Алкхимитрион

Александр Гаврилов

Алкхимитрион

Вначале пустота была: ни тьмы, ни света, только тишина, коя покой надменный и немой оберегала. И высший разум беспробудным сном спала, покуда в пустоту, от жуткой боли и потуг не закричала. И в одночасье разродился разум тот, и создал он из чрева мрака своего, квадригу первородных чад, и именем прозвал, и приласкал, и повелел им ждать, покуда ступит их черед нести неотвратимость воли разума, покуда грянет грозный спад. И возопил сей разум опосля и время сотворил и уместил в нем полчище бесчисленных декад, и высвободил из пустоты в незримость полной бездны, дабы оно хранило баланс своих творений.

И вскрикнул разум вновь, и вырвал из себя прекрасный свет, а из него могучее дитя, и одарил его нутро единой сферой, коя расплавила извечный хлад. И жизнь ему дала и силу миллион армад. И разум повелел нести тот свет повсюду и везде, дабы сложился вскорь, несокрушимый и единый град, в коем взрастет громадный, колоссальный сад.

И вознеслось безмерное дитя над пустотой и поднялось и лик свой безграничный обратила в образ, совершенный и прямой. И пробил звук, и мощным гласом заявило о себе оно, и бросилось в незримый яркий свет, и окунулось естеством в его тепло, и досыта наполнило нутро, а после светом жарким воссияло, и озарилась пустота, и закипела пуповина, и вырвалось верховное дитя, и поспешило волю разума исполнить, покуда свет, кой источал он не угас, не растворился, силу в прах бесцветный обратя.

Дитя, вобрав в себя могучий свет, умчалось разрушать незримые преграды, творя повсюду прорву девственных миров. И свет тот нес в себе всю сущность разума, что в силах был создать, могучих, наделенных чистотой творцов, способных семенем рождать своим послушных дочерей, безвольных, и немых богобоязненных сынов — творить и населять, бесчисленную паутину разных городов, своим творением, кое тысячелетия, беспрекословно будет почитать своих биологических отцов.

Без устали верховное дитя вселяла жизнь, в бескрайние просторы, что были сбиты из миров и царств. И обратился разум, и призвал свое создание, и повелел заделаться предвестником людских мытарств. И тотчас свет пробился насквозь пустоты, затмив всё мироздание, несметный род подобных породив для чада своего. Дабы служили преданно ему, чтя высший разум, кой истинный прародитель сущего всего. Дабы не знали ужаса они и супрематии своей, исходной меры, стремясь достичь единства одного.

И поручило всем творцам верховное дитя, хранить порядок средь миров и царств, не допускать попраний в них. И указала им карать, посмевших преступить императив, во имя принципов своих. Карать свирепо и безжалостно, царей, цариц, за наглое свершенье прихотей поганых. Карать, ввергая в тех нещадные мучения, прервав во сфере их движенье света, им чадом данных. Карать, не ощущая сожаления, лишая жизни дивное творение, кое дозволило себе деяний бранных.

* * *

Сваддигард — могучий град, кое верховное дитя, восставшее из света, воздвигло, а следом населило истинно благообразными созданьями, подстать возвышенному лику своему. А ниж правителям всесильным и пленительным царицам — были даны свои владения, дабы хранили там баланс среди миров и пустошь, кои обводили град могучий.

И даровались им с рожденья во владенье, громада сил могучих и дар творить себе подобных чад. И дан им был убор несокрушимый и имя ему было Ацкулат, и был он крепче тверди под землей и грациозен был и всемогущ. И с помощью него правители врывались сквозь пустоши незримые границы, дабы ломать преграды средь миров, крушить их в мелкие частицы.

Число миров росло, правителей рождалось больше, как и родов, и каждый был неповторим и каждый обладал особым сводом правил нерушимых. И каждый род по-свойски расширял владения свои. И углублял и возводил великолепных зданий стог. И каждый укреплял преградами свои границы и армии творил бесчисленное множество покуда позволял порог.

И породив потомство молодое, творцы заделались селить миры и грады человеком. И объявили их детьми своими, и дали имена, и обучили, и даровали правил свод, по коему сей человек обязан подчиняться своему творцу и жить на благо всем мирам и в мире жить, согласии и постигать науки и любовь и разум.

Летело время и полнились миры, плодились роды и создавались новые миры, в которых правили потомки первых из творцов, и первых отпрысков верховного дитя. И жили те миры, и процветали пока не воспротивились роды империй многолики, и не посягнули на себе подобных, и началась великая война, коя продлилась ровно три периода декад. И были разрушения, и шла она во всех мирах и пустошах, нетронутых девственных твердынях. И многие творцы погибли в те времена и многие остались живы. И создан был совет семи родов, кои превыше всех в войне себя явили разумом, и благодаря коим закончилась вражда. И вершились в нем дела над теми, кто ни хотел блюсти законы, кои определило верховное дитя. И воздавалось по заслугам тем родам и их царствам за ослушание вселенскому балансу.

Эпоха за эпохой количество миров росло, как и росло родов. Творцы основывали меж собой альянсы и примиренья, приветствовали рождение очередного будущего царя или царицы, и открывали все новые и новые знания, которые были собраны и дарованы всем родам верховным созданием света в виде семи томов. Каждый из которых содержал историю происхождения всего, а также знания о новых силах.

Знания о силах впитывались подрастающими наследниками трона мира своего, но было позволено обучать их лишь до трех томов, к остальным четырем самым серьезным и таинственным, наследники допускались только по достижению определенного времени. После вступления на трон, после слияния с целью создания новой ветви рода, после рождения первого наследника, и после того как наследник овладеет первыми тремя томами.

* * *

Во мгле после зова они являются на девственную твердь, а уходя обратно лишь крики кровь, и жалобные стоны оставляют. — бессмертные создания в темнице мрака заточённые, в остроге пустоши призыва разума с нетерпением ожидают. В кромешной тишине они кричат и воют пустынным шёпотом слова лишь тем, кто их способен слышать. Вторгаются во сны и грезы безмолвной сущностью являются лишь для того их способен видеть. Карателями станут судьями и палачами для всякого и каждого на сей твердыне заполоненной.

По воле их и силе ордой воскреснут мертвые из почв и днищ, морских и океанских. Проснуться ветры темные как марь и пыльные, и почва вздыбится, сигая по сырой воде. Зароются во мраке, обиталища, из камня и железа, как ворох листьев великанских. И живность всякая начнет тонуть, в пылающем повсюду, черном, дождевом огне. Растает след градов людских гигантских, угаснет крайний солнца луч, при полной тишине.

В бескрайние ряды, плечом к плечу восстанет род людской, и бедный, и богач. И будет слышен, среди сей цепи, из плоти и пороков, стонов гул и дикий плач. И воздух станет горьким и сырым, и марево укутает пейзаж, сей рваным пеплом. И разнесется по земле больной туман, подобно стае воронья, водой сырой и ветром. Вдохнет в свое нутро, и выпьет его каждый, завыв от боли, как больной брюхач.

Не будет дня, не будет ночи, всё станет тусклым и воистину пугающим. Не будет голосов, не будет языков, немым, глухим всё станет, угасающим. Одежды испаряться с тел долой, оставив плоть, бесстыже оголенной и босой. И выжжен будет знак их мертвый, на теле каждого, колючим хладом и жарой. И встанут на колени все, сомкнув глаза, склоняя головы пред госпожою тьмой.

Ступая первой наземь, коварно улыбнувшись, вдохнет она густой и сладкий пепел. Узрев под ступнями своими, творенье жалкое, увязнувшее, в серой груде трепел. Свой путь она начнёт, под дикий крик и вопли тех, кто издыхает в собственных телах. Неся в себе, всю мощь неимоверно колоссальную, и ярую озлобленность в глазах. Внушая своим видом дикий ужас, рождая в каждом человеке первобытный страх.

* * *

Десницею своей, сожжет она людские души, не дав вернуться им к творцам. В свои чертоги, громогласный бросит крик, безликим и немым гонцам. И явятся ордою, на крыльях вороных несметною волною, подобно адским существам. Вздымая почву до небес, вгрызаясь в воздух, бросая мертвый взор по сторонам. Несчётным полчищем возникнут пред хозяйкой, подобно бешеным и злым чертям.

Взмахнет тьма в тот же час, своею дланью серой, хладной и весьма худой. Растает сумрак вдалеке, пробьются сквозь печать незримую, великие врата. Чей вид громадный, скроет свод небес, нависнув над землей, единою стеной. И будет тонкий шум, когда раскроются они, чей гул услышит даже пустота. И спустится с тех врат, крича и насмехаясь, той самой тьмы, глашатая сестра.

Вскипит земля, коль та наступит на неё, земля, что люди, некогда, своею называли. И прокричит сестрица та, свою эпистолу, всяк живности, покуда её черви не сожрали. И подойдя ко всем и каждому, щерясь тишком, в их головы свой глас лукаво изречет. Дрянное детище своих творцов, ваш срок на сей обители, совсем уж скоро истечет. Явились мы, её очистить от того, что в ваших душах, давно уже сгнивает и течет.

* * *

С коварством и кокетливо, нагой ступала госпожа, иного эспоса и звонкой пустоты. С улыбою заботливой, елейным голоском, она ввергала всех до смертной немоты. Подобно тающим ветрам, её убор взмывал к верхам, густою ароматною дыминой. Обрушивая в миг, смог горестный на земли черные, несметной, колкою лавиной. Окутывая легкие землян, как гуща дымных пауков, сухой, прозрачной паутиной.

Раскрывши вежды свои черные, светящие рдяным огнем, завыла дева оголенная. И пали слезы наземь, въедаясь в недра тверди той, что на погибель обреченная. И разлились по сторонам, подобно рекам и морям кислотным, залив тела земные. Сжирая плоть, что подвернется на пути, бросая опосля места витые и пустые. Стирая напрочь, все следы седьмых детей, паля своим огнём все нити временные.

А после, стихнет все внезапно, не шепота, ни вопля, ни мольбы, гапившей к небесам. Все будет мутным, непонятным, и лишь у трех сестер, клич бегло пронесется по устам. У врат встав исполинских, десницы, протянув к ним слаженно, взывать они приступят. К тому, кой братом им приходится, по крови и когнатству, чьи цепи они вскоре срубят. И самого свирепого из всей квадриги первородных чад, они с величием пробудят.

И дрожью вдруг заплачет твердь мирская, дав трещину, на сотни горизонтов пополам. И каждый, сохранивший суть свою, да внемлет он невнятным и аморфным голосам. Звучащим из глубин вселенских врат, велящих рты свои заткнуть, послушливым рабам. И клич сестер, снесет нетленный пут, свободу брату даровав, нещадному до жути. И будет он столь кровожаден и жесток, что даже сестры убоятся, его садистской сути.

* * *

И взмыв на гору смрадную, облепленную прахами людскими, глашатая вскричала. На столь, что ор её всю землю трижды обогнул, сдирая шкуру с человека до крови. И нестерпим был этот рёв, и громогласная сестрица, лукаво скалясь не смолкала. И человечишки бросались кто куда, словно потерянные в луже мёда муравьи. Кидаясь оземь, лбы ломая, друг друга, втаптывая в прах, как туча дикой саранчи.

И вскоре крик глашатай стих, и стихли ветры, угасли звуки, канувшие в тишину. И шёпотом заговорила та сестра, шепча туманные слова, своим молчаньем в глубину. И отклик прозвучал, из звонкой пустоты, напевом сладострастным, и пугающим. И поступью высокомерной, явилась взору та сестра, чей вид был истинно желающим. Кой с радостью она, глумясь и изгаляясь, являла всяк дух последний испускающим.

* * *

И вот все три сестры, склоняя головы свои почтительно, приветствуют родного брата. Ступает он стезёй из тел людских, своей ухмылки не скрывая, на фоне алого заката. И подошел он к сестрам ненаглядным, под исступлённый шум небес и хаоса раската. И протянув свою десницу к ним, он громогласно, с хрипотой велел поднять им лица. И взору их престал когнат, коего сдерживала пустоши несокрушимая темница.

Глаза его были пусты, зеница ока схожа светлому зерцалу, в котором отражался жуда. Наряды, словно черни рать, окутавшая его дух и плоть, для свежего кровавого этюда. В десницах, он удерживал тот первозданный хаос, кой спал внутри скорбящего сосуда. В далеком обиталище, разрушенных миров, за стенами незримого, порушенного спуда. Какой обязан был сойти на твердь и люд, подобно как разносится, банальная простуда.

Глядел он на своих сестер, озорно скалясь и молча, зеницы хладные вещали за него. Глядел он и на люд почти что сгнивший, хозяйским взором палача, и потешался оттого. И повелел он сестрам встать, и стали те, сиблинга осыпая лестными и милыми речами. И поднял он свою десницу вверх, и пролилась на землю кровь, студеными слезами. Затапливая всё кругом, до самых обнаженных скал, багровыми, солеными волнами.

И садким шагом, он ступил в заполненную кровью лужу, и с брызгами та опустела в миг. И к долу опустив иную длань, навлек он бешеную стужу, и ледовитый обелиск воздвиг. И реки крови тотчас же застыли, и обратились в алые катки, под коими сгнивала плоть. И двинулся сиблинг по вдоль этих катков, желая тело человеческое поскорей вспороть. И каждому из чад, горе творцов, с улыбкой на устах и взоре, череп вдвое расколоть.

Но сестры вдруг окликнули его мольбой, прервать, тел человеческих уничтожение. Все трое были призваны сестрицей тьмой, дабы свершить одно лишь разрушение. Не только плотской сущности людей, что были рождены на эту девственную твердь. Но и стереть с картины мироздания суть их, и душам пригласить царицу смерть. Дабы она своей рукой, вонзила каждому из чад творцов, опустошающую жердь.

Дабы свершился суд великий тот, по отпрыскам седьмого семени, невидимых творцов. Дабы случился переход, от хаоса, который ныне на земле, к порядку новых мудрецов. Дабы убрать от нечистот, мир этот умирающий, от мерзких и зажравшихся жильцов. Дабы исполнила сия земля один лишь оборот, пока неслышно будет скрежета грунтов. Дабы посеять вновь немых сирот, кои приступят почитать своих эпических богов.

* * *

И создан был несметный легион приставников и судей, и светом преисполнилась мимическая пустота. И породила сестра, ни мешкая, декаду мерзких жутей, и сотворила им несчётной меры черные врата. И легион, прознал сие деяние её, приговорив, немедля к заточению в остроге сумрачного града. Кой в эту пору служит вечным казематом жутким существам, в глубинах лабиринта огненного сада. И недрах коего толпятся по немым углам, с истомой ждущие во мраке, славного, кровавого парада.

И вот уж сотню тысяч жизненных периодов, сей легион хранит незыблемое равновесие миров. Оберегая каждое творение богов, от жути, что мелькает меж миров, подобно армии невидимых воров. С опаской надзирая за темницею своей, куда была заключена четверка первых чад в пустошь, лишённую объема и углов. Являясь персонально каждому созданию, кой тот находится на перепутье снов, и света полных городов. И вынимая жизнь из лона мертвой плоти, сей дар творцов, уносят в обиталище немыслимых дворцов.