Дар богов (СИ)

— Держи! — Уббе протянул Ивару кубок, наполненный элем.

— Я не хочу. Я и так уже пьян! — возразил Ивар заплетающимся языком.

— Пей и не спорь. — Уббе сунул кубок ему в руку. К слову, далеко не первый раз за вечер. — Тебе ведь не нужно опасаться, что не сумеешь устоять на ногах.

Ивар глянул на него исподлобья, но мысли уже настолько затуманились, что достойный ответ в голову так и не приходил.

— Все будет хорошо, — шепнул Уббе на ухо. — Обещаю.

Ивар поймал обеспокоенный взгляд матери, сидевшей за соседним столом. Ей все это явно не нравилось, но она молчала. Ивару скоро исполнялось пятнадцать, и он был уже почти взрослым мужчиной, она наверняка понимала это.

Он окинул мутящимся взглядом залу. И с трудом смог найти Ангборду на другом конце. Она сидела в темном уголке рядом с Сигурдом, который подливал в ее кубок эль из большого кувшина и что-то шептал на ухо, отводя пальцами прядь ее волос.

Ивар раздраженно сплюнул и хлебнул эль большим глотком. Что бы ни задумали братья, то, что Сигурд был возле Ангрбоды, выглядело как насмешка. Сигурд всегда говорил, что Ангрбода слабоумная, и частенько вворачивал что-то в духе, что два калеки нашли друг друга: один без ног, другая без мозгов. Но все это было неправдой! У Ивара были ноги, хоть и толку от них никакого. А Ангрбода не была слабоумной, она просто не от мира сего, как и Флоки. И, как и Флоки, она говорила порой такие вещи, до каких не мог додуматься никто другой.

Кажется, Уббе залил в Ивара еще пару кубков прежде, чем наконец сказал:

— Пора.

Он попытался помочь Ивару, хотел закинуть его на спину и донести, но тот только оттолкнул его руки и слез со скамьи на пол — сам справится.

Ползти пьяным между пьяных оказалось делом не из легких, кто-нибудь так и норовил наступить, и некоторым это даже удавалось. Но Ивар решил, что пора привыкать. От тележки он не так давно отказался, он сильно подрос за последние полгода, и Ангрбоде стало тяжело возить его, Флоки был часто занят своими плотницкими делами, а Уббе и Хвитсерк таскали его на спине, если требовалось идти в лес или еще куда-то далеко.

Поначалу было трудно привыкнуть — оказались слабоваты руки, но они крепли с каждым днем. А вот ноги доставляли проблем: за первый месяц Ивар умудрился вывихнуть стопу на правой и сломать на левой берцовую кость. Мать была вне себя от ярости и отказывалась выпускать Ивара из дому. Кто знает, сколько бы это продлилось, если бы Флоки не удалось успокоить ее. Хельга и Ангрбода смастерили для Ивара лубки для ног из толстой кожи, чуть позже оказалось, что перевязывать ноги еще и ремнями удобнее — они не разъезжались в стороны при движениях и при необходимости их можно было легко подтянуть к себе руками. А для рук потребовались толстые длинные перчатки, чтобы не сдирать ладони и предплечья в кровь, пока ползешь.

Уббе привел Ивара в спальню родителей — Ивару нравилось думать о ней именно так, хотя с тех пор, как пропал отец, здесь безраздельно властвовала мать. Они выпили еще по кубку эля, прежде чем появился Сигурд, который вел, приобнимая за талию, пошатывающуюся Ангрбоду. Хвитсерк зашел последним и плотно притворил за собой дверь.

Ангрбода огляделась и стала, как вкопанная. Сигурд потянул ее дальше, но она не двинулась с места.

— Не бойся, — сказал ей Хвитсерк и положил руки на плечи. Ангрбода дернулась, стряхнув их.

— Все хорошо, — подтвердил Уббе, поднимаясь с пола, с медвежьей шкуры, на которой сидел вместе с Иваром. Он подошел к Ангрбоде и провел кончиками пальцев по ее щеке. — Ты так похожа на Хельгу!

Лицом она действительно пошла в мать: тот же овал, те же чуть выдающиеся скулы и большие круглые глубоко посаженные глаза, даже улыбка немного набок, впрочем, Ангрбода нечасто улыбалась при посторонних. Только лоб чуть пониже и светлые брови вздернуты вверх на концах, и взгляд более открытый — когда она все же смотрела на кого-то, а не в сторону. А еще за полгода у нее изменилась фигура — стала более женственной, еще сильнее округлились бедра и грудь, плечи перестали быть такими острыми, как раньше, да и руки с ногами уже не выглядели как палки. Ивар часто заглядывался на Ангрбоду, когда знал, что она не замечает.

— Подожди, — сказал ей Уббе и полез в ташку у пояса. Он достал оттуда красивое золотое ожерелье и протянул Ангрбоде. — Нравится?

Она смотрела на ожерелье как завороженная и молчала. Уббе помедлил, глянул на Ивара, но тот не знал, что нужно делать. Тогда Уббе надел ожерелье Ангрбоде на шею, Сигурд приподнял ее волосы на затылке, а Хвитсерк помог с застежкой.

Ангрбода подняла руку и провела пальцами по затейливому узору на золоте.

— Дар четырех гномов?.. — полусказала-полуспросила она.

— Что? — Уббе удивленно вскинул брови.

— Брисингамен, — догадался Ивар. — Золотое ожерелье, которое братья-гномы подарили Фрейе за то, что она провела в их пещере четыре ночи. Со всеми четырьмя братьями сразу.

Эту историю рассказывал Флоки не раз.

Уббе, Хвитсерк и Сигурд переглянулись. И посмотрели на Ивара. Их и впрямь было четверо — братьев.

— Да, — улыбнулся Уббе и приподнял лицо Ангрбоды за подбородок. Но она, как и обычно, смотрела в сторону — не в глаза. — Тебе нравится? Ты хочешь быть похожей на Фрейю?

Хвитсерк провел ладонями по спине Ангрбоды сверху вниз и остановился, положив их на бедра. Сигурд оттянул прядь ее волос возле виска и накрутил на палец.

— Нет, — твердо сказала Ангрбода. — Не хочу.

— Почему? — Уббе положил руки ей на плечи. — Ты боишься? Не стоит. Мы не причиним тебе зла. Мы тебя знаем с детства. Все будет хорошо. Ивар здесь, посмотри. Ты же не боишься Ивара? Ты ведь доверяешь ему?

— Я не хочу! — на сей раз почти выкрикнула Ангрбода. — Не хочу! Отпустите! — И она дернулась, желая вырваться, но братья удержали ее.

Ангрбода посмотрела на Ивара — прямо в глаза — и в ее глазах он прочитал ярость и страх. А потом перевела взгляд на Уббе. Тот чуть отпрянул, но все же не отпустил ее.

— Я не хочу! — вновь повторила Ангрбода.

— Успокойся, — снова начал Уббе.

А Ивар почувствовал, что вмиг протрезвел.

— Отпустите ее! — приказал он.

— Эй, ты чего? — удивился Хвитсерк.

— Ивар, мы же договорились… — опешил Уббе. — Все будет хорошо.

— Не будет! — отрезал Ивар. — Она не хочет, неужели не видно? Отпустите ее! Немедленно!

Он выдернул из-за пояса топорик и, оскалившись, посмотрел на Уббе, затем на Хвитсерка и после на Сигурда.

— Ну уж нет! — прошипел Сигурд и притянул к себе Ангрбоду за плечи.

Ивар, не раздумывая, метнул в него топорик, но промазал. Топорик улетел в сторону кровати и грохнулся на пол возле стены.

— Проклятый калека! — выкрикнул Сигурд.

А Ивар в пару движений оказался возле него и, ударив под колени, повалил на пол. Уббе удержал Ангрбоду от падения, обхватив за талию. Ивар успел пару раз врезать по смазливой роже Сигурда и получить ответный удар в ухо, прежде, чем Хвитсерк вцепился ему в плечи, пытаясь оттащить в сторону.

— Уходи, — сказал Уббе Ангрбоде и подтолкнул ее в сторону двери.

Она не стала медлить. Рванула прочь, чуть пошатываясь. Не без труда распахнула тяжелую дверь и, на мгновение задержавшись на пороге, чтобы сорвать с себя ожерелье, выскочила наружу.

Ивар едва успел проводить ее взглядом, как ему прилетело в челюсть — кулаком Сигурда.

— А ну, перестаньте! — скомандовал Уббе, схватил Сигурда за шиворот и оттащил в сторону от Ивара, которого крепко держал Хвитсерк.

Уббе кое-как успокоил всех — словами и подзатыльниками. И налил всем по кубку эля. Топорик Ивара забрал Хвитсерк и не собирался возвращать до утра — пока все не протрезвеют.

Из-за распахнутой двери доносился гомон множества пьяных глоток и громкие песни, в которых славились храбрые викинги, Один и Вальгалла. А сквозь приоткрытые оконные ставни раздался волчий вой — протяжный, заунывный. Сначала один голос, потом к нему присоединился еще один, и еще, и еще…

— Волки так близко к Каттегату?.. — удивился Хвитсерк.

— Целая стая… — шепотом добавил Уббе.

А Ивара словно ледяной водой окатили.

— А если Ангрбода там? Снаружи… — спохватился он и кинулся к двери.

— Ну куда ты! — устало взвыл Уббе и схватил его за плечи. Ивар брыкался и пытался вывернуться, но Уббе был старше и все еще сильнее — он прижал его к полу и никуда не пустил.

— Да ничего с твоей полоумной не сделается! — зло бросил Сигурд.

Ивар рычал и сквозь зубы выплевывал все ругательства, какие только знал на тот момент.

И каждый из них был по-своему прав. Ангрбода в ту ночь действительно выскочила из дома ярла и пошла домой через лес. Но с ней ничего плохого не случилось.

========== — три — ==========

За полдня братья успели уже несколько раз вывести Ивара из себя. И вот сейчас — опять. Вместо того, чтобы молча поработать в кузне и заточить оружие, они уже битый час долбили: Бьерн то, Бьерн это, Бьерн созывает ярлов для похода на Англию, Бьерн строит драккары, Бьерн готовит войско. Бьерн, Бьерн, Бьерн…

Ивар то и дело отпускал по этому поводу гаденькие шуточки, но братья, похоже, сговорились и специально не обращали внимания, как он ни старался.

Ивар опять был словно пустое место! А ведь это он убедил братьев — и Бьерна в том числе — что они должны отомстить за смерть отца. А теперь, когда час расплаты приближался, все забыли об этом.

Когда решали, кто должен возглавить поход в Англию, все сошлись на том, что это будет Бьерн. Он ведь старший сын великого Рагнара Лодброка! А еще он сын Лагерты, которая убила мать и захватила власть в Каттегате! Когда Ивар заводил разговор о том, что нужно расквитаться с Лагертой, Уббе, Хвитсерк и Сигурд сразу же вспоминали про Бьерна, ведь он их единокровный брат, а Лагерта — его мать. Про свою собственную мать они почему-то не помнили! Стоило Аслауг умереть, и ее сыновья забыли о почтении — все, кроме Ивара.

Впрочем, отца братья тоже не слишком-то почитали — вот его как раз еще при жизни. Обвиняли в том, что он бросил своих детей и свой народ, в том, что утаил ото всех гибель поселения в Уэссексе, в том, что сошел с ума под старость, и в том, что позорит себя и свою семью, затевая самоубийственный поход в Англию с кучкой жалких наемников, которым заплатил сокровищами из собственного клада. И никто не согласился пойти с ним. Никто, кроме Ивара.

Так и кто после этого был самым достойным среди детей Рагнара Лодброка? Кто, если не Ивар?

— Вы с таким благоговением говорите о Бьерне, что, кажется, скоро начнете целовать его зад, — отпустил он очередную колкость.

— Ты говоришь об этом с такой обидой, что кажется, если это случится, ты будешь нам завидовать, — ухмыльнулся Хвитсерк, подняв голову от точила. Он восхищался Бьерном больше других после похода в Средиземное море, в котором участвовал под его предводительством.

Уббе и Сигурд хохотнули, но сдержанно — нарываться на крупную ссору с Иваром они явно не хотели. По крайней мере, сегодня.

— Завидовать чему? — ощерился Ивар. — Тому как ты, Хвитсерк, будешь облизывать вонючую медвежью жопу Бьерна? — И, высунув язык изо рта, Ивар принялся двигать им, словно что-то лизал.

— А у тебя неплохо получается, — усмехнулся Хвитсерк. — Но если будешь делать так с Бьерном, смотри, чтобы на улице было не холодно. А то вдруг у Бьерна Железнобокого железными окажутся не только бока, но и зад. Тогда твой язык примерзнет, и нам придется его отдирать.

Вот теперь Уббе и Сигурд согнулись от хохота. К ним присоединились даже кузнец и подмастерье. Ивар был вне себя от ярости. Но где-то на краю сознания понимал, что если сделает глупость, станет только хуже. Нужно было зайти с другой стороны — без промаха ударить по живому, притом лишь на словах.

— Надеюсь, вы не забыли, что мать Бьерна убила нашу? — процедил Ивар. — И теперь она живет в том доме, где мы родились и выросли. И правит — к слову, вместе с Бьерном — Каттегатом, который завоевал наш отец и в котором долгие годы властвовала наша мать. Вы не забыли, как Лагерта лишила нас того, что наше по праву? Если так, то не забудьте еще, что Бьерн — ее сын, и свою мать он будет защищать до последнего. — Ивар медленно, со скрежетом, провел точильным камнем вдоль лезвия длинного ножа, оглядывая каждого из братьев по очереди. — Надеюсь, вы не раздумаете мстить Лагерте, когда придет время, — добавил он и со всей силы воткнул нож в доски дубового стола, возле которого сидел.

— Не раздумаем, — коротко бросил Уббе, отвернулся и закопался в куче оружия, выбирая, какое еще требуется заточить.

— Наша мать не была безгрешна, — заявил Сигурд, отложил точильный камень и попробовал пальцем острие топорика. — Если уж на то пошло, изначально она отняла у Лагерты мужа и право жить в Каттегате. А еще она изменяла нашему отцу с Харбардом. И Харбарда она любила больше, чем отца.

— Сигурд! — строго сказал Уббе. Этот разговор случался уже не раз и никогда не приводил ни к чему хорошему.

— Не-ет, пусть продолжит, — процедил Ивар, не сводя с Сигурда взгляда. — Я хочу знать, что он на сей раз скажет про Харбарда и нашу мать.

— А почему же про нашу мать? — оскалился Сигурд, подкинув в руке топорик. — Может поговорим о том, что сделал Харбард с Ангрбодой?

*

Тем летом Ивару уже исполнилось пятнадцать. Бьерн созвал мужчин Каттегата в небольшой поход вдоль северного побережья, похожий на тот, с каких начинал отец. Уббе и Хвитсерк ушли с ним, Сигурд тоже хотел, но ему сказали, что он еще слишком юн, хотя дело было не в этом. Мать вынудила всех оставить его, чтобы Ивару не было обидно киснуть единственному из братьев дома. Сигурд злился, кричал на мать, уходил в лес и не появлялся по нескольку дней кряду, а Ивару при каждой встрече заявлял, что в следующем году точно пойдет в поход, потому что тогда ему будет уже семнадцать, и никто не сможет сказать, что он не настоящий мужчина!

Мать тоже злилась — часто и на всех. Возможно, она даже жалела, что поступила так с Сигурдом, но, конечно, никому не признавалась в этом. После того, как она неделю не разговаривала со служанками иначе, чем криком, и без устали гоняла их с пустыми поручениями, в Каттегат опять пришел Харбард. Мать выскочила ему навстречу, разъяренная как кошка, и кинулась на него чуть ли не с кулаками. Харбард подхватил ее под бедра, перекинул через плечо и молча унес в спальню, не обращая внимания на то, что она молотила его ладонями по спине и что есть сил брыкала ногами.

Они не появлялись до вечера. Сигурд, в гневе хлопнув дверью, опять ушел в лес. А Ивар теперь — в этот приход Харбарда — был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что означают доносившиеся из родительской спальни звуки.

Служанки возбужденно шептались, что Харбард не изменился ни капли: не прибавилось ни единой новой морщины на лице, ни одного седого волоса на голове, хотя с последнего его появления прошло почти десять лет.

Он вышел в общий зал чуть раньше матери и, завидев Ивара, первым делом подошел к нему:

— О, ты стал совсем взрослый, ты помнишь меня?

Ивар кивнул, хотя на самом деле помнил Харбарда плохо. Только то, что он приходил раньше, и что мать была рада ему, а вот как он выглядел — нет. И еще помнил слова Сигурда о том, что Харбард, кроме матери, отымел половину каттегатских женщин, и мать прогнала его, когда узнала.

А потом Харбард перевел взгляд на Ангрбоду. Она сидела на расстеленной на полу бараньей шкуре рядом с Иваром и штопала рубаху, которую он порвал на днях.

— Ты ведь Ангрбода, дочь Флоки и Хельги? — Харбард наклонился к ней, уперев в колени руки.

Она кивнула, не поднимая головы.

— Ты выросла такой красивой. Будто живое воплощение Фрейи, — сказал он.

Вообще-то Ангрбоду сложно было назвать красивой, как и Хельгу, и Флоки. Но Ивару все равно нравилось смотреть на нее, ее лицо притягивало чем-то другим — не красотой.

— Я совсем не похожа на Фрейю, — спокойно ответила Ангрбода и в очередной раз проткнула ткань иголкой.

— Ошибаешься, — покачал головой Харбард. — В каждой женщине есть Фрейя, каждая на нее в чем-то похожа.

— Но я еще не стала женщиной, — так же спокойно сказала Ангрбода и вытянула вверх иголку. Нитка с тихим шорохом прошла сквозь ткань.

Ивар понял, что краснеет, когда до него дошел смысл ее слов. С ним Ангрбода о таких вещах никогда не говорила. Он был уверен, что она, как и он сам, стесняется подобных тем.

— О-ох, дитя! — улыбнулся Харбард и, взяв лицо Ангрбоды в свои руки, приподнял его вверх. — Это лишь вопрос времени.

Она моргнула и подняла ресницы, посмотрев прямо на Харбарда. Ивар так и не смог понять, какое в ее глазах было выражение.