Хитрая злая лиса

Они переместились к столу господина министра в третьем зале «Кота», но министра там не было. На столе стояли горы еды, за столом сидела Эйнис, кислая, как квашеная капуста, и мрачный Двейн. Вера села к Двейну, Кайрис села напротив, рядом с Эйнис. Из-за соседнего стола встали Эрик с Артуром и оба попытались сесть рядом с Верой, слегка потолкали друг друга, победил Артур, уселся весь довольный, Эрик скорчил такую же кислую мину как у Эйнис, и сел рядом с Кайрис. Все уставились на Веру.

Она обвела всех слегка удивлённым взглядом, но задержался он только на Эйнис — у неё были хоть какие-то эмоции.

«Кислые.»

— Всё, королева прибыла, можно есть? Отлично, вперёд! — сама себе объявила Эйнис, взяла вилку и стала есть, яростно. Вера улыбнулась ей как психу, медленно кивнула и сказала:

— Приятного аппетита, — тоже взяла вилку и попыталась оценить еду с точки зрения безопасности и интересности. Большие блюда были общими, каждый накладывал себе сам, одной ложкой, Вера подождала, пока Эйнис попробует гарнир, положила себе тоже, но есть пока не стала, ждала. Делала вид, что выбирает другие блюда, а сама следила за всеми краем глаза.

«Они все в амулетах, кроме Эйнис. Даже Кайрис заставили, надо же. Интересно, как?»

Она на миг подняла глаза на Кайрис, но та сделала вид, что никаких мыслей не читает, а просто сидит кушает.

«Ладно. Потом спрошу.»

Эйнис выглядела и вела себя так, как будто весь мир ей должен денег, которые обещал отдать вчера, но не отдаст, похоже, никогда. Вера смотрела на неё, но вопросов не задавала — Эйнис никогда не нужно было приглашение высказываться, всё равно скоро сама лопнет и всё извергнет. Вера не могла с уверенностью сказать, нравится ей это или нет, но через время решила, что нет — психованная Эйнис была хуже, чем отсутствие Эйнис, даже если Эйнис была единственным человеком без «амулета против Веры».

«Она теперь на постоянной основе со мной за столом будет есть?»

Сидящая напротив Кайрис бросила на неё короткий взгляд и медленно опустила голову, потом медленно подняла.

«Господин министр так и не осилил ей признаться, что она тогда неправильно поняла его приглашение на ужин?»

Кайрис опять медленно наклонила голову, Вера вздохнула и стала есть. После физических упражнений на свежем воздухе аппетит был звериный, но она всё равно ела осторожно, прислушиваясь к ощущениям, готовая в любой момент выплюнуть подозрительный кусок. Она так погрузилась в себя, что дёрнулась, когда Эйнис уронила вилку, потом от злости пнула стол и обругала котлету, потом наорала на Двейна, который посмел улыбнуться. Вера посмотрела на него с сочувственной улыбкой, он сказал шёпотом:

— На больных не обижаются.

— Эйнис приболела?

— Ага, на ум.

— Не твоё дело! — прошипела Эйнис, Двейн медленно кивнул и сказал:

— Не моё, конечно. Зачем мне лезть в ваши отношения?

— Вот и не лезь!

— И не собирался. Тот, кто наступил в коровью лепёшку, а потом вернулся, чтобы наступить в неё ещё раз — наказал себя сам.

Эйнис скривилась ещё кислее и промолчала, Вера осмотрела загадочные лица вокруг и спросила:

— Я что-то пропустила?

— Эйнис вернулась к своему козлу, и в тот же день поймала его в борделе. И простила, — с наслаждением произнёс Двейн. Эйнис зыркнула на него исподлобья, делая резкий вдох, как будто собиралась орать, но взяла себя в руки и с натугой изобразила сдержанное достоинство, неискреннее до глубины души:

— Я решила быть мудрее.

Вера неприлично заржала, тут же закрыла рот рукой и села ровно и молча, поймала взгляд Двейна, выражающий зашкаливающее количество смирения с чужой тупостью, попыталась изобразить такое же лицо, но будда из неё сегодня был не очень, судя по кислой усмешке Эйнис. Вера подняла ладони, признавая, что погорячилась и прикидываться мастером дзена больше не будет, сложила ладони перед грудью, закрыла глаза и сказала шёпотом:

— Сидим, кушаем, никого не трогаем.

— Ну что ты, высказывайся, — с сарказмом развела руками Эйнис, — ни в чём себе не отказывай, я готова!

— Зачем? Если ты всё сама про себя знаешь, что я могу ещё сказать? — Вера пожала плечами и продолжила аккуратно есть, медленно и осторожно, так увлечённо, как будто что может быть занимательнее, чем котлета на тарелке. Эйнис вздыхала, сопела, вертелась и психовала, потом положила вилку и заявила в пространство:

— Мужчины, в отличие от женщин, по природе своей полигамны, изменяют все и всегда, просто некоторые врут, что не изменяют, а некоторые честны.

— Эм... — Вера скромненько подняла руку, как на уроке, и сказала шёпотом, вжав голову в плечи: — Мужчины и женщины — один биологический вид. У них не может быть разное половое поведение.

— Но оно разное, — с сомнением сказал Двейн, Вера качнула головой:

— По социальным причинам, а не по биологическим. Если социалка выровняется, то и поведение станет одинаковым. В моём мире уже почти.

— Серьёзно? — подняла брови Кайрис, Вера кивнула, она спросила: — И в чём это выражается?

— Да во всём, — Вера задумалась, пытаясь решить, как объяснить вещи, которые всю жизнь были для неё нормой. Эйнис опять сделала лицо достойной дамы, которое ей ужасно не шло, и сказала непререкаемым тоном человека, который не ищет чужую истину, потому что у него уже есть своя, и другой ему не надо:

— Мужчины так устроены от природы, есть вещи, которые им необходимы, и они не могут этому противостоять, чисто физически не могут.

Вера хлопнула себя по лбу с такой силой, что аж в ушах зазвенело, закрыла лицо руками и осталась так и сидеть. Эйнис повысила голос:

— Что?! Давай говори!

Вера убрала руки и посмотрела на неё прямо, с хитрой улыбочкой спросила:

— Тебе просто нужно, чтобы кто-то это озвучил, да?

Эйнис отвела глаза, Кайрис откинулась на спинку дивана, чтобы оказаться вне поля её зрения, и неистово закивала. Вера усмехнулась и кивнула:

— Хорошо, я озвучу. Это ложь, трындёж и балабольство. Потому, что если бы это было так, вся мировая история пошла бы по другому пути. Как ты себе это представляешь? Работу, войну, исследования территорий? Ушли мужики толпой на загонную охоту, день всё нормально, два нормально, а потом один такой: «Нет, пацаны, всё, возвращаемся. Мне надо потрахаться, или я нафиг сдохну», и все такие: «Блин, какая досада. Ну ничего, братан, надо так надо, мы тебя понимаем, каждый был на твоём месте», и разворачиваются обратно в деревню, оставив всё племя без еды. Так, что ли? Или идёт войско, на соседей набегать, пришли — а соседей нету, кочевники они, упаковались и уехали. А наступающая армия, которая рассчитывала здесь получить секс, не успела вернуться домой и массово передохла от недотраха. Даже если предположить, что такие мужчины когда-то где-то существовали, поверь, они бы вымерли очень быстро, их бы отсеял естественный отбор. Есть у вас теория эволюции? Вот она нам говорит, что люди — пипец какие крепкие создания, они могут пережить такое, что ну его нафиг так жить. Человек месяц может прожить без еды, неделю без воды, ты реально думаешь, что без секса он окочурится? Я тебя удивлю, у организма есть отточенные тысячелетиями эволюции способы справляться с этой проблемой так качественно, что человек может об этом даже не знать, пока ему не объяснят, что с ним происходит и почему. А если он большой мальчик, хоть чуть-чуть понимающий жизнь, он сам ещё десяток способов придумает, и сделает так, чтобы ты вообще была не в курсе о существовании такой проблемы. Тем более, сколько вы встречаетесь? Неделю, месяц? Это слишком мало для того, чтобы посвящать даму в проблемы своего здоровья, это неприлично. На этом этапе отношений все строят из себя бесплотных духов и заливают о красоте твоих ресниц и прелести романтических стихов, про свой гастрит и геморрой никто даме не рассказывает. Если он это делает, у него реально проблемы, не только с сексом, но и с воспитанием. Или у вас не так?

Эйнис молчала и смотрела в стол, Вера перевела вопросительный взгляд на Кайрис, она улыбнулась и пожала плечами. Двейн смотрел в сторону, и был такой красный, что Вере стало его жалко, Эрик с Артуром тоже выглядели румяными, но довольными, она подумала, что они бы даже высказались, если бы здесь не было Двейна. Задумалась о том, хорошо это или плохо, и хотелось бы ей обсудить это с ними без Двейна или нет. Решила, что нет, особенно с Эриком.

«Хорошо, что Двейн здесь.»

Эйнис немного пришла в себя, вздохнула и опять натянула маску смиренной мученицы:

— Может быть, это не принято обсуждать в твоём мире, но в нашем мире считается, что между любящими людьми не может быть запретных тем, потому что мы должны понимать друг друга и помогать. В семье секретов нет, и сомнений в чьих-то словах нет, поэтому, если он говорит, что не может, то я ему верю. Мужчины так устроены, может быть, не все, но когда... это так, надо понимать.

Повисла тишина, Вера сделала медленный глубокий вдох и сказала:

— Единственное, что тебе надо понимать — это то, что из тебя делают дуру, а ты даже не сопротивляешься. Мужчины не «так устроены», мужчины, как и все люди, разные, и объединяет всех людей то, что если человек чего-то «не может», так бывает, да... Например, не может встать с кровати, если у него болят ноги, или не может приготовить себе еду, если у него температура, потому что у него замедленная реакция и плохая координация, он может обжечься или порезаться, уронить что-то, не уследить — да, он не может, поэтому он этого не делает. Нет сил, нет возможности — понимаешь? У него чего-то нет — он не может — он не делает. А у тебя получается, что у него чего-то нет, он «не может», но при этом — он что-то делает, куда-то идёт, находит на это силу, мотивацию, какие-то внутренние ресурсы. То есть, на то, чтобы вести себя прилично, этих ресурсов нет, а на то, чтобы пойти в бордель — вдруг нашлись. Ничего не смущает? Не чувствуешь противоречий?

Эйнис морщилась и вздыхала, потом неохотно выдавила:

— Я понимаю твою логику, но жизнь иногда логике не подчиняется. Ты женщина, ты можешь рассуждать только со стороны. Мужчины по-другому устроены, они... не такие, как мы. Они не могут.

Вера смотрела на неё, пытаясь понять, что вообще происходит и где подвох. Была внутри наивная беспочвенная надежда, что всё подстроено, что у Эйнис просто текст написан, и она его читает, но на самом деле не верит в то, что говорит. Но ощущения говорили, что она верит, может быть, сомневается, потому что ей не нравится то, что она видит, и поэтому она ищет какой-то противовес, новую информацию, которая даст альтернативное виденье.

«Неужели ей настолько не с кем об этом поговорить, что она уже согласна поговорить даже со мной? Это какая же степень отчаяния и безысходности...»

В это не хотелось верить, это выглядело как театр абсурда, Вера пыталась найти какую-нибудь помощь в глазах Кайрис, или Двейна, но Кайрис просто смотрела на неё прямо, по её лицу было ничего не понятно, Двейн выглядел смущённым и мрачным, Артур с Эриком даже немного веселились от того, какая Эйнис дура.

«Вот гады. Конечно, им удобно, когда они „так устроены“, что им всё можно и ничего за это не будет, а глупые женщины их даже жалеют. Гады.»

8.43.3 Простые радости для Кайрис

Эйнис стало жалко, несмотря ни на что, Вера собрала остатки своих жалких внутренних ресурсов, выпрямилась, улыбнулась и стала отыгрывать свой фирменный спектакль одного актёра и одного зрителя, персонально для Эйнис, потому что остальные не удосужились заплатить за билет:

— Мужчины так восхитительно устроены, что всё они могут, ты когда-нибудь встретишь кого-нибудь подходящего и сама увидишь — они всё могут, в них такая мощь, они мир способны перевернуть, когда им надо. Проблема в том, что им практически никогда ничё не надо, они в будущее смотреть не умеют, и пока им потолок на голову не упадёт, они не почешутся. Я это миллион раз видела, когда мудрая жена говорит: «Дорогой, жопа надвигается», а он говорит: «Да ты себя накручиваешь, всё нормально». Потом жопа приходит и она говорит: «Дорогой, мы в жопе, надо уходить», а он говорит: «Не знаю, мне норм. Тесновато, конечно, и воняет, но жить можно, ты принюхаешься». Потом она бросает его и выбирается из жопы сама. Но это пример плохого варианта, от таких надо сразу уходить, они не должны размножаться. А нормальные мужики всё могут, даже если ему самому это нафиг не надо, но надо его женщине, он находит способ и делает. А если он вместо способа сделать находит оправдания не делать — значит, ты ему не нужна, ищи другого. Я когда-то позвонила одному такому, говорю: «Плохо себя чувствую, приезжай». А он говорит: «Три часа ночи, трамваи не ходят, давай я утром приеду, хотя нет, мне утром на учёбу, давай я после пар на полчасика заскочу, но только на полчасика, а то потом у меня тренировка». Да без проблем, я позвоню другому. А первый через полчаса перезванивает: «Как ты там, тебе уже лучше, а то я так переживаю, уснуть не могу». Да конечно, переживает он, бедняжка. Если бы он переживал, он бы сейчас вот тут сидел, рядом со мной, но тут почему-то сидит совершенно другой человек, который в три часа ночи нашёл способ из другого города приехать, и отвёз меня в больницу, и ночь со мной сидел, и словом не упрекнул, что три часа ночи, я сорвала его с рыбалки, там друзья, шлюхи и водка греется, пока он тут в больнице мне волосы держит, пока меня над тазиком выворачивает. И когда первый потом звонит: «Как ты там, я переживаю», он идёт лесом, он идёт на пары, на тренировку, и дальше, что у него там в списке приоритетов между поспать и мной.

Эйнис выглядела так, как будто каждое слово было ей остро необходимо, и ей нужно было ещё, Вере даже неловко стало от её жадного взгляда. Эйнис заметила и отвела глаза, ровно спросила:

— А тот, который сидел с тобой?

— У того всё путём, он вкусно кушает и хорошо развлекается. Я его как-то попросила полочку прибить, а он был в другом городе. Я сказала: «Без проблем, у меня есть отличный сосед, такой здоровенный, что, пожалуй, прибьёт к стене не только полочку, но и диван, если я попрошу». Товарищ сказал: «Не надо соседа, я сейчас всё решу». И через пять минут мне в дверь звонит бородатый мужик с дрелью, представляется другом и вешает полочку, звонит товарищу и отчитывается, что полочка прибита, женщина довольна, соседей не наблюдается. И нормально, друг даже поесть не остался, сказал, что я ему ничего не должна, он с другом сочтётся. Так что, было бы желание.

Эйнис погрустнела, спросила:

— Ты вышла за него замуж?

— Нет.

— А куда он делся?

— От него залетела шлюха, ещё до меня, сказала ему об этом на позднем сроке, он на ней женился. После рождения ребёнка сделал тест на отцовство и оказалось, что ребёнок не его, он развёлся. Но полгода беременности эта шлюха жила в шоколаде, потому что знала, с кем шляться, мудрая женщина.

— Ты его не простила? — округлила глаза Эйнис, Вера пожала плечами:

— А за что мне его прощать, это было до меня, при мне такого не было, он передо мной ни в чём не виноват. Просто так сложилось.

— И вы больше не встречались?

— Нет, он уехал, когда развёлся.

— А как же любовь? Любовь должна преодолевать все препятствия.

— Никому ничего любовь не должна, — усмехнулась Вера, отводя глаза. — Любовь — повод обратить на человека внимание, а дальше уже решаешь умом, нужен тебе этот человек на остаток жизни или нет. Если человек ведёт себя как козёл, то любовь тут не поможет, просто тебе будет хуже, когда ты его бросишь. Так что я стараюсь с любовью особо не связываться, без неё лучше. Если человек хороший, почему бы и не попробовать. Но когда он женился, я нашла другого хорошего человека, слава богу, их хватает. Зачем тратить время на козлов, когда вокруг полно нормальных.

Эйнис задумалась, потом с сомнением спросила:

— В вашем мире женятся на шлюхах?

— По-разному, зависит от шлюхи. И от того, насколько хорошего человека ей удалось поймать. Некоторые так всю жизнь живут потом в шоколаде. Поэтому умные мужики даже шляются с умом, а то можно вляпаться на всю жизнь. Хорошим человеком легко манипулировать, легко повесить на него обязательства, вынудить быть ответственным. Мой был очень хорошим.

— Тогда почему ты не вышла за него замуж?

— Мы были слишком мало знакомы, — улыбнулась Вера. — Брак — серьёзная штука, такие решения не принимают за месяц. К тому же, прикинь — мы бы поженились, и тут бы эта с пузом объявилась — куда её? А вдруг это правда его ребёнок. И мы все на всю жизнь приобретаем кого-то третьего в нашей семье, и матушку его в придачу. Нафиг надо, я ещё слишком молода для этой фигни. Я люблю свидания, конфетно-букетный период, театры, прогулки, разговоры. Это приятно, легко и весело, никакой грязной посуды, никаких дырявых носков, никаких долбанутых родственников, только вы двое, всё мило и няшно. Все делают вид, что секса не существует, держатся за руки, делают комплименты, обсуждают искусство, рассказывают истории из детства. Прелесть же.

Эйнис нахмурилась ещё сильнее и не ответила, зато печально вздохнула Кайрис, поняла, что на неё все смотрят, смущённо улыбнулась и сказала:

— Красиво ты об этом рассказываешь.

— Но?

— Но я не могу себя представить в этой ситуации.

— Почему?

— Они мне не нравятся. Вообще.

— Кто — они?

— Мужчины.

Вера медленно подняла брови, потом вздрогнула от неожиданности, когда голос подал Артур — она успела забыть о нём, пока он молчал, она его не ощущала, как будто там был не человек, а манекен:

— Ты же говорила, что долечилась?

— Я долечилась, у меня бумажка есть, — усмехнулась Кайрис, — но это значит, что я полностью здорова, а не что я начала любить мужиков. Я их полностью осознанно и обоснованно не люблю, и не хочу, чтобы они были в моей жизни, и уж тем более, в моём доме. Они мне не нравятся, они объективно сплошная проблема, они воняют, они отвратительно себя ведут, и это, может быть, даже не их вина — их просто так воспитывают, как будто они от природы животные, и поэтому им всё можно. Эйнис права, это для твоего мира может звучать странно, но в нашем всё именно так и есть, как она сказала — животные, наглые, грязные и сексуально озабоченные, и это общепринятая норма, поэтому их за такое поведение даже не особо осуждают. Ну, как бы осуждают, напоказ, могут погрозить пальчиком в присутствии дам, но как только дамы уйдут, все будут хлопать друг друга по плечам, хвалить и одобрять. А на мнение женщин, детей, стариков и прочих слабых созданий всем плевать, и слабые создания к этому привыкли. Но я в эту систему не вписываюсь — я не слабое создание, я умею убивать, и я достаточно зарабатываю, чтобы не зависеть от мужа финансово, я могу уйти в любой момент, как только мне покажется, что он плохо со мной обращается, поэтому со мной так себя вести не получится. Они это знают и сторонятся меня, мужикам сильные женщины не нужны, потому что с ними придётся считаться и вести себя прилично, а зачем, если вокруг полно слабых, которые готовы «быть мудрее», всё терпеть, прогибаться и прощать.

Эйнис перекосило, но она промолчала, а Вера медленно провела взглядом по скульптурной линии бровей, скул и губ Кайрис, посмотрела в её кошачьи жёлтые глаза, невольно глянула на затянутую комбинезоном, но всё равно заметную грудь, небольшую, но прекрасной формы, и подумала, что никогда в жизни не поверит в то, что к этой шикарной красотке не подкатывали очарованные мужчины, готовые стелиться шёлком ей под ноги и терпеть любое обращение просто за счастье на неё смотреть.

Кайрис фыркнула и сказала:

— Подкатывали, да. Но есть одна проблема — я знаю, чего они хотят на самом деле, мне врать бессмысленно. Они все животные, все без исключения, они могут тебе заливать про звёзды, но думать будут только про то, как бы поскорее залезть к тебе под юбку. Подтверди, — она глянула на Артура, тот с шутливой серьёзностью склонил голову:

— Подтверждаю, похотливые скоты, все абсолютно, особенно я. Я этого не стесняюсь, потому что это нормально.

— Это нормально, — улыбнулась Вера, опять посмотрела на Кайрис, — физическое влечение возникает гораздо быстрее и проще, чем духовное. Было бы странно, если бы его не было, это значило бы, что человек либо болен, либо ты ему вообще не нравишься, а нафиг тебе нужны такие отношения?

— Мне никакие не нужны, — поморщилась Кайрис. — Вроде, уже возраст поджимает, а как подумаю, что надо замуж, аж трясёт.

— Не выходи.

— Не выхожу. Но одной состариться тоже не хочется. А мужиков ненавижу.

— Найди себе девочку, они няшные.

Кайрис округлила глаза, потом округлила ещё сильнее, когда рядом дико закашлялся Эрик, подавившись едой. Все стали совать ему воду и стучать по спине, он пришёл в себя, Кайрис с шутливой опаской посмотрела на Веру и спросила:

— И что мне с этой девочкой делать?

Вера изобразила невинные глаза:

— Да то же самое. Гулять, разговаривать, вместе есть, спать, дарить подарки.

— А ...? — она не смогла родить это слово, но Вера поняла, улыбнулась как самый невинный в мире демон и прищурила один глаз: