Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Малый уголок - Сомерсет Уильям Моэм на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Нет.

— Если кто не хочет попасть на глаза полиции, лучше местечка не сыскать, — сказал капитан.

— Во всяком случае, на какой–то срок, — согласился доктор Сондерс.

— Хотите еще пива, док? — спросил Блейк.

— Спасибо, пожалуй, нет. Я иду обратно в гостиницу. Надеюсь, не возражаете сегодня там со мной пообедать?

Он обращался к Блейку, ему почему–то казалось, что тот откажется от его услуг, но ответил ему капитан:

— Прекрасно. Жратва на люггере уже не лезет в глотку.

— Излишнее беспокойство, — сказал Фред Блейк.

— Пустяки. Жду вас здесь к шести часам. Пропустим по паре стаканов и пойдем.

Доктор поднялся, кивнул и ушел.

Глава пятая

Но он не сразу пошел в гостиницу. Его сердечное приглашение отнюдь не являлось следствием внезапной вспышки гостеприимства; оно было вызвано замыслом, который возник у него во время разговора. Оставив в кои–то веки Фучжоу и свою врачебную практику, доктор теперь вовсе не спешил вернуться и решил совершить поездку на Яву — первый отдых за столько лет, — прежде чем вновь браться за работу. Он подумал, что, может быть, незнакомцы подбросят его если не к Макасару, то хотя бы к одному из часто посещаемых островов, а там он найдет пароход, который отвезет его в нужном ему направлении. Доктор уже примирился с тем, что ему придется провести около трех недель на Такане, поскольку раньше уехать отсюда он не мог; но Цзинь Цин не нуждался больше в его услугах, и теперь, когда появилась возможность покинуть остров, доктора охватило страстное желание ею воспользоваться. Мысль о том, чтобы остаться на такое долгое время без всякого дела, показалась ему вдруг невыносимой. Доктор двинулся по широкой недлинной улице — не больше полумили — и вскоре вышел к морю. Набережной не было. Кокосовые пальмы подходили к самой воде, под их кронами стояли хижины туземцев. Играли дети, тощие свиньи рылись среди свай. Серебряный берег уходил ровной линией вдаль. Лежали вытащенные из воды «пра»[6] и долбленые челноки. Коралловый песок сверкал под палящим солнцем и жег ноги даже через подошвы туфель. Разбегались во все стороны чудовищные крабы. Одна из «пра» была опрокинута килем вверх, и над ней трудились три малайца в саронгах. В нескольких сотнях футов от берега был риф, образующий лагуну с глубокой прозрачной водой. На мелководье шумно возилась ватага мальчишек. Шхуна Цзинь Цина стояла на якоре; неподалеку от нее был люггер незнакомцев. Он выглядел очень обшарпанным по сравнению с аккуратным судном Цзинь Цина. Трудно было представить, как такое маленькое суденышко бороздит безграничный океан, и на какой–то миг доктор заколебался. Он взглянул на небо. Оно было безоблачно. Даже легкое дуновение не шевелило листьев на кокосовых пальмах. На песке стояла вытащенная из воды короткая и широкая корабельная шлюпка, и доктор предположил, что именно в ней приплыли двое незнакомцев. Матросов на люггере не было видно.

Как следует все осмотрев, доктор повернул и неторопливо зашагал к гостинице. Он переоделся в китайские штаны и свободную шелковую рубаху, в которых по многолетней привычке чувствовал себя удобнее, и, взяв книгу, вышел на веранду. Вокруг гостиницы росли фруктовые деревья, напротив, по ту сторону песчаной дорожки, начиналась живописная рощица кокосовых пальм. Они поднимались, высокие и стройные, шеренга за шеренгой; яркие солнечные лучи пронзали листья, испещряя землю фантастическим желтым узором. За спиной доктора в летней кухне бой готовил второй завтрак.

Доктор Сондерс не был особенным любителем чтения. Он редко брался за роман. Интересуясь человеческой природой, он предпочитал книги, раскрывающие особенности характера, и без конца перечитывал Пеписа[7] и босуэлловского «Джонсона»[8], «Монтеня» Флорио[9] и эссе Хэзлита[10]. Он любил старые книги о путешествиях и мог с удовольствием от корки до корки читать Хаклюта[11], рисующего страны, где сам он никогда не бывал. Дома у него было порядочное собрание книг о Китае, написанных ранними миссионерами. Доктор не искал в книгах сведений или средства развить свой ум, они служили ему лишь толчком для размышлений. С присущим ему своеобразным чувством юмора он был способен увидеть в деяниях ранних миссионеров столько забавного, что это немало удивило бы набожных авторов. Он был человек спокойный, не любил спорить, не навязывал никому своего общества и прекрасно умел наслаждаться шуткой, не испытывая никакого желания поделиться ею с другими.

Сейчас он держал в руках том путешествий аббата Хука[12], но не мог сосредоточить на нем свое внимание. Мысли его были заняты двумя незнакомцами, так неожиданно появившимися на острове. За свою долгую жизнь на Востоке доктор Сондерс узнал тысячи людей, и ему ничего не стоило определить, что представляет собой капитан Николс. Типичный негодяй. По выговору — выходец из Англии, и если он столько лет проболтался в китайских морях, вполне возможно, что на родине у него были неприятности с полицией. На нем клейма негде ставить; физиономия жульническая, продувная. Он. видно, не очень–то преуспел, если был капитаном всего–навсего грязного маленького люггера, и доктор Сондерс испустил вздох — иронический вздох, — громко раздавшийся в неподвижном воздухе, подумав, как редко труды прощелыги увенчиваются успехом. Но конечно, не исключено, что капитан Николс просто предпочитает грязную работу чистой. Он явно из тех людей, которые ничем не гнушаются. Только зазевайся, тут же облапошит. Одно можно было сказать наверняка: дай ему случай, и он непременно подложит тебе свинью. Он сказал, будто знает Цзинь Цина. Вероятно, он частенько сидит без работы и рад служить хотя бы у китайца. К услугам таких людей и обращаются со всякими темными делишками; вполне возможно, что он был когда–то капитаном одной из шхун Цзинь Цина. Доктор Сондерс пришел к заключению, что в общем–то капитан Николс нравится ему. Доктора подкупило его искреннее дружелюбие. Это придавало пикантный привкус его жуликоватости, а диспепсия, от которой тот так страдал, вносила комическую нотку, всегда привлекавшую доктора. Он был рад, что вечером снова увидит капитана.

Доктор Сондерс проявлял к своим ближним не только научный интерес. Он искал в них развлечения. Но рассматривал он их бесстрастно, и ему доставляло такое же удовольствие распутывать сложные узлы человеческого характера, какое испытывает математик при решении математической задачи. Доктор никак не использовал приобретенные при этом познания. Он получал лишь эстетическое удовлетворение, и если умение разбираться в людях и давало ему некое неуловимое чувство превосходства, сам он этого не сознавал. Предрассудков у него было меньше, чем у многих других. Он никогда никого не осуждал. Часто мы весьма снисходительны к недостаткам, присущим нам самим, но не переносим чужих недостатков; люди с более широкими взглядами могут понять и допустить существование любых пороков, но их терпимость, однако, порой носит скорее теоретический, чем практический характер; и очень немногие без отвращения общаются с человеком, чьи манеры разнятся от его собственных. Нас редко возмущает мысль, что такой–то соблазнил чужую жену, и мы сохраняем спокойствие духа, узнав, что такой–то плутует в карты или подделал чек (хотя это не так легко, если жертвой являемся мы сами), но нам трудно сойтись покороче с человеком, который неграмотно говорит, и просто невозможно, если он ест с ножа. Доктор Сондерс не был столь щепетилен. Дурные манеры за столом действовали на него так же мало, как гнойная язва. Добро и зло были для него, что хорошая и дурная погода. Он принимал жизнь такой, как она есть. Он судил, но не осуждал. Он смеялся.

С ним было легко. Его все любили. Но друзей у него не было. Он был хороший товарищ, приятный собеседник, но он не стремился к близости с людьми. В глубине души он был к ним совершенно безразличен. Ему хватало собственного общества. Его счастье зависело не от других, а только от него самого. Эгоист, да, но так как он был в то же время умен и бескорыстен, мало кто знал об этом, и это никому не причиняло вреда. Поскольку он ничего не желал, то и ни у кого не стоял на пути. Доктор не придавал большого значения деньгам, ему было не очень важно, заплатит ему пациент или нет. Его считали филантропом. Время значило для него так же мало, как звонкая монета, поэтому он охотно тратил его на врачевание. Было занятно видеть, как недуги отступают перед лечением, и никогда не надоедало развлекаться особенностями человеческой природы. Все люди были для него пациентами. Каждый из них являлся новой страницей в нескончаемой книге, а то, что они повторяли друг друга, как ни странно, делало их еще интересней. Ему было любопытно наблюдать, как все они — белые, желтые и коричневые — ведут себя в критических ситуациях, но это зрелище не трогало его сердце и не тревожило ум. В конце концов, смерть — величайшее событие в жизни каждого человека, и доктор всякий раз с интересом смотрел, как люди встречают ее. Бесспорно, пытаясь проникнуть в сознание умирающего, глядя в глаза, испуганные, непокорные, угрюмые или примиренные, — эти окна души, впервые познавшей, что жизненный путь пройден до конца, — доктор испытывал некоторое волнение, но это было волнение любознательного ученого. Чувств его это не затрагивало. Он не испытывал ни печали, ни жалости. Ему только казалось немного странным, что событие, столь важное для одного человека, так несущественно для другого. Однако внешне он был полон сочувствия. Он знал, что именно надо сказать, чтобы облегчить страх или боль, и в свой последний час каждый находил у него поддержку и утешение. Доктор вел игру и получал удовлетворение от того, что ведет ее по всем правилам. От природы он был человек добрый, но доброта его была скорей инстинктивной, чем целенаправленной, он пришел бы вам на помощь, окажись вы в трудном положении, но если вызволить вас было никак нельзя, он и думать бы о вас забыл. Ему было неприятно убить живое существо, он не охотился и не удил. Он шел еще дальше: предпочитал смахнуть с себя москита или муху, чем прихлопнуть их, единственно по той причине, что каждое существо, полагал он, имеет право на жизнь. Возможно, он был даже чересчур логичен. Нельзя отрицать, что он вел добродетельную жизнь (конечно, если вы не считаете, что добродетелен лишь тот, кто поступает согласно вашим собственным плотским наклонностям), ибо был милосерден и благожелателен и прилагал все усилия для облегчения чужих страданий, но если праведность определяется мотивами наших поступков, то доктор Сондерс не заслуживал похвалы, ибо его поступками руководили отнюдь не любовь, не жалость и не милосердие.

Глава шестая

Доктор Сондерс сел за второй завтрак и, покончив с этим, пошел в спальню и лег на кровать. Но уснуть он не мог, было слишком жарко. Интересно, что связывает капитана Николса и Фреда Блейка, подумал он. Несмотря на грязные рабочие брюки и тельняшку, юноша не был похож на моряка. Почему, доктор не мог бы объяснить и, не найдя лучшей причины, предположил, что дело в выражении его глаз. Трудно было определить, что он собой представляет. Говорил он с легким австралийским акцентом, но бродягой, судя по всему, не был, вероятно, даже получил кое–какое образование, манеры у него хорошие. Возможно, его семья занималась в Сиднее коммерцией, и он привык жить с комфортом, среди добропорядочных людей. Но почему он плавает в этих пустынных водах на люггере для ловли жемчуга в компании с таким отпетым негодяем, как капитан Николс, по–прежнему оставалось тайной. Разумеется, они могли быть партнерами, но чем именно они занимаются, еще предстояло выяснить. Доктор Сондерс был склонен полагать, что занятие это не особенно почтенное и что в любом случае в выигрыше будет не Фред Блейк.

Хотя доктор Сондерс разделся догола, все тело его было покрыто потом. Между ног у него лежал валик под названием «голландка», которым в этих местах пользуются, чтобы было не так жарко; многие настолько привыкают к нему, что не могут спать без него даже в умеренном климате. Но доктору это было в новинку, и валик раздражал его. Он откинул его в сторону и перевернулся на спину. В саду гостиницы и в пальмовой роще напротив жужжали и звенели мириады насекомых, и этот неумолчный назойливый шум, к которому обычно мы остаемся глухи, действовал сейчас ему на нервы, пульсировал у него в ушах так громко, что. казалось, мог разбудить мертвеца. Нечего было даже пытаться уснуть, и, обмотавшись саронгом, доктор вышел на веранду. Здесь было так же жарко, как в комнате, и так же душно. Доктор устал, но его раздраженный ум упорно продолжал работать; мысли толчками проносились в мозгу, словно вспышки зажигания в неисправном карбюраторе. Он принял ванну, чтобы освежиться, но облегчения это не принесло. Доктору было не по себе. Он не мог больше оставаться на веранде и снова бросился на кровать. Под москитную сетку не проникало ни малейшего дуновения. Он не мог читать, не мог думать, не мог отдыхать. Время ползло черепашьим шагом.

Наконец его поднял с постели чей–то голос. Выйдя из комнаты, он увидел посыльного от Цзинь Цина; китаец просил его навестить. Доктор утром уже осматривал своего пациента и вряд ли мог еще что–нибудь для него сделать, однако он оделся и пошел к нему. Цзинь Цин услышал о появлении люггера и хотел узнать, что тут надо пришельцам. Ему сказали, что доктор провёл с ними целый час. Цзинь Цину не очень–то нравилось, когда на его острове появлялись чужие люди. Капитан Николс прислал ему записку с просьбой его принять, но Цзинь Цин ответил, что слишком плохо себя чувствует и никого не может видеть. Капитан утверждал, что

они знакомы, но Цзинь Цин его не помнил. Ему уже подробно описали капитана, и рассказ доктора не прибавил ничего к тому, что он успел узнать. Как выяснилось, они намерены остаться здесь дня на два–три.

— Мне они сказали, что отплывают на рассвете, — заметил доктор Сондерс. С минуту он размышлял. — Возможно они изменили свои планы, когда я сообщил, что на острове нет ни радиосвязи, ни телеграфа.

— У них в трюме один балласт, — сказал Цзинь Цин. — Только камни.

— Никакого груза?

— Ничего.

— Опиум?

Цзинь Цин покачал головой. Доктор улыбнулся.

— Возможно, это просто увеселительная прогулка. У шкипера какие–то неполадки с животом. Он хочет, чтобы я ему помог.

Цзинь Цин издал восклицание. Слова доктора послужили ему ключом к разгадке. Он вспомнил. Капитан Николс плавал шкипером на одной из его шхун лет восемь — десять назад, и он его выгнал. Между ними произошла размолвка, но Цзинь Цин не вдавался в подробности.

— Плохой человек, — сказал Цзинь Цин, — я бы мог посадить его за решетку.

Доктор Сондерс догадался, что сделка между ними, в чем бы она ни заключалась, была весьма сомнительного свойства, и, полагая, что Цзинь Цин не решится преследовать его по суду, капитан Николс взял себе больше, чем ему причиталось. На лице китайца было малосимпатичное выражение. Он рассказал доктору все, что знал. У капитана были какие–то неприятности со страховой компанией, и он потерял свое шкиперское свидетельство, после чего предпочитал наниматься на суда, владельцы которых не были особо разборчивы. Он сильно пил, пока его нутро не взбунтовалось. Зарабатывал себе пропитание любыми средствами, но часто бывал на мели. Однако моряк он первоклассный, и работу ему давали. Долго он нигде не удерживался, потому что просто не мог не жульничать.

— Вы сказать ему лучше быстрее убираться отсюда, — закончил разговор Цзинь Цин, переходя на английский.

Глава седьмая

Уже стемнело, когда доктор Сондерс снова неторопливо направился к лавке Цзинь Цина. Николс и Блейк были там и пили пиво. Он отвел их в гостиницу. Моряк болтал без умолку, уснащая речь не всегда пристойными шутками, но Фред по–прежнему угрюмо молчал. Доктор Сондерс не сомневался, что он пришел против воли. Войдя в бунгало, он быстро и подозрительно обвел комнату глазами, словно ожидая сам не зная чего, и сильно вздрогнул, когда гекко внезапно издал свой резкий крик.

— Это всего лишь ящерица, — сказал доктор Сондерс.

— Она меня напугала.

Доктор Сондерс позвал A-Кая, своего боя, и велел принести виски и несколько стаканов.

— Боюсь пить виски, — сказал шкипер. — Это для меня яд. Как бы вам понравилось, если бы вы знали, что за каждый кусок и глоток вам придется потом расплачиваться?

— Посмотрим, что тут можно сделать, — сказал доктор Сондерс.

Он подошел к своей домашней аптечке и размешал что–то в стакане. Дал капитану и велел проглотить.

— Может быть, это поможет вам спокойно съесть обед.

Он налил виски себе и Фреду Блейку и завел граммофон. Юноша внимательно слушал пластинку, лицо его оживилось. Когда она кончилась, он сам поставил другую и стоял, уставившись на граммофон, покачиваясь в такт ритму. Раза два он украдкой взглянул на доктора, но доктор не подал виду, что замечает это. Капитан Николс, бегая хитрыми глазками по сторонам, вел разговор. Состоял он в основном из расспросов о том или ином жителе Фучжоу, Шанхая и Гонконга и описания попоек, в которых он участвовал, когда бывал в этих портах. A-Кай принес обед, и они сели за стол.

— Люблю вкусно поесть, — сказал капитан. — не думайте, мне разносолов не надо. Хорошая простая пища. Я не обжора. Сроду не был. Кусочек холодного мяса да чуть овощей, ну, там ломтик сыра на закуску — с меня и хватит. Проще не придумаешь, правда? А через двадцать минут — хоть часы проверяй — адские муки. Когда так маешься, тебе и свет не мил. Вы знали старого Джорджа Богана? Один из лучших шкиперов. Плавал на кораблях Джардина, ходил в Амой. Он так страдал от диспепсии, что руки на себя наложил. Боюсь, как бы в один прекрасный день мне тоже не удавиться.

А-Кай был неплохой повар, и Фред отдал должное обеду.

— Настоящее пиршество после всего того, что мы ели на люггере.

— В основном здесь консервы, но мой бой приправляет их специями. Китайцы — прирожденные повара.

— Лучший обед за последние пять недель.

Доктор Сондерс вспомнил, что они говорили, будто пришли с острова Терсди. При хорошей погоде на переход оттуда не требовалось больше недели.

— Что это за место — остров Терсди? — спросил он.

Ответил капитан:

— Мерзкая дыра. Хуже не сыщешь. Одни козы. Ветер дует полгода в одну сторону, полгода — в другую. Действует на нервы.

В глазах капитана поблескивал насмешливый огонек, словно он разгадал, что таится за простым вопросом доктора, и его забавляет, с какой легкостью он сумел отпарировать его.

Вы постоянно там живете? — спросил доктор юношу с простодушной улыбкой.

— Нет, в Брисбене, — коротко ответил тот.

— У Фреда есть небольшой капиталец. — сказал капитан Николс, — и он решил оглядеться в этих местах, не подвернется ли вдруг какое дельце, куда стоит вложить деньги. Моя идея. Я знаю эти острова как свои пять пальцев, знаю вдоль и поперек и всегда говорил: для молодого парня с капиталом здесь куча шансов. Вот что я сам бы сделал, будь у меня капиталец, — купил бы плантацию на одном из островов.

— Можно еще заняться ловлей жемчуга, — сказал Блейк.

— Рабочих рук тут хоть отбавляй. Туземцы, что может быть лучше? Плюешь себе в потолок, а другие на тебя работают. Роскошная жизнь! Чего еще надо молодому парню?!

Бегающие глазки шкипера остановились на миг на лице вежливо внимающего ему доктора Сондерса; нетрудно было понять, что он хочет посмотреть, как будут приняты его слова. Доктор не сомневался, что они состряпали эту историю перед тем, как идти сюда. Увидев, что доктор ей не поверил, шкипер весело улыбнулся. Казалось, ему доставляет такое удовольствие лгать, что прими вы его слова за правду, это бы ему все испортило.

— Потому мы и зашли сюда, — продолжал он. — Нет такого, чего бы старый Цзинь Цин не знал об этих островах, и мне вдруг пришла в голову мыслишка, не сварганим ли мы с ним какое–нибудь дельце. Я велел бою в лавке передать старику, что я здесь.

— Я знаю. Цзинь Цин мне говорил.

— А, так вы его видели? Он не вспоминал обо мне?

— Вспоминал. Сказал — чем скорее вы уберетесь отсюда, тем лучше.

— Да? Что он против меня имеет?

— Этого он мне не сообщил.

— Мы с ним немного повздорили, верно, но когда это было? При царе Горохе. Что толку иметь зуб на человека столько лет? Выбрось из головы, самому полегчает, я так считаю.

Капитан Николс обладал редким свойством, он мог сыграть с человеком злую шутку и не таить потом на него зла и искренне не понимал, почему его жертва продолжает сердиться. Со стороны забавно, подумал доктор Сондерс.

— У меня создалось впечатление, — заметил он, — что у Цзинь Цина хорошая память.

Разговор перешел на другие темы.

— Знаете, — вдруг сказал капитан, — кажись, сегодня ночью я отдохну от своей диспепсии. Что это за снадобье вы мне дали?

— Да так, лекарство, которое помогает в случае хронического заболевания, как у вас.

— Вы не дадите его мне с собой?..

— В следующий раз оно может совсем на вас не подействовать. Вам нужно пройти курс лечения.

— Думаете, вам удалось бы вылечить меня?

Доктор решил не упускать благоприятного случая.

— Не знаю. Если бы я мог понаблюдать за вами несколько дней, попробовать одно, другое, вероятно, я сумел бы что–нибудь для вас придумать.

— Я не прочь задержаться ради этого на пару дней. Нам гнать некуда. Времени у нас хоть отбавляй. Мы не торопимся.

— А как насчет Цзинь Цина?

— Что он может сделать?

— И думать забудьте об этом, — сказал Фред Блейк. — Еще не хватает встрянуть здесь в неприятности. Мы отплываем завтра.

— Тебе хорошо говорить. Побывал бы ты в моей шкуре Послушайте, вот что я решил: пойду завтра к старому чёрту и спрошу, чем я ему не угодил.

— Завтра мы отплываем, — повторил Фред.

— Мы отплывем тогда, когда я скажу.

Они обменялись коротким взглядом. Шкипер улыбался с обычным плутовским добродушием, на нахмуренном лице Фреда Блейка была глухая ярость. Доктор Сондерс прервал ссору, уже повисшую в воздухе:

— Я не думаю, чтобы вы знали китайцев так же хорошо, как я. капитан, но хоть немного вы их знаете Уж если они точат против кого–нибудь зуб. проси не проси — не помилуют.

Шкипер ударил кулаком по столу

— И весь шум–то был из–за несчастных двухсот монет. У старика Цзиня денег куры не клюют Ну что ему за разница — больше–меньше! Старый мошенник!

— Ничто так не задевает чувства мошенника, как свинья, подложенная ему другим мошенником. Вы разве этого не замечали?

У капитана Николса был угрюмый вид. посаженные близко зеленоватые глазки с горечью глядели в пространство, казалось. сходясь где–то далеко в одной точке. Форменный негодяй. с таким лучше не связываться. Но. услышав последние слова доктора, он откинул назад голову и рассмеялся

— Неплохо сказано Вы мне нравитесь. док. — за словом в карман не лезете. Что ж. на свете нужны самые разные люди Всяк за себя, и к черту отставших — вот мой девиз. А коли есть шанс зашибить деньгу, только дурак пройдет мимо. Натурально, порой дашь маху Кто наперед знает, как все обернется.

— Если доктор пропишет вам лекарство и скажет, когда его принимать, больше ничего и не надо, — сказал Блейк. Он уже овладел собой.

— Нет, этого я не могу, — возразил доктор Сондерс. — но я вот что вам скажу: я по горло сыт этим забытым Богом островом и хочу отсюда выбраться. Если вы подбросите меня к Такане. или к Макасару или к Сурабае, буду всю дорогу вас лечить.

— Неплохая мысль. — сказал капитан Николс.

— Глупее не придумаешь! — вскричал Блейк.

— Почему?

— Мы не можем брать пассажиров.

— Зато можем записать его матросом.



Поделиться книгой:

На главную
Назад