Все под контролем. Моя эпичная история в геймдеве

– Заткнись, Клифф.

– Ты не понимаешь, – ответил я.

– Я понимаю. Ты достал. Заткнись.

Нет уж, фига с два они понимали. Я был одержим. Перед сном то островное регги все еще играло у меня в голове. И до сих пор играет.

На Рождество я увидел коробку под елкой и понял, что там NES, даже не разворачивая подарок. Она предназначалась для меня и Тайлера, но в основном для меня – брат больше увлекался спортом и соседскими девчонками, нежели видеоиграми. Я хотел подключить консоль к цветному телевизору в гостиной, лучшему в доме. Но если уж твоя семья неотрывно следит за «Пэтриотс», «Ред Сокс», «Селтикс», «Брюинз» и вообще всеми спортивными командами Новой Англии, лучше не лезть со своими предложениями посмотреть что-то другое. Даже на простой разговор во время спортивного репортажа в местных новостях можно было получить реакцию вроде «помолчи» или «тихо, бля».

Мама нашла крошечный черно-белый телевизор для NES и разрешила мне отнести его в комнату, которую мы делили с Тайлером. Там стояла двухъярусная кровать, и я сводил брата с ума, выкручивая громкость, едва он погружался в фазу быстрого сна. Это была ранняя версия братской пытки. Я вел счет играм, которые прошел вдоль и поперек. На двери теперь висела моя доска с заголовком: «ИГРЫ, КОТОРЫЕ Я ПРОШЕЛ» (Deadly Towers, Ghosts 'n Goblins, Contra, Solomon's Key, Mighty Bomb Jack). Кроме того, я ставил насечки на своей NES, прямо как летчики во Вторую мировую, когда сбивали очередного врага.

К слову, я никогда не читерил. Пока мои друзья мечтали стать лучшими в мире бейсболистами, баскетболистами или хоккеистами, я хотел быть лучшим в мире геймером. И не собирался добиваться этого с помощью жульничества.

Я очень серьезно к этому относился. По мере того как господство Nintendo усиливалось, графика улучшалась, а игры становились все сложнее, я оттачивал свои навыки. Началось все с простенькой Mario Bros., где надо было прыгать по платформам. Затем я покорил Contra, сайд-скроллер, в котором два крутых парня с сумасшедшими научно-фантастическими пушками мочат инопланетян. А потом пришло время для 3-D Battles of WorldRunner, где ты просто бегаешь и прыгаешь через пропасти и тупых врагов. Таким образом Nintendo воспроизвела аркадный хит Space Harrier от Sega. Через пару лет мир увидит Zelda[7].

Важно отметить, что я еженедельно посещал публичную библиотеку и никогда не уходил без стопки книг. Мне хотелось прочитать все, что можно найти про компьютеры. Я был одержим RAM, ROM, электронно-лучевыми трубками и тем, как все это работает. Как-то раз я взял черный фломастер и нарисовал на старом магнитофоне брата с восемью дорожками ручки с индикаторами. Типа, чтобы выглядело как компьютер. Я представлял, что программирую.

А затем настал день, когда больше не нужно было представлять. Отец принес домой Apple IIc и поставил его в гостиной. Будучи инженером, он видел, что компьютер становится неотъемлемой частью работы людей и подготовки молодых специалистов. Да и я постоянно болтал о том, сколько времени провожу за Apple в публичной библиотеке и за Commodore 64 моего друга Рика. На нем мы играли в The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy, пока родители Рика не купили новенький Amiga. И тогда мы залипли в Chuck Yeager’s Air Combat, Shadow of the Beast и вообще все, что нашли у Psygnosis, команды разработчиков из Великобритании.

Apple IIc напоминала припаркованную Maserati в гостиной. Я почти уверен, что отец купил этот модный домашний компьютер Тайлеру, чтобы подтолкнуть его к мыслям о колледже и дать возможность хорошенько подготовиться к поступлению. Но Тайлер был слишком занят, тискаясь с девахами в лесу, так что компьютер стал моим. Я начал работать с ним так, как и предполагали два Стива, Джобс и Возняк: нет инструкций – нет проблем.

Я чувствовал, что это мое. Однажды в пятницу вечером родители взяли меня с собой в торговый центр, и мы остановились поужинать в местном пабе. Пока отец наслаждался тарелками картофельной кожуры и жареными палочками из моцареллы, я уткнулся лицом в последний номер журнала GamePro. На обложке был изображен сайд-скроллер Gradius. Маме надоело смотреть, как папа забивает артерии гадостью, поэтому она ткнула в обложку журнала и спросила: «Клиффорд, а почему игры не выглядят вот так?» Не зная, что ей сказать, я пожал плечами и ответил: «Подожди тридцать лет».

Просто удачная догадка? Может, и нет. Каждый месяц я залпом проглатывал очередной выпуск журнала Scholastic’s Family Computing, где публиковали статьи о компьютерах, обзоры программного обеспечения и мой любимый раздел с кодами для простых игр и экранных заставок. Я перепечатывал каждую страницу, думая, что так смогу стать программистом, и со временем научился немного анализировать код. Хотя для причудливых графических заморочек типа h=plot (_)[8] мне не хватало мозгов, я научился самостоятельно создавать простенькую графику ASCII.

Моим шедевром стал грубый кинжал. Летом я потратил целый день на его программирование. Приходилось внимательно следить, чтобы все обратные косые черты, круглые скобки, подчеркивания и точки с запятой оказались в нужном месте. От этого у меня кружилась голова и почти тошнило. Но я продолжал до тех пор, пока причудливая рукоять и лезвие со всеми его вариациями в оттенках не стали выглядеть идеально. Это был мой первый личный проект. Я распечатал кинжал на нашем громком матричном принтере и с нетерпением стал ждать, когда отец вернется домой. Хотелось поскорее все ему показать и посмотреть на реакцию.

Как и любой ребенок, я задирал голову не только потому, что отец был намного выше меня. Я смотрел вверх с точки зрения младшего из пяти сыновей. Смотрел поверх голов четырех старших братьев. Искал возможность заглянуть в свое будущее. Отец мечтал, чтобы я поступил в Северо-Восточный университет и получил диплом инженера, как он сам. Мне до смерти хотелось услышать, как он скажет, что я на правильном пути. В конце концов, я жаждал его одобрения. Он был самым умным человеком, которого я знал, и вызывал уважения больше, чем кто-либо другой. Его кивок или похлопывание по спине значили для меня все.

Отец снял пиджак и остался в рубашке, галстуке и темных брюках. Давай, папа. Наконец, изучив изображение со всех сторон, что заняло не меньше минуты (хотя мне казалось, что прошли все десять), он вернул мне распечатку, улыбнулся и взъерошил рукой волосы.

«Отлично, Клиффорд, – сказал он. – Ты начал заниматься графикой». Да! Я держал этот момент в голове как можно дольше. Папа гордился мной, и я впервые почувствовал, что эти компьютерные штуки могут пригодиться.

Легенда о рекорде

«Клиффорд, заскочи ко мне, – сказал Рик Адамс. – Хочу кое-что показать».

Рик жил через дорогу. Пусть он и был старше меня на четыре года, мы все равно состояли в одном клане ниндзя. Они с сестрой те еще торчки. По какой-то причине Рик считал своим долгом посвящать меня во все свои интересы и занятия. Так я наслушался историй о его перепихонах, открыл для себя порно (первой моей порнухой стала лента из восьмидесятых под названием «Пульсирующая плоть») и постоянно играл в The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy на его Commodore 64.

Рик понимал, что от подобных штук я впадаю в состояние ахуя. Стоило ему поднять бровь, я тут же мчал к его дому. Мы в три прыжка залетели по лестнице в его комнату. Рик протянул буклет.

– Гля, – сказал он.

Это было руководство к The Legend of Zelda.

– У моего друга есть эта игра, – сказал Рик. – Говорит, в ней можно сжечь дерево или взорвать камень и найти секретный подземный проход.

– Это как скрытый блок из «Марио», только еще круче! – ответил я, листая руководство.

– А картридж золотой, – сказал Рик. – Прям из чистого золота.

На самом деле это был раскрашенный пластик, но, как и все дети, я купился. Отложив руководство, я медленно поднял глаза, пока он не понял, что у меня в голове. Ни хрена себе. Zelda – это что-то с чем-то. Нужно во что бы то ни стало раздобыть ее. Тем летом я откладывал каждый цент с доставки газет и подработок на местном поле для гольфа, а потом уговорил маму отвезти меня в магазин Toys «R» Us и купил заветную игру. Дома я распаковал коробку, вставил картридж и пропал на сутки. Ровно до тех пор, пока не оставил зарубку на задней панели NES. Затем я рассказал об этом Рику.

– Я прошел ее.

– Братан, ты же только ее купил.

– Ага.

– Пиздец.

– Ага, и знаешь чё?

– Чё?

– Там начинается второй квест.

– Гонишь.

– Отвечаю. Можно играть дальше.

Вот такая прелюдия к будущим большим свершениям. В середине 1987 года я подписался на Nintendo Fun Club News, ежеквартальный рекламный журнал, созданный Говардом Филлипсом – бывшим менеджером склада, а теперь гуру NES. Интернета тогда еще не существовало, поэтому о всех новинках мы узнавали от друзей, из коробок с играми, по телику, а теперь еще из этого потрясного журнала. Я проглатывал каждое слово и каждую картинку.

В выпусках Nintendo Fun Club News можно было найти обращение от Говарда, статьи о новых играх, советы и рекомендации, обзоры, приколы, а позже и комикс под названием «Говард и Нестер». Говард в фирменном галстуке-бабочке изображался игровым мудрецом, а Нестер – сопливым задротом Nintendo, совсем как мы. В 1988 году до меня дошел второй выпуск, и там я заметил раздел, ранее ускользнувший от моего внимания – список рекордов. В голове что-то щелкнуло. Я хотел попасть в этот список. Не просто попасть. Возглавить.

Так на тринадцатом году жизни у меня появилась цель: заработать максимальное количество очков в Super Mario Bros. – 9 990 950.

Больше получить в игре нельзя, после этого числа счетчик сбрасывается до нуля. Только единицам удавалось добиться такого результата. И их имена напечатали в журнале. Я тоже хотел видеть свое имя на страницах. Согласно правилам, все, что мне нужно было сделать, – сфотографировать свой рекорд на Polaroid, отправить его по почте в Nintendo… и проснуться знаменитым.

К делу я подошел со всей ответственностью: каждый день наигрывал по несколько часов. Я разработал особую стратегию: игнорировать портальные зоны и никуда не торопиться. Срезать незачем – все равно цель заработать как можно больше очков. В Super Mario Bros. нужно пройти каждый уровень, уничтожить каждого врага и получить каждую монетку. Ближе к концу я прыгнул на неуклюжих черепах и толкнул их панцири, заставив рикошетить от блоков странного средневекового мира. Если я подловлю одну на ступеньках, то панцирь будет долго рикошетить, а мой счет – увеличиваться.

По мере прохождения реальность куда-то испарилась, и я буквально оказался в игре. Видел все маршруты, лазейки, возможности. Думал как разработчики и просто чувствовал, как победить. Так было с каждой игрой. Но эта особенная.

И вот настал день, когда я набрал рекордное число: 9 990 950. Уставившись на экран, я кивнул цифрам и подумал: «Миссия выполнена». Затем схватил отцовский «полароид» и через шестьдесят секунд уже держал доказательства на руках. Я похвастался фотографией перед семьей и парочкой друзей, а затем отправил снимок в Nintendo и принялся ждать. Мне казалось, что сам Говард Филлипс напишет мне письмо убористым почерком: «Отличная работа, Клиффорд».

Недели шли. Реакции не было. Только вдалеке стрекотали сверчки.

Месяц спустя в нашем почтовом ящике появился очередной выпуск Fun Club News. Пусть мне никто не написал, я все равно не терял надежды. Я сел на кухне и принялся листать страницы, пока не добрался до нужного раздела. И вот оно – мое имя, Клиффорд Блезински, на вершине списка с рекордами. «Да!» – воскликнул я, а потом пошел показывать маме («Гляди, мамуль, у меня получилось»), брату («Зацени») и отцу («Круто же? Что думаешь?»).

Мое имя также появилось в следующих двух выпусках Fun Club News и в легендарном перерождении этого журнала Nintendo Power. Я смекнул, что список не так уж часто обновлялся. Значит, повторить такой подвиг совсем не просто. Но вот черным по белому написано: Клиффорд Блезински. Клиффорд Блезински. Миллионы людей видят мое имя, и сам гуру Nintendo, Говард Филлипс, тоже. Я стал знаменитостью.

«Охуенно!»

* * *

В школе меня прозвали Нинтендобоем. Мне не особо это нравилось, но, как говорится, если уж что-то приклеится… Я не вылезал из компьютерного класса, где до смерти рубился в Oregon Trail. Причем буквально – в игре я постоянно помирал от дизентерии. Я проводил в классе столько времени, что его следовало бы назвать «Лабораторией им. Клиффа Блезински». И, кажется, так оно и вышло. Как-то раз один приколист приклеил к двери популярный шуточный комикс «Дальняя сторона». Там родители смотрят, как их сын играет в видеоигры, и мечтают, что однажды игрокам в Super Mario Bros. станут предлагать шестизначные зарплаты. Приколист вписал мое имя крупными буквами в самом низу.

Я сразу сорвал комикс. Сейчас бы так уже не поступил. Теперь-то мы знаем, что мир не просто принял задротов – они теперь им правят. Разработчики, стримеры, ютуберы и косплееры набирают бешеную популярность. Но в те годы геймерам приходилось непросто, особенно в школе. Мне приходилось мириться с тем, что я дрыщ, и носить поясную сумку. Почему я вообще думал, что она мне нужна (и выглядит круто)? Но я и правда так думал (и зря). Я был олицетворением геймера и ничего не мог с этим поделать. Да и не хотел, если честно.

С другой стороны, так я стал легкой добычей для тех, кто хотел самоутвердиться за мой счет – наверное, потому, что они еще больше сомневались в себе. Школьный автобус для этих ребят приходился как нельзя кстати. Поездка длиной в двадцать минут частенько превращалась в «Повелителя мух», парад издевательств и унижений. Меня то и дело толкали, пихали и дразнили. Однажды прилепили жвачку к волосам. А как-то раз пацан сзади взболтал колу и вылил мне на голову под гогот ущербных дружков.

Это худшее, что могло случиться. Униженный, я подбежал к водителю и настоял на том, чтобы меня высадили прямо сейчас, хотя до дома оставалась еще пара километров. Он пытался не обращать на меня внимания, но я закричал: «Остановитесь!» Водитель знал, что должен остановиться и выпустить меня, иначе случится что-то ужасное, с чем он не справится. Когда я выскочил из автобуса, кто-то бросил вслед: «Бежит домой играть в свою Nintendo».

Я мчался через лес, мимо пруда, где играл в хоккей, кучи мусора, где когда-то охотился на змей, и вот оказался один в самой глуши. Наконец можно было остановиться и отдышаться. Я повернулся в ту сторону, куда уехал автобус, и закричал: «Идите на хуй! Просто идите на хуй!»

Когда я вернулся на Рассет-лейн, дома никого не оказалось. Меня это устраивало. Я наслаждался свободой и отсутствием необходимости объяснять, что произошло в автобусе, из-за чего я запыхался и почему у меня покраснели глаза. Я снял пропитанную колой одежду, засунул ее в стиралку и принял душ, яростно оттираясь, словно пытался сбросить кожу после отвратительного школьного дня.

И все же мне кажется, что сегодняшним детям, растущим в информационном мире, приходится куда сложнее. По крайней мере, меня никто не травил в соцсетях. В каком-то смысле эти придурки в автобусе мотивировали меня. Как однажды сказал Фрэнк Синатра: «Нет лучшей мести, чем огромный успех».

У меня был старинный ключ, который я считал своим талисманом. Он достался мне на гаражной распродаже, куда я ходил по выходным со своими родителями. Какую игру ни возьми, там всегда нужно искать ключи от дверей. А мой ключ будто шептал: «Я открою тебе все двери. Открою все тайники. Помогу найти путь, если заплутаешь». Он всегда лежал в моем кармане, когда я отправлялся из дома навстречу очередному дню.

Когда я пошел в гости к своему корешу Ральфу Барбагалло, ключ тоже был со мной. Только что я изменил своей NES.

Чувство вины давило на меня. Я должен был кому-то излить душу. И Ральф прекрасно для этого подходил.

– Я зашел в Lechmere, – рассказал я про местный магазин электроники. – Там стояла Sega Master System, и я не устоял. Я два часа рубился в Alex Kidd in Miracle World.

– Ништяк, – ответил мой друг.

– Да не совсем, – я встревоженно покачал головой. – Я изменил Nintendo.

– Чел, не парься, – сказал он. – Это же просто игры.

Он не понимал. Для меня все это было большим, чем просто игры. Я обклеил комнату персонажами и постерами Nintendo. Всеми, что смог найти. Мне даже довелось «заправляться» сухими завтраками с прикольным названием Nintendo Cereal System, пока они еще были в продаже. Консольные войны еще толком не начались, но уже тогда людям хотелось причислять себя к какой-нибудь команде. В школе или на улице я ее не нашел. Поэтому ей стала Nintendo. Теперь такие команды называют сообществами. Nintendo помогла мне понять, кто я и чего хочу. Никакая Sega ей и в подметки не годилась. И несмотря на это, я оступился.

– Просто не смог удержаться, – распинался я.

– От имени Nintendo я отпускаю тебе этот грех.

Эх, если бы все было так просто. Как и со всеми грехами, сложнее всего самому простить себя. В Master System от Sega не было волшебства и тайны игр Nintendo. Alex Kidd – тому подтверждение. Там ты просто мелкий пацан, который машет кулаками. Полная шляпа. Но Ральф помог мне преодолеть этот кризис. Он стал моим игровым наставником: от него я перенял основы игростроения и, что важнее, чутье на хорошие игры.

Интрижка с Sega показала, что сам бы я задротил во все, до чего можно добраться. Но мой друг открыл мне глаза на нюансы: геймплей, графика, звук, собственные ощущения. От него я впервые услышал термины «буллетхелл»[9] и «сайд-скроллерный битемап»[10]. И когда я офигел от Mystic Defender, он как ни в чем не бывало сказал: «Чувак, все дело в графике».

Не знаю, откуда Ральф все это знал. Но у него как-то получалось чувствовать ритм игр. Он понимал, что в них должно быть ощущение тайны. А в лучших – еще и классный мир, в котором хочется жить. Однажды Ральф достал Shoot-’Em-Up Construction Kit для своего Commodore 64, и мы начали клепать собственные поделки. Ночевки превратились в бессонные ночи, но в итоге мы выпустили по игре. Его называлась Adventures in Stupidity, а моя – Thunder Burner.

Пусть мы с Ральфом и потратили кучу времени на разговоры о пиксельной графике и текстурах, программист из меня вышел так себе. Тем не менее эти навыки сильно помогут мне в будущем. Thunder Burner – маленькая игра; в ней надо подниматься в воздух на вертолете, уничтожать вражеские авианосцы и боевые корабли. Получилось грубовато, но я испытал тот же трепет, как и пару лет назад, когда впервые увидел игры. Только теперь я их создавал сам.

Совершенствование гейм-дизайнерских навыков пришлось отложить на потом – Ральф рассказал, что скоро начнется конкурс Nintendo World Championships, который спонсирует сама Nintendo. Сильнейшая сторона Ральфа – узнавать новости раньше всех. Я сразу же заинтересовался. Он показал мне брошюру трехдневного мероприятия в Бостоне, которое состоится примерно через месяц. Это был один из двадцати девяти городов США, где проводились подобные конкурсы в преддверии первого в истории Nintendo World Championships на территории Universal Studios в Лос-Анджелесе. Главные призы включали в себя чек на 10 000 долларов, новый кабриолет Geo Metro, 40-дюймовый телевизор и кубок с Марио.

– Мы должны попробовать, – сказал Ральф.

– Да, – ответил я. – Мне надо победить.

Мы узнали, что соревнование состоит из трех раундов на время, и в каждом раунде будет отдельная игра. Начнем мы с первого уровня Super Mario Bros. Потом мы будем играть в Rad Racer, ужасный гоночный симулятор от Nintendo. В финале игроков ждала дуэль в Tetris с подсчетом очков. Мы с Ральфом тренировались каждый день. Вызубрили Super Mario Bros. и могли пройти ее с закрытыми глазами. Rad Racer вызывала у нас только жгучую ненависть, поэтому было решено люто задротить в Tetris.

Приближался тот самый апрельский день. Родители отвезли меня, Тайлера и Ральфа на арену «Бостон Гарден» в центре Бостона. Там я увидел свой первый в жизни концерт – выступление метал-групп Poison и Warrant. В огромном зале, где Брет Майклс исполнял Nothin’ but a Good Time, собралась гигантская толпа. Повсюду стояли консоли и портативки, мигали огни, доносились электронные звуки прыжков, монеток и грибов. И во все игры здесь можно играть бесплатно. «Офигеть», – как заведенный повторял я.

Я впервые присутствовал на игровой конференции. Ни с чем не сравнимый запах только что распакованного оборудования опьянял. Попав в толпу энтузиастов и фанатов, я вдруг почувствовал, что наконец-то нашел единомышленников – обросших парней с застиранными джинсами и девчонок с непослушными волосами. Все они пытались замаскировать прыщи и неуверенность в себе.

Первые два дня предварительных соревнований прошли успешно. Я вышел в финал чемпионата Бостона, который должен был пройти в воскресенье. Утром я проснулся взволнованным, но уверенным в своих силах. Надел свежую белую рубашку поло и мешковатые серые брюки, застегнул поясную сумку и сунул счастливый ключ в карман. «Готов», – сказал я семье.

Организаторы назначили финальный раунд на вечер. Ожидая своего часа, я все сильнее хотел победить и успел насладиться бесплатными играми. Моим соперником стал паренек по имени Джейсон, с похожей шевелюрой и, как оказалось, более твердой рукой. Super Mario Bros. я прошел без проблем, потому что делал это уже миллион раз. Но потом меня повело. Соперник оказался по-настоящему хорош, а шум толпы зрителей действовал на нервы. Я ужасно сыграл в Rad Racer, в чем до сих пор виню ее управление. С Tetris тоже не повезло. Один блок не в том месте, и песенка спета.

Во время церемонии награждения я онемел от шока и молча смотрел, как награждают Джейсона. На моем лице нельзя было прочесть ни единой эмоции. Джейсон получил кроссовки Reebok. Я выиграл футболку и новую игру Super Mario Bros. 3. В голове, конечно, мелькнуло, что у меня-то призы покруче, но к выходу я еле волочился с опущенной головой. Чувствовал себя полным неудачником. Папа крепко обнял меня. «Не переживай из-за сегодняшнего вечера, – сказал он. – Ты хорошо выступил. Я горжусь тобой».

На следующих выходных я собирался попробовать еще раз, на этот раз в Хартфорде, штат Коннектикут. Я поехал туда с теми же людьми.

– Ты все еще можешь победить и отправиться в Калифорнию, – подбодрил меня Ральф.

– Да, только соберись как следует, – добавил мой брат.

Увы, не получилось. Я вылетел в первом же раунде. Пальцы слушались еще хуже, чем тогда. Как же хотелось прибить себя. Выходя из конференц-зала, я зашвырнул свой так называемый счастливый талисман – старинный ключ – в кусты. «Нахуй эти талисманы, – решил я. – Всему успеху я обязан только себе». Я шмыгнул на заднее сиденье отцовской Honda Civic и специально прищемил щеку ремнем безопасности. Я хотел почувствовать боль. Я это заслужил. Отец выехал на шоссе, и Тайлер включил радио. Я откинул голову и закрыл глаза. Играла классическая песня Dream On группы Aerosmith, и мне показалось, что вокалист с бостонскими корнями поет именно для меня. «Нужно проигрывать, чтобы понять, как побеждать…»

Тогда я этого не понимал, но мое детство остановилось именно на этом моменте. В моменте застыл и я, оставшись навеки пятнадцатилетним пацаном. Пацаном, который пытается ухватиться за то самое чувство, когда жизнь даже после страшного поражения кажется нестрашной и приятной. Впереди сидят мама и папа, мы едем домой. Совсем как раньше.

Дворец обмана[11]

На NES есть игра Ninja Gaiden про храброго ниндзя по имени Рю. Он размахивает мечом, бросается сюрикэнами, прыгает по стенам и выполняет невероятные трюки, чтобы выпутаться из неприятностей. Как и все, кто играл в Ninja Gaiden, я хотел стать Рю. Экипировка ниндзя по-прежнему висела в шкафу. Не то чтобы она была мне так нужна. Просто стать ниндзя – главная фантазия ботаника: изгой перевоплощается в крутого чувака и приходит на помощь тем, кто в этом нуждается.

Ninja Gaiden прославилась своими кинематографическими «кат-сценами», небольшими роликами, в которых развивается сюжет. В начале игры два ниндзя бегут по ночному полю. На небе висит полная, по-анимешному огромная луна. Ниндзя подпрыгивают и в воздухе скрещивают мечи. Одного из них зовут Кен, и он отец Рю. Кажется, что в том бою Кен погибает, но позже выясняется, что он жив. В финале Кен заслоняет сына грудью и подставляется под огненный шар, выпущенный страшным демоном. И только тогда на самом деле уходит из жизни. Но главному герою и его возлюбленной удается спастись.

Юные ниндзя вроде меня писались кипятком от этого сюжетного поворота. И после него в моем подсознании поселилась утешительная мысль о том, что папа всегда будет рядом, чтобы защитить меня.

* * *

Я до сих пор храню фотографию отца, на которой он бежит на фоне кладбища. Кладбища, где позже его похоронят. Я часто смотрю на это фото и напоминаю себе, как важно правильно питаться и следить за здоровьем. Генетика – бессердечная сука.

Понедельник 13 августа 1990 года начинался как самый обычный летний денек. Разве что отец не поехал на работу, потому что взял отпуск на неделю. Весь день он суетился по дому, мурлыча себе под нос. Состряпал обед, поиграл с нашим псом Джазом, переоделся в форму для гольфа. Он планировал пройти восемнадцать лунок с моим братом Крисом на поле Far Corner в соседнем Боксфорде.

Когда отец собрался уходить, я сидел наверху в своей комнате и играл в Blaster Master. С порога он крикнул:

– Клиффорд, убери за собакой на заднем дворе!

Я закрыл глаза, раздраженный тем, что просят меня, а не Тайлера. Теперь мне придется приостановить игру.

– Хорошо, пап. Конечно, – ответил я своим самым недовольным тоном.

Как выяснилось, это был наш последний разговор.

Те самые слова.