Агент Их Величеств, Часть первая

Следователь курил, чувствуя, как его пальцы ногтями впиваются в череп, жмурился, кривился... и всё так же ничего не понимал.

Летом 1881 года что-то произошло. Без сомнения, пожар был частью случившегося, и всё это: пожар, пропавшие Другие, исчезнувшие документы, скатившийся к нулю уровень преступности – всё это, без сомнения, было как-то связано между собой.

Но как?

Фигаро чувствовал себя человеком, пытающимся собрать картинку-головоломку, в которой недоставало фрагментов, а те, что имелись, были из нескольких разных наборов. В детстве ему даже нравились подобные экзерсисы; иногда из паззл-набора «Собери всех зверей» получались довольно забавные существа, вроде парнокопытных синиц или ослов с рыбьими плавниками, но сейчас у него не складывалось вообще ничего.

«Ищи странное. Ищи что-то, что не укладывается в общую картину»

Но легче, однако, было сказать, чем сделать. Потому со всеми явными странностями Фигаро уже, похоже, познакомился.

Или не со всеми?

Он раздавил сигарету об дно пепельницы (в кабинке имелась даже «салонная лампа»: маленькая газовая свечка, что нагревала платиновое кольцо, разрушающее сигаретный дым), подхватил сервитора, и пулей вылетел из городских архивов.

Глава 7

Наташа Филч проглотила стоявший поперёк горла ком, быстро промокнула слёзы, выступившие в уголках глаз, и посмотрелась в карманное зеркальце. Хуже, чем могло бы быть, но куда лучше, чем в первый раз. Спокойно. Просто дыши глубже, и не делай попыток улыбаться. Принеси этому странному толстячку из ДДД ужин, пожелай приятного аппетита, молча возьми любую сумму, которую он предложит в качестве чаевых, поклонись, и выйди, прикрыв за собой двери. Ничего сложного, так ведь?

Ах, если бы.

Сложности начались, едва она вошла в комнату, толкая перед собой тележку с супом, свежеиспечённым хлебом и шкварками (ещё там была пара сосисок, половика колбасного кольца, луковая нарезка, и, кажется, яйцо всмятку – ничего так ужин на одну персону, однако).

Толстячок (Фигаро, его зовут Фигаро, не забывай), неловко поклонился, отошёл в сторону, пропуская девушку вперёд, и тут же захлопнул дверь у неё за спиной, щёлкнув задвижкой.

Она вздрогнула, едва не уронив на пол упаковку салфеток. Нет, она не боялась чего-то вроде... непристойного поведения, о нет. В Серебряной Пагоде это было невозможно. Но этот человек, этот следователь, всё же, был колдуном, так что...

А толстячок, тем временем, сложил пальцы правой руки в замысловатую фигуру, и быстро-быстро что-то забормотал себе под нос.

Она почувствовала... что-то, словно ей в лицо ударила волна холодного воздуха – ударила и улетела куда-то. Следователь приложил палец к губам, заговорщицки подмигнул, и опять принялся начитывать какие-то странные бессмысленные вирши («заклятья, он читает заклятья»).

Пока Наташа раздумывала, стоит ли ей пугаться, и если да, то до какой степени, толстячок молча указал на кресло, ещё раз приложив палец к губам.

На негнущихся ногах она прошла через комнату, и села на краешек кресла, поджав под себя ноги. Мягкая обивка чуть заметно скрипнула под её весом – не сильнее, чем если бы на сиденье запрыгнула кошка.

- Я заблокировал все каналы связи с внешним миром. – Лицо следователя стало серьёзным; он поднял палец, точно проверяя направление ветра, и, похоже, остался чем-то удовлетворён. – Теперь никто не может подсмотреть или подслушать, то, что здесь происходит. Ни человек, ни колдун, ни даже Другой. Можете говорить совершенно свободно. Никакой угрозы нет.

Она молча хлопала глазами, чувствуя, как рыдания горячим тараном рвутся сквозь маску притворного безразличия.

«Он... он... какой-то особый следователь? Колдун высокого класса, или как там это правильно называть? Да брось. Это бесполезно. Всё бесполезно. Или...»

- Вы можете говорить. Я вижу, что вы что-то знаете, Наташа. Что-то о том, что происходит в этом городе. Здесь только два человека, которые по какой-то причине несчастны: вы и городской голова Форт. С Фортом у меня поговорить не особо получилось, так что остаётесь вы. Смело всё выкладывайте, и ничего не бойтесь. Я сумею вас защитить.

Она задохнулась; её согнуло пополам, и слёзы хлынули из глаз, точно кипяток из водопроводного крана.

- Вы... Вы не сможете... Никто не сможет... Это бесполезно... Вы... Он... Здесь... – Горло сжал очередной спазм; она закашлялась, и, схватив со стола полотенце, прижала его к лицу.

- Я просто хочу напомнить, что комната защищена от любого вида...

- Нет. – Она яростно помотала головой. – Нет. Не защищена. Но, возможно...

- Наташа, – толстячок выглядел растерянным, хотя изо всех сил пытался держаться официально, – мне нужна ваша помощь. А вам – моя. И, пожалуйста, не плачьте. Я понятия не имею, как утешать плачущих женщин. Хотите воды? Или рома?

Но она уже взяла себя в руки. В той мере, в которой смогла.

- Нет. – Она решительно встала с кресла. – Я... не могу вам ничего рассказать. Прямо – нет. Это... Зап... Не поло... А-а-а-а-а, дьявол! – Наташа вцепилась руками в волосы, пытаясь изо всех сил подобрать слова, пытаясь как-то обойти, как-то обмануть ТО, что не давало, не позволяло... Послушайте. Послушайте, прошу вас. Откройте дверь. Выпустите меня.

- Наташа...

- Я пошлю вам весточку. Обещаю. Только придумаю, как. Сейчас пять часов вечера. К восьми я... Я всё сделаю. Время ещё есть. А сейчас – быстро. Дайте мне чаевые и отпустите.

Он молча достал из кармана золотую монету и протянул её. Наташа так же молча взяла её, и положила в карман, не говоря ни слова.

Следователь отпер дверь и вопросительно взглянул на неё. Его губы сложились в некое подобие улыбки, и он ещё раз почти-что-твёрдым-голосом произнёс:

- Я... могу вас защитить.

- Нет. – Она заглянула в его глаза, уже не скрывая ни своего яростного отчаяния, ни безнадёжной решительности приговорённой преступницы. – Не сможете. Но, может быть, у вас получится...

Не договорив, она резко рванулась к двери. Её шатнуло – толстячок едва успел подхватить её под локоть – но она скользкой от ледяного пота рукой всё-таки сумела повернуть дверную ручку, коротко поклонилась, и выбежала в коридор.

Мерно печатая шаг, точно автоматон, Наташа на негнущихся ногах дошла до лестницы, где её вырвало прямо на пол. Руки тряслись; сердце бешено колотилось о рёбра.

«Время. Ради всего святого, ради себя, ради этого смешного следователя, ради всех, прошу тебя – не теряй времени»

Она сглотнула, и её вырвало снова.

Фигаро был ошарашен.

Он думал, что морально подготовлен ко всему, чему угодно; даже если бы Наташа Филч заявила, что она – демон Па-Фу, и сбросила с себя человеческую личину, он бы, наверное, не слишком удивился. Чёрт, он был готов даже к тому, что она начнёт метать шаровые молнии и боевые кинетики – сейчас на следователе висел полный Малый набор боевых щитов.

Но это...

- Что-то не так, что-то очень не так с этим чёртовым городом, – прошептал Фигаро. – Что-то ужасно не так.

«Стоп. Она может быть просто сумасшедшей девицей с манией преследования»

«Нет, не может. Я посмотрел на неё через эфир, и её аура оказалась аурой совершенно нормального человека. Измотанного психически – да, нечастного – ещё как, но не ненормального. С психикой у Наташи Филч всё в порядке: никаких смещений слоёв, ни малейших отклонений в вита-центрах, ни единого патологического артефакта – вообще ничего»

Кроме этих странных серебристых нитей, что на мгновение окутали её голову, когда девушка пыталась что-то ему сказать. Пыталась – и не смогла.

Псионическое влияние? Да нет, какая, к дьяволу, псионика: ни заклятья, ни «врождённый» психократ не сумели бы скрыть воздействие такого рода. Тут было что-то другое. Будто сам эфир на секунду выпустил из себя тончайшие яркие спицы...

«И что? Она на грани нервного срыва. Конечно, в её ауре будут наблюдаться различного рода аберрации. Ни в одном справочнике на свете невозможно описать все виды эфирных искажений. К тому же они были не особо сильными»

«Либо это зацепка, – Выдуманный Артур в его голове был явно озадачен ничуть не меньше, – либо очередная пустышка. Впрочем, мы скоро это выясним. До восьми вечера осталось два часа. Даже меньше»

- Она сказала, – Фигаро не особо смущал тот факт, что он говорит это вслух, – что пошлёт мне весточку. Что бы это ни значило. И почему-то не смогла ничего объяснить напрямую. Никакие уговоры на неё не подействовали, но если бы она была под пси-контролем...

«Нить постоянного пси-контроля твои заклятья, конечно, разорвали бы. Но если у неё в голове есть психические блоки, которые были внедрены туда заранее, то щиты бесполезны. И ты отлично это знаешь»

- Психические блоки проявляются не так. Она бы даже не поняла, о чём я говорю и что вообще имею в виду. Строила бы из себя дурочку и удивлённо хлопала ресницами.

«Это если блок ставил профессионал»

- Ты хочешь сказать, что она – жертва неумелого псионика? Девушка с повреждённым мозгом?.. Стоп, нет, опять чушь: мозг у неё цел и невредим, я видел по ауре. Думаем дальше.

«На самом деле не очень-то он и цел. Помнишь ту красную полосу, похожую на рубец в верхнем вита-центре?»

- И что? След застарелой травмы. Когда-то, скорее всего, в детстве, она сильно расшибла себе голову. Но этот удар, хотя и оставил на ней след, не затронул её психику. Может, она иногда роняет ложки на пол, или не может отличить собаку от кошки, или не чувствует запаха черешни, но Наташа Филч уж точно не сумасшедшая.

«Резонно. Который там час?»

- Половина седьмого. Черти и демоны, как же долго летит время, когда чего-то ждёшь!

«А ты не просто жди. Ты думай. Напрягай голову, она тебе дана не только для того, чтобы в неё есть»

Но вместо того, чтобы что-то напрягать, следователь аккуратно переставил свой ужин со столика на колёсиках на большой стол, не забыл предварительно накинуть сверху скатерть, кое-как заткнул за шиворот салфетку, и принялся есть. Суп ещё не успел остыть, да и шкварки ещё сохраняли приятное тепло, а колбаса буквально таяла на языке.

Умолотив ужин менее чем за полчаса, Фигаро достал из ящика стола бутылку коньяка, налил себе в стакан на два пальца, и, с наслаждением вдохнув коньячный аромат, выпил, а потом и ещё. Откуда-то из центра живота (судя по всему, еда и коньяк активировали какую-то очень важную чакру в организме следователя) начало распространяться приятное успокаивающее тепло. Мозг Фигаро, наконец, стабилизировался, выдохнул, и заработал в привычном ритме.

«Так. У девицы ещё сорок минут. Я подожду до восьми часов... ладно, до девяти, шут с ним, а потом найду эту Наташу, вкачу её полтора кубика алхимического тоника, наброшу Чары правды, и пусть рассказывает, что там у неё за проблемы... И ведь именно что у неё, заметь, а не у всего города! Ты об этом даже не подумал, да? Представь себе ситуацию с её точки зрения: у девицы чёрная меланхолия: бросил парень или муж, а, может, и вообще случилась несчастная любовь. И вот она заходит в комнату к приезжему следователю – кстати, колдуну – а он дверь на замок, заклятья бормочет, а потом – вываливай всё, как есть, женщина!.. Ну, ладно, допустим, я вёл себя прилично, и всё же. Может, она решила, что я из какого-нибудь столичного Бюро Разбитых Сердец, мало ли. И сейчас ка-а-а-а-ак вывалит мне всё про свою несчастную личную жизнь. А ты будешь слушать. Внимательно слушать, и кивать головой, в нужные моменты похлопывая её по плечу, ослиная твоя башка, потому что, во-первых, девушку напугал до чёртиков, а, во-вторых, сам же подписался в защитники. «Я смогу вас защитить», ишь ты! Принц на белом козле...»

Он забил трубку, с наслаждением затянулся (после полупачки «Королевских» любой табак показался бы следователю манной небесной), и принялся неспешно мерить комнату шагами. От двери до балкона, двадцать два шага в одном направлении, двадцать два шага в другом. Если ходить так тридцать минут, то можно засчитать себе вечернюю прогулку, а если час, то и утреннюю пробежку подумал Фигаро. Однако же, как тянется время. И откуда это странное беспокойство, этот холодок в желудке, словно ты проглотил кубик льда? Ох, не любишь ты ждать, не любишь...

За окнами пели птицы, цокали по брусчатке каблуки. Вот хлопнули где-то рядом ставни, раздалось характерное шипение, с которым включается газовый фонарь – не рано ли? Ещё светло на улице. Хотя, может быть, тут фонари зажигает часовой механизм. А вот визг тормозов – длинный скрипящий посвист. Конечно, в любом городе есть свои лихачи. Даже если на весь город из транспорта всего два мопеда, то на одном из них неизбежно будет гонять какой-нибудь господин, ничего не знающий о существовании тормозного рычага, и в другого обязательно врежется. Так уж устроен мир, ничего не поделаешь... А вот дребезжит телефон за стойкой – мерный сонный звук, ничуть не похожий на душераздирающий вопль конторских аппаратов, которые орут, требуют и вопят, подпрыгивая от собственной лихости, едва не падая на пол со столешниц. А это... ну да, тоже очень характерный звук: двойное «др-р-р-рын!» жандармского колокола. Несутся стражи порядка на своей двуколке, подпрыгивая на ухабах: вязать, цеплять наручники, бить морды и...

Стоп.

Жандармы? Здесь? В Серебряной Пагоде?

Фигаро нахмурился. Ноктус говорил, что тут имеется троица жандармов, которая занимается всякими добрыми делами, вроде спасения застрявших котиков, но кто, скажете на милость, выезжает снимать кота с дерева с включённым «колотуном»? Нет, ну, в принципе, возможно, конечно...

А звук приближался: вот колокол грохочет за углом, вот уже на площади, а вот и совсем рядом... и вдруг затих – перестали крутить ручку сигнальной коробки. Почти под окнами «Ратуши». Странно.

Внизу забегали, застучали дверями, кто-то вскрикнул – протяжно и страшно, голоса тяжёлым облаком громыхнули, разбились на отдельные фразы, выплеснулись на улицу. Вспорол воздух полицейский свисток: чистый и пронзительный звук.

На площади что-то происходило, причём нечто из ряда вон выходящее.

Фигаро схватил котелок, с размаху нахлобучил его на голову и, выскочив из комнаты, ринулся к лестнице. Его обуревали самые что ни на есть мерзкие предчувствия.

Лестница, опять лестница, чёртова ваза на подставке в виде колонны, в которую следователь, конечно же, влетел, едва не уронив на пол, поворот, снова лестница, и, наконец, холл. Темно; горит только керосиновая лампа за стойкой, дверь распахнута настежь, за дверью голоса: всхлипывают женщины, ругаются мужчины, и звонкий молодой голос тихо, но уверенно командует: «р-р-разойтись! Не толпиться! Всем стать у фонаря!.. Да, кучнее, кучнее!..»

На негнущихся ногах следователь переступил порог и вышел на улице. Каким-то десятым чувством он уже знал, что увидит. Мир посерел, точно во сне, а в вечернем воздухе, напоённом ароматами цветов и листвы, разлился ощутимый привкус ирреальности, словно у Фигаро на носу неведомый зубодёр защёлкнул прищепку с веселящим газом.

У ярко горящего фонаря стояла «керосинка» – большой крытый мотофургон, похожий на фанерный ящик. Тут же, под фонарным столбом, в круге яркого света столпились люди («пассажиры, – понял Фигаро, – просто люди, что ехали по своим делам»): пара крепких мужиков в синих рабочих штанах, расстёгнутых рубахах и тяжёлых ботинках, три дамы преклонного возраста из тех, что вечно куда-то едут и вечерами и в самый ранний утренний час, напомаженный усатый господин в котелке очень похожем на тот, что был на голове у следователя, и старичок с тросточкой.

Здоровенный, просто-таки огромный мужчина в серой рубашке, тёмном жилете и «шахтёрских» штанах мерно курит тоненькую сигаретку. На боку коробка с револьвером, на груди маленький золотой щиток с имперским орлом – жандарм. Точнее, главный жандарм, судя по значку. На вид – лет под шестьдесят; седые волосы аккуратно уложены, виски выбриты, ухоженные усики чуть подкручены, но руки – руки рабочего – мозолистые и сильные.

А вот молодой человек в сливочно-белой форме с «птичкой» первого помощника на рукаве. Одет по уставу... хотя нет, не хватает шлема-шишки и каучуковой палки за поясом (в Столице их называли «клюшками), но револьвер на месте, а бляха широкого пояса начищена до блеска. Жандарм успокаивающе положил руку на плечо старой женщине, уткнувшейся в кружевной платочек – Кларисса Дейл. Хозяйка «Ратуши» всхлипывала и бормотала:

- Вышла буквально же на пять минут, на почту... Она каждый вечер выходила... Почта, а потом молочник... Я как тормоза услышала, у меня сердце оборвалось – как чувствовала...

А на брусчатке, в паре футов от колеса «керосинки»...

Наташа Филч лежала, широко раскинув руки, и, к счастью, лицом вниз. Из её уха вытекло немного крови – буквально пара капель. Униформа девушки каким-то невероятным образом всё ещё хранила девственную чистоту: ни складки, ни пылинки, точно робу с фартуком только что вынули из магазинной картонки. В футе от Наташи Филч лежала большая кожаная сумка, даже, скорее, портфель, закрытый на аккуратный латунный замок-защёлку, и сигарета. Сигарета всё ещё тлела, и это, пожалуй, было самым жутким во всей этой картине.

Чувство ирреальности усилилось: яркий свет фонаря, похожий на свет софитов, неестественный угол, под которым была повёрнута голова девушки, запах магниевой вспышки (откуда? А, у помощника главного жандарма в руке фотоаппарат – старенький «Объектрон» на алхимических кассетах, музыка – торжественная траурная фуга, то взлетающая ввысь на мрачных крыльях скрипок, то падающая на брусчатку, где она разбивалась на тысячи чёрных, как ночь осколков... А, вот: в открытом окне первого этажа «Ратуши» стоит патефон; наверное, там комнаты Клариссы Дейл. Но...

Фигаро медленно, как во сне, сделал несколько шагов по направлению к телу Наташи Филч.

- Эй, господин, – голос молодого жандарма был спокойным и приятным, но в нём тут же появились стальные нотки, – сюда нельзя. Несчастный случай.

«Они уже определили это как несчастный случай. Быстро, однако. Даже слишком быстро»

Следователь машинально достал из кармана удостоверение и ткнул жандарму под нос.

Жандарм хмыкнул; на его лице появилось растерянное выражение. С одной стороны, жандармерия и ДДД редко пересекались; их юрисдикции лежали в совершенно разных плоскостях. Однако же, если в городе не было редута Инквизиции (а его здесь нет), то старший следователь Департамента автоматически становился представителем Их Величеств во всём, что, так или иначе, связано с потусторонними влияниями. Иными словами, сейчас Фигаро, с одной стороны, был, как бы выше жандармов по рангу, а, с другой, лез совершенно не в своё дело.

Молодой жандарм секунду помедлил... и сделал шаг в сторону, пропуская следователя.

Не приближаясь к телу (то, что Наташа Филч мертва было понятно и без коронера) Фигаро приложил «очки» из больших и указательных пальцев рук к глазам.

Алый. Алый, бордовый, много алого, чёрного и бордового. Пассажиры «керосинки» были в глубоком шоке, и излучения их «вита» застилали всё вокруг подобно дыму. Чуть ярче сверкали ауры жандармов (те тоже были, мягко говоря, не в своей тарелке), черным трауром переливался свет вокруг Клариссы Дейл (как ни странно, её скорбь была совершенно неподдельной), и...

Тонкие разноцветные «веретёна» похожие на дымок затухающего костра поднимались над телом Наташи Филч. Аура девушки уже практически рассосалась, и было видно, что призрака от неё не останется. Быстрая, неожиданная и странно-спокойная смерть, точно девушка, наконец, расправив плечи, и свободно вздохнув, расправила невидимые крылья, и рванула прочь от земных сфер, оставляя за собой лишь печаль. Красный росчерк-линия чуть ниже подбородка: результат крайне неудачного стечения обстоятельств. «Керосинка» двигалась медленно, водитель успел затормозить, но, очевидно, девушка споткнулась, и в самый последний момент...

- Колесо, – пробормотал Фигаро, – просто колесо сломало ей шею.

- Да, – за его спиной раздался спокойный мужской голос, – всё верно. И куча свидетелей.

Фигаро обернулся.

Главный жандарм стоял у него за спиной; на лице седого великана застыло странное выражение то ли раздражения, то ли любопытства, то ли того и другого вместе взятых.

Следователь молча протянул руку. Жандарм, помедлив, так же молча пожал её. Рукопожатие у него вышло крепким, но, в то же время, очень деликатным.

- Абрахам Ашер, начальник жандармерии Серебряной Пагоды.

- Александр Фигаро, старший следователь Департамента Других Дел. Простите, что вторгаюсь, но... Менее двух часов назад эта девушка принесла мне ужин, и я...

- Понимаю. – Ашер, поморщившись, кивнул. – Шофер мотофургона у нас в «будке»; офицер Лайсон отпаивает его коньяком. Похоже, действительно, просто несчастный случай: девушка выскочила на дорогу из-за фонаря – видите, какие здесь кусты? И в этом месте нельзя переходить дорогу. Вон, даже знак повесили. Шофер ударил по тормозам, но... – жандарм развёл руками. – А вы, кстати, что скажете? Я вижу, вы колдовали, или что-то в этом духе.