На самом дальнем берегу

Урсула Ле Гуин

ВОЛШЕБНИК ЗЕМНОМОРЬЯ

том 2

НА САМОМ ДАЛЬНЕМ БЕРЕГУ

1. Ясень

о Дворе Фонтана мартовское солнце просвечивало сквозь молодую листву ясеней и вязов; струя воды устремлялась вверх, а затем падала, журча и переливаясь в бликах света и тени. Открытый двор с четырех сторон был окружен высокими каменными стенами, за которыми располагались жилые комнаты, дворы, переходы, коридоры и башни, — все они находились под защитой массивных наружных стен Большого Дома Рока, способных противостоять любой неприятельской осаде и любым природным стихиям, будь то землетрясение или морской ураган. Ибо стены эти были не просто выстроены из камня, но еще и скреплены нерушимыми магическими чарами, ведь Рок — это Остров Мудрых, где учат искусству магии, а Большой Дом — Школа Волшебников, центр магических искусств Земноморья. Средоточием Дома, его сердцем являлся маленький Двор вдали от наружных стен, где росли деревья и играл фонтан — и во время дождя, и при солнечном свете, и ночью под яркими звездами Рока.

Самое близкое к фонтану дерево — разросшийся горный ясень — корнями вспучил и разломал каменные плиты вокруг фонтана. Трещины, заросшие ярко-зеленым мхом, будто жилы расползались во все стороны от газона вокруг бассейна. На низеньком бугорке замшелого камня сидел мальчик, и его глаза следили за тем, как взлетает и снова падает центральная струя фонтана. В сущности, это был уже не мальчик, а скорее, юноша, хотя еще по-детски тоненький и гибкий. Он был в богатых одеждах, а лицо, тонко и изящно очерченное и неподвижное, казалось отлитым из бронзы. Примерно в пятнадцати футах позади него, на другом конце маленькой лужайки, в центре двора под деревом стоял человек — по крайней мере, казалось, будто он там стоял — хотя в мерцании теней и света трудно было что-либо разглядеть. Однако человек стоял там, в белых одеждах, тоже совершенно неподвижный. В то время как мальчик, не отрываясь, смотрел на фонтан, мужчина так же пристально разглядывал мальчика. Не слышно было ни голосов, ни шорохов, вообще никаких звуков, кроме шелеста листьев и лепета фонтана, которые сливались в тихую, ровную музыку.

Человек в белом шагнул вперед. Ветер шевельнул ясеневое дерево, перешептываясь с едва распустившимися листочками. Мальчик вскочил на ноги, гибкий и настороженный. Он повернулся лицом к мужчине и поклонился ему.

— Господин мой Верховный Маг, — обратился он.

Человек в наброшенном на плечи белоснежном шерстяном плаще с капюшоном остановился перед ним — невысокий, прямой, энергичный. На фоне складок откинутого назад белого капюшона выделялось темнокожее с медным оттенком лицо с хищным ястребиным носом и старыми шрамами на одной щеке. Ясные глаза смотрели строго и пронзительно. Однако заговорил он негромко и ласково:

— Приятно посидеть в таком месте, как Двор с Фонтаном, — сказал он, предупреждая извинения мальчика. — Ты предпринял долгое путешествие и не успел отдохнуть. Сядь.

Маг опустился на колени на белый край бассейна и протянул руку к сверкающему кольцу из падающих капель; вода свободно протекала сквозь пальцы. Мальчик снова сел на взбугрившуюся плиту, и с минуту оба молчали.

— Ты сын князя Энлада и всех Энладских земель, — начал Верховный Маг, — наследник в княжестве Морреда. Более древнего наследственного владения не найти по всему Земноморью, и более прекрасного — тоже. Мне довелось повидать золотые кровли Берилы и цветущие Энладские сады… Как тебя зовут?

— Аррен.

— Это, должно быть, слово из диалекта вашего острова. Что оно означает в переводе на наш язык?

Аррен ответил:

— Меч.

Верховный Маг кивнул. Снова наступило молчание, а потом мальчик заметил, не дерзко, но и без робости:

— А я думал, что Верховный Маг знает все языки.

Волшебник покачал головой, наблюдая за игрой фонтана.

— И все имена…

— Все имена?.. Один лишь Сегой, который, сказав первое слово, поднял из пучин острова, знал все имена. Будь уверен, — сказал маг, устремив на мальчика горящий острый взгляд, — если мне понадобится твое имя, я его узнаю. Но пока мне это не нужно. Аррен так Аррен. А меня все зовут Ястребом. Скажи мне, каким тебе показалось путешествие с Энлад?

— Оно было слишком долгим.

— Почему? Мешал встречный ветер?

— Нет, ветер был попутный, но я привез плохие вести, господин Ястреб.

— Тогда поведай их мне, — сказал Верховный Маг очень серьезно, но в то же время будто уступая детскому нетерпению гостя. И пока Аррен рассказывал, тот продолжал смотреть на хрустальную завесу воды, спадавшей из верхней чаши фонтана в нижнюю, — не скажешь, что он не слушает, но словно бы помимо слов мальчика до него доносится еще что-то, к чему он прислушивается более внимательно.

— Вам должно быть известно, господин, что князь, мой отец, происходя из рода Морреда и в юности проведя год здесь, в Школе Рока, обладает некоторой силой и должными познаниями, хотя и редко пользуется волшебным искусством, сосредоточившись на делах управления своим государством, процветании городов и поощрении торговли и ремесел. Флотилии нашего острова ходят до Западного Простора, торгуя сапфирами, бычьими шкурами, оловом и другими товарами, которыми изобилуют наши острова. В начале нынешней зимы один из капитанов торгового судна, вернувшийся в Берилу, поведал странную историю, которая в конце концов дошла и до моего отца. Встревоженный этими слухами, князь послал за капитаном, желая услышать все из первых уст. — Аррен говорил бойко, уверенно. Он рос среди просвещенных и воспитанных людей, а потому умел скрывать свойственную юношам его возраста застенчивость. — Капитан рассказал, что на острове Нарведуэн, куда он плавал и который находится в пятистах милях к западу от нас, магии больше не существует. Наговоры и заклинания не имеют никакой силы, и, как он говорил, все слова чародейного искусства забыты. Отец спросил, значит ли это, что все колдуны и колдуньи покинули остров Нарведуэн. И услышал в ответ, что это не так: просто те, которые были колдунами и чародеями, больше не творят заклинаний и чар, даже таких простых, как починка прохудившегося чайника или отыскание потерянной иголки. Тогда мой отец спросил: «И что же, народ Нарведуэна в ужасе?» И капитан ответил: «Нет, похоже, это никого не тревожит и даже не интересует. А остров, и все жители, и все их жилища выглядят заброшенными и неухоженными. Как будто, — продолжал капитан, — они поражены какой-то хворью или порчей. Урожай, собранный нынешней осенью, скуден, но их, кажется, даже это не обеспокоило. — И еще капитан сказал: — Я был там, я слышал все своими ушами, они все словно больные. И ведут себя так, будто им сказали, что они не проживут и года, а они убеждают себя, что это неправда, и они будут жить вечно». И еще он добавил, что они слоняются, как потерянные, и, похоже, им всем не мил белый свет. Когда вернулись другие моряки и торговцы, они рассказали то же самое: что Нарведуэн стал нищей страной и утратил искусство волшебства. Однако всем это казалось похожим на сказку, пришедшую к нам с дальнего Простора, подобную тем, что исстари ходили у нас во множестве и в которых всегда говорится о странных и непонятных вещах, каких у нас никогда не бывает. Только мой отец обратил на новости внимание и спрашивал себя, что бы это могло значить. На Новый год, на Празднике Ягнят, который мы всегда отмечаем на Энладах, жены пастухов пришли в город и принесли первый приплод своих стад. Отец послал волшебника Рута наложить на ягнят наговор умножения потомства. Но Рут вернулся к нам во дворец в полном расстройстве, бросил на землю свой жезл и сказал: «Государь, я не сумел сделать наговор». Мой отец начал расспрашивать его, но тот твердил одно: «Я все забыл — и слова, и жесты». Это было странно. Отец сам отправился на рыночную площадь и сотворил чары и наговор, благополучно завершив праздник. Но я видел, что, вернувшись во дворец вечером, он выглядел угрюмым и усталым. Он сказал мне: «Я произнес нужные слова, но не знаю, был ли в них хоть какой-то смысл». А весной в стадах начались разные неприятности: матки умирали при родах, много ягнят родилось мертвыми, а некоторые оказались… уродами… — Ясный и живой голос мальчика дрогнул при этих словах, он поморщился, как от боли, когда выговаривал их. Судорожно сглотнув, он сказал: — Я видел несколько таких ягнят…

Наступила пауза.

— Мой отец полагает, — продолжал мальчик, — будто этот случай, а также история острова Нарведуэн показывают, что в нашей части мира появилось некое зло. Он надеется получить совет у Мудрых.

— Поскольку князь послал тебя, значит, совет ему крайне необходим, — сказал Верховный Маг, — ведь ты его единственный сын, а путешествие от Энлад до Рока не из близких. Не заметили ли еще чего-нибудь странного?

— Ничего — лишь разные басни, которые рассказывают деревенские старухи в горах.

— Какие же басни рассказывают деревенские старухи в горах?

— Они говорят, что все предсказательницы судьбы, читающие будущее в дыме и на поверхности озер, предсказывают невпопад, а любовное зелье, которое они варят, либо не помогает совсем, либо оказывает обратное действие. Но эти женщины ведь не учились настоящему волшебству.

— Конечно, предсказательниц судьбы и любовное зелье можно не принимать в расчет, — сказал Верховный Маг, — но вот старых женщин послушать всегда стоит. Да, твоя весть действительно такова, что ее стоит обсудить всем Учителям Рока. Но я не представляю, Аррен, что они могут посоветовать твоему отцу. Ибо Энлад — не первая страна, откуда к нам пришли подобные новости.

Плавание с севера, мимо огромного острова Хавнор и через Внутреннее Море на остров Рок, было первым настоящим путешествием Аррена. За несколько недель ему удалось повидать многие земли за пределами родного острова и получить наглядное представление о расстояниях, разделяющих острова, о несходстве их природы и обычаев. Он впервые по-настоящему осознал, как огромен мир, простирающийся за пределами милых холмов Энлада, и сколько живет на свете разных и непохожих людей. Однако он не привык еще думать обо всех землях и странах сразу, поэтому понадобилось некоторое время, прежде чем он понял последние слова Верховного Мага.

Когда смысл этих слов дошел до юноши, он спросил в некотором замешательстве:

— А где еще происходит такое?

Ведь он надеялся, что вернется домой и привезет действенное средство от напасти.

— Началось все в Южном Просторе. Позднее такие же вести пришли с юга Архипелага, с Ватхорта. Да, на Ватхорте нет больше магии, как утверждают люди. Впрочем, трудно быть уверенным, что это так. Эта страна очень долго находилась во власти бунтовщиков и пиратов, и даже существует поговорка: хочешь послушать враля — послушай южанина. Но суть всех историй с юга одна и та же: источники волшебства иссякли.

— Но здесь, на Роке…

— Здесь, на Роке, мы ничего подобного не чувствуем. Мы защищены от бурь, превратностей судьбы и всех дурных влияний. Возможно, защищены слишком хорошо. Что ты намерен делать дальше, принц?

— Когда я смогу принести отцу хоть какое-то разумное слово о природе этого зла и лекарстве от него, я должен вернуться на Энлад.

Верховный Маг снова посмотрел на него, и на этот раз, несмотря на свою выдержку, Аррен отвел взгляд. Ни один человек не смотрел еще на него так — не как на Аррена, энладского принца, сына Правящего Князя, но просто на Аррена. Мальчик не смог выдержать взгляда Верховного Мага, хотя ему не хотелось признаваться, что он испугался. Ему казалось, что этот взгляд каким-то образом еще больше расширил простиравшийся вокруг него мир, так что не только Энлад сжался и стал чем-то незначительным, но и сам он в глазах Верховного Мага ощутил себя всего лишь маленьким человечком, совсем крохотной фигуркой на огромной сцене опоясанных морями земель, над которыми теперь нависала некая тьма.

Он сидел, ковыряя ярко-зеленый мох, росший в расщелинах мраморной плиты, а когда заговорил, собственный голос, который за последние два года утратил детскую звонкость, показался ему тоненьким и сиплым:

— А пока я должен делать все, что вы прикажете.

— Ты должен повиноваться отцу, а не мне, — сказал Верховный Маг.

Он по-прежнему смотрел на Аррена, и мальчик наконец поднял голову и взглянул на него. И когда свершился этот акт подчинения, Аррен совсем забыл про себя и видел уже только одного Верховного Мага, величайшего из волшебников всего Земноморья, человека, который закрыл Черный Колодец Фундаура и вернул Кольцо Эррет-Акбе из Атуанских могил, человека, построившего крепкую, уходящую вглубь морскую дамбу на Неппе; мореплавателя, прошедшего все моря от Астовела до Селидора; единственного ныне живущего Властителя-Дракона. Это он стоял сейчас, опершись коленом о край фонтана, невысокий немолодой человек с тихим спокойным голосом и глазами глубокими, как вечернее небо.

Аррен поднялся с бугорка, на котором сидел, и, как требовал обычай, поспешно встал на колени.

— Господин мой, — произнес он, запинаясь, — позволь мне служить тебе!

Вся его самоуверенность исчезла, лицо пылало румянцем, голос дрожал.

У бедра он носил меч в новых кожаных ножнах, инкрустированных золотом и красными самоцветами. Но сам меч был очень простым, с потертой крестовидной рукоятью из посеребренной бронзы. Он торопливо вынул его из ножен и протянул Верховному Магу рукоятью вперед, как вассал, присягающий на верность своему сеньору.

Но Верховный Маг не протянул руки, чтобы коснуться рукояти меча. Он лишь посмотрел — сначала на меч, потом на Аррена.

— Это же твой меч, не мой, — сказал он. — И ты не из тех, кто служит другим людям.

— Но мой отец сказал мне, что я могу оставаться на Роке до тех пор, пока не узнаю, в чем причина зла, и, может быть, получу какие-нибудь знания, чтобы совладать с ним… Я не учился вашему искусству и не думаю, что обладаю силой волшебника… но среди моих предков были маги… и, может быть, я смогу чему-то выучиться и окажусь полезным тебе…

— Помимо того, что твои предки были магами, — сказал Верховный Маг, — они были королями — и прежде всего королями.

Он молча встал и несколькими энергичными шагами приблизился к Аррену; взяв мальчика за руку, он заставил его подняться с колен.

— Я благодарен тебе за то, что ты предложил мне помощь, и хотя сейчас я не могу принять твое предложение, однако вполне вероятно, что ты мне понадобишься после того, как пройдет совет Учителей Рока. Трудно не принять порыв благородной души и нелегко отклонить меч сына Морреда… А теперь иди. Мальчик, который привел тебя сюда, проследит, чтобы тебя накормили, и покажет, где можно искупаться и отдохнуть с дороги. Иди!

И он легонько толкнул Аррена в спину между лопатками с фамильярностью, какую до сих пор никто и никогда не допускал по отношению к юному принцу. Ни от кого на свете Аррен не потерпел бы такого, но жест Верховного Мага был для него как бы посвящением в рыцари.

Аррен, подвижный живой мальчик, любил игры и находил удовольствие и удовлетворение в различных телесных и умственных упражнениях, охотно исполнял свои обязанности в придворных церемониях и более серьезных делах, связанных с управлением страной, — а эти обязанности были далеко не простые. Но еще никакому делу он не отдавался целиком, всей душой и сердцем. Все ему давалось легко, все казалось игрой, и он исполнял свои обязанности добровольно и охотно, будто играл. Но сейчас в нем пробудились некие глубины — не забавы или грезы, но чувство чести, опасности и даже мудрость — при виде этого изуродованного шрамами лица, звуках негромкого спокойного голоса и энергичном жесте темной руки, в сознании своей силы беззаботно державшей тисовый жезл, по черному дереву которого — почти у того места, где рука мага сжимала его — была инкрустирована серебром Утраченная Руна Королей.

Так неожиданно он сделал первый шаг от детства к зрелости — сразу, не заглядывая вперед и не оборачиваясь назад, забыв о всякой осторожности и не предусмотрев никаких отговорок или запасных путей для отступления.

Не вспомнив от волнения даже о том, что надо учтиво попрощаться, он заспешил к двери — неловкий, весь сияющий и послушный. А Гед, Верховный Маг, стоял и смотрел ему вслед.

Какое-то время Гед еще оставался у фонтана под ясеневым деревом, потом поднял лицо к промытому солнцем небу.

— Такой добрый и нежный вестник — для столь скверной вести, — сказал он почти вслух, будто беседуя с фонтаном. Но тот не слушал его и продолжал рассказывать что-то на своем серебряном языке. И маг какое-то время вслушивался в этот рассказ. Потом он направился к другой двери, которую Аррен не заметил и которую по-настоящему могли увидеть лишь немногие, — неважно, на каком расстоянии она находилась. Подойдя к этой двери, Верховный Маг произнес:

— Учитель Привратник…

В двери появился маленький человечек, по внешности которого невозможно было определить его возраст. Он казался не молод, но тот, кто назвал бы его старым, сразу же почувствовал бы, что это слово не подходит к нему. Лицо Учителя, сухое, цвета слоновой кости, освещала приятная улыбка, от которой по щекам разбегались морщинки.

— В чем дело, Гед? — спросил он.

Они были одни, и он принадлежал к тем семерым, кто знал истинное имя Верховного Мага. Кроме Привратника, его имя знали: Учитель Имен на Роке; Огион Молчальник, волшебник из Ре Альби, который много лет назад на Горе Гонт дал Геду это имя; еще его знала белая дама с Гонта, которую звали Тенар; да деревенский волшебник с Иффиша по имени Боб, и там же, на Иффише, жена одного плотника и мать троих детей, несведущая ни в каком волшебстве, зато мудрая во всех прочих делах, — Ива; и, наконец, на другом конце Земноморья, на самом дальнем западе, два дракона — Орм Эмбар и Калессин.

— Нам надо собраться нынче ночью, — сказал Верховный Маг. — Я сейчас пойду к Учителю Целостности и пошлю к Курремкармеруку, чтобы он отложил в сторону списки и перечни имен, дал студентам передохнуть вечерок и явился бы к нам — коли не во плоти, так хоть духовно. Сможешь ты собрать остальных?

— Конечно, — сказал, улыбаясь, Привратник и ушел.

Верховный Маг тоже ушел, и остался один фонтан, продолжая свой негромкий, безмятежный и ничем не прерываемый разговор — с собою да с ясным солнечным светом ранней весны.

Вековечную Рощу обычно видели где-то к западу от Большого Дома, но иногда — и довольно часто — с южной стороны. Место, где она находилась, никогда не отмечалось на картах, и дороги туда никто не знал, исключая очень немногих, кому путь в нее не был закрыт. Но даже новички из Школы, и горожане, и сельский люд могли видеть ее — однако всегда на некотором расстоянии — как лес из высоких деревьев, зеленая листва которых даже весной отливала золотом. И все они: и новички, и горожане, и крестьяне — считали, что Роща каким-то таинственным образом может перемещаться с места на место. Но они заблуждались, потому что Роща не перемещалась. Ее корни были самыми настоящими корнями. Двигалось вокруг нее все остальное.

Гед покинул Большой Дом и пошел знакомой тропинкой через поля. Время близилось к полудню, солнце жарко припекало, и он сбросил с себя белый плащ. Какой-то крестьянин, пахавший коричневую землю на склоне холма, поднял руку, приветствуя мага, и Гед ответил ему тем же. Маленькие птички взмывали в небо, откуда слышалось их пение. На вспаханных под пар полях и возле дороги уже распускались первые цветы одуванчиков. Высоко в небе кружил ястреб. Гед посмотрел на него и вновь поднял руку для приветствия. Птица, сложив крылья, устремилась вниз и села на его запястье. Это был крупный хищник местной породы с бело-коричневым оперением, питающийся рыбой и водившийся только на Роке. Он искоса глянул на Геда сначала одним круглым, сверкающим золотом глазом, потом щелкнул клювом и посмотрел на него прямо.

— Бесстрашный, — сказал ему человек на истинном языке Творения. — Ты у меня бесстрашный.

Большой ястреб захлопал крыльями и крепче сжал когти, неподвижно глядя Геду в глаза.

— Ну иди, лети, мой брат, мой бесстрашный.

Фермер, оставшийся где-то позади на склоне холма под ярким небом, остановился и наблюдал за этой сценой. Один раз прошлой осенью ему случилось видеть, как Верховный Маг принял на руку какую-то большую птицу, и через мгновение человек вдруг исчез, а в воздух поднялись два ястреба.

Но на этот раз маг и ястреб расстались: птица взмыла высоко в небо, а человек пошел дальше по грязному весеннему полю.

Он вышел на тропинку, что вела к Вековечной Роще — тропинку, которая всегда шла прямо, как бы ни искривлялись вокруг нее время и весь мир; следуя по ней, он вскоре вступил под сень листвы.