Кот в мешке

– Выехала я в конце апреля, где‑то на рубеже апрель‑май ненадолго заехала домой, потом побывала там в середине мая дня два, а потом уже только в начале июня… Был ли у меня тогда кто‑нибудь? Минутку… Один сотрудник привозил бумаги, но тебя он не знает. Была Эва, я купила ей косметическую маску для лица, и она заехала за ней…

– Эвы я в глаза не видела с прошлого года, – перебила гостью Алиция, очень внимательно слушая ее.

– Как‑то я застала двух парней, приятелей Яся…

– Никаких приятелей Яся у меня не было!

– …а один раз Генриха. Генрик не являлся к тебе с визитом?

– Нет. По крайней мере, в последнее время.

– В доме бывал мой нынешний спутник жизни Ларе, можем назвать его мужем, но вы не знакомы. О тебе он слышал от меня, но даже не знает, где ты живешь. А больше никого не могу припом… Ой, нет, как раз перед моим отъездом…

а может, это было между апрелем и маем… ненадолго появлялся Эрнест.

– Какой Эрнест?

– Падальский. Ты ведь знаешь Эрнеста Падальского?

– А‑аа! – в унисон протянули мы с Алицией.

Анита насторожилась.

– А что? Эрнест был у тебя?

– А в то время у тебя уже была эта вещь? – поспешила уточнить я, ткнув пальцем в журнал.

– Не столько у меня, сколько в моем доме, – ответила Анита, любившая точные формулировки. – Выписывают его Ясь с Ларсом. А я иногда читаю. Значит, делаю вывод – Эрнест у тебя был.

– Был, – подтвердила Алиция, присев к столу и погружаясь в глубокое раздумье. – Выходит, проблему решили? Взял он у тебя журнал и оставил у меня… А откуда ты вообще знаешь этого папуаса?

Сообразительную Аниту никакие папуасы не могли сбить с толку. Ответ ее, как всегда, был исчерпывающе точным.

– О, мы знакомы с давних пор, еще в молодости познакомились. Благодаря моему первому мужу вращались в определенных кругах, так что знакомство сохранилось.

– С чем и поздравляю.

Судя по всему, ты не очень ценишь Эрнеста Падальского, – беззаботно отметила Анита. – Возможно, и правильно. Так он свалился тебе на голову и напросился пожить?

– А ты откуда знаешь?

– Просто делаю выводы. Я не разрешила ему жить у нас, поскольку уезжала, вот он и нашел себе другое теплое гнездышко. Он хотел от тебя чего‑то конкретного или только делал вид, что хочет?

– Хотел, – резко ответила Алиция. – Красную лампу.

– Так ведь у тебя нет никакой красной лампы, – удивилась Анита.

Я обрадовалась.

– Ну вот, по крайней мере хоть один человек знает, что ее не было!

– Один человек не делает весны! – упрямо стояла на своем Алиция. – А исключения лишь подтверждают правило. Я не собираюсь помещать в газетах объявление о том, что у меня есть, чего нет. А проклятый подагрик искал ее так, словно от этого зависела его жизнь.

– Или словно он с кем‑то побился об заклад, – предположила я.

– Погодите, вы совсем сбили меня с толку, – остановила нас Анита. – То папуас, то параноик…

– …подагрик, – поправила ее Алиция. – А точнее – Падла!

…это вы всё о Падальском? Так его не любите? Ладно, не буду придираться. Значит, Падальский приехал к тебе якобы затем, чтобы отыскать красную лампу, которой у тебя сроду не было. Полагаю, что ему просто надо было где‑то пожить бесплатно, и он не нашел лучшего предлога. Как бы вы его ни обзывали, он все‑таки не параноик… тьфу, не дебил.

– А вел себя как самый настоящий дебил. Теперь и Анита о чем‑то интенсивно задумалась. Подумав, уточнила:

– Только лампа? Больше ничего от тебя не хотел? Ни о чем не расспрашивал? Ничего особенного не говорил?

– Говорил, а как же! Ему не понравилось, что мы навели в моем доме порядок, так он выражал неудовольствие. Ворчал по этому поводу. Ну не псих ли?

Анита невольно огляделась.

– О каком порядке он говорил?

– О том, которого нет, – хладнокровно пояснила хозяйка. – Он же уперся – наводили порядок и все испортили. А виной всему она, – кивок в мою сторону. – Понаписала всякую ерунду, банда кретинов поверила и теперь пристает ко мне.

– Тоже мне банда, один Падальский, – фыркнула я.

Анита попыталась успокоить Алицию.

– Да ты не расстраивайся, это что, вот мне досталось! До сих пор пристают: когда меня из тюрьмы выпустили? И как долго держали в сумасшедшем доме? Никто не верит, когда я уверяю: такого не было, все придумала Иоанна. Нашла из‑за чего переживать!

– К тебе пристают с расспросами, а у меня по всему дому шастают, – упорствовала Алиция в своем праве тоже быть мною недовольной. – Копаются в моих вещах, все переворачивают вверх дном, портят растения…

Тут я решила про себя не признаваться, что маковку раздавила, не простит ведь. Анита меж тем продолжала:

– И все же я так и не поняла, чего он от тебя хотел. Эрнест Падальский не из тех людей, которых можно проигнорировать и не обращать внимания. Уж мне‑то можешь поверить. Из‑за собственной выгоды он пойдет на все, ему не занимать хитрости и коварства. Я сама привыкла прибегать к обману, так что и в других за версту чую коварство и неискренность. Мне он никакого особого вреда не нанес, так что у меня к Падальскому претензий быть не может, но и иллюзий насчет него я не питаю. И тебе не советую. У него все неспроста. Раз у тебя был, значит, ему что‑то нужно. Неужели он всю дорогу только о красном светильнике и говорил?

Я встревожилась.

– Анита, ты что‑то знаешь? Признавайся! В чем ты подозреваешь Падлу?

– Он способен на все, – неопределенно ответила Анита. – Так что он еще говорил?

Алиция подумала.

– Кажется, кроме лампы, он еще о чем‑то пытался со мной говорить, да я не слушала.

Занята была тем, что на руки ему смотрела. Глаз с этой падали не спускала…

Я высказала предположение, что к Алиции нехороший человек явился с одной‑единственной целью: подбросить ей датский журнал, чтобы она прочла его от начала до конца. Откуда ему было знать, что доставленное чтение целых два месяца будет лежать там, куда он его положил, пока не появлюсь я и не сяду на него?

Анита со смехом подхватила:

– Он в страшном нетерпении ждет реакции Алиции, а тут дни бегут за днями – и хоть бы что. Я этот журнал просматривала и не нашла в нем ничего, достойного внимания. Вряд ли там есть нечто потрясающее, от чего Алиция придет в ужас. Разве что упоминание о том, что в исландском мху открыли какие‑то целебные свойства…

– А что, и в самом деле открыли? – встрепенулась Алиция.

Похоже, исландский мох заинтересовал мою подругу намного больше, чем коварный Падальский. Вырвав журнал из рук Аниты, она уселась на него, заявив, что подробнее об этом потрясающем открытии прочтет в более спокойной обстановке.

– А о чем этот тип еще говорил со мной, не могу вспомнить и не желаю больше вспоминать. Плевать мне на него. Надеюсь, здесь он появится не раньше чем лет через двадцать, а за это время я успею помереть или что еще…

– Я бы предпочла «что еще», – тут же откликнулась я. – Это намного интереснее.

– Почему?

– Помереть каждый дурак сумеет, ты же в рамках «что еще» способна сделать из своего дома такое, что никому другому не под силу.

Алиция бросила на меня гневный взгляд, но сказать ничего не успела. Вмешалась Анита. Качая головой, она задумчиво произнесла:

– Ох, боюсь, ты напрасно надеешься. Я вспомнила, что Эрнест был у меня неоднократно. Ясь мне говорил, но я слушала вполуха. Если не ошибаюсь, ваш Падла будет теперь приезжать сюда чаще на какие‑то консультации. Так что опять тебя осчастливит.

– Чтоб тебе подавиться этими словами! – не на шутку разозлилась Алиция.

***

Анита покинула нас, когда уже вечерело. Выходя из дома, она широкой дугой обошла издали кошек.

– Видишь, кошки ее не любят, значит, есть в ней какое‑то зло, – на полном серьезе заявила Алиция. – На кошках вообще лучше всего проверять характер людей.

– А может, они у тебя вообще никого не любят? – усомнилась я. – Разреши мне проверить на них свой. А вдруг ко мне будет такое же отношение и у меня характер окажется не лучше, чем у Аниты.

– Вряд ли.

Встав из‑за стола, я не торопясь подошла к камину и медленно протянула руку к лежавшей там кошке.

– Ну что, и меня тоже поцарапаешь?

Кошка, не шевелясь, внимательно смотрела на меня. Я осторожно погладила ее по голове. Вздрогнув от прикосновения и чуть шевельнув ушами, она тем не менее осталась лежать неподвижно, ничем не выражая протеста. Внимательно наблюдавшая за нами Алиция торжествовала:

– А что я говорила?

– Ну ладно, буду радоваться, что я в кошачьем понимании неплохой человек. Посмотрим, что скажет вторая кошка.

– Можешь проверить себя и на второй, – разрешила хозяйка, – а заодно поставь обратно в шкаф недопитого «Наполеона», наверняка мы сегодня больше пить его не будем.

Взяв бутылку с кухонного стола, я поставила ее на стол в гостиной, а сама осторожно подошла к той кошке, что лежала в кресле на ящике. Лишь подойдя ближе, я увидела, что лежит она не на одном ящике, а на двух, поставленных один на другой, причем очень небрежно, так что все сооружение может свалиться от одного резкого движения животного. Я остановилась, не зная, стоит ли рисковать.

Алиция же, бросив взгляд на подаренную ей косматую лошадку и оставив в покое кофейные чашки, решила немедленно поместить новый экспонат в свою коллекцию на книжной полке. Как‑то на редкость легко и ловко протиснувшись к книжной стенке, она принялась переставлять фигурки, освобождая место для новой лошадки и совсем не обращая внимания на лежащую там третью кошку.

Меж тем та поднялась с места и попыталась потянуться, выгнув спину, причем какое‑то мгновение сама выглядела как еще один экспонат коллекции. Увы, на полке было слишком мало места, чтобы потянуться вволю, так что кошке пришлось спуститься на пол. Для этого она воспользовалась Алицией, так ей было удобнее. Скользнув мягкими лапками по плечу и предплечью хозяйки, кошка спрыгнула на нижнюю полку, не задев ни одного цветка, и вот уже оказалась на полу.

Я любовалась ловкими, изящными движениями животного. К первой кошке присоединились и две остальные – та, которую я гладила, и та, что лежала на хлипких ящиках. Видимо, у них закончилось время сиесты. Все трое не торопясь покинули дом и направились в сад.

***

– Видишь, по котам можно безошибочно определить, достоин ли человек доверия, – радовалась Алиция. – Теперь не сомневаюсь, что правильно считала тебя порядочным человеком. Кошки – безошибочный показатель.

А ты законченная ослица, – одернула я подругу, ничуть не польщенная, даже немного обиженная. А то она без кошек не знала меня как облупленную столько лет! – А раз твои кошки такой замечательный критерий, что ж ты в свое время не испытала на них Кацпера, Марианека, того типа от сигарет, ну, помнишь Прохиндея, Психопата, Майю, Эдиту, Стефана и еще тысячи других непорядочных людей, ведь столько пакостей видела от них?

– Надо же, и ты их еще помнишь? – удивилась Алиция, даже не обидевшись из‑за «ослицы».

– Еще бы не помнить, после тебя они и мне дали прикурить. Ты же сама из‑за них обвиняла меня во всех смертных грехах. Даже шкатулку Кристины мне приписала. И какао Малгоси. То самое, закаменевшее от времени.

– Раз ты всякую пакость пьешь… Кстати, насчет пьешь. Я бы, пожалуй, еще кофейку выпила.

Все кофейки Алиции, которые она выпивала за целый день, не заполнили бы и двух стаканов, а возможно, и полутора. Любимый напиток она пила из крохотных чашечек, прямо кукольных, куда помещалось не больше трех столовых ложек кофе. Да и то, как правило, всего не выпивала, так что потребляемый моей подругой кофе и мотыльку бы не причинил вреда.

Наконец мы отправились спать. Алиция прихватила в свою комнату журнал с драгоценностями и исландским мохом. Початая бутылка «Наполеона» так и осталась стоять на столе в салоне.

***

Вернувшись из города с купленными продуктами, на террасе я застала Мажену Знакома она с Алицией была уже лет десять. Мажена моложе нас, где‑то на полпути к следующему поколению. Замужем за датчанином. Пожалуй, это единственная польско‑датская пара, которую я одобряла. Мне нравились и Мажена и избранный ею спутник жизни – красивый молодой датчанин. Оба они музыканты, причем их специализацию я тоже одобряла: Мажена – арфистка, Вернер – пианист.

Увидев Мажену на террасе, я, как всегда, порадовалась, на сей раз сделав это вслух:

– Какое счастье, что ты арфистка, а не, скажем, гитаристка. Тогда тебе пришлось бы всюду таскать с собой инструмент. И Вернер у тебя молодец, пианино не принято таскать с собой.

В дверях появилась Алиция с бутылкой «Наполеона» в руках.

– Ты что, вставала ночью и пила бренди? – спросила она, подозрительно глядя то на меня, то на бутылку.

Естественно, я была шокирована.

– Как ты можешь подозревать меня в таком? Ладно бы пиво, а то коньяк!

Но кто‑то же выпил еще столько, сколько мы вчера прикончили втроем с Анитой. Не кошки же. И само содержимое бутылки не могло никуда деться, а я прекрасно помню, сколько коньяка оставалось вчера.

Я не смела возражать, отлично зная удивительную способность подруги запоминать малейшие детали вещей и событий, особенно когда речь шла о том, что было сделано без ее разрешения. И если она утверждала, что жидкости в бутылке стало меньше, значит, так оно и было. Да и я сама, взглянув на остаток коньяка, поняла, что выпей мы вчера остальное, все трое сегодня еще лежали бы в тяжком похмелье.

– А ты сама не?.. – рискнула я предположить.

– Валялась бы с головной болью, а я ни в одном глазу.

– И со мной было бы то же. А у тебя никого не было, пока я отсутствовала?

– Никого. Мажена только что пришла.

– Я не пила, вот, клянусь! – она перекрестилась. – Даже не знаю, где оно у вас стояло.

– На столе стояло, на видном месте. Если не вы, то кто тогда? – ломала голову Алиция.