Волошский укроп

— Иван Николаевич, вот уж не ожидал в вас такого интереса, — усмехнулся сыщик.

— Студенты таскают, — отмахнулся ботаник. — Мне подобную ерунду читать некогда, но эти книжки для иной цели вполне пригождаются. Гербарии в них сушу.

Он ополоснул руки в ведёрке, стоявшем у двери, вытер их обрывком холстины, висевшей подле на гвозде.

— Так что там у вас за таинственная трава, Родион Романович?

Сыщик подал письмо.

— Только вы уж извольте глаза закрыть, — попросил от двери Ершов. — Содержание записки весьма деликатное.

Иван Николаевич мгновение колебался, словно борясь с желанием прогнать назойливого визитера и отказать в помощи. Только из уважительного отношения к Мармеладову не стал этого делать. Вздохнул тяжело, но плотно зажмурился и стал обнюхивать бумагу.

— Определенно могу заявить, что это Foeniculum vulgare! — проговорил он, возвращая лист. — Фенхель обыкновенный. Известный в народе под названием волошский укроп.

— Без всякого сомнения? — снова встрял кавалергард.

На этот раз директор скрывать своего раздражения не стал.

— А скажите, юноша, способны ли вы перепутать коня донской породы и, скажем, рысака-орловца?

— Исключено! У них ведь разные стати и…

— Так отчего же вы сомневаетесь в том, что я разбираюсь в растениях хуже, чем вы в лошадях?! — негодовал Иван Николаевич. — Впрочем, идите за мной, сейчас я вам докажу.

При последних его словах Митя застонал. Снова идти куда-то было невыносимо. Но и отступать в присутствии этого юного хлыща в белом мундире немыслимо. Придется терпеть…

Длинную оранжерею построили в центре Аптекарского огорода, с таким расчетом, чтобы на нее в течение всего дня падали солнечные лучи. Пройдя от входа шагов десять, ботаник указал пальцем на довольно высокое растение. Темно-зеленый стебель с многочисленными мохнатыми отростками увенчивала желтая корона, состоящая из несметного количества мелких цветков. Аромат, исходивший от нагретого яркими лучами фенхеля, был тот же самый, что и на письме. Адъютант пробормотал извинения, хотя и не слишком внятно, и добавил, что никогда и не думал усомниться в компетенции…

Ботаник эти жалкие потуги игнорировал, повернувшись к кавалергарду спиной.

— Раз этот самый укроп в наших широтах произрастает, стало быть, не такая уж он и редкость, — уточнил Мармеладов.

Иван Николаевич, будучи не только ученым-исследователем, но также и самым молодым профессором Московского университета, имел склонность к чтению лекций. Вот и сейчас подробнейшим образом проинформировал сыщика и его спутников о среде обитания фенхеля обыкновенного и полезных свойствах данного растения.

Оказалось, что в Москве произрастает только этот, единственный экземпляр. Остальные не прижились, как ни старались. Солнца мало. А ему нужно много тепла и света, как и, например, розмарину — вон там неподалеку, видите, цветочки такие голубенькие? Да, тоже только здесь у нас и присутствует. А в природе все это только на юге встречается. Кавказ, Крым, Османская империя… Из тех мест и привозят на продажу, товар-то ходкий, большой доход приносит.

— Вот смотрите, — ботаник выхватил у почтмейстера трость и, не слушая возмущенного ворчания, стал тыкать ею в растение, словно указкой. — Каждая часть фенхеля используется для разных целей. Зелень и стебли идут в пищу, из плодов получают масло, а из корней аптекари делают целебные настойки. Что еще? Барышни заваривают сушеные цветки от бессонницы, а семена — чтобы похудеть. Для доктора это растение незаменимый помощник: лечит глазные болезни, застарелый кашель, нервные расстройства. И для повара в ресторации тоже пригодится. Словом, одна такая травинка, разделенная на части, принесет невероятную выгоду.

Он вернул импровизированную указку, повернулся к кавалергарду и мстительно добавил:

— А вам, юноша, я бы рекомендовал фенхель от прыщей.

Ершов смущенно молчал и прятал глаза. Мармеладов также не произнес ни слова, размышляя о чем-то своем. Напряженное молчание прервал Митя.

— Вы давеча упомянули лошадей, а в том деликатном деле, по поводу которого весь разговор затеялся, одна кобыла вела себя странным образом, — он коротко описал историю с Буркой. — Не может ли это быть реакцией на волошский укроп?

— Ни в коем случае! — покачал головой ботаник. — Растение абсолютно безвредно для людей и животных. Но мне знакомы симптомы… Скажите, спустя полчаса лошадь пала?

Почтмейстер подтолкнул Ершова под локоть. Тот встрепенулся и подтвердил; да, вскорости Бурка упала на бок, из горла и ноздрей пошла кровь и в считанные мгновения все было кончено.

— Сходится, господа. По всем признакам это Aconitum napellus. Аконит, по легенде произошел от яда Цербера, которого Геракл вытащил на свет из царства мертвых. Вот где слюна адской псины на землю капала, там и выросла ядовитая трава. Враки, конечно, но красиво придумано. Растение это смертельно опасно и обычно кони его распознают. Инстинкт самосохранения заставляет выплевывать яд, пока он не причинила вреда. А эта ваша Бурка, получается, съела и не заметила? С трудом верится. Аконит жгучий, стоит проглотить — от горла до желудка огнем полыхает. Если только в ухо впрыснули…

Мармеладов все это время стоявший спокойно, вдруг вздрогнул всем телом.

— Родион Романович, да что с вами? Побледнели сильно, уж не захворали ль?

— Все хорошо, Иван Николаевич, не извольте беспокоиться. Просто с детства не переношу людей, которые способны поднять руку на лошадь. Но это вздор, вздор… Примите искреннюю благодарность за консультацию. А нам пора ехать.

На обратном пути к избушке ботаника, сыщик обратил внимание на одинокий дуб — высоченный и кряжистый стоял он посреди лужайки. Там, куда падала тень мрачного исполина, казалось, даже трава пожухла и прижалась испуганно к земле. Заметив интерес, профессор начал было рассказывать историю дерева, выросшего из желудя, посаженного самым первым директором Аптекарского огорода. Мармеладов прервал его на полуслове.

— Иван Николаевич, позволите ли позаимствовать один из ваших гербариев?

VI

До кареты шли медленно, приноравливаясь к хромающей походке Мити.

— Куда поедем, Родион Романович? — спросил адъютант, окончательно признавая право Мармеладова командовать всем расследованием.

Сыщик прижимал к груди книгу с гербарием и задумчиво шептал что-то себе под нос. Разобрать удалось только «…доктора».

— Неужели ты и впрямь захворал? — переспросил почтмейстер.

Он присел на подножку экипажа, стянул сапог и прилаживал к волдырям подорожник, сорванный в Аптекарском огороде. Поплевал на зеленый лист, а после туго замотал портянку. Обулся, топнул ногой — да, вроде полегче.

— Незаменимый помощник доктора, — чуть громче повторил Мармеладов недавние слова ботаника и перевел взгляд на адъютанта. — Известен ли вам, сударь, адрес г-на Быковского?

— Ну как же, как же, — кавалергард, открыл дверь кареты и достал бумаги. — У меня в протоколах все указано, по каждому свидетелю. Вот-с. Улица Петровка, дом тридцать четвертый. Это напротив Перовских ворот. А зачем нам к нему?

— Сейчас лучше не терять времени. Едем, едем!

Как только черные кони тронулись с места и зацокали по мостовой, сыщик стал энергично пролистывать книгу. Сплющенные и засушенные цветы полетели во все стороны.

— Вспомните, что нам известно о похитителе, — начал он свои объяснения. — Одет как гувернер, молод и хорош собой. Слишком много очевидцев и приметы они описали крайне подробно. Но разве бывает такое единодушие? Попросите трех случайных прохожих описать да вот хотя бы Митю. Один скажет про его усы, другой отметит фуражку и кудри, а третий — необычную походку. Но чтобы складно запомнить все подробности его внешности мало случайного взгляда, нужно долго и пристально всматриваться. Доктор и те, другие… Зачем бы им обращать особое внимание на девочку и гувернера? Тем более, когда поблизости происходили более захватывающие события — лошадь-то отравленная без сомнения громко ржала, а эти, выходит, даже головы к ней не повернули.

— Может быть… — начал было кавалергард, но сыщик обрезал его, даже не выслушав.

— Никак не может! Это противно всей природе человеческой. Заслышав громкий звук, мы всегда оборачиваемся. С древнейших времен в нас живут два инстинкта. Первый — любопытство, тут все понятно. Другой чуть сложнее: если за спиной крик, рев, грохот, — обернись, ведь оттуда может надвигаться смертельная опасность. При наличии столь сильных стимулов, не повернуть голову просто невозможно.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что свидетели каким-то образом замешаны в похищении? — не выдержал почтмейстер.

— Именно так, Митя.

Платон Ершов поскреб по сусекам своего самолюбия и, набрав пару горстей апломба, осмелился возразить.

— Погодите, Родион Романович! Да как же можно? Ведь среди свидетелей достойные люди: доктор, почтенная вдова, наконец, городовой, служитель закона! Против них мало сомнений и этих ваших инстинктов. Железный аргумент нужен!

Мармеладов как раз долистал книгу до искомого места и стукнул кулаком по нужной странице.

— Мне сразу показались знакомыми приметы похитителя, которые описывали свидетели на разные лады. Потом возникло письмо с таинственным ароматом и потеснило верную мысль. Но когда я увидел одинокий дуб, снова забрезжила идея, что свидетели в сговоре и водят следствие за нос.

— Господи! А дуб-то здесь причем? — теперь в голосе кавалергарда появилась плохо скрываемая насмешка.

Митя же, кажется, успел проследить цепь умозаключений приятеля, приведшую к дубу.

— Неужто Пушкин? Ай да сукины дети…

Мармеладов кивнул и прочитал из книги:

— Вот послушайте. «Исправник вынул из кармана довольно замаранный лист,»… Дальше. Вот здесь! «Приметы Владимира Дубровского, составленные по сказкам бывших его дворовых людей. От роду двадцать три года, роста среднего, лицом чист, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Приметы особые: таковых не оказалось». Не находите ли сходства с протоколами?

Кавалергард перебирал бумаги, бормоча уже без всякого апломба:

— Лицом чист… Нос прямой… Дубровский…

— Вероятно, они заучили отрывок наизусть, чтобы не сбиваться и друг другу не противоречить, — продолжал сыщик. — Все говорили своими словами, а городовому просто не хватило фантазии, вот он и цитировал прямо по книге.

— Значит, не было никакого гувернера? — уточнил Митя.

— Нет, конечно. Более того, теперь я не уверен, что девочка сама ушла с похитителем. Могли и силком уволочь, не исключаю, что и сообщников у доктора окажется гораздо больше.

— Отчего же, братец, ты решил, что именно доктор главный во всей этой подлости?

— Из этой пятерки только он подходит. Приказчик и городовой, судя по протоколам, люди малость туповатые. Не годятся на роль шпионов. Трудятся на самом низком уровне, откуда им доступ к тайнам государственным получить? Доктор же вхож во многие дома, пользует благородных господ самого высокого ранга. А через это может и информацию собирать.

— А купчиху и гувернантку ты вычеркнул по доброте душевной?

Мармеладов горько усмехнулся.

— Уж ты-то должен знать, Митя, что моя душа никогда особенной добротой не отличалась. Все выводы я основываю на логических умозаключениях. Шпиона мы вычисляем турецкого, да? А на Востоке отношение к женщинам не ахти. Вряд ли кому-то из дам доверили бы возглавить такую важную миссию… Да и фенхель указывает прямо на доктора, ему та травка полезнее — отвары для больных готовить. Стало быть, запас дома имелся, хранился вот в этой самой бумаге… Больше шансов что именно Быковский записку отправил.

— Погодите! — Платон чесал в затылке, не поспевая за мыслью сыщика. — Но как же доктор их уговорил? Как сподвиг на черное дело?

— Так ведь доктор с людьми каждый день общается, стало быть, человеческую натуру лучше других понимать обязан. Нашёл крючки, связал нитки, — пожал плечами Мармеладов. — Однако меня удивляет, насколько непохожие люди собрались вместе для выполнения злодейского замысла. Должен быть общий знаменатель для всех, но пока я не в силах его угадать: уж слишком много вариантов. Похитители могут быть уроженцами одной губернии, возможно, откуда и пошло их знакомство. Нельзя исключать, что всех объединил почивший купец Паланин. Он мог нанять гувернантку и доктора для детей, приказчика для своей лавки, городовому приплачивать, чтоб прохаживался поблизости и отпугивал грабителей. Либо, что наиболее вероятно, все соучастники в разное время обращались к Быковскому с хворобами, тот их лечил и заодно втягивал в свои темные дела… Могу сходу еще десяток версий предложить. Но зачем? Скоро мы узнаем истину, — сыщик, выглянул в окошко кареты. — Приехали!

VII

Во многих своих предположениях Мармеладов оказался прав. Но кое в чем ошибся. Наскоро выяснить истину не удалось. По вполне банальной причине — доктора не оказалось дома. Его служанка Дуня, угловатая девица с усыпанным веснушками лицом, несколько раз повторила на все лады, что хозяин уехал на срочный вызов и ужин велел подавать в шесть вечера. Ничего сверх этого от нее добиться не удалось.

— Сейчас три с четвертью, — сверился с часами почтмейстер, когда дверь за ними закрылась. — До шести еще много времени. Что предпримем?

Кавалергард снова вернулся в состояние бодрого нахальства, чему немало способствовали томные взгляды и кокетливое хихиканье служанки. Тотчас же решил показать свою удаль:

— Давайте устроим засаду. Посидим с Дуняшей, а как вернется доктор, враз арестуем. Тряхнем за грудки и дознаемся про шпионские дела.

— Вы забываете, что речь идет не только о безопасности государства, но и о жизни невинного ребенка, — заметил Мармеладов. — Как по мне, судьба Анастасии Араповой поважнее будет. А за три часа, пока мы ждем доктора, с ней всякое может случиться. Лучше отправимся к остальным подозреваемым и попытаемся выяснить, где спрятали девочку. Кто ближе всех проживает?

Ершов сверился с протоколами, покрутил головой, определяясь на местности. Махнул рукой в сторону Петровских линий.

— Здесь неподалеку лавка, где работает приказчик Мисимов. Вроде бы там же и квартира у него, во втором этаже.

Лавка была угловой. Две огромных витрины у центральной двери заполнили фруктами, пирожными, шоколадом и другими лакомствами. С торца здания располагался отдельный вход, на той витрине красовались шляпки от модистки, а также отрезы заморского сукна и прочих тканей. Внутри же, как убеждался любой посетитель, продуктовая и галантерейная части соединялись.

Митя распахнул фруктовую дверь и шагнул внутрь, не заметив ступеньки, отчего звон дверного колокольчика смешался с отборнейшей бранью. Тут же появился продавец с льстивыми глазками и румяными пухлыми щеками.

— Чего прикажете-с, господин хороший?

— А нет ли у тебя волошского укропу, на продажу? — произнес Митя заранее заготовленную фразу.

Мармеладов с кавалергардом зашли в лавку через другую дверь. Пока Ершов заигрывал с модисткой, подрезающей ленты на новых шляпках, сыщик прислушивался к диалогу по-соседству.

— Никак не имеется, — лицо продавца приняло огорченное выражение. — Но мы сию приправу при засолке огурцов используем. У нас свои-с, отменные! Изволите на пробу?

— Да чего же просто так пробовать. Ты уж, мил-человек, водки налей, — Митя постукивал тростью, разыгрывая роль скучающего барина, чтобы не вызвать подозрений и не спугнуть Мисимова прежде времени. Так они договорились с Мармеладовым. Даже карету оставили в трех домах, за углом, а то больно приметная.

— Водки не имеем-с, — сокрушался щекастый, надевая еще одну маску, на сей раз трагически-скорбную. — Герб с двери сняли еще в прошлом годе.

— Ладно, сквалыга, давай так.

Митя захрустел огурчиком, расхваливая на все лады. Не только для виду, ему и вправду понравился нежный, чуть сладковатый вкус. К тому же вспомнилось, что толкового завтрака сегодня не получилось, а обед они проездили в суете.

— Кто же такие рассолы вытворяет? Вкуснейшие!

— Наш приказчик, г-н Мисимов. Передам ему слова ваши, то-то обрадуется. Он всего на минуту отлучился, лекарство от перхотки принять. А вот-с, уже возвращается, — продавец прислушался к скрипу ступеней, — сейчас и похвалите.

По лестнице торопливо спускался человек средних лет в простой рубахе. Сюртука на нем не было. Весь его бледный и изможденный вид свидетельствовал о недавно перенесенной болезни, победить которую до конца так и не удалось. Приказчик замер на мгновение, согнулся в три погибели, озираясь вокруг и вдруг закричал. Громко и жутко, хватаясь то за живот, то за горло. Сойдя с последней ступеньки, он рухнул на колени, как бы признавая свою вину, а потом и вовсе упал, ткнувшись лицом в неструганные доски пола. Тут же под его головой стала разбегаться во все стороны кровавая лужица.

Сыщик одним прыжком перемахнул через прилавок, перевернул тело на спину и прислушался к дыханию. Подержал руку на груди.

— Сердце не бьется. — произнес Мармеладов, вставая. — Кончено.

Модистка заголосила, вторя ей начал поскуливать и щекан. В лавке сразу потемнело, словно тучи набежали на ясное небо. На самом же деле, в чем и убедился Митя обернувшись, витрину облепили многочисленные зеваки, которых привлек страшный крик из вполне респектабельного заведения. Подобные вопли, донесшиеся из трактира с потемневшей вывеской, вряд ли кого удивили бы. А тут сразу набежала толпа. Некоторые особенно любопытные прохожие порывались открыть двери, чтобы заглянуть внутрь и задать сотню вопросов.

— Господа, не впускайте никого! — скомандовал Мармеладов. — Натопчут, улик не останется. А этих двоих не выпускать.

Он кивнул на побледневшего продавца и враз замолчавшую барышню. Те вдруг осознали, что во всем этом пренеприятном деле они стали главными подозреваемыми. Щекастый осел на пол, прямо у раскинутых рук Мисимова, но тут же, осознав, что рядом покойник, начал отползать. Тело его стало подобно войлочному шарику, ноги уже совсем не ощущались, а вот паники в лихорадочно бегающих глазах было с избытком. Галантерейщица, напротив, подбоченилась и сверкала глазами из-под шляпки — попробуй, подойди.

Впрочем, адъютант и не собирался этого делать. Он уперся плечом в боковую дверь и старательно закрывал задвижку. Мите же достался центральный вход. Трое или четверо любопытных переминались на пороге, желая узнать подробности ужасной драмы, но трепеща при виде крови. Сзади на них напирали, подталкивая в спину те, кто и крови-то еще не увидел, да шибко хотел разглядеть. Почтмейстер захлопнул дверь, выдавливая непрошеных визитеров.

— А чегой-то они там скрывають? Видать убили кого, да следы прячуть, — послышались возмущенные крики с улицы.

— Батюшки-святы! Да никак они приказчика застрелили? — ахнула мещанка, заглянувшая в просвет между фруктами. — Ироды проклятыя!

— Глупындра! Как бы оне застрелили? — старик с жидкой бороденкой плющил нос о витрину рядом с ней. — Это ж грохот на всю округу стоял бы. А тут токмо крик — и тишина. Не иначе ножом пырнули…

— Грабят лавку, поди, — закричал мальчишка, повисший на фонарном столбе, чтобы хоть что-то разглядеть. — Зовите городового!

А тот уже спешил к лавке, громким свистом созывая полицейских на подмогу. Толпа с еще большим азартом устремилась внутрь, выламывая дверь лавки и оттесняя Митю. И ни за что бы не удержать оборону в одиночку, но тут вовремя оказался рядом Платон Ершов. Вдвоем справились, задвинули засов.