Мрачный Жнец

Казначей открыл рот, закрыл, снова открыл.

– Жду не дождусь, – продолжил Сдумс. – Думаю, это, м-м-м, будет очень увлекательно.

Казначей судорожно перебирал свой ограниченный набор тем для разговоров о женщинах. Наконец он нагнулся к сморщенному уху Сдумса.

– А разве им не приходится много стирать? – сказал он наугад. – И кровати заправлять, и готовить, и всё такое?

– Нет, лично я планирую вести другой, образ жизни, – твёрдо ответил Ветром.

Казначей закрыл рот. Аркканцлер побарабанил по столу ложкой.

– Братья мои, – начал он, когда воцарилось нечто отдалённо похожее на тишину. Ему откликнулся громкий нестройный хор радостных криков. – Как вы все знаете, сегодня мы собрались, чтобы проводить, кхм, в отставку, – раздались нервные смешки, – нашего старого товарища и коллегу Ветрома Сдумса. Знаете, гляжу я на старину Сдумса, сидящего перед нами, и мне невольно вспоминается одна история о корове с тремя деревянными ногами. Жила-была, значит, эта корова, и…

Казначей слушал его краем уха. Слыхал он этот анекдот. Аркканцлер не умел их смешно рассказывать, а у казначея совсем другое было на уме.

Он снова и снова глядел на столик.

Казначей был человеком добрым, хоть и нервным, и работу свою любил. Самое главное – ни один другой волшебник не мечтал об этой должности. Многие хотели, например, стать аркканцлером или главой одного из восьми факультетов магии. Но практически никто не хотел всё время проводить в кабинете, перебирая бумажки и считая расходы. Вся бухгалтерия Университета неизбежно копилась в кабинете казначея, а потому он порой ложился спать уставшим, зато спал спокойно. Ему не приходилось проверять, нет ли в его ночнушке внезапных скорпионов.

Убить вышестоящего волшебника – привычный способ делать карьеру в магических орденах. А вот казначея мог попытаться убить разве что тот, кто получал извращённое удовольствие от тщательно выстроенных столбцов цифр. Такие люди редко решаются на убийство[2].

Он вспомнил своё детство, прошедшее давным-давно в Овцепиках. Они с сестрой на каждое Страшдество оставляли Санта-Хрякусу бокал вина и кексик. С тех пор всё изменилось. Тогда он был моложе, многого не знал и, пожалуй, был куда счастливей.

Например, не знал, что однажды станет волшебником и вместе с другими волшебниками будет оставлять бокал вина, кекс, сомнительного вида куриные волованы и смешной бумажный колпак для…

…кое-кого ещё.

Когда он был малышом, они устраивали страшдественские празднования. Они всегда проводились по определённому принципу. Когда всех детей уже начинало мутить от веселья, кто-то из взрослых должен был лукаво сказать: «Кажется, у нас скоро будет особенный гость!». И как нарочно в ту же минуту за окном раздавался звон колокольчиков на кабанах, и в дом входил…

…В дом входил…

Казначей тряхнул головой. Чей-нибудь дед с накладными усами входил, конечно. Старый весельчак с мешком игрушек, стряхивающий снег с башмаков. Тот, кто дарил тебе что-то.

А вот сегодня…

Конечно, старый Ветром Сдумс наверняка воспринимал это иначе. Он прожил сто тридцать лет, и смерть его скорее привлекала. Ему наверняка уже не терпелось узнать, что там дальше.

Аркканцлер кое-как дорассказал анекдот до скомканного финала. Слушавшие его волшебники вежливо посмеялись, а затем попытались понять, над чем именно.

Казначей украдкой поглядел на часы. Уже двадцать минут десятого.

Ветром Сдумс взял слово. Речь его была долгой и бессвязной: он всё лопотал о старых добрых деньках. Кажется, он возомнил, будто его окружают те, кто помер лет пятьдесят назад. Это никого не обидело – все привыкли пропускать болтовню старины Сдумса мимо ушей.

Казначей уже глаз не мог оторвать от часов.

Из них доносился скрип педалей – демон усердно крутил их навстречу вечности.

Двадцать пять минут десятого.

Казначей пытался представить себе, как это случится. «Кажется, у нас скоро будет особенный гость» – и цокот копыт за окном?

Распахнётся дверь или Он пройдёт прямо сквозь неё? Дурацкий вопрос. Он славится тем, что проникает даже в запертые помещения – особенно в запертые, если подумать логически. Запрись где-нибудь без еды и воздуха – и Он себя ждать не заставит.

Но всё же казначей надеялся, что Он войдёт в дверь как подобает. Нервы и так на пределе.

Разговоры постепенно стихали. Казначей заметил, что некоторые другие волшебники тоже поглядывают на дверь.

Ветром оказался в центре круга, который как бы невзначай расширялся. Никто его специально не избегал, просто случайное броуновское движение относило всех прочь.

Волшебники способны видеть Смерть. А когда умирает волшебник, Смерть лично приходит забрать его на Тот Свет. Казначей задумался, привилегия это или…

– Не понимаю, на что вы все уставились, – весело заявил Сдумс.

Казначей открыл часы.

Окошко под цифрой 12 распахнулось.

– Может, хватит меня уже трясти? – пропищал демон. – Я со счёта сбиваюсь.

– Прости, – шепнул казначей. На часах было девять двадцать девять.

Аркканцлер шагнул вперёд.

– Что ж, прощай, Ветром, – сказал он, пожимая руку старика, пожелтевшую и высохшую, как пергамент. – Университет без тебя уже не будет прежним.

– Даже не знаю, как мы справимся, – с благодарностью добавил казначей.

– Удачи тебе в следующей жизни, – сказал декан. – Заглядывай, если будешь мимо проходить и вдруг вспомнишь, кем был прежде.

– Не забывай нас, слышишь?! – воскликнул аркканцлер.

Ветром Сдумс растроганно кивнул. Он плохо слышал, что ему говорят, так что кивал просто на всякий случай.

Все волшебники как один повернулись к двери.

Окошко под цифрой 12 снова распахнулось.

– Дин-дон, дин-дон, – сказал демон. – Динги-донги дин-дин.

– Что? – встрепенулся казначей.

– Полдевятого, – пояснил демон.

Волшебники повернулись к Ветром Сдумсу. В их глазах читалось осуждение.

– На что это вы смотрите? – спросил он.

Длинная стрелка часов со скрипом сдвинулась.

– Как чувствуешь себя? – громко спросил декан.

– Как никогда лучше, – ответил Ветром. – А кстати, ром ещё остался?

Волшебное сообщество молча наблюдало, как он наливает себе изрядную порцию в бокал.

– Ты смотри, не переборщи с этим, – нервно сказал декан.

– Ваше здоровье! – ответил Ветром Сдумс.

Аркканцлер побарабанил пальцами по столу.

– Господин Сдумс, – сказал он, – а вы ничего не забыли?

– А можно ещё вот этих, как их, тортилл? – Ветром не слушал его. – Конечно, я такое за настоящую еду не считаю, это ж просто печеньки, которые окунаешь в жижу, ничего такого. Чего бы я сейчас и правда поел, так это знаменитых мясных пирожков господина Достабля…

И тут он умер.

Аркканцлер оглядел товарищей-волшебников, на цыпочках подошёл к каталке и приподнял жилистую, извитую венами руку Сдумса, проверить пульс. Покачал головой.

– Вот так и я хотел бы умереть, – сказал декан.

– Как? Бормоча что-то о пирожках? – спросил казначей.

– Нет. С опозданием.

– Погодите-ка. Погодите, – сказал аркканцлер. – Это, знаете ли, непорядок. По традиции, когда волшебник умирает, Смерть лично должен явиться на…

– Может, он занят, – поспешно вставил казначей.

– Верно-верно, – подхватил декан. – Я слыхал, в Щеботане сейчас лютует эпидемия птичьего гриппа.

– А ещё буря была прошлой ночью. Наверняка много кораблекрушений, – добавил преподаватель современного руносложения.

– И кстати, сейчас же весна, а по весне в горах сходит много лавин.

– И чума ещё.

Аркканцлер задумчиво погладил бороду.

– Хм-м, – сказал он.

Из всех созданий в мире только тролли верят, что всё живое движется сквозь время, повернувшись задом. Если прошлое нам видно, а будущее скрыто, говорят они, значит, глаза у нас не в ту сторону. Всё живое летит по жизни вперёд затылком. Идея очень интересная, особенно учитывая, что додумался до неё народ, большую часть жизни занимающийся тем, что колотит друг друга камнями по голове.

Но задом там или передом, а у всех живых существ есть своё Время.

Смерть скакал галопом вниз сквозь грозовые облака.

Теперь у него тоже было своё Время.

Время его жизни.

Ветром Сдумс вгляделся в темноту.

– Здрасти? – сказал он. – Здрасти! Есть тут кто? Ау?

Вдали раздался одинокий шелест, словно порыв ветра в конце тоннеля.

– Выходи, выходи, не стесняйся, – сказал Ветром, его голос дрожал весёлым безумием. – Не волнуйся, я не против, даже заждался, по правде сказать.

Он хлопнул в призрачные ладоши и потёр их с наигранным энтузиазмом.

– Давай, пошевеливайся. Тут кое-кому пора в следующую жизнь, – сказал он.

Темнота оставалась безмолвной. Ни тени, ни звука. Пустота без формы. Лишь дух Ветрома Сдумса двигался во мраке.

– Божечки-кошечки, – пробормотал он, качая головой. – Так точно не должно быть.

Он повисел там немного, а потом, раз уж ничего другого не оставалось, полетел домой – в тот единственный дом, что прежде знал.

Дом, в котором он прожил сто тридцать лет. Дома его не ждали и встретили отчаянным сопротивлением. Нужно быть или очень упорным, или очень могущественным, чтобы побороть такое, но Ветром Сдумс как-никак пробыл волшебником более столетия. К тому же куда проще взламывать собственный дом, старый и знакомый, в котором прожил много лет. Метафорически говоря, всегда знаешь, где окно не закрыто.

Короче, Ветром Сдумс вернулся в Ветрома Сдумса.

Волшебники не верят в богов – так же как простые люди не считают нужным верить, например, в столы. Нет, люди знают, что столы существуют, что у них есть предназначение, пожалуй, даже согласны, что столам уделено особое место в упорядоченной вселенной. Но они не видят смысла верить в них и говорить что-то вроде «О, великий стол, без коего все мы ничто». Так же и с богами: они либо есть, независимо от веры, либо существуют как производная веры. В обоих случаях можно просто игнорировать их, как и столы – можно же есть сидя на диване.