— А как насчет других твоих друзей?
— Домовой? Ха, да, я не о нем беспокоился. Олаф, я почти совсем забыл, а Дана почти неубиваема.
— Полуночница, домовые и пираты, — сказал Филимон, снова схватившись за трубку. Пустыня вокруг нас была тихой и темной. Руины находились недалеко от нашего лагеря, большие и зловещие. — У вас там колоритная публика, молодой человек.
— Я много путешествовал, — ответил я, как будто это все объясняло.
— Хм.
— Сколько времени до утра? — Спросил я его.
— Час. Однако нам нужно двигаться.
— Я подготовлю лошадей, — предложил я.
— Я сверну лагерь, — ответил Филимон с зубастой улыбкой. — Но я не понесу твое седло. У меня снова беспокоит спина.
И я назвал последнюю часть чушью собачьей. Он такой же ленивый, как и пират Олаф.
Прикрепив седло я два раза проверил кожаные ремни. Мне хватило одного падения с камня, чтобы понять. У меня до сих пор синяк.
Осмотрел мешки один за другим. Даже тот, что казался пустым, теперь был наполнен остатками яйца Даны. Скорлупы было меньше, чем ожидалось от такого большого яйца.
Я поднял средний палец, указав вокруг себя — на случай, если промахнулся мимо Велеса. Затем направился к Филимону, который ждал меня вместе с животными. Тяжело нагруженные, так как пару недель назад мы потеряли одну лошадь.
— Рррррааа!!!
— Что за черт? — выругался я, чтобы определить источник крика. — Ты это слышал?
Филимон уже слюнявил вторую трубку за день. За ночь… неважно.
— Слышал что? — спросил он, моргая. — Я немного задремал. Боюсь, темнота утомляет глаза…
— Да, хорошо, — оборвал его я, не заинтересованный его поступком. — Что-то кричало из темноты.
— Как шакал?
— Кричат ли шакалы таким образом?
— Я так не думаю. Может быть, маленький?
Я вздохнул и подошел к нему.
— Это звучало странно.
— Птица? Птицы странные, — предположил Филимон. — Подожди, что это?
Он обеспокоенно огляделся.
— Что? Ты что-то видел?
— Хм.
Я уставился на него.
— Ты меня немного пугаешь, старик.
Филимон поводил трубкой вокруг и задумчиво огляделся:
— Давай держать ухо востро.
— Почему?
— Простая предосторожность, — он прищелкнул языком, чтобы лошадь тронулась в путь. Руины города впереди напоминали кладбище.
— Это совсем не смешно, учитывая, что мы направляемся в кровавые руины, старик! — запротестовал я, напряженно оглядываясь по сторонам.
Филимон поморщился.
— Страшно? Это руины. Вероятно, там ничего нет.
— Вот видишь? Слово «вероятно», беспокоит меня больше всего, — проворчал я, качая головой.
— Город мертв, Владислав, — повторил старик свою мантру.
— Чем больше ты это говоришь, тем более зловеще это звучит. И если ты еще раз назовешь меня Владиславом, я начну называть тебя Филиппом.
Филипп достал болт и шлепнул моего коня, пока мы ехали бок о бок.
— Эй! — Я предупредил его. — Ты начал всё это дерьмо с именами!
— Это иностранное имя, — возразил Филипп. — Гарт на древнем языке означает «Любящий лошадей».
Правильно.
— Ну, Филипп — тогда тебе не следует обижать «Ветерка», — защищал я его прозвище.