Черные короли. Свинцовые небеса

Солдаты переглянулись. Хотели заговорить разом. Каждому было, что сказать, но капрал поднял руку, призывая к молчанию.

— Ты с какой планеты?

— Кенариума восемь, — машинально ответил я и удивился, замирая до боли в пояснице. Вот оно, что, оказывается я с Кенариума восемь. Мир пошатнулся, готовый рухнуть. Нет, нет, нет. Только не сейчас. Взять себя в руки и немедленно побороть в себе страх. Я ведь только справился со стрессом: нашел себя, для того, чтобы снова потерять? Нет, не должны быть воспоминания, такими сокрушительными для психики. Кенариум восемь! Я посмотрел в небо на свинцовые небеса, надеясь увидеть далекую планету.

Конечно, ничего не увидел.

— Понятно, — старик разочаровано выдохнул. Он даже не удивился, — вы там, что для титанов строите? Город подводный? Хозяева любят потайные места. Как упрячут какой город, потом сами не найдут. Да, не тушуйся ты. Все знают про ваш Кенариум и подводный город. — Капрал покривился, воспринимая мою реакцию по-своему. — У нас тут сложнее обстановка. Кенариум дикая планета. Там местных теперь почти нет. Титаны их сразу истребили. Зачистили территорию. Не стали мудрить. Вы там больше для проформы плаваете. Мы же у титанов самый действенный полицейский кордон. У нас настоящая служба. С вашей колонией эта планета никак не сравнится. Здесь, лейтенант, периодически война происходит.

— Плавает знаешь, что? — обиделся я. — Мы ходим по морю. Патрулируем.

— Ой, морячок, — капрал от меня отмахнулся. — Пошли уже. Патрулировать. По пути расскажу остальное.

— Так их едят или нет? — жалобно спросил новобранец с тоской смотря на обугленные шары шиши.

— Нет, — рявкнул старик. — Кто падальщиков ест?

— Давай парочку возьмем, — настойчиво зашептал здоровяк своему товарищу. — Они вкусные. Посмотришь. В панцире запечем — пальчики оближешь.

Заговорщики чуть отстали, и капрал сделал вид, что так и надо. Мы брели вперед. Старик, кажется знал цель. Я — нет. Я ничего не понимал, голова кружилась от новой информации: Кенариум восемь; колониальные планеты; полицейские кордоны и хозяева над всеми титаны. А мы то, кто для них? Союзники, вспомогательные войска или просто расходный материал? Сдается мне, что всё разом. И какая моя роль во всем этом?

— Куда мы идем?

Солдат снял пилотку, стряхнул капли. Посмотрел с тоской на свинцовое небо — мрачность и под его взглядом не рассеялась. Большая водяная капля сорвалась с носа, и старик вздохнул. Видно, курс просчитал. Сплюнул, беря себя в руки. Одел головной убор, проверил кокарду. Мне стало не уютно. Свою фуражку я потерял.

— К кабине пилотов. Отряд наш на холм поднимался, видели куда упала передняя часть. Часов шесть хода. К ночи будем.

Я долго не мог поверить, что нас всего четыре человека. Думал, сейчас из-за деревьев остальные выскочат и закричат что-то типа: «Ну, как тебе шутка, лейтенант?» или «Хорошо мы тебя прописали? Это тебе не вода, это джунгли. У нас тут свои правила, как принимать новичков! Даже транспортник по такому случаю грохнули». Но только видел я кругом следы одной катастрофы и где-то их было больше, а где-то меньше.

Проклятый дождь усилился. Вроде накрапывал периодически, а тут с неба полился без остановки, заливая душу. Все живое исчезло и звуки стихли. Капрал остановился, я, шедший за ним, чуть не врезался в баллоны на спине. Опасливо покосился на оружие. С трудом подавил зевок и неожиданно начал икать. От холода, наверное. Как такое можно таскать на спине?

Старик кивнул дулом огнемета в сторону, указывая на обглаженные человеческие останки, утащенные в папоротник и сказал:

— Сержант Ченч. Мы с ним вместе в двести двенадцатом служили. Всегда в покер мухлевал. Нелепая смерть. Кто бы мог подумать.

— Похороним? — тут же предложил веселый здоровяк из-за моей спины, — всё-таки друг ваш.

— Друг? — хмыкнул старший солдат и сплюнул, вспоминая видно про покер, — Звери похоронят, а не успеют так команда скоро прибудет — нас забирать и всех похоронит.

— Ладно! Как скажите! А знаете? Нам, наверное, медали дадут! — не унывал здоровяк. — Мы же заслужили! В таком аду выжили.

Я покосился назад. Он жевал уже что — то и счастливая до неприличия здоровенная морда с ярко выраженным волевым подбородком, блестела от жира. Я понял: солдат меня бесит. Я устал, а он нет?

— Не дадут, — спокойно сказал я.

— Это почему? — обеспокоился рядовой, на миг мрачнее.

— Вы живьем лейтенанта закопали.

— Начинается, — протянул капрал и повернулся к нам. — Что? Снова обидка заговорила? Так мы не со зла: для дела. Понимание иметь надо. Может еще и извиниться? — Дед поджал сердито губы: понятно кто я для него — перед таким точно не извиняются. Выдержал паузу и добавил своим солдатам. — Всем всё дадут: и отпуска, и пайки, и медали.

— Паек — хорошо, — здоровяк кивнул, не переставая жевать, вытер жир с подбородка, — отпуск не нужен. У меня скоро дембель. Конец контракту! И не нужна мне ваша квартира. Сваливаю я с армии. В печенке сидите. Чуть шею не сломал под конец службы, а оно мне надо? А под дождем шагать надо? Кто страховку выплатит, если заболею? Скорей бы уже спасатели прилетели, да забрали домой.

— Пошли, — сказал капрал, показывая направление, — а то не дойдем никогда.

Со мной поравнялся новобранец. Некоторое время он шмыгал носом. Стряхивал капли с лысой головы. Чесался. Поправлял на поясе обугленные две тушки шиши. Кряхтел и противно сопел. Таращился безумными глазами по сторонам. Пытался мне под ноги встать. Мешал, как мог. Я не выдержал такого напора и спросил:

— Чего тебе? — и громко икнул.

— А ты точно, лейтенант? — сразу оживился паренек, переставая кряхтеть.

— Точно. Морской, правда.

— Да мокрый он, а не морской, — подал голос здоровяк. — Мокрый, как ты.

Капрал обернулся на шум и покрутил головой. Ему наши заботы казались озорством. Ему вперед смотреть надо было, чтобы вовремя поджарить незваного гостя или охотника.

— Хорошо, — протянул салага и улыбнулся как-то виновато и облегченно. А я подумал, хорошо, когда в твоей жизни есть лейтенант, всегда решение за тебя примет, подскажет или научит новому. В подтверждении моей догадки, рядовой сунул мне кулак под нос, так, что пришлось отшатнуться, и раскрыл ладонь. Там, в круге покрасневшей кожи, лежала свернувшись калачиком мохнатая оранжевая гусеница. Очень омерзительная. Я брезгливо поморщился.

— Её есть живьем можно? Или ждать, когда сдохнет?

— Я не знаю!

— Но ты же, лейтенант! — озлобился сразу солдат. Старик обернулся.

— Выбрось! — поспешно сказал он. — Она же ядовитая.

— Выбрось, — посоветовал и я. Паренек шумно вздохнул — авторитета у меня явно поубавилось.

— То-то она мне так кожу жжёт. — Гусеница полетела в траву. — Можно было и сразу сказать, теперь из-за вас рука болеть будет.

3.1

Я, когда обломок крыла увидел, подумал, что мы кругами ходим. Но место точно другое было. Камней больше, трупов не видно. Хлама кругом меньше. Да и крыло, почти лежало на земле. Старик пнул обломок ногой и скомандовал:

— Привал. Навалились на крыло дружно, поставим на камень. Сделаем крышу.

Капрал дело говорил.

И про привал. И про крышу. Устали очень.

Я громко икнул и всем телом навалился на деревце-палку, переводя дыхание, а рядовые, чувствуя отдых и скорую трапезу у веселого костра, дружно навалились на обломок крыла. И как только стали двигать из-под жести спиралью раскрутилась огромная пятнистая змея. Пригрелась, видно, наевшись халявной мертвечины. А тут мы. Атаковать она решила салагу, видно приняв его синюшный вид за особый вид цыплятины. Парень, ничего не подозревая, порыкивал от усилия, улыбался несмешным шуточкам здоровяка-дембеля и точно бы получил своё, не шагни я вперед и не взмахивая привычно тесаком. Раз, и нет у змеи головы. Два, и шагнул обратно, с интересом рассматривая водолазный нож. Острый, оказывается.

Крыло выпало из рук солдат, накрывая бешено бьющиеся в агонии кольца огромной змеи.

— Меняю на винтовку! — сразу восхищенно предложил здоровяк, от возбуждения потирая руки, — как ты ее! Одним ударом и отсек голову! Патроны потом найдешь! Бери! Хорошая винтовка. Новая!

— Не нужна мне винтовка! — пробормотал я, перестав икать. Покосился на отрубленную плоскую голову. Пятнистая жёлто-зелёная гадина продолжала энергично грызть челюстями невидимого противника. — Зачем мне винтовка? У меня нож.

— Хороший, — с сожалением сказал рядовой. — Тоже такой хочу. Мне на дембель надо. На пояс бы прицепил для форса. Потом маме подарил бы, пускай картошку чистит.

— Захотел, чтоб она без пальцев осталась? Ты точно моряк? — на всякий случай уточнил капрал, сплевывая в дождь на змею. Попал точно в немигающий глаз рептилии. — Ловко ножом орудуешь. Как спецназовец. Где тренировали? Какой лагерь? Может знаю кого из инструкторов. — Он от важности упивался. Словно голову змее сам отсек.

— А ее есть можно? — спросил новобранец, кивая на змею. В животах у всех тревожно заурчало. Здоровяк осторожно приподнял свой край крыла, поглядел на кольца и радостно сказал:

— Ее есть нужно!

— Не благодарите, — сказал я, махая головой, стряхивая капли дождя, и вытираясь рукой. Дрожать начал. Видно адреналин стал отпускать.

Трое пехотинцев не понимающе посмотрели на меня. Потом капрал хмыкнул и отвернулся, поддевая ногой палку, типа начал хворост собирать. Я кивнул — еще помучаемся костер разводить из мокрых палок. Новобранец вдруг понял и, раскрыв объятия, начал шагать ко мне, приговаривая:

— Морячок! — на лице застыла гримаса радости. Страшнее я ничего не видел. Поспешно наклонил в его сторону деревце, отгораживаясь, и перекрывая путь к себе.

— Достаточно спасибо сказать. Не надо объятий.

— Спасибо! — подал голос здоровяк. — За ужин, спасибо. Тебе лучший кусок будет.

— Спасибо, морячок, — новобранец выглядывал из-за веток моего деревца и лицо его светилось от счастья. Близко стоит. Опасно. Я даже оробел немного, глядя на топор в чужих руках. — Слышал? Тебе лучший кусок будет.

Я кивнул, отворачиваясь. Палка в руках подрагивала. Рядовой отступил. Я облегченно вздохнул.

Скорей бы за нами спасатели прилетели. Тут я поддерживал высказанную в слух мысль дембеля.

Что-то мне на душе очень беспокойно.

После ужина тревога ушла. Разморило. Идти никуда не хотелось. И видно не мне одному. Под крылом было удобно, почти как у тещи на веранде. Не с кончаемый дождь барабанил по жести. Пламя в костре мирно волновалось, убаюкивая. Курорт. Жаль змея быстро кончилась. Рядовые запекали шиши. Я полулежал, прижимаясь спиной к камню. Капрал подкидывал мелкие сучья в пламя, больше забавляясь.

— Меня, кстати, Илья зовут, — добродушно улыбаясь, неожиданно сказал неунывающий здоровяк.

— Рядовой! А тебя кто-то спрашивал? — нахмурился ветеран и ветка в его руках угрожающе хрустнула.

— Нет. Вот я и представился!

— Представился он, — заворчал старик, веткой шевеля угли в костре, и неожиданно заявил. — Капрал Гнедович.

— А по имени? — Илья улыбался. Капрал привычно нахмурился, свел кустистые брови, сердито стрельнул глазами:

— По отчеству что ли?

— Ну да. По отчеству. Раз имени нет. — Здоровяк махнул палкой с насаженным куском шиши.

— Прохорович.

Мы примолкли. В костре громко стрельнул уголек.

— Ничего себе отчество, — сказал Илья, — ели выговоришь. Тебе бы лучше подошло Порохович. Ты, как порох. Спичку поднеси и рванешь. Точно, как порох, я тебе говорю!

— Я, как капрал, тебе говорю, — задумчиво начал старик, — объявляю тебе два наряда вне очереди.

— За что?!

— За неуставные отношения со старшим по званию!

— Есть, два наряда вне очереди, — уныло отозвался Илья. — А тебя, как зовут салага. — Новобранец получил тычок локтем. Хотел расстроиться, но здоровяк протянул ему палку с мясом, и печаль, тут же сменилась радостью. Обжигаясь, паренек задорно прочавкал:

— Сережка!

— Ну и имечко, — отожравшийся на армейских пайках дембель покачал головой, и я заметил большую складку у шеи — вот куда жирок отложился.

— Мама так всегда звала! — Сережка закривился, вспоминая дом и снова обжегся.

— Да ты хоть дуй! — подсказал со своего места капрал. — Тут мамок нет. Но, черт с тобой, будешь Сережкой.

Все покосились на меня. Я понял, что настала моя очередь. Прокашлялся для порядка и чинно, коротко представился:

— Иван, — кивнув головой.

Пехи недоверчиво посмотрели на меня. Сережка перестал есть и пугливо улыбнулся, растягивая перепачканные от жира губы. Капрал нахмурился, сдвинул пилотку на глаза. Илья не удержался и начал громко смеяться, хлопая себя по коленки. Через секунду к нему присоединился Сережка, решив, что понял шутку.

Глядя на чужое веселье, я, ничего не понимая, осторожно спросил у Прохоровича:

— Что?

Тот кашлянул, словно поперхнулся и отвел глаза.

— Да, что не так-то? — я недоверчиво смотрел на пехотинцев.

— Какой ты — Иван, если ты — Виктор, — пробормотал капрал и постучал себя по нашивке на груди. Я скосил глаза на свою нашивку и растерянно хмыкнул. Там было написано: Виктор Рябин, третий лейтенант ВМФ.

Странно. Но я-то себя Иваном ощущал. Всегда думал, что меня так зовут. И опять же красивая девушка из винтажного сна, где много кружева и тяжелых бардовых штор на высоких узких окнах, меня так звала. И потом я ее голос слышал, не такой уже ласковый — больше тревожный. И снова она меня Иваном называла. Будила меня, спасая от опасности. Шептала в уши. Непростая ментальная связь у нас, сразу видно, что родные души и космос не помеха. Такая женщина не обманет и просто так, не придет. Значит была у меня с ней связь.

А оказывается я — Виктор. Ничего не понимаю. Какая-то нестыковка в моей голове. Может у меня два имени? Предположим одно тайное, скрытое и доступное только для близких и родных, а другое для пехов и серой повседневности. Не может же во мне быть две личности. Я бы тогда являлся нескончаемым кладом для корабельного психолога. И в плаванье меня бы взяли не водолазом, а крысой для опытов.

Я напряженно замер, думая над новой информацией.

— А Витюля то наш не прост! Наверное, под прикрытием работает! Вот и раскрыл себя! — хохотал Илья, вытирая слезы. Ситуация забавляла рядового. Я на такого даже злиться не мог.

— Мнимый морячок! — поддакнул ему развеселившийся Сережка, опасно помахивая топором. Наточенное лезвие лихо разрубило свисающий лист папоротника. Плаксой он мне больше нравился.

— Два наряда вне очереди! — рявкнул капрал. Смех у Ильи оборвался на высокой ноте. — Каждому!

Сережка расстроился и шмыгнул носом. Смахнул с уха большую каплю дождя, которая щекотала кожу. Размазывая сажу по щеке из-за импульсивного движения. Закусил печаль горелым мясом. С неохотой зажевал жесткое волокно, отстраненно, глядя перед собой. Тревожно вздохнул, вздрагивая телом. Его снова обидели и слезы готовы были сорваться с остекленевших глаз. Но драматическую ситуацию оборвал дембель, привычно ударяя салагу с локтя в бок:

— Слышишь! — Молодой боец задохнулся от боли и кусок мяса застрял у него в горле. Не обращая внимания на такие мелочи, дембель продолжил:

— Это у меня уже четыре наряда? — Илья задумался. — Быстро я ими обрастаю.