Помоги проекту - поделись книгой:
Юлия Федорченко
Межесвет
ПЕСНЬ 1. Азалия
— Разве пристало мальчику интересоваться цветами?
Он был настолько увлечен уходом за растениями, что не заметил, как на него упала тень человека, заслонившего солнечный свет. Азалия наконец пустила ростки в иссохшую, бесплодную почву, впитывавшую влагу не постепенно, как должно, а будто жадно высасывавшую ее, не желая ни с кем делиться. Ничто не хотело здесь расти. Природа устанавливала свои правила, но этот крошечный клочок земли принадлежал ему одному, и он во что бы то ни стало жаждал увидеть на своей клумбе яркие бутоны цветов. Он осторожно, едва касаясь рукой, ласкал гладкие лепестки теплого розового оттенка, словно подбадривая их, наполняя своей жизненной силой, коей у него, десятилетнего подростка, имелось в избытке.
Он не испугался и не вздрогнул. Голос был знакомым и принадлежал человеку, который был ему ближе брата и отца. Когда и как они познакомились? Мальчик не помнил. Может, всему виной была их общая любовь к цветам, ко всему живому, что тянулось навстречу горячему желтому солнцу и будто бы улыбалось, купаясь в его лучах.
Сидя на корточках, он задрал голову и улыбнулся. Окликнувший его мужчина был седым как лунь, хотя его лицо оставалось молодым. Он словно пережил глубочайшее душевное потрясение, заставившее его волосы навсегда окраситься в белый. При этом мужчина не выглядел ни печальным, ни сломленным горем или болезнью — просто человек с длинными белыми волосами, ниспадавшими ему на спину и грудь; человек мягкий, приятный в обращении, с голосом, напоминавшим журчание лесного ручейка в напоенный жарой полдень. И если бы мальчик верил в ангелов, которые даруют свет и надежду в минуту отчаяния, он сказал бы, что его друг принадлежим к тем, кто спасает.
Мужчина присел рядом с мальчишкой, но не осмелился дотронуться до цветка. Азалия чуть покачивалась от слабого ветра, и маленький садовник ласкал ее подушечками пальцев, нежно и любовно, словно женщину, еще не познавшую чужих ласк. Так легко обхватить стебелек двумя пальцами и сломать его, подумал мужчина, уничтожить плод чужой любви и заботы. На какой-то миг им овладела жажда разрушения, и он с трудом подавил желание ударить по цветку рукой, сжатой в кулак, и безжалостно вдавить азалию в землю. Людям свойственно убивать — но не ему. Видит Бог, он пробовал быть жестоким; и потерпел неудачу.
Спустя два дня азалия засохла, хотя мальчик поливал ее по пять-шесть раз в день. Он стоял над ней и скорбел о ее кончине, пусть слезы не катились по его лицу, ведь мужчины не должны плакать. На заднем дворе его могла увидеть тетушка, в это время хлопотавшая по дому, или сестра, у которой по средам не было дополнительных уроков, и поэтому она возвращалась из школы раньше обычного. Только засыпая, он смог разрыдаться по-настоящему.
— Моя азалия, — шептал он между всхлипами.
Решение пришло ему в голову несколькими неделями позднее. Он полностью очистил от земли глиняную форму, окаймленную резьбой, и доверху наполнил ее водой. Потом он бережно положил в бассейн бутончик азалии и не сводил с него напряженного взгляда, пока не затекли ноги. Беловолосый мужчина говорил, что эти цветы привозит ему старый друг, который очень любит путешествовать. Где они находились при перевозке, как сохраняли свежесть? Мальчик об этом не задумывался. Главное, что они попадали в руки именно ему, а не кому-то другому. И он растил их — вернее, пытался вырастить.
Но разве азалии могут жить в воде подобно лилиям? Юкка и камиссония цветут только в пустыне, во влажном тропическом климате на деревьях распускается плюмерия, лютики плавают на берегу озера, касаясь корнями ила. Он не может заставить растение изменить свои предпочтения только потому, что ему этого захотелось.
Азалия не опустилась на дно чаши, напитавшись водой. Она расцвела. Мальчик подсадил к ней фиалки и восковый плющ, и его маленький пруд раскрасился множеством сочных оттенков. Растения сплелись между собой, но не погибли от столь тесного соседства, а произвели новый сорт цветов, название которого было ему неизвестно.
— Можно мне взглянуть? — спросил беловолосый мужчина.
Мальчик кивнул. Теперь чашу заполняли цветы единого кроваво-красного цвета, а стебли у них были черными как уголь. Садовник остался доволен результатом. Мужчина опустил палец в воду, осторожно коснулся одного стебелька и вдруг отдернул руку, будто дотронулся до чего-то обжигающе горячего или ужасно отвратительного. С его пальца капала сочная, яркая кровь.
— Растения-хищники, — медленно произнес мужчина.
На лице мальчика отразилось недоумение. Он без малейших признаков страха зачерпнул горсть растений и продемонстрировал ее мужчине. Но тот лишь покачал головой.
— Ты — создатель, — сказал он. — Они тебя обожают.
Не впервые, подумал мужчина, творец создает чудовищ, руководствуясь истинно благими намерениями. Ангел? Он усмехнулся. Его родство с монстрами являлось неоспоримым; ведь он сам был воплощением великого замысла, повлекшего за собой трагедию.
Глава 1
(Летиция)
— Пароль? — осведомился холодный металлический голос.
Она поводила пальцем по гладкой панели с круглым отверстием, забранным плотной сеткой. С ней говорила машина. У Летиции в детстве была заводная кукла, которая пела одну из трех песенок на выбор, если нажать нужную кнопку у нее на спине. Как-то игрушка выскользнула из неловких детских ладошек, упала и разлетелась на фарфоровые обломки. Внутри оказался сложный механизм из нескольких шестеренок, двуцветной ленты и дюжины болтов. Куклу привезли издалека, и никто из местных не смог ее починить.
— Пароль?
Казалось, в голосе появились нетерпеливые нотки. Игра не в меру расшалившегося воображения — ведь машине все равно. Приблизив губы к динамику, девушка твердо произнесла:
— Я не знаю.
Из недр машины раздалось монотонное гудение, будто она размышляла, что-то просчитывала, сопоставляла вероятности. Потом все стихло. Летиция поежилась от холода, с полминуты растирала плечи руками, дожидаясь, пока ей соизволят ответить. Она стояла под округлым козырьком крыши, по его металлическому краю скользили лунные блики. Веспера мерно покачивалась на облаках, словно надувной шар, с которым играли морские волны. Астральный поток скрывала пелена жемчужного тумана.
Динамик молчал.
— Эй, — окликнула она.
— Пароль?
Летиции стало ясно, что лента памяти содержала лишь одну запись. При получении верного ответа машина должна была задействовать открывающий механизм двери, в случае неудовлетворительного — продолжать спрашивать, пока гость не отупеет и не скопытится от холода. Чуждым элементам здесь были не рады.
— Пароль? — настаивала машина.
Летиция отчаянно забарабанила в дверь — вернее, попыталась это сделать. Гладкий кусок монолита даже не дрогнул под ее ударами. Тогда она беспомощно привалилась спиной к холодному камню, вглядываясь в сумрачную темноту леса. Из соседних кустов на нее смотрело несколько пар глаз, и она старалась не думать о том, кому они принадлежат и почему заинтересовались ее персоной. Может, они учуяли в ней родственную душу, ведь и Летиция не так давно могла бегать на четырех мохнатых лапах, а запах теплой крови наполнял ее рот слюной и вызывал урчание в животе, но подобный ход мыслей казался слишком благоприятным для девушки, которой было некуда отступать. Скорее, ее рассматривали в качестве ломтя сочного, молодого мяса, пока еще движущегося и способного на сопротивление.
Госпожа ди Рейз откинула край плаща и нарочито медленно вытащила из-за пояса нож с изогнутым лезвием, ее единственное оружие и защиту. Она сжала нож обеими руками и выставила его перед собой, как бы заявляя вероятному агрессору: 'Все верно. Я опасна'. Угольки глаз замерцали, в кустах началась возня. Звери знали, что такое сталь, знали, что она убивает.
— Пароль? — спросили снова.
— Да пес его знает! — в сердцах выкрикнула Летиция. — Что ты заладил как заведенный? Я замерзла! Есть хочу! — Машина опять загудела, будто действительно хотела ответить на ее претензии и помочь девушке — но, увы, это было не в ее силах, так как создатель не потрудился загрузить в память запасной вариант. — Есть и спать!
— Кто твой хозяин?
Она вздрогнула. Голос, раздавшийся из динамика, больше не был неживым. Он принадлежал человеку — мужчине, если быть точным. Это ее удивило и насторожило. Летиция медленно повернулась, не убирая нож, наклонилась к решетке.
— У меня его нет.
— Ты солитари?
— Кто?
— Самоучка, — услужливо пояснил голос.
Летиция поразмыслила несколько секунд.
— В какой-то мере. Если взять в пример воинское искусство, то я знаю, за какой конец держат клинок. Больше ничего.
— Тогда что тебе нужно?
— Разве не ясно? Я хочу учиться.
С той стороны двери медлили.
— Есть другие места, — наконец сказал голос. — Гильдия.
— Они не хотят учить меня.
— Вот как. Почему?
— Вы пустите меня внутрь? — раздраженно спросила Летиция. — Пока меня не съели дикие звери?
— Никто тебя не съест, — раздалось из-за двери. — Защитный купол действует на расстоянии двух ярдов. Он реагирует на кровь.
Изнутри поднялось негодование. Этот человек издевался над ней. Летиция часто, прерывисто задышала, потом произнесла отчетливо, по слогам:
— Открой. Эту. Проклятую. Дверь.
Секунда тишины — и заскрежетал древний камень, завертелись старые, ржавые устройства, части которых давно нуждались в смазке. Сверху на Летицию посыпалась пыль, и она шагнула назад, уже не опасаясь нападения со спины. Дверь начала отодвигаться, из образовавшейся щели забрезжил свет, заставив девушку прищуриться. Потом отверстие расширилось настолько, что она смогла протиснуться внутрь.
В пещере было сыро, пахло водорослями и близостью моря. Коридор заливало бледное зеленоватое сияние. Летиция запрокинула голову в поисках источника света. На разном расстоянии друг от друга по потолку были рассеяны конусовидные лампы. Чуть приглядевшись, она поняла, что это природные образования, и сразу же начала опасаться, как бы один из светильников ненароком не обрушился на нее. К стенам пещеры липли многослойные прозрачные растения, чем-то похожие на медуз или живые сгустки киселя. Местная флора производила волглый туман, он неторопливо сползал вниз, бугристым сизым одеялом выстилая пол.
Ее недавний собеседник стоял к Летиции спиной, нажимая светящиеся кнопки с номерами над динамиком, неотличимым от того, что находился с внешней стороны убежища. Его пальцы двигались быстро и уверенно. Получив нужную комбинацию цифр, машина издала утробный звук и начала закрывать дверь. Мужчина обернулся к Летиции, сунув руки в карманы.
На нем была короткая потертая накидка с капюшоном, не доходившая до пояса, брюки из плотной ткани, собиравшиеся складками на бедрах, и шнурованные сапоги до колен. Правая рука незнакомца была одета в перчатку — странное сочетание кожи, металла и стекла. Оружия при нем не имелось. Какое-то время он рассматривал девушку, затем снял капюшон, позволяя и ей взглянуть ему в лицо.
— Как тебя зовут? — спросил он. Темные волосы, слипшиеся от влаги, падали ему на лоб. Он казался скорее растрепанным, чем откровенно неряшливым. Не получив ответа, незнакомец решил представиться первым: — Я Касс. Вообще-то Кассиан, но первое звучит лучше.
Летиция молчала. По виду он был немногим старше нее. Если существует любовь с первого взгляда, подумала девушка, то должна быть и ее противоположность. Госпожа ди Рейз честно попыталась справиться с нахлынувшей неприязнью по отношению к этому молодому человеку: пока что вражда не имела под собой никаких оснований. Она попыталась — и потерпела сокрушительное поражение.
— Что привело тебя сюда? — спросил Касс.
— Не твое дело, — бросила она.
Он пожал плечами. Янтарные глаза скользили по ее лицу, изучали, прикидывали. Касс анализировал ее слова и раздумывал, как себя дальше вести. Потом отстранил Летицию рукой — в узком коридоре было негде развернуться — и твердой широкой поступью зашагал вперед. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним.
Под ногами хлюпала вода, в мелких лужах дробились размытые отражения ламп, промозглый воздух забирался под одежду и ласкал кожу невидимыми ледяными пальцами. Здесь было ничуть не теплее, чем снаружи. Некоторое время они шли молча. Касс первым нарушил тишину:
— Мы должны доверять друг другу.
— Ты так долго придумывал ответ?
— Это здешнее правило, — настаивал он, пропустив колкость мимо ушей. — Иначе ничего не выйдет. Ковен — сродни семье. По крайней мере… — тут Касс умолк, то ли смутившись, то ли передумав.
Летиция резко остановилась. Он тоже.
— Что ты вообще здесь делаешь? Я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — перебил Касс. — Я парень, а они, как тебе хорошо известно, не умеют колдовать.
Ей было нечего возразить.
— Ну да, — нерешительно отозвалась Летиция.
Они возобновили путь. В душе госпожи ди Рейз буйным цветом распускались семена враждебности, нашедшие благодатную почву. Она надеялась, что ей не придется слишком часто беседовать с этим парнем или даже видеть его здесь. Он ни капли не походил на застенчивого Коула или сдержанного, хладнокровного Ланна; точно так же у него не было ничего общего с потенциальными женихами госпожи ди Рейз, обладавшими сладкими голосами и елейными улыбками. Общение с Кассом было подобно разговору с машиной, непрерывно твердящей одно слово, содержащееся в ее памяти. Они не понимали друг друга и не могли понять, как будто принадлежали к совершенно разным видам, чья взаимная неприязнь корнями уходила в века. Летиция не сомневалась, что Касс испытывает схожие чувства, просто его способность сопротивляться эмоциям была выше, чем у нее.
'Ковен — сродни семье'. Она горько улыбнулась. Как мало значат пустые слова! Ведьмы Гильдии, ее прежние сестры, без зазрения совести использовали Летицию в своих целях, едва не лишив ее разума. Лишь к одной из них она питала теплые чувства — к Шайне-Ламех, маленькой огненной леди, непредсказуемой и бурной, как морской шторм. Но в стенах Гильдии Шайна была пламенем укрощенным: лишь временами оно выходило из-под контроля, громко шипя и разбрасывая искры. Тогда огромная рука в железной перчатке накрывала беснующийся огонек, казавшийся крошечным и уязвимым, а затем неумолимо сжималась в кулак — и пламя гасло в темной, безвоздушной пустоте. Шайна горела там, где дозволено, и жгла то, что ей велели жечь. Возможно, девочка привыкла и смирилась, но Летиция так не смогла бы. Именно поэтому она избрала другой путь.
— Женщины нуждаются в поддержке мужчин, — медленно произнес Касс. — Ты понимаешь?
Длительность его мыслительного процесса была воистину невыносимой, паузы между репликами нередко достигали двух-трех минут. Летиция решила подражать манере речи собеседника, чтобы дать ему почувствовать на собственной шкуре, какие затруднения она испытывает. Прошла минута, прежде чем она сказала:
— Нет.
На этот раз Касс отозвался почти мгновенно.
— Жаль. — Немного подумав, он добавил: — Под покровом силы женщины слабы. Их легко сломать. Легко уничтожить.
— К чему ты клонишь? — прямо спросила Летиция.
Он пожал плечами, не вынимая руки из карманов. Туннель немного расширился, и Касс мог идти рядом с Летицией, изредка касаясь плечом ее плеча. Это позволило ему время от времени косо посматривать на нее. Она в свою очередь старалась не обращать внимания ни на назойливое трение и ускользающее ощущение чужого тепла, ни на его тяжелые взгляды.
— Ты бы не размахивала так этой штукой, — заметил Касс. В правой руке Летиция все еще сжимала нож — он так удобно лежал в ее ладони, что она позабыла о нем. — Можно ведь и пораниться.
Недовольно хмыкнув, она заткнула оружие за пояс.
Коридор начал стремительно уходить вверх, и вскоре им пришлось карабкаться по отлогой части скалы, помогая себе руками. Камень был влажным и скользким, из трещин в потолке капала вода, попадая за шиворот. Летиция решила, что лучше встать на четвереньки, чем обратиться за помощью к Кассу, и поэтому продвигалась ползком. Между скалой и сводом пещеры виднелась серповидная полоска света, не в пример ярче бледного сияния ламп.
На середине пути с той стороны каменной преграды послышались тихие голоса и шорох одежд. Летиция почувствовала близость женщин. Это придало ей сил. Госпожа ди Рейз стала резво взбираться по склону, предвидя скорое избавление от неприятной компании. На вершине она пошатнулась от усталости и сильно накренилась вперед, но Касс вовремя спас ее от кувырка через голову, пусть ради этого ему пришлось заключить ее в объятья. Высвободившись и глянув на него так, словно он совершил нечто достойное осуждения, Летиция посмотрела вниз.
Несколько женщин в белых накидках стояли тесной группой, освободив место для ритуала. Стены помещения были неровными и шершавыми, с множеством выпуклостей и углублений: камень безжалостно точили влага и время. Напротив скального выступа, на котором находились Летиция и Касс, была высокая арка с занавесом из десятков неровных бусин, нанизанных на капроновые нити. Кварцевый полог чуть заметно колыхался, за ним виднелась стена непроглядной тьмы. Слева от арки, ведущей в комнату или коридор, располагался алтарь — цельный кусок мрамора с полированной поверхностью и необработанными краями. На нем стояло вогнутое зеркало, настолько искажавшее действительность, что отраженные в нем люди и предметы сливались в одну тревожную, глубоко будоражащую картину. Перед зеркалом была курильница из половинки раковины, наполненной красным песком, и от наполовину истлевшей веточки поднималась тонкая струйка дыма.
Еще одна женщина, вероятно, жрица, обходила площадку по периметру, держа на вытянутой руке черный шелковый мешочек, из которого сыпался сиреневый пепел. Нет, не пепел, спустя время поняла Летиция. Пыльца. Вещество ровно мерцало и являлось источником лучистого света, чьи отблески девушка видела на вершине скалы. Несмотря на увеличивающееся количество пыльцы, в пещере не становилось ярче, словно все крупицы вместе не могли давать сияния больше, чем одна.
Роскошное облачение жрицы состояло из широкой угольно-черной мантии из бархата, шелка и органзы, окаймленной кружевами и щедро расшитой аметистами и серебром. Ее головной убор, тяжелое на вид переплетение ткани и металла, дополняли два рога, загибающихся книзу, на лице была маска с вуалью. Спустя мгновение к Летиции пришло узнавание: она уже видела эту маску с глазами из фиолетового стекла, только не могла вспомнить, где именно. В памяти остались лишь обрывки смутного сна: место, которого не существовало, ритуал, который не был совершен, ведьма, которая не была ведьмой.
Жрица плавно повела рукой, рассыпая пыльцу. Она обозначила границы круга, а затем начала рисовать звезду, пока на полу, окруженный сиреневым мерцанием, не возник пентакль. Тогда каждая из послушниц заняла свое место у лучей звезды, а жрица шагнула в ее центр. Послушницы не держались за руки и смотрели прямо перед собой, ничего не видя, но между ними ощущалась тесная, почти интимная близость.
— Что они делают? — шепотом спросила Летиция.
Касс покачал головой и притиснул к губам палец, призывая ее к молчанию.
Изящная белая рука потянулась к крючкам и застежкам, слой за слоем со жрицы соскользнули одежды: воздушная накидка, тяжелый, черный как сажа кафтан, свободное платье с расклешенными рукавами, простая нижняя рубаха. Теперь ничто не укрывало от посторонних глаз ее тело, отмеченное зрелостью и в то же время казавшееся юным и прекрасным. Летиции нечасто приходилось видеть настолько красивых женщин. Она искоса поглядела на Касса, будучи убеждена, что сейчас он похож на мальчишку, подглядывающего в замочную скважину. Госпожа ди Рейз отчаянно хотела, чтобы он оступился, показался ей отвратительным, тем самым укрепив ее неприязнь.
В его лице ничего не изменилось. В янтарных глазах было равнодушие, как будто он любовался не живой женщиной, которую можно обнять и приласкать, а бездушной скульптурой из слоновой кости с глазами-сапфирами.
Тем временем жрица заговорила: она почти пела, настолько мелодично и проникновенно лился ее голос. Из вдохновенной речи можно было выловить знакомые слова, но они не желали вплетаться в общую смысловую канву, и это заклинание, если оно было таковым, звучало для Летиции полнейшей тарабарщиной. Время от времени одна из послушниц открывала рот и полушепотом вторила жрице, а ее глаза продолжали смотреть в пустоту.
Сияние, которое источала пыльца, отделилось от своего источника и парило над головами женщин, скручиваясь в лавандовые завитки. Невидимый художник рисовал светом схематические рисунки птиц и животных, рунические символы, буквы древнего алфавита, эмблемы силы и охранные знаки. За спинами послушниц клубился пар, принимая очертания людей или чего-то иного — ангелов-хранителей, оберегающих от всяких бед, либо злых демонов, толкающих на преступление. Одна только жрица в центре пентакля казалась непогрешимой. Ее не коснулась ни рука бога, ни щупальце чудовища.
Летиция любовалась колдовской игрой красок и света, как вдруг мир начал исходить черными пятнами, блекнуть и исчезать. Она мысленно хваталась за клочки реальности, плавающие у нее перед глазами, как кусочки мозаики, но явь продолжала расползаться по швам, толкая ее в сон, в темный, неизведанный омут подсознания.
Она оказалась в зале с пугающе высоким, словно в храме, потолком. Кто-то стоял у нее за спиной, она чувствовала его ледяное дыхание на своей шее, видела размытую тень, колеблющуюся на стене. Круглый тупой предмет уперся ей между лопаток, сквозь ткань платья она ощутила холод и твердость металла. А потом он прошептал одно-единственное слово, и она отчетливо представила, как шевелятся его мертвые, посиневшие губы.
Поделиться книгой: