Затерянные в Чарусах

Гость растерянно посмотрел на деда.

— Иди, не обижай девку. И спину ей потри. Не убудет от тебя с этого.

«Старообрядцы, наверное, — пришла в голову единственная здравая мысль. Когда-то Валерию приходилось слышать о совместных помывках в бане в староверческих селениях. Все это казалось и странным и забавным. — Расскажу друзьям — не поверят». — Он встал с лавки и пошел за женщиной.

4.

В предбаннике было темно. Они разделись. Женщина толкала его в спину, направляя в нужную сторону.

— Пригнись только, а то низко очень. Голову ушибешь.

— Да как же тут мыться, — забормотал Валерий, — тьма кромешная.

— Сейчас свечку зажгу, — проговорила женщина. Она пошерудила чем-то в топке, подула на угли, поднесла к ним свечку. Кисть руки у нее была тонкая, изящная. Вспыхнул фитиль. Валерий дернулся от удивления, стукнулся головой о потолок.

— Низко тут, — посочувствовала хозяйка, прикрепляя свечку к деревянной колоде, — зато тепло и дров мало надо. В деревне лес не рубят, а издалека тяжело таскать.

Гость молчал, с изумлением рассматривая хозяйку — девушку лет шестнадцати-семнадцати.

— Мойся, — подбодрила его Лида, наливая воду в деревянное корыто. — Вот мыло.

Валерий ополоснулся и стал намыливать бока и руки. Замер, заметив, что мыло не мылится, а покрывает тело чем-то голубоватым.

— Что это? — изумился он.

— Да глина такая, хорошая глина. Не бойся. Ополоснешься и будешь чистым. Возьми мочалку. — Девушка протянула ему сплетенный замысловатым способом пук длинного слегка колючего мха. Гость озадаченно покачал головой. Лида натерла свою мочалку глиной и стала намыливаться.

— Лезь туда — попарься, погрей коленочки, — кивнула она в сторону полка.

Валерий стегал себя веником, а сам все посматривал на Лиду. Та не стеснялась, не отворачивалась. Фигурка у нее была складная, не по-деревенски стройная. И очень милое, просто волшебное личико.

— А теперь мне спину потри.

Он суетливо спрыгнул с полка, осторожно повел мочалкой по гладкой мокрой коже.

— Да сильней три, сильнее. Вот так! И попу.

Неожиданно он почувствовал, что возбуждается. Резко присел, прикрывая ногами свою неловкость.

— Что с тобой? — удивленно проговорила Лида. В ее глазах промелькнула тревога. — Живот кольнуло? Может, объелся?

— Да… Что-то такое…

— Помять надо. Давай-ка я. — Лида решительно приступила к делу. — Да распрямись, ты. Свернулся, как ежик — мне же неудобно. — Девушка потянула парня за ногу. — Ой! Что это? — Она отдернула руки. Ее рот раскрылся от удивления и интереса. Лида хлопнула кончиками пальцев по его вздыбившемуся … и засмеялась. Подняла глаза. — Ребеночка хочешь? — спросила с довольной ухмылкой.

Гость озадаченно покряхтел.

— Рано мне ребеночка еще. Дед Сом не велит. Вот через годик можно будет. Тогда… если захочешь… — Лида стала ополаскиваться. Набрала воды и для Валерия. Окатила его из корыта и опять щелкнула пальцами по непослушному зверю. — Ложись. Нельзя еще. Рано. Маленькая я, говорят тебе. — Лида погрозила пальчиком. — А ты, красивый… — Девушка пододвинулась поближе и стала всматриваться в лицо гостя. — А вот Николай мне не нравится. И уйти он, по-моему, хочет. С Мисосом шатается. С дурачком этим. Все бродят они по едмищам, бродят… наверное, дорогу ищут. И дед Сом и Прошка давно бы… — Лида вдруг спохватилась, прервала монолог, искоса глянула на изумленно слушающего Валерия. Погрузив руки в воду, начала переливать ее из ладошки в ладошку.

— Странная какая-то у вас деревня. Староверы вы, что ли?

Лида недоуменно поджала губки.

— Какие еще староверы?

— Ну, есть такие поселения, говорят. Люди там по своим порядкам живут. Не так, как все. Я не знаю тонкостей. Просто слышал что-то.

— Как это, не как все? Мы тут одни живем. Живем и живем. Хорошо живем. И не бывает других деревней.

— Не бывает? Да их тысячи, сотни тысяч…

— Замолчи, замолчи. Что ты врешь. Зачем? Все вы, приблудники, врете такое. И мама моя врала. Все говорила, говорила… вот и договорилась… ушла и пропала. Все кто уходят, пропадают…

Валерий оторопело посмотрел на Лиду. Ее лицо вдруг стало злым и неприятным. Она била ладонью по воде и чуть не плакала.

— Если других не бывает, так откуда же я взялся?

— Не знаю, откуда. И знать не хочу! Наверно, с другого света приблуждаетесь, или с неба падаете, но не надо врать, что за болотами другие деревни есть. Мисос их всю жизнь ищет, и ничего не нашел. И дороги никакой не нашел, потому что не бывает дорог в болотах.

— Да чего ты сердишься. Что я сказал такого страшного?

— А то! Кто про деревни выдумывает — все время уйти пытается, а потом… — Лида вывернула воду на пол. — Все, не хочу я мыться больше. Чистая уже. — Она задула свечку и вышла в предбанник. — Вот полотенце — вытрись. А завтра я одежду твою постираю. Грязная она, воняет противно. Я ее в травах замочу. Будет душистая…

5.

В избушке дед сразу начал присматриваться. То на Лиду взглянет, то на Валерия. Девушка запахнулась платком и ушла в уголок. Взяла спицы.

— Сердитая, что ли? — спросил Сом раздумчиво. — Спину ты ей потер?

— Потер, — буркнула из угла Лида.

— Небось, про деревни да города завирался? — догадался дед.

Валерий хотел ответить, но отмахнулся. Сел на лавку. Что взять с сумасшедших?..

— Уйду я завтра, — сказал он, — дорогу покажете?

— Да какую такую дорогу?! — Ни с того ни с сего разозлился дед. — Нету тут дороги. Кочки, дрягвы, мох, трясины с вадьями, кое-где камыши… Озерца встречаются, да вакорники — вот это все есть, а дорога — то сказки ваши, фантасии. Вы как с неба грохнитесь, так у вас, видать, разум вредится от удара. Мох хоть и мягкий, но с высоты, небось, больно получается. Отшибает малость умишко. Да, Лидусь?

— Ладно, — согласился Валерий, — направление мне покажете?

— Какое направление. Куда?

— Туда, где люди жи… в общем, на юг хотя бы.

— Какой такой юг?! Еще одна выдумка. Николай поначалу что-то про юг бормотал. Даже искать пытался. Такой швыдкий был. Пока в мочилище не угряз. Пока уши не обкромсали. Теперь сам удивляется, что искал, зачем искал. Я помоложе был — все болота в округе обходил, все Чарусы знаю, где какая забока проходит, где зыбень, где вадья прячется, а вот юг ни в одной стороне не видел. Что за место такое? Наверное, далеко очень, не бывали мы там…

— Видать не бывали, — вздохнул Валерий. — Это действительно не близко.

— Ой, парень, зря я видать размечтался. Не отдам я за тебя Лидку. А направление покажу. В Читовую. Там за Солохиными зыбунами, прямо перед Гнилыми Топями, островок притулился. Какие там подосиновики растут!.. Жирные, вкусные, что свиньи. К озеру Мореному — там рыбу ловить можно. В Сосновую Гриву направление покажу — деревья там хорошие, толстые, но далековато. А хочешь в Замошье — там ничего нет, одни трясины, но я покажу. Не жалко. А вообще-то, иди-ка ты куда хошь, что тебя направлять. Тебе ж юг надобен, а где он — не ведаю. Тока все одно назад возвернешься, а заблудишься, так мы тебя сами разыщем, а потом посоветуемся: может, жить отпустим, а может, и съедим…

Валерий, уже совсем не слушавший бормотание Сома, вздрогнул. Лида уронила спицы.

— Дед… хватит… ну что ты злишься? Хочет уйти, пусть уходит. Сам знаешь, что никуда он не денется. Вот только если утонет — жалко. И зачем пугать человека? Пусть идет. Пусть походит, пока не надоест. Он и до деревни нашей пока добрел, небось, дорогу искал. Или этот самый, как его — юг. А видишь, к нам пришел. Нету юга. Не нашел он его.

— А ну вас, — отмахнулся дед. — Спать буду. Что-то сомжа одолела. — Он полез на полати, с них на печку. Повозился там, покряхтел и затих.

— И ты ложись, — сказала Лида. — Давай-давай… вот одеяло. А завтра к Николаю пойдем. Может, он присоветует чего, а может, отговорит…

Гость забрался на кровать, вернее некое сооружение, настланное из жердей от печки и вдоль стены. Лида накрыла его одеялом, сделанным как будто из шкур, затушила лампаду и сама, отвернувшись, легла рядом.…

Валерий проснулся первым. На улице уже рассвело. Он приподнял голову и в призрачном свете, негусто сочившемся сквозь странные матовые окна, попытался рассмотреть небогатое убранство избушки. Грубый неструганый стол. Доски для него, по-видимому, вырубались топором из половинок бревен. Вдоль стен располагались лавки, изготовленные таким же примитивным способом. Полное отсутствие мебели (кроме сундука под полатями и полки с занавеской), да печь с набором ухватов и еще каких-то непонятных приспособлений. Убогое жилище… И электричества в нем нет. Хотя это как раз понятно. Кто через болота потянет линию к этим чудакам, но хотя бы керосиновыми лампами они могли бы обзавестись?

Лида пошевелилась. Валерий опустил голову на подушку и закрыл глаза. Кажется, ему удалось задремать, но вдруг послышались громкие крики птиц. Он перевернулся на спину. Потолок расплывался, словно в тумане, доски на нем то расширялись, то сужались, потом, вообще расползлись в стороны и сквозь образовавшиеся щели не совсем отчетливо, но вполне различимо стали просматриваться макушки окружавших избушку деревьев. Там в ветвях чем-то кормилась стая черных, похожих на ворон, птиц. Одна их них — та, что сидела пониже, — уставилась на Валерия. В ее клюве извивалась огромная мохнатая гусеница. Птица перелетела пониже и, вытянув шею, молча глядела на нежданного в их краях пришельца пустыми колдовскими глазами. Валерий показал ей язык. Птица вскрикнула. Взмахнув большими черными крыльями, резко взлетела, уронив свою добычу сквозь щель в потолке. Гусеница шлепнулась на одеяло, шустро поползла к ногам и, видимо обнаружив дырку, мгновенно скрылась в ней. Отчетливо чувствовалось, как тварь эта ползает по одежде, намереваясь проникнуть к телу. Она тыкалась в швы и пыталась прокусить ткань. Валерий вскрикнул и, отбросив одеяло, соскочил на пол. Стал прыгать, отряхиваться, стараясь сбросить гусеницу на пол, но та видимо где-то уже спряталась. Он сорвал рубашку, принялся расстегивать брюки…

— Пей! — Послышался чей-то далекий голос. Лида стояла перед ним, держа в руках туесок с красной жидкостью. Судорожно глотнув эту соленую дрянь, он опять начал трясти одежду.

— Не надо, — сказала Лида. — Перестань! Сейчас пройдет. Поспи еще, а я пойду козу подою.

Валерий забрался под одеяло и, к своему удивлению, тут же забылся… Когда открыл глаза, в горнице никого не было. Вспомнил свой бред. — «Приснилось, что ли? — Нервно поежился. — Прямо, как наяву».

6.

Дед Сом все еще похрапывал на печке. Во дворе негромко блеяла коза. Валерий сполз с полатей, подошел к окну и стал его рассматривать. Оно показалось очень странным. Без стекол. Затянуто какой-то полупрозрачной, похожей на грубую бумагу пленкой. Потрогал рукой. Прогибается, но вроде бы крепкая. В комнате был полумрак. И не удивительно при таких-то окнах. — «Пузырь», — вспомнил Валерий. Нечто подобное упоминалось в древней истории. — «Что же это за деревня такая, в которой нет стекол, и вместо них в рамы вставляют пузыри от животных?» Он подошел к божнице, всмотрелся. Опять бред какой-то… Вместо иконы — портрет Ленина, в грубой самодельной раме. Подивился, покачал головой. Глубоко вздохнул и почувствовал, что дышится тяжело и даже как-то неприятно. Решил выйти на улицу. На крыльце столкнулся с Лидой, которая держала в руках глиняный горшочек с густым пенистым молоком.

— Иди, попей, — позвала девушка.

Валерий вернулся в дом и уселся за стол. «Странные хозяева, но гостеприимные. Хорошо, хоть в шею не гонят».

Лида нарезала хлеб, пододвинула поближе.

— Не смотри так, — сказала она.

— Как?

— Пристально.

— Почему?

— Надеешься уйти, а смотришь, как будто хочешь остаться.

«Ишь ты», — подумал Валерий. Он глотнул молока, молча подивился его вкусу и сказал:

— Я не просто надеюсь, я уйду…

— Ну и не пялься тогда. Мне неприятно!

— Не буду, — буркнул Валерий. — Дед долго спать будет?

— Сколько захочет, столько и будет. Может сейчас встанет, а может на три дня заспится.

Валерий сделал удивленное лицо.

— А что, нельзя? Хочет, спит до обеда, хочет, до вечера. Не тебе здесь порядки устанавливать.

— Я не возражаю.

— Ешь, и пойдем к Николаю. Они с Мисосом только что мимо проходили. Шлялись где-то всю ночь.

— Дорогу искали?

— Это их дело.

Гость быстро проглотил молоко.

— Первый раз в жизни такое пробую, — сказал он.

— А разве другое бывает?

— Бывает.

— Хлеб вот ешь.

Валерий с трудом откусил от горбушки.

— Да, хлеб у вас явно не из магазина, — сказал он, рассматривая черный кусок.

— А у вас и такого нет.

— Зато у нас клюквы много. — Валерию не хотелось цапаться, и он решил перейти на шуточный тон.

— Какой клюквы?! — раздался с печи голос деда Сома. — Пришел чуть живой. Все растерял, пока мыкался. Клюкву-то в чем носил? В мешке? В ведерке? Али в корзине?

— Рюкзак был и сумка большая.

— Потерял, дурачина. Но жаль, что не в ведерке.

— Вам-то, что за дело до этого?

— Так самое насущее. Сумки твои мы найдем, конечно. Тоже ведь вещь судобная, но ведерко… это вам не долбушка деревянная. Да… Эх, какие у блудявых ведерки бывают! Чистое загляденье. Легкие и не текут никогда.

— Вы что, мои сумки себе заберете?

— Найдем — заберем, а что такого?..

— Так они же мои все-таки. Я их владелец.

— Ну, коль владелец — сам ищи.