Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 3
В подготовительную школу Джастин пошел с шести лет. Классическое здание Викторианской эпохи с игровыми и спортивными площадками располагалось на окраине Филд-Грин. Он ходил туда два года, и именно эта школа неожиданным образом заронила в его душу интерес к авиации. Джастин с детства питал здоровый интерес к кино и нездоровый – к самолетам, аэропортам и их влиянию на обычных людей.
Он рос в обычной семье. У него была сестра на четыре года старше – Мэнди для друзей, Аманда для родных. Отца звали Мортимер, мать Николь, для своих – Морт и Ники. Родители производили впечатление людей, вполне довольных жизнью. Морт каждый день ездил на работу в центр Манчестера, где занимался дизайном и версткой журналов. До рождения Джастина он был чертежником, что обеспечивало бронь в военное время. Это занятие ему совсем не нравилось, и сразу после окончания войны Морт переучился на художника-дизайнера. Работа в журналах давала ему значительную творческую свободу. Ники в военные годы вела хозяйство и растила детей, а когда Джастин пошел в школу, устроилась на должность администратора у местного хирурга.
Начальная школа находилась у пригородной дороги, в окружении частных домов и фермерских пастбищ. Дорога, изначально проселочная, расширилась, когда вдоль нее выросли дома и школа, а потом стала главным маршрутом до аэропорта Рингвей, чей главный терминал располагался менее чем в километре от школы. Постоянный гул американских грузовых самолетов и реактивных истребителей Королевских ВВС резко контрастировал со старомодной школьной архитектурой и обстановкой.
Впрочем, для Ники и Морта недостатки школы особого значения не имели – главное, что там преподавала миссис Хамбер, чьи ученики без труда поступали в среднюю школу в соседней деревне. В итоге Джастин действительно туда поступил, но до тех пор ему приходилось несладко. Уборные в школе были примитивные, скромный библиотечный фонд включал лишь довоенные детские книги и весьма ограниченный набор учебных пособий. Высокие арочные потолки в классах создавали эхо, и дети на последних рядах с трудом разбирали слова учителей, тем более что снаружи то и дело доносилось гудение самолетов, заходивших на посадку. Школьники сидели за длинными высокими столами на тяжелых деревянных табуретах со скользкими сиденьями, с которых то и дело сползали (порой намеренно).
Близость аэропорта почти с первого дня возбуждала в Джастине живой интерес. Над школой самолеты летали гораздо ниже и медленнее, чем над его домом. Главная взлетно-посадочная полоса заканчивалась буквально в нескольких десятках метров от школьной территории. Самолеты, заходившие на посадку, пролетали прямо над крышей – так близко, что можно было рассмотреть механизмы колесных узлов, огромные двигатели, пропеллеры и даже гайки и заклепки. На игровой площадке Джастин обязательно задирал голову, когда в вышине проносилось серебристое тело самолета. Других детей рев двигателей пугал, они пригибали головы и затыкали уши, а Джастин благоговейно впитывал каждую ноту.
Почти все перемены он проводил у ограды, глядя на взлетно-посадочную полосу. Такая увлеченность, как выяснилось, давала неплохую защиту от жестокого мира, и Джастин на всю жизнь усвоил этот урок. Неподалеку от школы находился квартал, построенный сразу после войны для расселения трущоб, и многие тамошние мальчики любили подраться, а Джастин – тихоня в очках – являл собой удобную цель для нападок. Однако он почти не обращал на своих мучителей внимания, и тем скоро надоело его задирать.
На дальнем краю аэропорта квартировала действующая эскадрилья Королевских ВВС. С территории школы можно было разглядеть ангары и диспетчерскую вышку. Хотя эскадрилья состояла преимущественно из старых пропеллерных самолетов, присутствовали в ее составе и реактивные истребители, за которыми Джастин наблюдал с особым интересом. Он был еще мал и лишь недавно начал прислушиваться к разговорам взрослых о прошедшей войне. Самолеты, бывшие на слуху в военное время, уже не использовались – на смену им пришли реактивные модели. Вместо двухмоторных бомбардировщиков «Глостер Метеор», истребителей «Спитфайр» и «Харрикейн», хорошо знакомых всем, кто пережил войну, теперь летали «Вампиры» и «Веномы» компании «Де Хэвилленд». Каждый день они проносились низко в небе над школой. Учителя досадовали на шум, а Джастин радовался.
Когда ему исполнилось восемь, необременительная зубрежка под руководством миссис Хамбер принесла желаемый результат, и он поступил в начальный класс средней школы, а через три года перешел в средние классы. Дни высоких табуретов, меловой пыли, школьной травли и серебристых силуэтов в небе над головой остались позади.
Когда Джастину было двенадцать, в последние выходные летних каникул Морт и Ники повезли детей на пляж в Саутпорте на побережье Ланкашира, где уже несколько раз отдыхали раньше. По пути они заехали на пляж в Айнсдейле – городе, который славился своей площадкой для игры в гольф, как сообщил Морт, не преминув добавить, что гольфом не интересуется. Айнсдейл и Саутпорт располагались на южном берегу реки Риббл, где при отливе открывался обширный ровный пляж с плотным слоем песка, по которому можно было проехать на машине безо всяких правил дорожного движения.
Морт свернул с асфальтовой дороги и через широкий просвет между песчаными дюнами выехал по траве на пляж. На берегу он повел машину очень странно: стал резко ускоряться и вилять вправо-влево. Автомобиль опасно кренился, колеса вздымали клубы песка, мотор ревел так, что в тесном салоне это походило на гул реактивного двигателя. Другие машины на пляже – преимущественно такие же скромные семейные седаны – тоже двигались в этом безумном ритме. Два спортивных автомобиля с откинутым верхом устроили акробатическое соревнование; молодые водители неслись наперегонки, а девушки на пассажирском сиденье прикрывали головы шарфами. Морт хохотал и что-то кричал Ники; та крепко упиралась руками в приборную панель, явно получая удовольствие от этой безумной гонки.
Дети на заднем сиденье едва успевали вертеть головами. Их то и дело бросало друг на друга, и Аманда всякий раз сердито отталкивала брата. Джастин старался держаться крепче, одновременно и напуганный, и захваченный опасными поворотами.
Вскоре Морт наигрался, сбросил скорость и неторопливо доехал до киоска с мороженым, где купил всем по королевскому рожку – белое ванильное мороженое с красными полосками клубничного, а сверху ярко-синий сироп. Он ел, опершись на капот и глядя на далекое море. Ники с улыбкой передразнивала мужа, так же, как он, облизывая медленно тающее мороженое, и липкие струйки текли у обоих по подбородкам. Джастин подходил к делу более продуманно: систематически поворачивал рожок, чтобы не упустить ни капли. Разгадать вкус синего сиропа так и не удалось.
Потом они вновь сели в машину и быстро доехали до Саутпорта. Здесь тоже разрешалось ездить по пляжу на машинах, но движение регулировалось, а парковаться можно было только в специально отведенном месте за шесть пенсов в пользу городского совета. Люди ворчали, но платили. Когда Айнсдейл остался позади, выглянуло солнце, и теперь широкий золотистый пляж, кристально-голубое небо и гладко-серебристое море манили отдохнуть.
Ники доставала из багажника шляпы и детские купальные принадлежности, звала пройтись дальше по пляжу, чтобы выбрать место посвободнее, однако Джастин ничего этого не видел и не слышал. Его вниманием полностью завладел одномоторный аэроплан, круживший невысоко над водной гладью. Неожиданно тот набрал высоту, резко развернулся, накренившись на одно крыло, стал стремительно спускаться, а потом выровнялся и полетел к берегу – казалось, прямо в гущу отдыхающих. Над линией прибоя аэроплан вновь развернулся и полетел вдоль пляжа, постепенно замедляясь. Закашлял двигатель, дрогнули крылья, шасси коснулось плотного песка, аэроплан, подпрыгнув, проехал немного вдоль берега и наконец остановился. Пропеллер еще некоторое время вращался, из-под кожуха двигателя струился легкий дымок, уносимый ветром.
– Ты видел, папа? – взволнованно воскликнул Джастин. – На пляже сел самолет!
– Они тут почти каждые выходные летают. Катают по пять шиллингов со взрослого, полкроны с ребенка.
– А можем мы тоже полететь, папочка? Ну пожалуйста!
Аманда со скучающим видом отвернулась.
– Можно мне? – упрашивал Джастин.
Пока они разговаривали, парень в фуражке открыл боковой люк, и три пассажира, соскользнув по нижнему крылу, спрыгнули на песок, а им на смену поднялись следующие желающие. Джастин с завистью провожал их глазами. Из открытой кабины виднелась голова пилота в кожаном шлеме и летных очках – тот дожидался, пока новые пассажиры протиснутся через маленький люк во внутренний отсек. На блестящих крыльях и фюзеляже играли солнечные блики.
Джастин пытался определить, что это за самолет. На стене в его комнате висела таблица-определитель самолетов, и Джастин знал ее наизусть, но эта модель – одномоторный биплан с открытой кабиной пилота посередине – не подходила ни под одно описание. Она напоминала «Тайгер Мот», популярный самолет для частных и клубных полетов, только крупнее и тяжелее, с пассажирской кабиной внутри фюзеляжа, между двигателем и кабиной пилота. Джастин привык к крупным коммерческим самолетам, а этот выглядел устаревшим, и тем не менее летал, совсем как настоящий!
Он потянул Морта за руку.
– Можно, папочка?
Морт взглянул на Ники. Та покачала головой, Аманда и вовсе отошла, так что полетели они вдвоем.
Морт купил билеты, и они с Джастином встали в очередь вместе с другими желающими. Аэроплан сделал еще три захода, каждый раз вздымая при взлете клубы песка. Джастин горел от нетерпения. Впервые в жизни он видел самолет так близко – даже ближе, чем те, что пролетали над крышей его начальной школы.
Маршрут был неизменный: аэроплан медленно ехал вдоль берега, прочерчивая в песке колею главным шасси и маленьким хвостовым колесом, разворачивался носом к ветерку с моря и заводил мотор на полную мощность. После недолгого разбега взмывал в воздух и двигался к воде, кренился на правое крыло, почти окунаясь в волны, вновь выравнивался и устремлялся к солнцу. Прикрывая глаза ладонью, Джастин жадно наблюдал за поворотами и резкими спусками, мечтая как можно скорее испытать их лично – сколько можно смотреть издалека!
Наконец подошла их с Мортом очередь. Аэроплан, подпрыгивая, приземлился, сильно накренившись на правое крыло, выровнялся и остановился. Пассажиры высадились, а Морт, Джастин и молодая пара, ожидавшая очереди вместе с ними, поспешили занять места. Парень в фуражке помог им забраться по туго натянутой парусине крыла, подсказывая, куда лучше не наступать.
Внутри оказалось намного теснее, чем ожидал Джастин. Между двумя жесткими скамьями почти не было места, так что пассажиры упирались друг в друга коленями, и рослый Морт с трудом устроился так, чтобы не толкать сидевшую напротив него девушку. Не успели они усесться, как парень в фуражке закрыл люк и завелся мотор.
Полет совсем не оправдал ожиданий Джастина. Темная тесная кабина располагалась в непосредственной близости от кожуха двигателя, и они с Мортом сидели ближе всех. Тонкая переборка ничуть не спасала от оглушительного шума, а вибрировало так, что у Джастина стучали зубы. Удушающе пахло бензином, маслом, дымом и чем-то еще. Мотор хрипел, будто работал из последних сил. Через исцарапанные, покрытые толстым слоем грязи иллюминаторы почти ничего не было видно, а изнутри они не открывались. Всякий раз как аэроплан разворачивался к солнцу, пассажиров ослепляло бело-оранжевое сияние.
Пока они с шумом катились по берегу, в душе Джастина нарастала паника от невозможности выбраться, свободно дышать, слышать и видеть, что происходит. Он постарался взять себя в руки.
Аэроплан развернулся, с ревом помчался в обратную сторону и через несколько мгновений взлетел. Внутри сразу стало немного легче. Шум двигателя усилился, зато прекратились вибрация и болезненные толчки от движения по неровному песку.
Джастин развернулся к иллюминатору в тщетной попытке что-нибудь разглядеть. Большую часть обзора перекрывало нижнее крыло, и все же ему удалось увидеть пляж с людьми. Потом аэроплан накренился, и в иллюминаторе осталось только небо, а когда выровнялся, Джастин увидел прямо под собой море.
Мотор на мгновение затих, и к горлу подкатила тошнота. Потом в иллюминаторе вновь показалось небо, и они понеслись вниз с креном на одно крыло. Джастин упал на отца и столкнулся коленками с мужчиной напротив. Содержимое желудка устремилось к горлу, а в ушах что-то хлопнуло. Аэроплан на несколько секунд выровнялся и вновь стал резко разворачиваться, взлетать и падать, подпрыгивая при этом, словно автомобиль, мчащийся по неровной дороге. Наконец еще один резкий спуск, от которого сердце забилось в глотке, головокружительный разворот с видом на бьющиеся о берег волны, громкий рев мотора, треск обратной вспышки – и относительная тишина.
Заскрипело шасси, пассажиров стало мотать из стороны в сторону, и Джастин мельком увидел в иллюминатор людей, ожидающих в очереди. Вскоре после остановки люк открылся, и парень в фуражке помог всем выбраться наружу. Джастина качало.
– Ну как, тебе понравилось? – спросил Морт.
– Да, папа, спасибо! – откликнулся Джастин, приученный благодарить за развлечения, хотя ноги у него подгибались, а впечатления от полета были столь неожиданными и противоречивыми, что вряд ли укладывались в понятие «понравилось». Он был счастлив оказаться на земле, услышать привычные звуки летнего пляжа, почувствовать на коже дыхание ветра и оставить стук мотора позади. Под палящим солнцем следующие четыре желающих уже карабкались по нижнему крылу и, согнувшись в три погибели, проталкивались в люк.
Главным образом Джастин испытывал облегчение оттого, что благополучно пережил страшное испытание. Они с отцом и двое других пассажиров были фактически заперты внутри и не сумели бы выбраться, пойди что-то не так. В то же время его потрясли виды, на мгновение открывшиеся с высоты, простор, скорость и новизна перспективы.
Джастин проводил взлетающий аэроплан глазами, стараясь запомнить его во всех подробностях. Тот был белый, не считая заплаток на фюзеляже, и довольно грязный, с потеками масла вокруг кожуха двигателя. Вдоль борта тянулась горизонтальная красная полоса, разорванная регистрационным кодом: G-ACCB. Крылья тоже были выкрашены в красный.
На следующий день Джастин сразу после уроков отправился в деревенский книжный магазин, надеясь найти там книги, которые помогут опознать аэроплан. Выяснилось, что это «Де Хэвилленд 83 Фокс Мот» – снятый с производства легковой транспортный и пассажирский самолет, сконструированный на основе «Тайгер Мота» с увеличенным пространством для размещения пассажиров или грузов. Эти сведения нашлись в дорогой книге, которую Джастин не мог себе позволить, поэтому поставил на полку и вышел.
На той же неделе он отправился в местную библиотеку и с помощью одной из сотрудниц просмотрел реестр современных коммерческих аэропланов. Там обнаружились интересные подробности о борте G-ACCB.
У аэроплана имелись серийный и регистрационный номера, которые Джастин записал, потому что любил такие сведения. Он был произведен в 1933 году в Англии и принадлежал компании из Саутпорта, которая владела еще двумя самолетами той же модели. Они служили для доставки почты в окрестностях Мерсисайда и Файлда, от Беркенхеда на юге до Флитвуда на севере. В поле «Тип использования» значилось «Такси/чартер, коммерческие полеты вне расписания». Экипаж состоял из одного человека, и разрешенное количество пассажиров было три, а не четыре.
По дороге домой Джастин купил тетрадь и вечером переписал все эти сведения на первую страницу. Отныне он собирался фиксировать информацию обо всех своих полетах и любые другие интересные факты, связанные с самолетами. Под каждую запись отводилась одна страница с местом для комментариев внизу.
Джастин любил записывать все, что видел и делал. У него уже была похожая тетрадь с названиями песен, услышанных по радио, и еще одна, куда он исправно вносил сведения о просмотренных фильмах.
Как ни удивительно, уже вскоре появился повод дополнить страничку, посвященную первому полету.
В последние выходные сентября борт G-ACCB, пассажирский самолет «Фокс Мот», вылетевший с пляжа Саутпорта для совершения увеселительного рейса вне расписания, потерпел крушение вскоре после взлета. Закладывая вираж над морем, аэроплан неожиданно потерял высоту, когда временное снижение мощности двигателя совпало с отсутствием ветра, и рухнул прямо в воду.
Пилот и все четыре пассажира выжили, но получили множественные травмы и переохлаждение из-за долгого пребывания в воде. Всех доставили в больницу в состоянии, не угрожающем жизни. Аэроплан подняли со дна моря через день или два. Восстановлению он не подлежал.
Записывая эту информацию на первой странице своей тетради, Джастин старался сохранять объективность, и все же подробности катастрофы, о которых рассказывали на страницах газет и по телевизору, его ужаснули. Он прекрасно представлял, каково это было – находиться в шумной и тесной кабине, когда мотор умолк, крылья замерли, и аэроплан с разбега рухнул в воду. Пассажиры попали в ловушку – ведь люк открывался только снаружи!
После этого происшествия Джастин стал везде носить с собой фотоаппарат. Компактная отцовская «Комета С» стала его спутницей на несколько лет – Джастин возил ее с собой даже в школу в специальном отделении велосипедной сумки.
Глава 4
Авиационная тетрадь заполнялась медленно: Джастин хотел писать только о самолетах, которые видел вблизи, изнутри или имел особые причины внести в свой журнал. Возможностей для этого обычному школьнику предоставлялось не так много. Заниматься авиаспоттингом и записывать номера ради записывания не хотелось, о развлекательных полетах после крушения в Саутпорте не могло быть и речи, а потом пришла зима. Тетрадь лежала без дела, хотя всегда под рукой.
Записывать названия поп-песен, услышанных по радио, Джастин перестал, решив, что это сущая глупость. Какой смысл?.. Другое дело – третья тетрадь, в определенном смысле задавшая направление всей его жизни. В нее Джастин вносил сведения о посмотренных фильмах.
Когда ему было восемь, родители отвели их с Амандой в один из ближайших кинотеатров. Фильм, который тогда показывали, произвел на Джастина большое впечатление: история об огромном бродячем цирке с дрессированными львами и слонами, с жонглерами, акробатами, канатоходцами, клоунами, танцовщицами и музыкантами, не говоря уж об огромном штате рабочих. Джастин, еще не видевший ничего подобного, был околдован мастерством артистов, подстерегавшими их опасностями, напряженными отношениями между персонажами, да и вообще размахом происходящего. Сюжет складывался из нескольких историй – про загадочного клоуна, который никогда не смывал грим, про борьбу за влияние между директором и владельцами цирка. Один из воздушных гимнастов упал с огромной высоты во время представления, а в конце фильма произошло страшное крушение поезда.
Джастин вышел из кино потрясенный. Он понимал, что все это понарошку, и тем не менее размах делал выдумку реальностью. Фильм назывался «Величайшее шоу мира», и Джастин был полностью с этим согласен. Придя домой, он сразу записал название, а через несколько дней переписал его большими буквами в чистую школьную тетрадь. Хотелось написать о фильме еще что-нибудь, только больше он ничего не знал.
Потом Джастин вспомнил, что это не первый его поход в кино – он ведь еще смотрел мультфильм о Белоснежке! Тот был совсем другой – временами смешной, временами страшный, и со счастливым концом. Мама сказала ему полное название – «Белоснежка и семь гномов», – и Джастин записал его большими буквами на второй странице. Аманда напомнила, что в прошлое Рождество они ходили в кино на «Волшебника страны Оз», и хотя Джастин помнил оттуда лишь некоторые сцены, он посвятил этому фильму третью страницу.
Так с детского увлечения началась подробная база данных, которую ему предстояло вести всю жизнь. Подростком Джастин прямо в полумраке кинозала делал заметки в блокноте, а потом переносил в тетрадь. Для него это стало способом сохранить информацию – не о том, что понравилось, не о сценах, сюжетах и персонажах, которые и так не забывались, а практические сведения о дате выпуска и продолжительности фильма, быстро вылетавшие из головы.
Наряду с этим Джастин все чаще смотрел старое кино по телевизору, однако фильмы с Жанетт Маршан, так поразившие его в детстве, больше не показывали. Хотя он помнил актрису, названия забылись, и внести в тетрадь было нечего. Детские воспоминания – яркие, но бессистемные: поначалу дети не видят связей, последовательности и общего контекста происходящего.
Вскоре он решил ставить фильмам оценки, начав, естественно, с «Величайшего шоу мира», которому поставил десять из десяти. «Пасхальный парад», на который притащили его родители, не вызвал у Джастина ничего кроме скуки и раздражения, поэтому получил безапелляционный ноль. Другие оценки колебались между этими двумя крайностями. Позднее, когда Джастин лучше узнал историю кино и понял, насколько это сложное дело – снимать фильмы, он пересмотрел свои оценки: «Величайшее шоу» опустилось до более скромных шести баллов, а «Пасхальный парад», хотя все равно ему не нравился, поднялся до четырех. Он продолжал ставить оценки фильмам лет до восемнадцати, пока не осознал, что это слишком примитивная система кинокритики – ведь плохая актерская игра или слабая режиссура может искупаться потрясающей музыкой или прекрасной работой оператора. Абсолютная объективность недостижима.
Первая тетрадь вскоре стала непригодна для записей, потому что Джастин без конца вычеркивал одно и дописывал другое. Серьезную проблему представляло то, что он не мог смотреть и, следовательно, каталогизировать фильмы в хронологическом порядке. Старые и новые ленты Джастин смотрел вперемешку: по телевизору, естественно, показывали только старые, а когда он начал регулярно ходить в лондонский НКТ, вести хронологический список фильмов стало и вовсе немыслимо.
Постепенно Джастин начал разбираться в этапах эволюции кинематографа, тенденциях и периодах, истории и жанрах. Первую книгу о кино он купил в четырнадцать лет – о съемках фильма «Разрушители плотин»[8], вышедшего в 1955 году, – а потом стал регулярно пополнять свою коллекцию книгами из букинистических магазинов и с благотворительных распродаж, так что со временем образовалась солидная библиотека. Джастин быстро понял, насколько разнообразна интересующая его сфера, и собирал не только книги о конкретных фильмах, но и биографии кинорежиссеров, актеров, кинооператоров, сценаристов, а также книги о камерах, форматах кинопленки и цензуре.
Закончив университет, Джастин устроился на свою первую работу – стажером-ассистентом в маленькую лондонскую фотостудию в Вест-Энде. Платили неплохо, только работа была скучная. Крупнейший клиент, фирма розничной торговли по каталогу, без конца заказывал фотографии товаров, и большую часть времени Джастин проводил в душной студии, снимая кухонную утварь, радиоприемники на транзисторах, садовый инвентарь, обувь и тому подобное.
Для хранения информации о негативах и распечатках в студии использовалась картотечная система, и скоро Джастин понял, что картотека может пригодиться и ему. Взял с работы несколько чистых карточек, переписал на них сведения о фильмах из своей тетради, а потом приобрел собственную картотеку и несколько месяцев по вечерам и на выходных переносил туда свои заметки. А еще купил пишущую машинку и научился на ней печатать.
К концу 1980-х, когда Джастин уже был признанным кинокритиком, а в Лондоне и Нью-Йорке вышла его первая книга об истории британских военных фильмов 1950-х годов, он нанял помощника, которому поручил перенести данные на компьютер и в дальнейшем вносить новые сведения, которые поступали буквально каждую неделю. К концу двадцатого века база данных Джастина Фармера о кино стала уникальным и ценным исследовательским инструментом. Редактировать и пополнять информацию могли лишь он сам и его помощник, а посетителям она была доступна для чтения. Ведение базы данных сделалось полноценной работой: Джастин не только исправлял ошибки и упущения, но и отслеживал новые фильмы по всему миру, включая все версии, перевыпуски на других языках, ремейки, сиквелы и так далее. Постепенно у него образовалась целая студия с несколькими сотрудниками.
Тем временем другая тетрадь сохранилась и отражала еще один горячий интерес Джастина, почти никак не связанный с кинематографом, не считая случаев, когда авиация и кино пересекались, как в фильме «Разрушители плотин». Он продолжал вести летопись самолетов, путешествий, аэропортов и впечатлений в дешевой тетрадке из газетного киоска – вручную на грубо разлинованных страницах. Ее он никому не показывал – это было личное.
Глава 5
На второй странице своей авиационной тетради Джастин, которому тогда было тринадцать, описал следующее происшествие.
Поздним утром во вторник, 14 марта 1957 года, четырехмоторный турбовинтовой самолет «Викерс Висконт» (регистрационный номер G-ALWE), принадлежавший авиакомпании «Британские европейские авиалинии» (БЕА), вылетел из аэропорта Схипхол в Нидерландах и должен был совершить посадку в манчестерском аэропорту Рингвей. Рейс проходил штатно, и в первой половине дня самолет пошел на посадку. Стояла безветренная погода с легкой облачностью. Самолет вышел из облаков, пилот сообщил диспетчеру, что видит посадочную полосу прямо по курсу. Когда до нее оставалось несколько сотен метров, самолет резко свернул вправо и стал стремительно снижаться, накренившись так, что крылья, по показаниям свидетелей, двигались почти перпендикулярно земле, а потом рухнул, взорвался, и взрывной волной его отбросило на жилые дома. Все, кто был на борту, погибли на месте, а также два человека из наиболее поврежденного дома – мать с маленьким ребенком. Других пострадавших на земле не было.
Джастин услышал об этой трагедии, когда возвращался из школы. Вместо того чтобы ехать домой, он отправился на дальнюю окраину деревни – в хорошо знакомый район аэропорта, где, по его прикидкам, находилось место крушения.
Дорогу на подъезде к аэропорту преграждали кареты скорой помощи, пожарные и полицейские машины, поэтому Джастин вынул из седельной сумки фотоаппарат, оставил велосипед и пошел пешком. Никто не обратил на него внимания, и он смог беспрепятственно подобраться к самому месту катастрофы.
Почти все пожары были уже потушены, спасатели искали тела и вещи пассажиров среди обломков самолета, мужчины разбирали металлические обломки, застрявшие в крышах разрушенных домов. Джастин морально готовился к тому, что увидит, и все же его потрясли беспорядочно разбросанные повсюду предметы одежды, туфли, документы, детские игрушки. Над обломками поднимался пар, маслянистый дым и тошнотворный запах.
При столкновении с землей самолет разорвало на части – лишь почерневший от пламени фрагмент хвоста уцелел и лежал теперь перевернутый, под углом воткнувшись в землю. На стабилизаторе виднелся номер – G-ALWE.
Стараясь не терять самообладания, Джастин сделал несколько снимков места крушения и поспешил уйти, как только закончилась пленка, – чувствовал, что не имеет права здесь находиться и наверняка мешает спасателям. Перешагивая через кирпичи, закоптившиеся обрывки обоев и бесчисленные куски металла, он пробрался сквозь разрушенный забор во двор одного из домов и вышел оттуда на главную дорогу. Руки тряслись, от жуткого запаха тошнило. Вырвавшись из клубов дыма, Джастин увидел свою начальную школу и поразился обыденности ее облика. Здание спокойно стояло рядом с хаосом катастрофы, словно памятник нормальности, а прямо за школой высилась гигантская металлическая конструкция, увенчанная посадочными огнями аэропорта.
Джастин оглянулся на место крушения. Выходило, что, прежде чем свернуть, самолет двигался прямо на школу. Ее спас лишь этот катастрофический поворот.
Отсюда Джастин сделал последний снимок: граница места крушения, посадочные огни и взлетно-посадочная полоса за ними. Опустив фотоаппарат, он заметил, что в здании школы до сих пор горит свет.
На следующий день многие газеты вышли с такими же фотографиями и подробными рассказами свидетелей катастрофы. Все отмечали чудесное спасение школы. Самолет рухнул примерно без четверти два, и в это время в здании было полно детей от шести до десяти лет.
На следующий же день после крушения школу закрыли, а через полторы недели всех детей распределили по другим школам района. Старое здание некоторое время стояло пустым; к концу года его снесли, расчистили территорию и установили более крупный массив посадочных огней там, где когда-то находилась площадка для игр.
Глава 6
В марте 1995 года в ежемесячном журнале Британского института кино «Картинка и звук» в серии материалов о роли кинокритика вышло большое интервью с Джастином Фармером. К тому моменту у него за плечами было уже четыре книги по истории кино; самая свежая, сборник эссе о фильмах про американский Запад, только что вышла в Великобритании и Франции, а вскоре ожидалась и на американском рынке.
Приглашение на интервью Джастина озадачило. Он полагал, что в центре внимания журнала, посвященного кинокритике, должны находиться те, кто причастен к созданию фильмов, – сценаристы, режиссеры, актеры, операторы, техники и так далее. Для него журнал был местом, где собираются охотники, и он никак не ожидал сам стать дичью. Тем не менее согласился побеседовать с двумя приятными молодыми журналистами и остался доволен опубликованным интервью, которое вполне точно отражало его взгляды.
В интервью Джастин озвучил то, во что верил сам: работа критика всегда реактивна, это не искусство, не выражение его личных предпочтений и не инструмент для победы в споре. Его собственные обзоры порой шли вразрез с мнением многих других критиков, и Джастин никогда этого не стеснялся. Он любил кино, провел большую часть жизни в кинотеатре, считал кинематограф искусством, всецело зависящим от мастерства, и придерживался этих взглядов в своих текстах.
Интервью не вызвало особого интереса – на неделе, когда вышел номер, никто из коллег-журналистов, встреченных на премьерах, об этом даже не упомянул. Не было ни поздравлений, ни проклятий. В следующем номере журнала дискуссия о кинокритике продолжилась с другими участниками, и никто не прокомментировал мнение Джастина. Впрочем, он и не ждал.
Однако печатная пресса неповоротлива, и только в майском выпуске на последней странице журнала появилось письмо:
Благодаря связям в Британском институте кино Джастин раздобыл адрес отправителя и написал короткое вежливое письмо, в котором рассказал о своем интересе к Жанетт Маршан и объяснил, что пригодных для воспроизведения экземпляров ранних фильмов с ней, по словам кинореставраторов, скорее всего, не осталось. В заключение он поинтересовался, не было ли в немецком интервью более подробных сведений об Энгеле.
Ф. Д. Роубсон оказалась женщиной, Флоренс Роубсон. В ответном письме, пришедшем несколько дней спустя, она поблагодарила Джастина за информацию о фильмах с Жанетт Маршан и призналась, что почти не помнит подробностей интервью на немецком телевидении – лишь то, что после переезда в Англию Энгель в 1960-х – 1970-х годах работал на британском телевидении и выступил режиссером нескольких серий телесериалов, названия которых ей не запомнились. Один из этих сериалов недавно показывали в Германии. В интервью упоминалось, что Энгель работал на студиях «Элстри» и «Брей». Его расспрашивали о Лени Рифеншталь, но ответов Флоренс Роубсон не запомнила. О Жанетт Маршан он говорил с большим восхищением. Звали его не то Август, не то Альберт, и выглядел он очень старым и больным.
Джастин поблагодарил Флоренс за письмо; ответа не последовало.
После непродолжительных поисков он выяснил, что некий Август Энгель значился режиссером нескольких серий детективного сериала, снятого студией «Йоркшир ТВ», однако ни контактов, ни сведений об агентстве, с которым тот сотрудничал, не нашлось.
Глава 7
Кэтлин Энн Стринджер было двадцать три – почти на год больше, чем Джастину. Она стала его первой настоящей девушкой, однако после многообещающей завязки все разладилось. Как-то вечером, поужинав и выпив по бокальчику в недорогом ресторане, они пришли к Джастину домой, Кэтлин взяла одну из его тетрадей, и он слишком поздно понял,
– За что ты так со мной? – воскликнула Кэтлин дрожащим от слез голосом. – Это унизительно!
– Ты все прочла? – ахнул Джастин.
– Достаточно!
– Это просто записки, Кэти, я не собирался их никому показывать!
– Ты про каждую свою девушку так пишешь?
Поделиться книгой: