Помоги проекту - поделись книгой:
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Манас великодушный
Повесть о древних киргизских богатырях
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Об авторе
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Известный поэт-переводчик Семен Израилевич Липкин родился в 1911 году в городе Одессе. Писать и печататься он начал еще будучи школьником. Его первые стихотворения были напечатаны в одесской газете «Молодая гвардия».
В 1929 году С. И. Липкин переехал в Москву и, окончив институт, стал инженером-химиком.
А. М. Горький поместил его стихотворение «Леса» на литературной странице газеты «Известия». С этого времени произведения поэта стали публиковаться в московских журналах и газетах.
Основные работы С. Липкина — стихотворные переводы. Он перевел на русский язык героические поэмы народов Советского Востока — калмыцкий эпос «Джангар», киргизский эпос «Манас», кабардинский эпос «Нарты», казахский эпос «Кобланды-батыр», предания и легенды народов Дагестана. Его перу принадлежат переводы поэм великого таджикоперсидского поэта Фирдоуси «Шах-Намэ», великого узбекского поэта и мыслителя Алишера Навои «Лейли и Меджнун» и «Семь планет», переводы поэм и стихотворений и других классиков восточных литератур. С. Липкин перевел на русский язык стихи ряда лучших современных поэтов Средней Азии и Северного Кавказа, например Сулеймана Стальского. Лахути, Гамзата Цадаса. Мирзо Турсун-заде.
С первых дней Отечественной войны С. Липкин ушел на фронт и работал во флотской печати. Он участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда. Воинам Волжской военной флотилии посвящена книга его очерков «Сталинградский корабль».
С. Липкин написал повести «Манас Великодушный» (по мотивам киргизского эпоса «Манас») и «Приключения богатыря Шовшура, прозванного Лотосом» (по мотивам калмыцкого эпоса «Джангар»). Эти повести изданы и за рубежом, а в Детгизе обе эти книги переизданы в 1958 году.
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Предисловие
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Киргизы живут в горах Тянь-Шаня, на границе с Китаем. Известный русский ученый академик В. Радлов, исследовавший в прошлом столетии словесное творчество этого народа, писал: «Киргизы отличаются… необыкновенным умением говорить… В самом обычном разговоре у киргизов появляется часто ясный ритмический размер, признак того, что предложения следуют друг за другом в виде стихов».
Редкий киргиз не умеет сочинить песню. Во время праздников устраиваются песенные состязания, которые называются «айтышу». Слушатели приходят из самых отдаленных селений, чтобы послушать певцов-акынов. Наиболее прославленных, любимых акынов приветствуют такими словами: «Да будем мы жертвой твоего голоса!»
Киргизы издревле владели не только искусством песни — они были искусными воинами.
Превыше всего ценили киргизы воинскую честь. Служение родине почиталось как высшая цель человека. «Ребенок рождается от матери, а погибает за народ» — эта древняя поговорка свидетельствует о патриотическом сознании киргизов.
На протяжении многих столетий кочевой народ стойко защищал свою свободу и независимость, сражаясь с чужеземными завоевателями — тюркскими, монгольскими, китайскими.
Борьба эта отразилась в многочисленных легендах, поэмах и песнях. Величайшей из них справедливо считается эпическая поэма «Манас», национальная гордость киргизов. В поэме воспеваются подвиги полководца Манаса и его сорока богатырей.
Будучи устной летописью народа, энциклопедией его кочевой жизни, «Манас» передавался из уст в уста певцами, которые так и называются: «манасчи». Впервые небольшой отрывок из поэмы был записан одним из замечательнейших людей XIX столетия — казахским ученым и офицером русской армии Чоканом Велихановым. Его родной язык — казахский — близок киргизскому, и Чокан Велиханов прозой перевел записанный им отрывок на русский язык. В своих «Очерках Джунгарии» Чокан Велиханов определил верно и ярко значение «Манаса» как «энциклопедического собрания всех киргизских мифов, сказок, легенд, преданий, приведенного к одному времени… Образ жизни, обычаи, нравы, география, религия и медицинские познания киргизов и международные отношения их нашли себе выражение в этой огромной эпопее».
Чокан Велиханов писал: «Киргизы говорят, что трех ночей недостаточно, чтоб выслушать «Манаса», но это, вероятно, преувеличено». Теперь мы знаем, что исследователь киргизской поэмы ошибся: для исполнения «Манаса» потребуется несколько месяцев, ибо поэма содержит около четырехсот тысяч строк.
Кто же был хранителем этой огромной поэмы? Чья память запечатлела ее? Сам киргизский народ запечатлел «Манаса» в своей памяти. У киргизов не было письменности, и только благодаря памятливым манасчи поэма дошла до наших дней. До Великой Октябрьской социалистической революции и установления в Киргизии советской власти поэтическое наследие «Манаса» и других замечательных героико-эпических изустных поэм, издавна бытовавших в народе, почти не собиралось, не записывалось. Никто об этом не заботился. Поэму киргизского народа спасла от забвения советская власть. В 1922 году по поручению правительства Киргизии началась запись «Манаса» со слов сказителей. Наиболее памятливым, одаренным манасчи явился ныне здравствующий Саякбай Каралаев, народный артист Киргизской ССР. Партизан в годы гражданской войны, охотник с беркутом, бывалый человек, он много видел на своем веку, много пережил, и его яркая жизнь бесспорно нашла отражение в принадлежащем ему варианте «Манаса», самом значительном из всех существующих. Помимо варианта Саякбая Каралаева, ученые — историки, лингвисты, литературоведы, этнографы — располагают десятками других вариантов, из которых наиболее известен вариант Сагымбая Орозбакова. Появились оперы, пьесы, поэмы, написанные по мотивам «Манаса».
Особенности эпической поэмы определили задачу автора повести «Ма-нас Великодушный». В повести сделана попытка создать единство сюжета, выбрать из многих сотен тысяч строк главное — по крайней мере то, что автору казалось главным, — придать отдельным эпизодам форму цельного повествования.
Такая задача заставляла автора не раз отходить от первоисточника и в освещении эпохи, и в трактовке образов, и в психологической характеристике своих героев, и в развитии сюжета. Здесь автор использовал опыт сказителей, которые нередко вводили в поэму свои эпизоды, мотивы, образы и краски.
Опираясь на дословные и стихотворные переводы эпоса «Манас», переводы, исполненные им самим, поэтами Л. Пеньковским и М. Тарловским, автор повести использовал также прозаический пересказ сюжета эпоса, составленный в научных целях по варианту Сагымбая Орозбакова манасоведом 3. Бектеновым, некоторые мотивы так называемых малых киргизских эпических поэм и произведений китайской поэзии той эпохи, о которой идет речь в повести.
Киргизский народ никогда не знал свободы, он мог лишь мечтать о ней в песнях и сказаниях. Только Великая Октябрьская социалистическая революция, только великий русский народ осуществили заветную мечту киргизов. Русский народ помог киргизам создать свое национальное социалистическое государство. Вместе с благосостоянием народа выросла его культура. В Советской Киргизии созданы школы, высшие учебные заведения, университет, академия наук, театры, музеи, появились талантливые ученые, инженеры, художники, поэты, артисты, и среди них почетное место занимают сказители древней, всем народом любимой героической поэмы «Манас» — национальной гордости киргизов.
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Первая часть
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вещие сны
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В стародавние времена, когда среди зверей попадались такие, которые понимали людскую речь, а среди коней попадались такие, у которых по бокам росли крылья, появились однажды на Алтае новые люди. Пыль дальних странствий лежала в отворотах их белых шапок. То были киргизы, изгнанные из своей древней страны — Туркестана.
Множество разноязыких племен кочевало тогда на отрогах Алтая. Были тут и тыргауты, и казахи, и маиджу, и нойгуты. Предводитель киргизов пришел с подарками к старейшинам племен. Удивились старейшины дорогим подаркам, но еще более удивились они юным годам предводителя. А тот, поклонившись им, как велит обычай, сказал такие слова:
— Горе нам от владык из дома Чингиза! Их полчища, густые, как пыль дальних дорог, нахлынули на землю мудрого киргизского хана Ногоя и поработили ее. Решили повелители Китая — ханы из дома Чингиза: «Опасно, если сыновья покойного хана Ногоя соединят свои четыре головы в одном месте». И рассеяли они дома четырех братьев в четыре разные стороны. Старшего брата, Орозду, чья жизнь склонялась к закату, оставили в Туркестане, в долине Алая. Второго брата, Буйного Усена, чью кровь горячили его двадцать четыре года, отправили остудить свой жар в снежной Сибири. Третьего брата, Бая, сослали в Кашгар, а самого младшего, юного Джакыпа, чьи глаза к этому времени видели семнадцатую весну, изгнали на далекий Алтай. Вот я и пришел к вам. Не откажите мне, и моему дому, и моему скоту в пригоршне воды из алтайских рек, в пучке травы с алтайских пастбищ.
Умелая речь молодого предводителя понравилась вождям племен. На широких горных полянах, на земле тыргаутов, расположились юрты славного киргизского рода. Подружился Джакып с Айдарканом, предводителем казахов, и с Акбалтой, предводителем нойгутов. Стал множиться род Джакыпа, стали множиться стада Джакыпа, стал богат и могуч изгнанный дом Джакыпа, стало расти изобилие в юртах Джакыпа, но стали также расти и годы Джакыпа, и вот уже дожил он до сорок восьмой весны, а все еще у него и у его жены, почтенной Чиирды, не было детей. Старость стояла на пороге его юрты, а стены юрты все еще не веселил звонкий детский голос. Темная тоска вошла в зоркие глаза Джакыпа.
Однажды объезжал Джакып свои стада. Стал он считать коней и насчитал сорок тысяч голов. Стал он считать прочий скот и сбился со счета, так много было его. И тогда подумал Джакып:
«Многочисленны мои стада, но кто станет после меня хозяином над ними? Безмерны мои богатства, но кому я завещаю их? Неужели никогда мои глаза не увидят сына? Неужели мои глаза будут всегда увлажняться слезами?»
Измученный такими горькими думами, повернул Джакып своего коня в сторону аула, ибо вечер уже опоясывал землю.
Недалеко от юрты повстречался ему мальчик из его народа, по имени Миндибай. Взглянул Миндибай в глаза старейшины и спросил:
— Почему вы плачете, дядюшка?
Ничего не ответил мальчику Джакып. Он спешился, не глядя на Миндибая, и вошел в юрту, забыв даже коня привязать.
— Почему ты плачешь, мой муж? — спросила Чиирда. — Какое горе тебя постигло?
— Одно у меня горе: старость стоит на пороге моей юрты, а в юрте моей нет ребенка, — сказал Джакып.
Заплакала Чиирда, ибо горе Джакьша было ее горем, и долго сон не входил в ее глаза и в глаза Джакыпа. Все же к утру сон снизошел к ним, а когда они проснулись, поняла Чиирда, что муж ее чем-то смущен и обрадован. Понял и Джакып, что жена его чем-то смущена и обрадована.
Сказал Джакып:
— Видел я сон. Видел я, что привязал к насесту охотничью птицу — белого кречета с пестрой шеей. И вдруг все пернатые существа, какие есть на свете, стали слетаться к насесту, — но гордый белый кречет был прекрасней их всех.
Сказала Чиирда:
— И я видела сон. Видела я, что некий белобородый старец протянул мне яблоко, большое, как копыто коня. Съела я это яблоко и так располнела, что не могла ни стоять, ни сидеть. И родила я льва, и первое его рычание оглушило землю.
Вдруг в юрту Джакыпа вбежала женщина. Это была мать мальчика Миндибая. С плачем воскликнула она:
— Зачем ты, Джакып, бросил коня без привязи на соблазн ребенку? Твой конь убежал, Миндибай погнался за ним и пропал. Горе мне, матери! У тебя нет детей, вот и не знаешь ты цену ребенку. Найди мне моего единственного!
Обеспокоенный Джакып отправился на поиски Миндибая. Объездил он все аулы, осмотрел все пастбища, но мальчика не нашел. Печально возвращался он домой, как вдруг на опушке леса он увидел своего пропавшего коня. Где же Миндибай? Неужели растерзали его лесные звери? И тогда подумал Джакып:
«О, я несчастный! Мало того, что я сам не имею детей, а тут еще из-за меня лишилась женщина единственного сына!»
Стал тревожно озираться Джакып, и вдруг из темного леса выскочил с громким смехом Миндибай.
— Где же мальчики? — спросил он Джакыпа.
— Какие это мальчики? — удивился старейшина.
— Я не знаю их имен, — отвечал Миндибай. — Они не из нашего аула. Когда в погоне за конем я выбежал в открытое поле, внезапно увидел я сорок мальчиков, похожих друг на друга, как передние зубы во рту. Они тоже погнались за конем. Я побежал вместе с ними. Мы поймали коня в том месте, где кончается поле и начинается чинаровый лес. Тогда один из мальчиков, самый сильный, с нахмуренной бровью, с узким теменем и широким лбом, сказал мне, прищурясь: «Я сын Джакыпа. Я скоро приду к нему». После этого мальчики стали играть, бегая друг за другом, и вот исчезли.
Вернулся обрадованный Джакып домой и рассказал обо всем жене. Позвали они толкователя снов и сказали ему:
— Объясни нам наши вещие сны, объясни слова чудесного мальчика.
Долго думал толкователь снов и наконец произнес:
— У вас родится сын. Будет он силен, как лев.
Сбылись слова толкователя снов: вскоре Чиирда зачала ребенка.
Прошло девять месяцев, настало время Чиирды. Сказал Джакып домочадцам:
— Я так долго ждал своего ребенка, что сердце мое готово разорваться от тревоги. Поеду я в горы, успокою сердце. Не надо меня искать, если родится девочка. А если родится мальчик, дайте мне знать. За счастливую весть отдам я сорок отборных коней из сорока наилучших косяков.
Так сказав, Джакып поскакал в горы, туда, где паслись его скакуны. Он увидел прибавление в табунах: около светлогривой кобылы, сладко отдыхавшей от недавней боли, стоял на своих мягких копытцах новорожденный влажный сосунок. Его масть была цвета снега, залитого солнцем. Решил Джакып: этот жеребенок станет боевым конем его сына, и тут же дал имя жеребенку: Светлосаврасый.
А в это время в ауле настало смятение. Чиирда родила ребенка, и первый крик его оглушил вселенную. Этот крик походил на рычание грозного льва, и не только нежные сердца женщин — недра могучих гор вздрогнули от этого крика, и камни посыпались на дымники юрт.
Сорок всадников с единым криком на устах: «Мальчик!» — поскакали на поиски Джакыпа, чтобы сообщить ему счастливую весть и получить щедрый подарок. Один только Акбалта, предводитель нойгутов, остался дома. «Где я найду Джакыпа? — думал он. — Где сейчас томится его заблудившаяся душа? Да и скуп Джакып, ничего он мне не даст за счастливую весть, разве что самых старых, самых шелудивых кобыл из своих косяков!»
Все же, поразмыслив, сел Акбалта на коня, поскакал в горы: хотелось ему обрадовать Джакыпа счастливой вестью, да и подарок получить.
Там, где река шумела особенно гулко, там, где трава зеленела особенно ярко, там, где снежные вершины белели особенно ослепительно, там Акбалта нашел Джакыпа. Старейшина киргизов ухаживал за светлым жеребеночком, поливая его водой из своей войлочной шапки.
— Эй, Джакып, старик, что ты здесь попусту время тратишь? — загремел Акбалта. — Эй, Джакып, у тебя сын родился! Сын у тебя, говорю, родился! Дай мне подарок за счастливую весть!
Обернулся Джакып, выронил из рук войлочную шапку свою и упал рядом с ней. Слишком долго ждало его сердце счастливой вести, а когда она пришла, эта весть, не выдержало сердце, упал Джакып в беспамятстве. Тогда Акбалта поднял его войлочную шапку, спустился к реке, набрал воды и, поднявшись, облил водой Джакыпа. Джакып посмотрел таким взглядом, как будто только что на свет родился, и сказал:
— С какой стороны ты прибыл, Акбалта, с левой или правой? Не помню. Какие слова ты мне принес, хорошие или плохие? Не помню.
— Сын у тебя родился, Джакып! Сын, говорю, у тебя родился! От крика его я едва не оглох! Этот крик потряс вселенную. Не сын у тебя, а лев!
Джакып, медленно вставая, сказал:
— Наказал меня, видно, бог! Если сын мой так могуч и силен, то мне, отцу, будет горе с ним: отберет он мои стада четырех родов, моих коней и овец, моих быков и верблюдов и захочет быть выше меня!
— Эх, и жалкий ты человек, Джакып! — загремел Акбалта. — Сын у тебя родился, сын, говорю, у тебя родился, а ты уже завидуешь его силе! Видно, жаль тебе подарка за счастливую весть. Эх, и скупой же ты человек, Джакып! Оказывается, ты бездушный скряга!
Джакып рассмеялся, обнял Акбалту и сказал:
— Брат мой Акбалта, вечно живи — ты принес мне счастливую весть. Отбери сорок наилучших коней из моих табунов, а я спущусь вниз, взгляну на сына.
И когда Джакып вступил в свою юрту, и когда он увидел, как Чиирда кормит грудью новорожденного, и когда он взял мальчика на руки и прижал его к сердцу, — тогда переполнилась счастьем душа Джакыпа и зарыдал он громко.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Имя
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В честь рождения долгожданного сына решил Джакып устроить такой пир, чтобы молва о нем переходила из поколения в поколение. На сорока отборных скакунах отправил он сорок гонцов в сорок разных сторон, чтобы разнесли они по всем племенам и языкам счастливую весть. У себя же дома наполнил Джакып сумки золотом и серебром, чтобы раздать всем, кто придет с радостным поздравлением.
Трепетала душа Джакыпа, когда он видел, как Чиирда кормит грудью его сына. Спокойна была душа Джакыпа, когда он объезжал свои стада. Прошло время, когда слезы были на его глазах. Теперь он всегда улыбался.
Через три месяца прибыли гости на пир. Семь тысяч киргизских семейств готовили мясо гостям. Невозможно сосчитать, сколько тысяч баранов и кобыл приказал Джакып зарезать для пира. На всех языках провозглашались здравицы, ибо были здесь гости из Тибета, из Кашгара, из Ташкента, из Самарканда, из необъятного Китая, из страны монголов, из Индустана и даже из самой Мекки.
Когда кончились игрища и веселия, завернул Джакып сына в полу своего халата и сказал старейшинам родов:
— Вот мой долгожданный первенец. Взгляните на него и дайте ему счастливое имя.
Взглянули старейшины на ребенка и поразились облику его. Узкое темя, широкий лоб, с горбинкой нос, щедрые руки, тигриная шея, львиная грива, звездные глаза — все это были приметы грозного мужа, необыкновенного богатыря, рожденного для великого дела.
Стали думать и гадать мудрецы и старейшины: какое счастливое имя дать мальчику? Долго думали, но никто не мог найти счастливое имя. Тогда встал с места белобородый старец, увенчанный чалмой. То был святой коджо[1], прибывший из самой Мекки, родины пророка. Старец молвил:
— Разрешите, старики, мне придумать счастливое имя сыну Джакыпа.
Старики согласились, и коджо стал говорить по-арабски, нараспев:
— В начале пусть будет буква «мим» — это образ пророка. В середине пусть будет буква «нун» — это образ святого. В конце пусть будет буква «син» — это образ льва. Между этими буквами пусть будет по «алифу» — это первая буква в имени бога — аллаха. Счастливое имя ребенка пусть будет Манас!
Понравилось это звучное имя старейшинам, но никто не понял толкований святого коджо, ибо совсем недавно приняли киргизы веру ислама и плохо разумели по-арабски.
Тогда встал с места Бай, брат Джакыпа, который, несмотря на свои преклонные годы, прибыл на пир, и произнес такие слова:
— Я по-своему, по-простому, растолкую имя сына Джакыпа. Родился он для великого дела, а великое дело у народа одно — поднять меч справедливости против поработителей. Поэтому пусть первой буквой имени ребенка будет «м» — меч. Пусть в середине будет буква «и» — народ. Пусть в конце будет буква «с» — справедливость. Пусть между этими буквами будет буква «а» — начальная в имени бога. Пусть счастливое имя ребенка будет Манас!
Поделиться книгой: