девяностого года.
— Да ладно?! Выглядишь раза в два младше!
— Ростом просто не вышел… — я отвёл взгляд.
— Ха! Так даже лучше. Клиентам нравятся те, кто тише воды, ниже травы! Давай, соглашайся поработать на меня. Я буду много тебе платить, плюс ещё чаевые и прочие поступления…
Не успел я согласиться, как из-за моей спины внезапно послышался голос Марии:
— Феликс, Феликс, Феликс… Ты сегодня решил удивить меня знакомством со всеми моими старыми соратниками?
Девушка бесцеремонно села рядом.
— О, нет, меня вообще-то тут на работу внезапно принимают… — сказал я.
— Правда? — девушка удивлённо посмотрела на волка, — Ты решил, что Феликс будет хорош в твоём бизнесе? Что ж, не удивительно, что он тебе приглянулся. Он же Романов. — она слегка приобняла меня одной рукой и прижала к себе, чтобы прошептать мне на ухо, — А этот волчара бывший агент Охранки. А нынче и вовсе форменная тварь. Я бы на такую работу не соглашалась, но решать тебе…
— Неужели? — волк, кажется, ещё больше заинтересовался в моей персоне и заинтересованно завилял хвостом, — Значит, мне не показалось?
— На Александра в юности похож, да? — спросила Мария, не отпуская меня из объятий, — Это потому, что он потомок его брата, Константина.
— У Константина же не было детей…
— Оказывается, были. Им даже разрешили пользовать царскую фамилию. Так что перед тобой настоящий Романов. Феликс I Романов.
— Тогда, быть может, он подойдёт и для нашего дельца? — спросил волк и столкнул свою кошку спутницу со скамейки, жестом приказав убираться подальше от стола.
— Ты просто не хочешь доставать Кирилла из Финляндии?
— Это упёртого осла ещё надо выкрасть и крысиными тропами привезти сюда. Зачем? Вот у нас здесь свой, карманный Романов. Возможно, единственный живой на территории России прямо сейчас. Даже ехать никуда не надо.
— Ну это не нам решать, а ИМ. В любом случае, наверное, устроить его к тебе на работу самое правильное решение сейчас. — Мария пожала плечами, — Всё равно он ИМ нужен не для того, чтобы на престол его садить.
— А жаль… — волк покачал головой.
— Кому это "ИМ"? — спросил я.
— Тебе это пока не обязательно знать. — по-родительски жёстко отрезала девушка, — Нашим, с твоим паном-работодателем, общим друзьям.
— Какие общие друзья могут быть у народницы с агентом охранки? — я решил не униматься, всё же как старый друг Марии я имел право знать, с кем она спуталась теперь.
— Можно вступить в союз с самим дьяволом, лишь бы против большевиков… — сказала Мария, а затем вдруг, будто вспомнив какое у неё вообще было дело к Морозову, произнесла, обращаясь к нему, — Кстати о дьяволах и большевиках, где тот чёртов черносотенец, Матфей? Вы же должны были уже встретиться.
— Он всё ещё не пришёл. — волк пожал плечами.
— А ты его приглашал?
— Конечно. И не только я.
— Вот не дай бог, чтобы этот ублюдок действительно оказался на поводке у чекистов. Он ставит под угрозу всех нас!
— И твоя работа — это предотвратить, да-да…
— Это и твоя работа тоже, вообще-то.
— В своей организации я с этим прекрасно справляюсь. За этих сектантов, которые нам нужны только чтобы нравиться некоторым церковникам, я не отвечаю.
— Ладно, проверю ка я одно место, где его сейчас быть не должно. По крайней мере, если он хочет всё ещё бродить по этому свету. — Мария встала, и не попрощавшись направилась к выходу из кабаре.
Мы остались с Морозовым вдвоём. Он, закинув ноги на стол, сказал:
— Ну, ты тоже можешь идти. Завтра утром приходи на Трубную улицу, во второй дом. Постучись и скажи, что пришёл "за зубами".
Печать вторая — Йозеф — Взрыв
Мы с Феликсом шли в направлении конторы, слегка шаркая по каменной мостовой, и обсуждали произошедшее:
— То есть, они повязаны в каком-то общем деле? При чём все трое? — спросил я.
— Да. И меня в это что-то тоже собрались подвязать. Если я конечно поработаю на этого "бутлегера".
— Корчемника.
— Какая разница?
— Это русское слово, а кроме того, оно его бесит. Так что лучше использовать его.
— Ну ладно, если я поработаю на этого корчемника, то, возможно, узнаю больше как связан Синдикат, та секта Иштвана Великого и бывшая эсерка. Хотя, если честно, ума не приложу что может их объединять.
— Контрреволюционность? — койот посмотрел на меня скептически.
— После того, что агенты охранки сделали с товарищами Марии?
— И то верно. Кажется, что у этой пани уж точно должен быть зуб на монархистов. Неужели можно НАСТОЛЬКО не любить большевиков?
— У меня есть ощущение, что дело тут в чём-то совершенно ином. И нам ещё предстоит выяснить в чём именно. Но как ты думаешь, Мария могла убить профессора?
— Зачем ей это делать? Какой у неё мотив?
— Ну, эти двое обсуждали, что Матвей, возможно, с нами сотрудничал. И наша общая подруга поклялась его убить.
— А поскольку Шариков действительно был нашим кротом…
— Да, я о том же.
— Но и с того процарского ублюдка это не снимает обвинений.
— За то, кажется, снимает их с Матфея. Не уверен, что его ещё можно отпустить, но он то точно не приложил лапы к убийству.
— То есть, ты предполагаешь, что его в теории всё же можно отпустить. Я просто напомню тебе, что он черносотенец и организатор секты. Его только отпусти за порог и он начнёт разлагать общество и устраивать еврейские погромы.
— Его взгляды не говорят о том, что он плохой человек. Может, он просто запутался? Мы должны исправлять преступников, а не стрелять всех без разбора.
— Ты думаешь, что человек с такими взглядами может исправиться?
— Я думаю, что это возможно. То, что он сейчас ограничен своей глупостью ещё не значит, что мы не можем ему показать всех прелестей советской власти.
— Знаешь, я думаю, что такие люди не достойны прелестей советской власти, разве что, если не иметь в виду под прелестями красный террор. Классовые враги, знаешь ли, не меняются. Нельзя быть с ними нежными.
— Я изменился.
— Ты совсем другое дело. Ты был представителем угнетённой группы проклятых, пусть и аристократических кровей. Скажи, наследник, пошёл бы ты супротив своей семьи, если бы те не пытались выжечь твой глаз спиртом?
— Думаю, что пошёл бы. Происхождение ничего не значит!
— Да ну? И много других Романовых пошло вместе с народом, а не против него?
— За всю историю?
— А хоть бы и за всю. Тираны-цари, тем более не связанные со своими людьми даже одной национальностью и не выгрызшие себе путь к власти самостоятельно, не могут сочувствовать людям. Такого никогда не было и не будет. Это иррационально. У них буквально нет ни одной причины, почему бы им стоило бы помогать своим холопам, а не держащим этих холопов в стальных кандалах дворянам.
— Ну, может Романовых таких и не было, но ведь сейчас много дворян на нашей стороне. Брусилов, например.
— Это после того, как его сына схватили деникинцы?
— Хорошо, а как насчёт товарищей Ленина и Дзержинского?
— Про них мне нечего едкого сказать.
— Вот то-то же.
— Но это дворян в целом не оправдывает. Единицы одумываются.
— Может и наш Матфей будет среди этих единиц?
— Ну, ты можешь попробовать его изменить, если времени не жалко. Но я бы его конечно расстрелял. Это многим быстрее. — койот пожал плечами.
Мы уже почти подошли к конторе. И даже прекрасно видели это высокое здание, экспроприированное у бывшего доходного дома. Как вдруг на четвёртом его этаже прогремел взрыв. Яркие потоки пламени вырвались изнутри, проломив стену и не оставалось никаких сомнений, что взрывная волна была столь сильной, что снесла не меньше половины всего этажа.
— Постой. — сказал Феликс, — А это разве не комната для допросов рванула?
Мы с ним переглянулись и догадались практически одновременно:
— Мария…
— Что ж, — произнёс я, — Видимо, у нас на одного свидетеля меньше. Вряд ли он смог увернуться от такого и его почти наверняка расщепило на атомы.
— А нам ведь тоже с ней придётся драться… — сказал мой товарищ.
— Да. Но во всём надо искать плюсы, верно?
— Какие могут быть плюсы в том, что нашу контору разнесли?
— Мы туда теперь не пойдём. Это хорошо, потому что у меня очень странное предчувствие, что за нами прямо сейчас следят.
— Синдикат? — Феликс помрачнел.
— Наверное… Возможно, проверяют тебя. Жаль я раньше об этом не подумал.
— Ну и куда мне теперь идти? В последнее время я спал как раз на работе.
— Ко мне домой, куда же ещё. Переночуешь сегодня у меня, а завтра отправишься на собеседование к преступникам. Заодно обсудим план, как мы попробуем расколоть их змеиный клубок…