Они прошли мимо вытянутых построек, откуда доносился тихий гул разговоров на чужом языке. Каждый раз предупреждая окрик часового с винтовкой, Свистельникова окликала девушек:
— Это Мария Трофимовна, несу вечернюю пайку. Не пугайтесь, со мной наш новый доктор, товарищ Шубин.
Когда Глеб протиснулся с тяжелым коромыслом в первый барак, то разговоры стихли. Снова вопрошающие взгляды со всех сторон, повернутые к нему серые, почти неразличимые в сумраке лица пленных. Мария Трофимовна прошла без всякого страха в самую глубину постройки по узкому проходу между трехъярусных нар, остановилась у последней ячейки. Здесь замерли у своих спальных мест несколько крепких мужчин. Женщина спокойно указала на ведра с кусками хлеба и заговорила на немецком:
— Наш новый доктор рекомендовал выдать усиленный паек в связи с похолоданием. На ужин — хлеб с постным маслом.
Она ухватила одной рукой сразу несколько ломтей из ведра и отдала стоящим военнопленным. От Шубина не укрылось, как небрежным движением Свистельникова сунула кусок, который лежал у железного края и был особо щедро сдобрен маслом, хмурому высокому мужчине, который стоял у крайних нар. Тот схватил и почти мгновенно по-собачьи откусил большую часть серой массы. Со всех сторон к ведрам тянулись руки, но Мария Трофимовна методично раздавала, называя фамилии и количество выданного хлебного довольствия. Когда ведра опустели, женщина кивнула жующим и чавкающим заключенным:
— После ужина отбой.
Они с Шубиным направились к выходу, прошли мимо часовых. Одна из девушек не утерпела и жалобно протянула:
— Как вкусно пахнет масличком, ох, сейчас бы с солью кусочек.
Второй голосок подбодрил ее:
— Ничего, завтра утром после смены картошки дома наварим, наедимся до отвала.
Когда они отошли от деревянного здания на приличное расстояние, Шубин уточнил:
— В остальные бараки не пойдем?
— Быстро вы все схватываете, товарищ Шубин, — усмехнулась женщина. — Да, этот паек только для офицерского барака. Вручить одному Шульцу хлеб с маслом я не могла, иначе он заподозрил бы неладное.
Глеб не смог сдержать восхищения отвагой и тонким умом своей помощницы:
— Спасибо, Мария Трофимовна, вы просто чудо! Понимаю, почему вас муж на руках носит.
А та, сидя на лавке, уже стаскивала сапоги. От усталости женщину мгновенно разморило, хотя от горячей благодарности разведчика на лице мелькнула улыбка.
— Вам спасибо, Глеб, что напомнили мне про мирную жизнь. Забываю иногда обо всем, а ведь будет победа, ради нее все ведь делаем. И будет снова мир и жизнь обычная, как раньше.
Мария Трофимовна с трудом приподнялась с места и взобралась на полати, сквозь наваливающуюся дрему давая капитану инструкции:
— Часа через два-три он должен попроситься в лазарет, девчонки его приведут и оставят здесь. Осмотрите его — термометрия, пальпация брюшной полости, ну то есть помни́те живот, посчитайте пульс, язык и глаза посмотрите. Потом марганцовка и вода. Воды побольше. Если что, будите меня. — И с этими словами женщина провалилась в глубокий сон. Гора забот и ответственности на ее тоненьких плечиках наконец хоть на секунду спала, и наступил короткий перерыв на сон.
Шубин осторожно укрыл миниатюрную фигурку ватником и бесшумно пробрался на свою половину. Ноги почти перестали саднить от боли, компресс, как и обещала Свистельникова, творил чудеса.
Глеб зажег лампу, притушил ее огонек до самого бледного мерцания и уселся на лавку — ждать, когда сработает его замысел.
Глава 3
Правда, среди ночной тишины капитан никак не мог избавиться от мрачных мыслей. До чего же ему жалко бедных девчонок: вместо прогулок с кавалерами, веселых посиделок или безмятежного сна они в грубой одежде обходят территорию в темноте, вздрагивают от сырости, прислушиваются к каждому звуку сотен заключенных за стенками барака. Как же разведчику хотелось, чтобы прямо сейчас закончилась война и они все — девчата из охраны, старый водитель, седая от навалившихся забот Мария Трофимовна — вернулись в свои дома, вспомнили, как они жили раньше и были счастливы в мирное время.
Ждать разведчику пришлось недолго, в ночной тишине раздались шаги и перепуганные голоса. Встревоженные охранницы втащили в избу стонущего, согнувшегося пополам от резей в животе того самого угрюмого немца, что так жадно съел промасленный хлеб.
— Извините, товарищ доктор, тут плохо очень заключенному. Простите, что разбудили вас, — залепетала одна из девушек, еле удерживая на ногах немца, подставив ему свое плечо. — Но он так кричал, всех перебудил. Мы испугались, что вдруг он остальных заразит. Разрешите его у вас в лазарете до утра оставить?
Немец взвыл от рези в животе:
— Хильфе, хильфе, херр доктор!
Шубин перехватил раскачивающееся во все стороны тело, кивнул испуганным девушкам:
— Да, я его госпитализирую, забираю на карантин. — И тут же по-немецки обратился к больному: — Тише, успокойтесь, не надо кричать, так вы только теряете силы. Расскажите, что случилось.
Он помог Шульцу добраться до лежанки за белой занавеской. Тот рухнул на твердые доски и снова застонал от сильной рези в животе. В тусклом свете лампы было видно, как лихорадочно блестят черные глаза на бледном лице. Глеб взял влажную от пота кисть и нащупал нить пульса, потом прошелся пальцами по вздутому животу.
— Давно это началось? Рвота была? В туалет ходили?
На все вопросы заключенный только отрицательно мотал головой, а потом тихо заскулил:
— Спасите, герр доктор, спасите меня. Я не хочу умирать. Помогите мне, ведь вы хороший человек, вы дали нам дополнительное питание.
Шубин взял ветошь и обтер от пота лицо больного, хотя и не испытывал к нему сострадания. Ему не было жаль стонущего, испуганного мужчину, но приходилось изображать сочувствие к больному. Шубин прошел за занавеску, набрал воды в кружку и принялся переливать ее по пустым склянкам, изображая приготовление лекарства.
— Конечно, я вам помогу. Я не оставлю вас в беде, господин офицер. Так бывает, когда долго плохо питаешься. Может быть, язва или другая желудочная болезнь. Или инфекция, тут кругом антисанитария. В вашем лагере просто ужасные условия содержания, к вашему званию относятся неподобающе. Я буду настаивать на улучшении питания для высших чинов, вы же не обычные деревенские дуралеи, что только и умеют, что топать в марше.
Он капнул какое-то лекарство с резким запахом в воду и поднес эмалированный край к искривленным губам:
— Пейте, герр офицер, пейте.
Тот сделал жадный глоток и снова рухнул на лавку:
— Вы спасете меня, герр доктор? Вы поможете?..
Шубин не спешил давать раствор марганцовки и облегчать мучения Шульца. Он вслух сочувствовал ему, но на самом деле терпеливо выжидал, когда же от спазмов и боли гестаповец совсем потеряет самообладание. Тот вдруг дернулся и фонтаном выдал назад выпитую воду, тут же с протяжным звуком по ногам у него потекла зловонная жидкость.
— О нет, нет, я умираю, Господи, за что?! — снова завыл немец и заметался по лавке. — Какой позор, как это ужасно, я не хочу, не хочу так сдохнуть. Сдохнуть в этом вонючем лагере от поноса! Давайте, доктор, давайте все свои лекарства.
— Ох. — Шубин в ужасе расширил глаза, глядя на жидкости вокруг лавки. — Кажется, у вас кишечная инфекция, у вас кровь в рвоте и в фекалиях! Вам нужно срочное лечение и особенное питание.
— Как, как кровь? Я умираю?.. Я умираю?!. — Шульц как заведенный повторял вопрос, в ужасе ощупывая жижу на одежде.
— Да, да, это очень опасно. — Глеб придерживал больного за плечи, чтобы тот не мог встать и как следует рассмотреть пятна на одежде. — Вас надо отвезти в хорошую больницу, в настоящую больницу, не для заключенных.
Но тот и сам уже оставил попытки подняться из-за сильной рези в желудке, он лишь часто дышал, замерев от осознания кошмарной мысли — смерть совсем близко.
Разведчик отвернулся было, чтобы налить еще воды в кружку и дать перепуганному Шульцу — еще один фонтан рвоты усилит его испуг. Как вдруг его кисти коснулись влажные губы, офицер гестапо силился поцеловать его руку:
— Герр доктор, я умоляю, я прошу вас, спасите меня. Найдите для меня такую больницу. Я все сделаю для вас, я буду молиться до конца жизни о вашем здоровье. Вы ведь хороший человек, прошу, умоляю, спасите!
Шубин едва сдержался, чтобы не влепить хорошую оплеуху обезумевшему Шульцу. Но лишь молча кинулся из медчасти в сени, схватил ведро, нащупал под лавкой тряпку. Надо немедленно убрать за опроставшимся немцем, не оставлять же это непотребство девчатам из охраны лагеря или дремлющей на печи Марии Трофимовне.
Глеб принялся торопливо смывать зловонную жижу с пола и лавки, лишь бы его не касался больше заключенный. Но Шульц не унимался, наоборот, молчание врача его напугало еще сильнее.
— Ну что, что, герр доктор, вы поможете мне? Поможете?
Шубин, не поднимаясь с корточек, пробурчал:
— Ну не знаю, вам нужна хорошая больница, лекарства, присмотр врачей. Военнопленным такое не положено.
Влажная рука вцепилась в плечо, и в лицо пахнуло горячее дыхание больного:
— А что, если у меня есть важная информация, герр доктор? Она очень-очень важная, вы себе даже представить не можете, что я знаю. Если я вам все расскажу, тогда вы сможете отправить меня в эту больницу.
Шубин сунул склянку с марганцовкой немцу к лицу, наконец Шульц дозрел и готов расколоться. Теперь надо, чтобы разум пленного заработал ясно, чтобы тот не ошибся, рассказывая секретные сведения.
— Вот, пейте лекарство. — С этими словами разведчик снова вышел из помещения лазарета.
Теперь он неторопливо, крадучись по скрипучим половицам, вынес ведро с грязной водой и вылил жидкость из него на землю. Так же медленно вернулся, тихо переступая и вслушиваясь в мерное дыхание женщины. Не надо торопиться, без спешки, пускай немец еще понервничает, до конца окунется в пучину страха и готов будет отдать что угодно, лишь бы спасти свою жизнь.
При появлении Шубина германский офицер заскулил, как животное, от непрекращающейся боли в животе и лихорадки, что выворачивала суставы:
— Умоляю, доктор, выслушайте меня. Я клянусь, клянусь, что эта информация секретная. Она важная. Если вы… если передадите ее вашей разведке, то получите орден! Вас сделают генералом! Клянусь, умоляю… Мне так больно, так плохо, я умираю. Прошу вас, помогите мне.
Шубин присел на лавку, в ноги к больному, делая вид, что размышляет над его предложением. Молчание подстегнуло немца, тот с трудом приподнялся и, мелко дрожа, простонал:
— Обещаете, обещаете, вы даете слово, что устроите меня в больницу? Я расскажу вам про «Вервольф»!
Разведчик протянул с неохотой:
— Ну тут, конечно, есть хорошая больница, где лечат командиров, офицеров, в общем, организованы особые условия.
— Да, да, особые условия, — закивал немец. — Именно это мне и надо.
— Ну хорошо, я скажу начальнику лагеря, что вас нужно туда перевезти, и договорюсь со знакомым врачом о лечении, — сдался Шубин. — Но только если вы не лжете…
Шульц не дал ему даже договорить, он зашептал быстро, торопясь выпалить спасительный секрет:
— В Маевске под старым кинотеатром построили бункер. Он сделан из толстой стали, не боится пожаров и бомбардировки. В нем хранятся важные документы, а если будет наступление, то там смогут укрыться все наши генералы. Там есть запас оружия, специальный ход на крышу кинотеатра, чтобы отбивать атаки. Это крепость под землей! Стальная крепость! Вниз ведет ход через комнату оператора, там, где стоит аппарат с лентой. Никто, никто не знает о бункере, только члены правления гестапо и абвера. Здание выглядит совсем заброшенным, половина стен разрушена, а внизу тайный бункер. Все, кто его строил, были расстреляны! Чтобы никому не рассказали об этом месте. Понимаете, понимаете, какая это секретная информация? Она стоит лечения в хорошей, настоящей больнице. Ну же, герр доктор? Когда вы меня туда отвезете?
Марганцовка подействовала, и Андреас Шульц пришел в себя окончательно. Рези в животе закончились, к нему вернулась привычная угрюмость и резкая манера высокомерного служителя гестапо. Но такой мягкий доктор вдруг, вместо того чтобы начать суетиться и радоваться признанию, схватился за лацканы потрепанной формы. Лицо его было искажено ненавистью, которую пришлось скрывать всю ночь:
— Лечения захотел, чертов фриц? За жизнь свою испугался, думал, сейчас на перины тебя уложим, накормим досыта, а наши девчонки буду голодные сидеть?
— Ты обманул меня! Обманул! — догадался немец.
Он изо всех сил напружинился и кинулся на фальшивого врача. Только Шубина не так-то легко было напугать, хотя он после долгой ночи еле держался на ногах. Глеб дернулся в сторону, перехватил кулак, летевший ему прямо в лицо, и отвел руку в сторону. От резкого взмаха со стола улетела со звоном лампа. Раздался грохот лопнувшего стекла, запахло разлившимся керосином, и прямо под ногами на деревянных половицах взметнулось пламя.
Шульц навалился на разведчика всем своим жилистым телом, повалил его на пол рядом с огнем. Его пальцы сомкнулись на горле мужчины. Но Глеб нащупал пальцами что-то тяжелое сбоку и со всего размаху опустил этот предмет на голову противника. Шульц захрипел и осел всей тяжестью на разведчика. Огонь гудел уже над ухом, расползаясь по дереву во все стороны, у Глеба уже начали трещать волосы на голове. Разведчик дернулся в сторону, силясь сбросить с себя тяжелое тело, только руки совсем ослабели после короткой схватки. Капитан с трудом прохрипел:
— Мария! Пожар! — Горло после удушения осипло, голос его было еле слышно.
Вдруг поток воды окатил Шубина, застучали торопливые шаги, вода из второго ведра разлилась по комнате, погасив пламя. Мария Трофимовна израсходовала все запасы воды у печки и кинулась сбивать оставшиеся островки пламени своей курткой. Она выкрикнула в черную гарь темной комнаты:
— Глеб, Глеб, ты где, Глеб?!
Шубин протянул руку и встал на колени. Все вокруг качалось, как на обезумевшей карусели, в горле першило от дыма, заполнившего избу. Разведчик, опираясь на стены, на ощупь начал пробираться к выходу, на ходу он поймал край формы женщины:
— Уходим, уходим! На воздух!
Она услышала его и тоже кинулась прочь из задымленного пространства. Они вывалились наружу и с облегчением вдохнули свежий воздух. Свистельникова вгляделась в почерневшее окно госпитальной части избы:
— Ну все, потухло. Можно возвращаться. Что там у вас произошло, из-за чего пожар?
— Военнопленный напал на меня, мы подрались и уронили лампу со стола, — пояснил Шубин. Он остановил женщину: — Подождите, я зайду первым.
Он решительно стянул гимнастерку, намочил ее в железном баке у бани и обмотал лицо влажной тканью. В доме Шубин открыл все двери и окна, чтобы гарь и запах вытянуло как можно быстрее наружу. Серый рассвет за окном уже занялся, и можно было рассмотреть, что произошло в комнате. Чернота опалила стол и пол, осколки лампы разлетелись по всей комнате, черными кляксами сажи забрызгав стены. Но самое ужасное ждало разведчика у лавки. Там ничком застыл труп немецкого офицера Андреаса Шульца, удар поленом во время драки пришелся ему точно в висок, отчего гестаповца настигла мгновенная смерть. Он так и остался лежать с гримасой гнева на лице и кровавым потеком из уха у разбитого виска. Капитан Шубин при виде покойника вздохнул с сожалением, что не смог сдержать порыв гнева и рано раскрыл карты. Хотя жалел он лишь о том, что, может быть, не узнал все подробности секрета Шульца, а вот к самому фашисту испытывал лишь раздражение. Устроил пожар, подло напал на него, замарал все пространство, которое так тщательно отмывали девушки для больных. Со вздохом Глеб подхватил валяющиеся у порога ведра и пошел за водой на улицу, чтобы начать уборку. Не может он оставить после себя такой беспорядок и сложить все на хрупкие плечи Марии Трофимовны.
А та поняла по его хмурому лицу, что произошло:
— Что, умер заключенный? Неужели не удалось добыть информацию, все зря?
Шубин успокоил ее:
— Нет-нет, все вышло, как задумали. Только неудобно мне так перед вами, чуть не сжег вам госпиталь и кухню, столько дел наворотил.
Женщина ободряюще похлопала его по спине:
— Да что вы, Глеб, вы не по дурости или глупости это сделали. На вас напал заключенный, вы защищали свою жизнь. Не переживайте, ночная смена задержится и поможет с уборкой. Труп мы похороним, бумаги оформим как надо.
Обрадованный Шубин попросил:
— Мне бы карандаш, надо отправить послание с машиной. Во сколько грузовик придет?
Начальник лагеря кинула взгляд на розовую полоску горизонта за черной оградой из проволоки:
— Думаю, уже через час прибудут новые заключенные, пойдемте, дам вам бумагу, а потом займемся покойником. Поможете нам вынести его из дома.
И работа в лагере закипела: Шубин то носил ведра с водой девчатам-охранницам, которые с шутками и смехом принялись оттирать следы пожара, то помогал Марии Трофимовне раздеть и отвезти труп к месту общего захоронения, то бежал к машине, чтобы отдать шифрованную записку шоферу грузовика, что привез десяток новичков в лагерь. Девушки, поначалу застенчивые, за пару часов привыкли к Шубину и с охотой принялись рассказывать ему о своих буднях в лагере. Он вдруг с удивлением понял, что тоже улыбается в ответ, отвечает на их невинные шутки и споро носит тяжелые ведра с водой, совсем позабыв о боли в конечностях. Его организму помогли компрессы Свистельниковой, а еще юность и задор окруживших его девчат. Мария Трофимовна с легкой улыбкой наблюдала за их дружной компанией, которая в мгновение ока оттерла сажу со стен и пола, расставила по местам скамейки, а потом уселась за большой стол для чаепития. Неожиданные мирные посиделки прервало появление Михаила Снитко. При виде погон майора НКВД болтушки затихли с недопитым чаем в кружках. А тот, уже не скрывая, даже, наоборот, подчеркивая официальность визита, громко поприветствовал всех и оповестил:
— Товарищ капитан, я прибыл за вами. Вас срочно ждут в штабе. — А когда Глеб поднялся из-за стола и подхватил свой так и не разобранный вещмешок, крепко пожал руку и объявил во всеуслышание: — Объявляю благодарность от командования за выполнение задачи в кратчайший срок.
Над столом пронеслось удивленное «ах», когда вдруг стеснительный доктор-новичок неожиданно оказался капитаном, да еще и не простым, а за которым присылают транспорт из штаба. Стайка девиц загремела неудобными кирзовыми сапогами, желая проводить своего гостя до ворот лагеря. Мария Трофимовна нагнала разведчика, сунула ему сверток в руки и прошептала:
— Держите, Глеб, вдруг пригодится.
Он же улыбался, растерянно кивал, не зная, куда деться от такого внимания. Глеб дернул за рукав майора и напомнил:
— Товарищ Снитко, а мою просьбу выполнили?
Тот блеснул хитрым глазом:
— Ну, капитан, задал ты задачку, но я все сделал. Ты мне так помог, что до самого генерала не постеснялся дойти из-за твоей посылки. — И Снитко нырнул на заднее сиденье бронемобиля, выудил из глубины темный сверток.
Шубин подхватил легкую коробку и повернулся к замершим неподалеку девушкам. Они не решались даже подойти, издали рассматривая и диковинный генеральский автомобиль с хромированными боками, и раскрасневшегося от торжественности момента Шубина. Он же протянул коробку их начальнице: