— Это всего на несколько месяцев, до сентября, — виновато пробормотала мама.
— Природа там не хуже, чем в Испании, а климат — даже лучше, — рассмеялся отец. — Только что моря нет, но зато бесплатно.
Милана уткнулась в тарелку и сосредоточенно ковыряла овощи, растаскивая их вилкой в разные стороны. В конце концов, потерпеть пару месяцев в какой-то забытой богом дыре — не так уж и трудно, если потом можно будет начать с того места, где остановились. А ей, черт побери, нужна своя квартира! Сколько можно жить с предками?
- Кредитку оставишь? — подняла она глаза на Александра Юрьевича. — Ну, на экстренный случай.
— Да, но лимит подкручу. Если что-то понадобится — звони, решим, надо ли оно тебе или опять прихоти. И учти, будешь там свои кандибоберы откалывать — Стах церемониться не станет. У них в Рудославе по-простому, без всей этой психологии с педагогикой. Если он мне на тебя хоть раз пожалуется, то все твои планы на будущее можешь засунуть подальше. Я понятно объяснил?
— А если не пожалуется? — с самым невинным видом спросила Милана.
— А если не пожалуется, то мы обнулим вчерашний инцидент.
— Правда? — она повернулась к отцу всем телом, весело улыбнувшись. — Совсем-совсем обнулим?
— Не думай, что у меня плохая память. Чтоб я тебя больше в журналах голяка не видел! — рявкнул отец и бросил на стол салфетку.
3
Наверное, Назара среди копателей называли Кречетом не только из-за того, что всем и каждому было известно, что он сокольник. Парень и внешне напоминал хищную птицу всей своей статью — большой, крепкий, хорошо сложенный, черноволосый, хотя сейчас, летом, кудри его были сострижены почти что в ноль. Профиль — тоже соколиный. Лоб высокий, черные широкие брови, которые сходились в одну точку на переносице, когда он хмурился. Острые карие глаза с яркими белками — живые, тревожные, даже когда он спокоен, скульптурно вылепленные скулы, мужественный подбородок — упрямый, с небольшой ямкой. Его лицо красивым не назовешь, но уж точно оно было интересным и запоминающимся.
Его нельзя было не заметить в толпе. И точно так же его нельзя было не узнать, если встретишь снова.
И его фигуру было видно издалека — он словно на целую голову выше всех вокруг, даже тогда, когда это оказывалось лишь обманом зрения.
— Кто там поехал? — спрашивали друг друга старатели, тершиеся бок о бок среди поваленных деревьев и ям. Звуков мотора они опасались — мало ли кто забрел в лес. Если незваные гости, то придется быстро сворачиваться, а день только начался. Самая работа, пока жары нет.
— Да Кречет. Патрульных своих развозит.
На небольшом минивэне он объезжал лес по проселочным дорогам и расставлял охрану, чтобы патрулировать «пятаки», на которых добывали янтарь.
По пути Назар чуть притормозил, приспустил окно и выглянул из кабины.
— Там дальше кто-то есть? — звучным, глубоким голосом спросил он.
— Крайние мы тут. Панас, не слышно ж никого?
— Не, не слышно.
— Я в паре километров мужиков поставлю. Они сигнализируют. Если вдруг что — передавайте дальше. Снарягу только не бросать.
— Да куда там, бросишь тут! Если что, то будем палить по шинам, — расхохотались мужики. Кречет в ответ кривовато усмехнулся и рванул дальше.
Откровенно говоря, добытчики его побаивались, хоть он и был моложе большинства из них, и на то имелись свои причины. Но те же самые добытчики и зависели от него слишком сильно, и потому старались лишний раз не злить ни младшего Шамрая, ни тем более старшего. В конце концов, те давали им возможность хорошего заработка. Куда выше, чем если самому пытаться барахтаться в этом бизнесе. Да и чем в их лесах еще заработаешь? Нефть выкачана давно, глубже бурить — дорого, да и может не окупиться. Лес тырить — возможностей столько нет. А если ты, к примеру, учитель физкультуры в одной из девяти рудославских школ, то что ты дашь своим детям? Свисток и мячик?
А добыча янтаря, хоть и рискованный промысел, а все же прибыльный. Посадить за него не посадят, но штрафов и проблем никому не хочется. А у Шамраев не только клондайки обустроены наличием помп, но и хоть какие-то гарантии, что отмажут, если вдруг что.
Назар относился к рабочим исключительно по-деловому, без лишних сантиментов. Но все знали, если кто не сдаст камни, намытые на участках, подконтрольных Шамраям, или начнет требовать больше, чем им обещано, — мало потом не покажется. А если вдруг кто ментам настучит от обиды или в надежде ослабить влияние главного рудославского семейства — тоже пусть пеняет на себя. Тут уж в ход шли и кулаки Назара Шамрая и его шестерок, и влияние Станислава Шамрая — у него наверху тоже все было схвачено. А потом вообще выбросят с копанок на веки вечные. Иди, ищи сам свои жилы — только не факт, что не отожмут, если даже найдешь. А если привязан к городу — то возвращайся в школу. Или на СТО. Или еще куда.
Сейчас у Шамраев «на попечении» было примерно полторы тысячи старателей — не только рудославских, но и близлежащих поселков. Мужичье дикое, понимающее только силу и отказывающееся принимать правила игры, пока не нажмешь. Уж что-что, а давить Кречет умел.
Закончив разбираться с патрульными, выбрался на трассу, ведшую в Рудослав. Вечером обратно, всех найти, развезти, помочь собрать намытое. Целый день впереди, а парилка уже сейчас. Окно снова нараспашку, солнце шпарит, на руках выступили капельки пота, золотящиеся в отблесках. Назар был по природе белокожий, но загар хватался всегда быстро, легко, и уже сейчас его предплечья были покрыты ровным коричневатым цветом.
У него красивые были руки. Сильные, мощные, с выгоревшими волосками не очень густой поросли и неожиданно длинными пальцами. На запястьях — несколько фенечек из кожаных шнурков и каменных бусин. Крупный серебряный перстень с соколиной головой на среднем пальце. И не единожды сбитые костяшки — беловатыми шрамами на смуглой коже.
В салоне голосисто пело радио.
— Как тамагочи! — хохотнул Наз, выруливая к речке. Она после дождей поднялась, и вполне можно было окунуться. В засушливые годы — разве что по пояс зайдешь. А сейчас в переливах, перезвонах до шума в ушах, едва сделав несколько гребков руками, — затеряешься. С разбегу не нырнешь, в этом месте пороги, камни, в этом месте слишком спешны потоки, но хоть остудить разжаренную кожу, от которой прямо пар поднимается при соприкосновении с прохладной водой, лишь в нескольких километрах сошедшей с гор в предгорье.
Когда грузился обратно в машину, футболку не надевал, кое-как натянул шорты на мокрое тело и погнал дальше по родимым ухабинам.
А уже на подъезде к городку приметил знакомого желтого жука, застрявшего посреди пустой трассы. Мелькнула среди прочего розовая юбочка. Назар хмыкнул и проехал мимо. Недалеко. На пару десятков метров. Но совесть, мать ее.
Остановился, развернулся. Вернулся.
Ну точно. Анька!
Назар высунулся из окошка и крикнул:
— Ты чего тут голосуешь? Привет!
— Ой, Назарчик, — радостно защебетала девушка, сверкнув ямочками на щеках. — Ты так вовремя. У меня вот машина заглохла. А до отца дозвониться не могу. Уже и не знала, что делать.
Назар кивнул и молча выскочил из своего минивэна. Хлопнул дверцей, подошел к Аниной тарантайке. На всякий случай сунулся в салон, не спрашивая разрешения, повернул ключ зажигания, вдавил педаль — нихрена. Признаков жизни это счастье с автоматизированной коробкой передач не подавало. Назар ругнулся и глянул снизу вверх на Аню:
— И как тебя угораздило?
— Будто я специально, — вздохнула она.
— Угу. А я тебе сразу говорил, долго ты на ней не проездишь.
— Да ладно, — снова расцвела улыбкой Аня, — дядя Степан подшаманит, как всегда. Назарчик, а ты домой?
— Домой.
В его голосе прозвучала обреченность.
— Вот и я домой, — сообщила она очевидное. — Отец в район посылал. А давай ты меня подвезешь?
— А машина?
— А что машина? — удивилась она и скользнула взглядом по его обнаженному торсу. — Отец потом заберет. Или дядя Степан. Ты на речке был? Хорошо там, наверное.
— По делам гонял, — отрезал Назар. — А счастье твое на трассе бросать херовая идея. Растянут на запчасти. Хотя, может, и к лучшему, хоть отец нормальную тачку купит. Короче, ща на буксир возьмем.
И с этими словами поперся к своему минивэну за тросом, валявшимся в багажнике. Споро подцепил Аниного жука, а потом проявил вежливость:
— Давно на солнцепеке? Пить хочешь?
— Хочу, — кивнула она, прикладывая усилия, чтобы вернуть себя к реальности от созерцания мужского тела. Про бутылку воды в собственной сумке она помнила прекрасно, но получить хоть кроху, хоть каплю из рук Назара — было самой главной мечтой Ани.
Она была влюблена в него давно и безответно. Но никогда не теряла надежды. Пользовалась любым поводом, чтобы провести с ним рядом хоть короткое время. Дружила с его матерью, чтобы бывать в их доме. И радовалась малейшему случаю, вот как сейчас. Ведь и подумать не могла, что так повезет — ее машина заглохнет, а Шамрай будет ехать мимо.
— Хочу, жарко очень.
— Угу, — в очередной раз совой ухнул Назар. — Сейчас дам.
Полторушка валялась где-то под его сидением.
Ее он и вручил Ане, когда она от безысходности устроилась снова в салоне своего жука.
— Теплая правда, — буркнул он.
— Жара такая… — разочарованно кивнула она, глядя на то, как он протягивал ей злосчастную бутылку. Шамрай всегда был слишком далеко, как и сейчас его рука от ее пальцев — не дотянуться. Он даже и не смотрел на нее. Отвернулся, в небо глянул своими глубокими темными глазами, от которых Аня шалела, и проговорил слишком отстраненно, будто не к ней:
— Вечером дождь стопудово будет, может, хоть выдохнем.
— А ты что вечером делаешь? — предприняла она еще одну попытку.
— Работаю, — пробурчал Назар. — Ну ты пьешь? Я с трех ночи на ногах, перекемарить надо. Поехали.
И с этими словами поперся в свой минивэн, совершенно не замечая, как вытянулось ее лицо от его слов. Не видел он и долгого взгляда, которым его провожала Аня. Вид ее был совершенно раздосадованным, пока она медленно пила из бутылки Назара. Потом она устроилась, наконец, в своей машинке, махнула рукой, что готова, и лицо ее принимало все более решительное выражение. Она обязательно его получит. Рано или поздно, но Назар Шамрай будет ее!
Он об этом не знал. Она вообще его не интересовала. Когда-то дружили, еще подростками. А когда Лукаш ему подробно объяснил, какие на него планы у этой единственной дочери и наследницы директора центрального рынка, он сначала долго ржал, а потом подрастерялся, что с этой блаженной делать. Лучшее, что пришло ему в голову тогда, мальчишкой — это перестать с ней общаться, хотя реализовать такое непросто, учитывая, что они тусили в одной компании.
Потом случилась история, разделившая его жизнь на до и после. И очень надолго Назару стало не до переживаний девочки Ани — самому бы выгрести. Он тогда пропустил все на свете — выпускной класс пошел через жопу, не до любовей, учебы и экзаменов. А она поступила в городское педучилище. Он же… с тех самых пор пахал на дядьку, и никто в семье даже не думал обсуждать дальнейшие перспективы его жизни вне семейного бизнеса. Вот только сама Аня так никуда и не делась. Ему потом говорили, что она осталась в городе и поступала в эту бурсу только ради него, хотя вполне могла учиться в любом областном центре. Но вместо этого часто ходила к ним в гости, подружившись с Ляной Шамрай, и то тут, то там мешалась у него под ногами. Он ее терпел, старался не обращать внимания, но и никогда не выказывал раздражения — девочку почему-то было немного жалко. Вот как сегодня.
Довез ее до дома вместе с ее жуком. Помог припарковаться. Скрутил трос и улыбнулся на прощание — сдержанно и очень спокойно:
— Скажи отцу, что эту тарантайку пора отправлять на свалку истории. Ты доросла уже до настоящей машины.
— Сильно он меня послушает. Он считает, что женщины в технике не соображают, — она улыбнулась Назару в ответ и быстро проговорила, пока он не успел отойти: — А мы с Лукашем и Надей на речку в воскресенье сходить сговорились. Пошли с нами.
— Угу, — заключительно прикинулся совой Кречет и, решив, что как-то это совсем не вежливо, добавил: — Посмотрим.
С этими словами и свалил, ни разу не оглянувшись.
«Поместье» Шамраев находилось на отшибе, в стороне от городка, и включало большой особняк под красной крышей, отделанный деревом, с огромной террасой и просторными балконами, и несколько домов поменьше в том же стиле для управляющего, работников обслуги, сторожей и прочих «домашних», в одном из которых жили и Назар с матерью. Вокруг все утопало в зелени и цветах — отец Станислава Яновича на этом месте когда-то целый парк разбил. Розы же остались от его второй жены. Она выращивала их в неимоверных количествах и занималась садом сама. Стаху пришлось нанимать садовника — жалко было бросать, хотя регулярно грозился вполовину уменьшить количество занятой парком земли и засадить чем-то полезным.
Этим его угрозам не мешал, впрочем, бассейн, расположенный перед террасой и раскинувшийся на значительное пространство. Сейчас он был весьма кстати. Лето в их местности в основном бывало дождливым, но если уж Рудослав разжаривало солнцем — то до настоящего пекла, как в этот июньский ясный день, от которого никакого спасу.
Добравшись до ворот Шамраевских угодий и въехав во двор, Назар поставил минивэн в гараж и, на ходу натягивая футболку, спешно пересек парк, взлетел по ступенькам на террасу дядькиного дома и еще через пару минут был возле его кабинета, в прохладе кондиционера и глухом свете из-под приспущенных жалюзи. Станислав Янович просил заскочить после утренних хлопот. И вряд ли это как-то связано с работой. Если все ладилось, то отчета Шамрай не спрашивал.
Назар сунулся в двери и тут же наткнулся глазами на дядю Стаха, вольготно сидевшего на диване, закинув ногу на ногу, и строчка за строчкой вычитывавшего договор на поставку леса, присланный польской деревообрабатывающей компанией. Этот самый договор уже третий день лежал перед носом Шамрая-старшего, и он все его не подписывал. Вот и примелькался.
— Работаешь? — спросил Назар.
— Вроде как пытаюсь, — уклончиво ответил Стах и небрежно откинул документы рядом с собой. Потянулся за холодным чаем, который любил пить в такую жару. Стакан был запотевшим, а лед внутри издал звонкий звук — совсем недавно принесли. — У нас все в порядке?
— У нас все отлично, но за Ясенем помпу надо менять. Сдыхает. Что не так с поляками? Юристы ж смотрели.
— Знал бы точно — уже бы исправили. А так… что-то мне не нравится. Где-то там собака порылась, — усмехнулся он, отхлебнув чай. — Про помпу передай Шинкоренко, пусть посмотрит. Надо — заменим. А что у тебя вечером?
— Да все как всегда, дядь Стах. Если приключений не случится, то сменить дневной патруль на ночной и встретить смену, чтоб перекупщиками не соблазнялись в обход нас.
— Организуй это сегодня без себя, — велел Шамрай-старший. — Надо встретить Кловский поезд. Машину мою возьмешь.
Назар улыбнулся. Дядькина машина — каждая из стоявших в гараже — хрустальная мечта любого парня двадцати трех лет. Что уж о нем говорить, когда он с детства автомобилями бредил и едва зарабатывать начал, купил подержанный «фиат», на котором ездил до сих пор, хотя уже пора бы его сменить на что-то посолиднее.
— Кто-то важный приезжает? — спросил он.
— Дочь моего старинного друга. Мы семьями дружили… — Стах глянул куда-то за окно, где начинали появляться еще небольшие, но тяжелые облака. — Да и пара общих дел есть до сих пор. В общем, вагон пятый. Доставить в целости и сохранности, как особенно ценный груз. Понял?
— Так точно. А узнаю я ее как?
— Узнаешь! — уверенно бросил Стах, посмотрел на часы и легко поднялся на ноги. — Обедать пора! Идем, составишь мне компанию.
— Да, дядь Стах, — кивнул Назар, открывая Шамраю дверь и пропуская впереди себя. — У меня мысль еще была посмотреть участок за торфобрикетным. Там почва песчаная, лес сосновый. Да и завод давно не работает, тихо. Надо бы покопать маленько, что скажешь?
На разработку новых участков у парня была чуйка. Однажды, подростком еще, он приволок домой несколько кусков зеленого минерала, очень редкого, какого в их лесах раньше считалось что и нету. И с тех пор в нем проснулся азарт старателя. Дядька давал ему некоторую волю в этом деле, и его интуицией они уже заработали неслабое состояние.
После обеда Назар созвонился со своими ребятами, перепоручив дела на клондайке, чтобы освободить вечер. После отправился в вольер к Тюдору — полчаса в день даже не в сезон он уделял птице. Хищник был нынче не в духе. И его тоже доканывала жара, никакая линька не спасала. Северная пичуга, что с нее взять.
Потому, отстав от бедолаги, чтобы прийти вечером, Наз вернулся в их с матерью дом — ему и впрямь надо было часок поспать после побудки в три часа ночи и изматывающего солнцепека. А потом он будет снова как новенький.
Примет душ, переоденется. Заблагоухает одеколоном после бритья.
И под тяжелые предвечерние тучи выйдет совсем другим, свежим, полным энергии человеком. Погода, пока он спал, переменилась, переменился неуловимо и Назар. Ему шли дядькины машины. И с черными брюками белая футболка-поло, обтягивавшая эту груду мышц, делала его похожим на цивилизованного человека. Но только лишь похожим. Потому что сила, угадывавшаяся в каждом его движении, сомнений не оставляла: надо будет — сожрет и не подавится. Впрочем, сейчас, он был настроен весьма миролюбиво.
Доехав до станции на черном «лексусе» ему под стать, Назар бросил взгляд на ручные часы на кожаном ремешке. До прибытия поезда еще оставалось минут пятнадцать, слишком быстро пригнал. С другой стороны, не дай бог прикатится тот раньше, и девчонка будет торчать тут одна, еще обидит кто.
Наз выперся наружу, осмотрелся по сторонам и поймал на лицо первые несколько капель дождя. Пока еще только легкая морось чуть прибивала пыль к земле, но запах озона уже был густым, концентрированным. Это из-за леса. Лес здесь был повсюду. Даже железнодорожная колея пролегала между густых сосновых полос. Допотопное, еще позапрошлого века постройки одноэтажное здание станции с убогой надписью «Рудослав» синей краской над козырьком — чуть в стороне от перрона. Оно было символом упадка их города. Когда-то сюда велась одна из первых железнодорожных веток Австро-Венгерской империи и людскими реками стекались искатели легких денег. А отсюда составами шли руды, торф, нефть — в мегаполисы и культурные столицы. Теперь отсюда составами прут лес и янтарь, а повидавший на своем веку разных хозяев и разных людей Рудослав с каждым годом становился все более серым.
Перрон — тоже слишком громкое слово. Куча колдобин на асфальте, которому сто лет в обед. Вдоль бетонной плиты чуть дальше — местные торговцы пирогами, янтарными бусами, газетами и семечками. Галдят наперебой. Тоже встречают Кловский поезд. Он стоит здесь всего минуту, а они носятся под окнами и тулят пассажирам свой неказистый товар. Кто более ушлый — договаривается с проводниками, чтобы разрешили проехать до Ясени в плацкарте и попробовать распродаться дорогой. А оттуда на встречном дизеле они вернутся домой.
Назар глянул на убегающую вдаль ленту железной дороги и оперся задницей на капот, скрестив руки на груди.
— Ждешь кого? — услышал он рядом дребезжащий старушечий голос. Назар скосил глаза и наткнулся на бабку с ведром бледно-розовых пионов. Усмехнулся и ответил: