Битва за Кёнигсберг. Восточно-Прусская кампания 1944–1945 гг.

К. Н. Галицкий в своей работе «В боях за Восточную Пруссию», оценивая действия противника, сообщает, что в начале октября немцы были вынуждены спешно перебросить из Германии управление парашютно-десантного корпуса «Герман Геринг» со 2-й парашютно-моторизованной дивизией, из 9-й армии — 1-ю танковую дивизию «Герман Геринг», которую впоследствии переименовали в 1-ю парашютно-танковую дивизию. 1 октября в Восточной Пруссии был сформирован парашютно-танковый корпус «Герман Геринг». Усиление обороны немцам пришлось осуществлять выдвижением на опасные направления разрозненных частей и соединений. Так, в район Шилленен в первую линию была введена прибывшая из 4-й армии 349-я пехотная дивизия и один из полков 367-й пехотной дивизии, главные силы которой остались в полосе действия 2-го Белорусского фронта. На это же направление были направлены из резерва части 20-й танковой дивизии (сама 20-я танковая дивизия находилась на доукомплектовании в районе Иоганнисбурга и участия в Восточно-Прусской операции впоследствии не принимала. — Г. К.). В район Гумбиннена к 14 октября прибыла из Курляндии 61-я пехотная дивизия. Ценой огромных усилий немецкому командованию удалось в начале октября 1944 г. стабилизировать линию фронта, за которой непосредственно находилась Восточная Пруссия[22].

Здесь необходимо отметить, что немецкое командование не без оснований рассчитывало на подготовку провинции к ведению боевых действий именно в обороне.

Строительству оборонительных сооружений в Восточной Пруссии в Германии всегда уделялось особое внимание. Практически вся вторая половина XIX в. прошла под эгидой строительства крепостей, фортовых сооружений и приспособления местности для ведения оборонительных боев. После Первой мировой войны в оборонительном строительстве в провинции наблюдался застой, что было естественным для страны, проигравшей войну и оказавшейся в сложной экономической ситуации. Тем более что по условиям Версальского мира 1919 г. в военных вопросах для Германии существовали значительные ограничения.

Так, Германия имела возможность возведения укреплений в Восточной Пруссии, но на значительном удалении от границы.

Если очертить на карте район, на который не распространялись ограничения, он будет похож на треугольник с вершиной возле города Хайльсберг (две другие вершины располагались на побережьях заливов Фришес-Хафф и Куришес-Хафф). Здесь и началось в 1932 г. строительство множества небольших оборонительных сооружений, хорошо скрытых, приспособленных к местности, защищенных от артиллерийского огня. Сооружения обеспечивали взаимную огневую поддержку, были обеспечены средствами связи. Широко использовались проволочные заграждения, возводились железобетонные огневые точки (доты).

Хайльсбергский оборонительный район стал основой обороны центральной части Восточной Пруссии, или, как его называли немцы, «крепостью Замланд» («Festung Samland»)[23].

Впоследствии немцы возвели еще ряд оборонительных позиций, и к 1939 г. провинция уже представляла собой единый укрепленный район.

В 1943 г., потерпев поражение на Волге и под Курском, гитлеровское командование развернуло оборонительное строительство в приграничной полосе и приступило к совершенствованию старых оборонительных рубежей. Приближение войск Красной армии к границам Восточной Пруссии еще более активизировало этот процесс.

В середине июля 1944 г. по инициативе гауляйтера Восточной Пруссии Коха примерно в 20 км к востоку от границы Германии началось строительство так называемой «Восточно-Прусской оборонительной позиции». В обиходе ее называли «вал Эриха Коха». Предполагалось, что она пройдет от Вилкавишек через Науместис и далее на север. Для строительства этой позиции были мобилизованы десятки тысяч людей. Мероприятие было запоздалым, так как позиция возводилась тогда, когда в ее северной части уже шли бои. Несмотря на то что позиция местами осталась недооборудованной, она все же представляла собой известную преграду для советских войск.

В частности, перед 11-й гвардейской армией «Восточно-Прусская оборонительная позиция» состояла из одного основного и двух промежуточных рубежей.

Первый основной оборонительный рубеж глубиной 3–5 км состоял из двух-трех, а на некоторых участках из четырех линий траншей. В 30–40 м от траншей были установлены проволочные заграждения, усиленные противотанковыми минами, а перед ними в 15–20 м на танкодоступных направлениях — противотанковые минные поля. Основу этого рубежа составляли опорные пункты и узлы сопротивления. Между ними поддерживалась тесная огневая связь. Перед передним краем была подготовлена сплошная огневая завеса большой плотности. Система огня строилась на основе огневых групп, включавших по два-четыре станковых пулемета. Огонь станковых пулеметов дополняли ручные пулеметы. Противотанковая артиллерия эшелонировалась в глубину и располагалась на замаскированных огневых позициях[24].

На удалении 8-10 км от основного рубежа проходил первый промежуточный оборонительный рубеж, который имел две-четыре траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения. Траншеи были оборудованы стрелковыми ячейками и пулеметными площадками. На отдельных направлениях рубеж был прикрыт проволочными заграждениями и минными полями. В 3–7 км от первого промежуточного рубежа проходил второй промежуточный рубеж обороны. На участке Кибартай — Шаки имелись заболоченные участки местности, непроходимые для танков, а на виштенецком направлении передний край проходил по восточным скатам высот, откуда противник имел хороший обзор и обстрел. Кроме того, на оборонительных рубежах через каждые 30–40 м были установлены железобетонные огневые точки[25].

Их еще называли «горшками Коха» — цементная труба с бетонной крышкой. Труба закапывалась в землю, в ней мог находиться один человек, который вел огонь по танкам и пехоте противника. Надо сказать, что немцы не любили эти сооружения, так как они создавали эффект своего рода мышеловки[26].

Советские войска, вклинившись в расположение «Восточно-Прусской позиции», были вынуждены остановить наступление, совсем немного не дойдя до границы Германии.

Однако эта позиция представляла собой всего лишь предполье в системе обороны Восточной Пруссии. Долговременная оборонительная система на территории провинции состояла из зон, полос и укрепленных районов, отдельных укрепленных позиций и значительного числа полевых рубежей. Всего в Восточной Пруссии было оборудовано шесть укрепленных районов, из них три (Хайльсбергский, Ильменхортский и Летценский) располагались в полосе наступления 3-го Белорусского фронта. Кроме того, в этой же полосе находилась и крепость Кенигсберг, на подступах к которой в целом находилось девять укрепленных полос, эшелонированных в глубину до 150 км.

Достаточно сказать, что суммарная линия немецких траншей только в приграничной полосе за четыре недели работы составила около 23 тыс. км[27].

Таким образом, Восточная Пруссия была подготовлена противником к длительной, упорной и, самое главное, кровопролитной обороне. Кроме того, что в провинции находились и непрерывно пополнялись как боевые, так и ополченческие дивизии, территория области была прекрасно оборудована в инженерном отношении. Немецкие войска мастерски использовали особенности местности, подготовили эффективные средства борьбы с советскими броневыми силами, запланировали нанесение контрударов на различных направлениях и маневр частей и соединений. Основная масса немецких солдат была настроена решительно сражаться за Восточную Пруссию.

Периодизация битвы за Кенигсберг

В середине 60-х годов прошлого века в военной литературе битва за Кенигсберг получила четкое деление на две составляющие:

— Гумбинненская наступательная операция 3-го Белорусского фронта;

— Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция, проводившаяся силами 2-го и 3-го Белорусских, частью сил 1-го Прибалтийского фронтов при содействии сил Балтийского флота.

Для этих операций сразу же после окончания войны встал вопрос об их внутренней периодизации. Но если Гумбинненская операция, достаточно кратковременная, в целом воспринималась как единое целое, то вопрос периодизации стратегической операции был и до сего времени остается дискуссионным.

Впервые о периодизации битвы за Восточную Пруссию высказался полковника. В. Васильев. В 1945 г. он был начальником отдела по использованию опыта войны оперативного управления штаба 3-го Белорусского фронта. Сразу после окончания боевых действий ему была поставлена задача по обобщению опыта участия советских войск в боях в Восточной Пруссии в 1944–1945 гг. Войска переходили на штаты мирного времени, предстояла учеба молодого пополнения, не имевшего боевого опыта, очень важно стало учить тому, что необходимо на войне. Это было возможно только после изучения и обобщения опыта прошедших боев и сражений.

Коллектив отдела под руководством А. В. Васильева в течение четырех послевоенных месяцев подготовил отчет о Восточно-Прусской операции 3-го Белорусского фронта, в подзаголовке которого указано, что это так называемый «конспект для разбора» (в дальнейшем Конспект. — Г, К.). По истечении сроков хранения в штабе округа и, видимо, после того, как Конспект утратил актуальность в связи с появлением новых материалов по опыту Великой Отечественной войны, отчет был сдан в Центральный архив Министерства обороны (г. Подольск). Там получил свой постоянный номер: фонд 241, опись 2593, дело 987.

В течение длительного времени Конспект носил на титульном листе гриф «секретно», хотя К. Н. Галицкий, не расшифровывая название, а ссылаясь только на архивные данные, использовал дело при написании своей монографии «В боях за Восточную Пруссию». Пользовался им и маршал А. М. Василевский, когда в 1965 г. готовил материал для «Военно-исторического журнала»[28]. В настоящее время документ рассекречен.

Структурно Конспект построен по действовавшей тогда, да и сохранившейся впоследствии схеме выработки решения командующего (командира) на предстоящую операцию (бой). Командующие фронтом, армиями из директив вышестоящего командования (командиры соединений и частей — из приказов вышестоящих начальников) уясняли задачу, оценивали обстановку, возможности своих войск и противника и формировали замысел операции (боя) — основу решения на выполнение оперативной (боевой) задачи. Исходя из этого, в Конспекте значительное место уделено описанию театра военных действий, собственно Восточной Пруссии. Приведены данные о составе группировок своих войск и войск противника, сообщается об оперативном построении (боевом порядке), боевых задачах войск (прорыве оборонительных рубежей, развитии успеха, направлениях дальнейшего наступления, перегруппировки), их взаимодействии и т. д. Но и, кроме того, практически каждый раздел Конспекта завершается оценкой проведенной операции (или ее этапа), данными о потерях своих войск и войск противника.

Следует обратить внимание на то, что именно в отделе полковника Васильева при работе над Конспектом и была создана основа периодизации всей битвы за Восточную Пруссию в 1944 и 1945 гг. Термин, который Васильев использовал в заглавии своего Конспекта, «Восточно-Прусская операция», был обобщающим, объединяющим весь период боев в провинции с октября 1944 по май 1945 г. Именно он предложил деление всей Восточно-Прусской кампании 1944–1945 гг. на ряд самостоятельных (для 3-го Белорусского фронта) фронтовых операций:

— вторжение в Восточную Пруссию;

— Тильзитско-Инстербургская операция;

— ликвидация группировки противника юго-западнее Кенигсберга;

— штурм Кенигсберга;

— ликвидация Земландской группы войск противника;

— операция по овладению косой Фрише-Нерунг.

Через некоторое время в общественном, да и в научном тоже, мнении стала сказываться сформировавшаяся негативная коннотация термина «вторжение» для советских читателей. Термин «вторжение» постепенно становится «неудобным» для современных историографов, и кампания советских войск в восточной провинции Германии стала ограничиваться только Восточно-Прусской стратегической наступательной операцией 1945 г.

Из научного оборота практически исчезает упоминание Гумбинненской операции 3-го Белорусского фронта в октябре 1944 г. Может быть, потому, что когда-то маршал Василевский резко негативно и не совсем справедливо отозвался об этой операции, отметив «неудачные попытки прорваться в пределы Восточной Пруссии и переход после этого к жесткой обороне войск 3-го Белорусского фронта»[29].

Впрочем, в 60-70-х годах прошло века состоялся своего рода ренессанс, естественное структурирование всей Восточно-Прусской кампании 1944–1945 гг. (битвы за Кенигсберг): Гумбинненская фронтовая наступательная операция 1944 г.[30] и Восточно-Прусская (несколько позже — стратегическая) наступательная операция.

Однако ненадолго: в начале нового века операцию стали называть Гумбиннен-Гольдапская, либо включать ее в состав Прибалтийской стратегической наступательной операции 1944 г., либо и то и другое вместе[31].

По оценкам же современных историографов кампания советских войск в этой провинции Германии ограничивается Восточно-Прусской стратегической наступательной операцией 1945 г.[32].

Между тем в периодизации полковника Васильева, как мы видим, перечень иной, а под первым пунктом стоит вторжение в Восточную Пруссию.

Об этом же сообщают и немецкие историографы. В частности, немцы Диккерт и Гроссманн пишут в своих мемуарах, оценивая результаты этого сражения: «На 150 км по фронту и на глубину до 40 км советские войска вошли на землю Восточной Пруссии»[33].

Периодизация самой Восточно-Прусской операции 1945 г. в послевоенной литературе претерпела определенные изменения. Речь пошла больше об оперативно-стратегической периодизации. Так, первоначально сообщалось о трех периодах операции: первый по времени охватывает прорыв тактической обороны противника и создание условий для развития наступления в глубину (13–18 января 1945 г.); второй — развитие наступления в оперативной глубине обороны противника и отсечение восточно-прусской группировки от остальных сил немецко-фашистской армии (19 января — 9 февраля 1945 г.); третий — уничтожение группировок противника в Восточной Пруссии (10 февраля — до «ликвидации земландской группы немецких войск»). Впервые о такой последовательности разгрома немецких войск рассказал в историческом очерке генерал-лейтенант Е. А. Шиловский. Очерк был опубликован в одном из первых печатных изданий по истории Восточно-Прусской операции, ставшем доступным читателю еще в 1946 г. Эта трактовка существовала в историографии операции примерно до начала 1960-х годов[34].

Впоследствии произошло укрупнение периодов. Их стало два: первый — отсечение восточно-прусской группировки противника от основных сил и прижатие ее к морю (с 13 января по 10 февраля 1945 г.); второй — расчленение окруженных войск противника и разгром их по частям (с 10 февраля по 25 апреля 1945 г.). Отаком делении говорил еще А. М. Василевский, рассказывая об истории планирования операции[35].

Необходимо отметить, что о такой периодизации, не облекая ее в формальные рамки, упоминал и Е. А. Шиловский. У него идея подобного образа действия 3-го Белорусского фронта была заложена в оперативный замысел: отрезать немецкую группировку в Восточной Пруссии от основных сил, а затем разгромить ее по частям[36].

С подобной весьма размытой периодизацией явно не был согласен А. В. Васильев.

Дело в том, что в декабре 1944 г. в оперативный отдел штаба фронта была представлена рукопись под названием «Материалы к разбору наступательной операции 3-го Белорусского фронта на Гумбинненском направлении 16–27 октября 1944 года». Подготовили эту рукопись полковник Васильев и майор Бельский[37].

Уже летом 1945 г. при работе над текстом Конспекта она была использована практически в полном объеме (за исключением небольшого раздела, в котором описываются географические особенности территории, на которой развернулись октябрьские бои 1944 г.). Учитывая, что этот раздел тематически как бы дополняет первую главу Конспекта, авторами было принято решение объединить эти части текста[38].

Васильев при этом не дает конкретного названия операции под Гумбинненом в октябре 1944 г., указывает только направление — Гумбинненское — и считает ее частью стратегической операции 1945 г. Но такой подход и сказался впоследствии на судьбе важнейшей в политическом отношении фронтовой операции. О ней просто перестали упоминать. Битва за Кенигсберг, таким образом, начинается только в январе 1945 г.

В современной трактовке Восточно-Прусской операции (в полосе 3-го Белорусского фронта) упоминаются Инстербургско-Кенигсбергская (13 января ― 10 февраля 1945 г.), Кенигсбергская (6–9 апреля) и Земландская (13–25 апреля) операции[39].

В такой периодизации нет места операции по вторжению советских войск в Восточную Пруссию (Гумбинненской фронтовой) и фронтовым операциям по разгрому группировок противника юго-западнее Кенигсберга и по овладению косой Фрише-Нерунг.

Что касается операции вторжения, то тут с Васильевым успешно можно дискутировать. Дело в том, что Гумбинненская операция однозначно определялась как фронтовая операция, проведенная 3-м Белорусским фронтом вполне самостоятельно. Да и оперативная пауза (с конца октября 1944 г. до середины января следующего года) была слишком продолжительной, чтобы говорить о преемственности или насущных связях между двумя операциями.

Впрочем, по содержанию Конспекта, по его тексту видно, что авторы провели исследование операции на Гумбинненском направлении таким образом, что сомнений в самостоятельности Гумбинненского прорыва, в его значимости у пользователей не возникает. Так же как и операции по разгрому противника юго-западнее Кенигсберга.

А вот что касается операции по занятию косы Фрише-Нерунг, то материал Васильева ведет к изменению хронологии всей стратегической операции.

Долгое время считалось, что высадка войск на косу началась сразу же после завершения штурма Пиллау 25 апреля 1945 г. Об этой дате сообщается в соответствующем приказе Верховного Главнокомандующего[40]. Но дата, определенная этим приказом, требует корректировки.

Дело в том, что и командарм 11-й гвардейской, и другие участники сражения сообщают, что весь следующий день оказывала сопротивление штурмующим город советским войскам крепость Пиллау. Только к исходу 26 апреля гарнизон и защитники прибрежного юго-западного района города сложили оружие[41].

А бои на косе уже шли весьма активно. Они стали естественным продолжением операции на Земландском полуострове. В них участвовали соединения и части 11-й гв. армии, 48-й армии, на начальном этапе восточное побережье залива обеспечивала 50-я армия, а в последующем — фронтовые части и соединения. Кроме того, боевые действия велись при содействии сил Краснознаменного Балтийского флота. Видимо, стоит согласиться с точкой зрения А. В. Васильева: бои на косе есть продолжение стратегической операции. Тогда Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция получает свое логическое завершение в рамках Второй мировой войны, то есть 9 мая 1945 г. Но не только.

Появляется возможность хронологически точно указать даты начала и завершения битвы за Кенигсберг — 16 октября 1944 г. — 9 мая 1945 г.

Дальнейшее рассмотрение истории событий в ходе битвы за Кенигсберг будет вестись с учетом оперативно-стратегической периодизации, позволяющей достаточно подробно рассмотреть все особенности восточно-прусской кампании.

Гумбинненская фронтовая наступательная операция 1944 г

Замысел операции

В начале осени 1944 г. советские войска с боями вышли к рекам Нарев и Висла. С рубежа этих рек появлялась возможность развития наступления на Берлин — это был кратчайший путь до немецкой столицы. Однако крупная немецкая группировка в Восточной Пруссии при таком наступлении нависала бы с севера над советскими войсками, действовавшими на варшавско-берлинском направлении. Необходимо было решить восточно-прусскую проблему. Успех в юго-восточной Прибалтике мог заставить немецкое командование снять с центрального направления (на Берлин) часть сил и средств для оказания помощи своей восточной провинции.

Планирование боевых действий в Восточной Пруссии началось еще в сентябре 1944 г. Инициатива здесь принадлежала командованию 3-м Белорусским фронтом. Молодому харизматичному генералу армии И. Д. Черняховскому длительные оперативные паузы явно не нравились. Поэтому, когда возникла идея кинжального удара на Кенигсберг, он с готовностью взялся за его подготовку. Во второй половине сентября план операции был готов, доложен в Ставке. План вначале не утвердили, потребовались изменения и дополнения; наконец, 28 сентября согласие на операцию было дано.

Для реализации утвержденного замысла Ставка 3 октября приказала командующему 3-м Белорусским фронтом подготовить и провести наступательную операцию в Восточной Пруссии. С привлечением части сил 1-го Прибалтийского фронта планировалось разгромить тильзитско-инстербургскую группировку немцев, а в последующем, развивая наступление на запад (на 170–180 км), овладеть Кенигсбергом[42].

Для участия в операции привлекались 5-я и 28-я общевойсковые армии и 11-я гвардейская армия. Правый фланг фронта обеспечивала 39-я армия, а левый ― 31-я.

Как сообщал позднее К. Н. Галицкий, 11-я гвардейская армия которого оказалась на направлении главного удара фронта, его предполагалось нанести из района Вилкавишек в общем направлении на Гумбиннен. На пятый день операции предполагалось выйти на рубеж Шмайлен — Гумбиннен — Голдап — Филипув. Передовые части должны были при этом овладеть переправами через р. Ангерапп. На первом этапе войска фронта должны были прорвать основную полосу обороны противника, на втором — вести бой в его оперативной глубине и в результате ввода подвижных войск и второго эшелона фронта выйти в глубокий тыл вражеской группировки.

Ближайшей задачей фронта являлось овладение на 8-10-й день операции (65–70 км) рубежом Инстербург — Даркемен — Голдап. Наступая в дальнейшем на Алленбург, Прейсиш-Эйлау, планировалось выделить часть сил для атаки Кенигсберга с юга. В то же время дальнейшая задача войскам фронта не определялась. Дело в том, что действия фронта в этот период во многом зависели от хода наступления войск 1-го Прибалтийского фронта и той обстановки, которая сложится перед левым крылом фронта.

Для участия в главном ударе привлекались 11-я гвардейская и 5-я армии. 28-я армия должна была действовать во втором эшелоне за главной группировкой для наращивания силы удара при развитии наступления. Одновременно предполагалось использовать 39-ю армию после ее выхода на Неман для усиления ударной группировки фронта[43].

Для советского командования не было секретом, что в ходе наступательной операции предстоит прорвать глубоко эшелонированную и укрепленную в инженерном отношении оборону противника непосредственно в ее центральной части. Однако это знание было общим. Детальной и глубокой разведки территории противника провести не удалось, так как времени на подготовку операции отводилось мало. Какого-либо маневра в полосе наступления фронта с целью обхода и охвата отдельных участков обороны противника, части его группировки осуществить не удавалось из-за отсутствия возможности маневра на флангах: на правом действия войск 3-го Белорусского фронта ограничивались разграничительной линией с 1-м Прибалтийским фронтом, на левом не позволяла лесисто-озерная местность.

Прорыв советскими войсками немецкой обороны на инстербургско-гумбинненском направлении для противника был ожидаемым. Но на его территории вообще можно было встретить и другие, непредвиденные обстоятельства. Поэтому приходилось рассредоточивать усилия, выделяя значительные средства для вспомогательных ударов как на юге, так и на севере. Хотя и 31-я, и 39-я армии уступали по силе и средствам 11-й гвардейской и 5-й армиям, но они должны были надежно прикрыть фланги ударной группировки.

Неожиданности начались уже во время планирования операции. Через некоторое время после получения войсками 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов директивы Ставки от 3 октября о проведении операции в Восточной Пруссии начала меняться оперативная обстановка. Когда готовилась директива Ставки, предполагалось, что разгром прибалтийской группировки немцев осуществят войска Ленинградского и

2-го Прибалтийского фронтов. Значительные силы и средства 1-го Прибалтийского фронта для ведения боев на его правом фланге предполагалось не использовать. Однако через некоторое время Ставка предположила, что группа армий «Север» из Курляндии может предпринять бросок на юг для соединения с группой армий «Центр». Нельзя исключать того, что именно с этой целью 21 сентября Гитлер подчинил 3-ю танковую армию группе армий «Север»[44]: необходимо было сосредоточить в одних руках командование на участке между Мемелем и Ригой. Трофейные документы подобную возможность также не опровергали. 14 октября командующий 3-й немецкой танковой армией генерал-полковник Раус, информируя командующего 4-й об обстановке на фронте его армии, сообщал: «Группа армий «Север» намерена нанести удар в южном направлении»[45]. Прорыв на юг намечался на 16 октября, но наступление советских войск помешало этим намерениям.

Как бы там ни было, но, учитывая возможную угрозу флангового давления на войска 1-го Прибалтийского фронта с севера, Ставка вносит коррективы в директиву от 3 октября. 1-й Прибалтийский фронт должен был нанести главный удар в северном направлении, а частью сил действовать на северном берегу Немана в районе Тильзита — Мемеля.

Строго говоря, действуя совместно с соединениями 1-го Прибалтийского фронта, а точнее, на его левом фланге, первыми пересекли государственную границу с Германией войска 39-й армии 3-го Белорусского фронта 10 октября 1944 г. Это произошло западнее литовского городка Юрбаркас. Этот и другие тактические успехи проникновения на вражескую территорию при всей их важности не получили должной известности, что вполне оправданно: считалось, что эта территория принадлежала Литве (так называемый Мемельский, впоследствии Клайпедский край), а в 1939 г. была оккупирована Германией.

Однако решение Ставки о коррективах сроков наступления 1-го Прибалтийского фронта усложняло задачу 3-го Белорусского фронта в предстоящей наступательной операции: действовать предстояло самостоятельно. Командующий фронтом принимает решение прорвать оборону противника на участке шириной до 19 км (11-я гвардейская армия — на даркеменском, 5-я армия — на кибартай-каушенском направлениях). При этом войскам фронта необходимо было сохранить высокие темпы наступления в глубине обороны противника, чтобы не позволить ему отойти на заранее подготовленные рубежи. И. Д. Черняховский рекомендовал командующим армиями прорыва не ввязываться в затяжные бои за такие опорные пункты и узлы сопротивления, как Вирбалис, Кибартай, Эйдткунен, Шталлупенен, а, применяя обходные маневры, блокировать их небольшими силами, оставляя для ликвидации гарнизонов вторые эшелоны корпусов и дивизий.

О том, что советские войска готовят крупное наступление на Восточную Пруссию, гитлеровскому командованию стало известно в начале октября. Немецкая авиация обнаружила крупную группировку советских войск в районе южнее и юго-западнее Каунаса.

К 15 октября группа армий «Центр» (командующий генерал-полковник Рейнхардт) в составе трех армий (2-й, 4-й и 3-й танковой) дислоцировалась у восточной и северной границ Восточной Пруссии. 2-я немецкая армия действовала на правом фланге группы армий «Центр», в районе р. Нарев, 3-я танковая армия прикрывала полосу от Паланги до Сударги. Восточную часть провинции, непосредственно саму Восточную Пруссию (от Сударги до Августова, перед 3-м Белорусским фронтом) прикрывала 4-я немецкая армия (генерал пехоты Ф. Гособах). В ее составе, по данным советского командования, находились 9 пехотных, одна танковая и одна кавалерийская бригады. По немецким данным, в распоряжении 4-й армии находились:

«семь испытанных восточных дивизий, две дивизии охраны, предназначенные для несения службы в прифронтовой местности, шесть свежесформированных народно-пехотных дивизий, две кавалерийские бригады и полицейская часть «Ганнибал», примерно соответствовавшая пехотному полку»[46].

Ход операции

К 14 октября подготовка операции была завершена. Войскам оставалось только занять исходное положение для наступления.

В немецкой литературе сообщается, что артиллерийская подготовка наступления 3-го Белорусского фронта началась в 4 часа 16 октября. Ураганный огонь артиллерии был дополнен «невиданной до сих пор силы бомбового удара штурмовой авиации». Этот огневой удар продолжался два часа. Далее авторы продолжают:

«К 7 часам утра 1-й пехотной дивизии удалось, отчасти с помощью контратак, остановить наступление противника. Тогда начался новый ураганный артобстрел»[47].

Немецкое командование, предвидя крупное наступление советских войск, заблаговременно отвело свои войска из первой траншеи во вторую и третью. Но полностью раскрыть замысел командования 3-го Белорусского фронта не удалось. Именно поэтому активная предрассветная бомбардировка ночных бомбардировщиков 6-й гвардейской и 213-й авиадивизий немцами была воспринята за начало огневой подготовки наступления. После окончания бомбардировки в бой вступили (в 7 часов утра) разведывательные отряды дивизий первого эшелона. Они должны были установить место расположения войск противника в его главной полосе обороны. Что в целом им и удалось сделать. Немецкое командование, предприняв контратаки против разведывательных частей советских войск, посчитало, что добилось успеха, особенно в полосе уже упоминавшейся 1-й Восточно-Прусской пехотной дивизии. Кстати, здесь действовал 2-й батальон 854-го стрелкового полка 277-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. П. Новосельцева. Воспользовавшись проходами в минных полях и проволочных заграждениях, батальон ворвался в первую, а затем и во вторую траншею противника, заставив его ввести в бой ближайший резерв[48].

Учитывая разницу между московским и берлинским временем, становится понятным утверждение немецких авторов, что в ответ на успех той же 1-й пехотной дивизии советские войска после 7 часов утра (по берлинскому времени) открыли новый ураганный огонь. Действительно, в 9 часов 30 минут (по московскому времени) началась артиллерийская подготовка наступления войск 3-го Белорусского фронта. Она длилась два часа, а в 11 часов 30 минут началась атака главной полосы обороны немцев.

Основной рубеж обороны противника, несмотря на ожесточенное сопротивление части сохранивших боеспособность немецких подразделений, был преодолен достаточно быстро. Однако немецкие войска сумели отойти на первый промежуточный рубеж обороны, куда уже были выдвинуты дивизионные и полковые резервы немцев. Достаточно точно определив направление главного удара советских войск, немецкое командование начало стягивать на опасный участок своего фронта дополнительные силы.

В результате немецким войскам удалось задержать наступление частей 11-й гвардейской армии. В частности, подразделения 153-й танковой бригады армии, даже поддержанные стрелковыми полками 26-й и 31-й гвардейских стрелковых дивизий, три раза переходили в атаку, но так и не смогли преодолеть промежуточный рубеж. В середине дня в бой были введены вторые эшелоны дивизий, поддержанные самоходно-артиллерийскими полками и авиацией, но и они большого успеха не добились. Войска 11-й армии несли большие потери. 153-я танковая бригада, потеряв за короткое время 12 танков, вынуждена была отойти на исходные позиции.

Сражение за первый промежуточный рубеж немецкой обороны разгоралось. Немецкое командование перебрасывало в этот район все новые и новые резервы, снимая их с других участков фронта. К 15 часам продвижение войск 11-й армии составило 4–6 км в глубину и до 13 км по фронту. Создавалась угроза срыва наступления войск армии, особенно в полосе 26-й и 31-й гвардейских стрелковых дивизий.

Командующий 11-й гвардейской армией принимает решение ввести в сражение на стыке этих дивизий армейскую подвижную группу в составе 1-й гвардейской стрелковой дивизии и 213-й танковой бригады. Группе ставилась задача завершения прорыва обороны противника и выхода к государственной границе. Первоначально атакующие имели успех, продвинулись на

3-4 км, но вскоре из-за противодействия немецких танков и штурмовых орудий, интенсивной бомбардировки с воздуха пришлось остановиться. Основной удар немцев пришелся на 213-ю танковую бригаду, которая потеряла 20 танков. Главную задачу — выход на границу — подвижной группе выполнить не удалось.

Надо отдать должное противнику, который оборонялся яростно и изобретательно. Основу его действий составили упорная оборона занятых, хорошо подготовленных рубежей и быстрые неожиданные контратаки. Причем контратаковали немцы не обороняющимися подразделениями, а подошедшими резервами, которые перебрасывались на выбранное направление на бронетранспортерах и автомобилях. Такое маневрирование подвижными резервами позволяло противнику в нужное время обеспечивать себе перевес в силах (главным образом в танках) на главных направлениях. Как справедливо отметил впоследствии К. Н. Галицкий, задача, поставленная 11-й гвардейской армии на первый день наступления, оказалась невыполненной. Войскам армии на всем 10-км фронте наступления удалось продвинуться только на 8-10 км. Оперативную цельность обороны противника нарушить не удалось. Первый промежуточный рубеж его обороны прорван не был. Практически шел не разгром, а вытеснение противника.

Аналогичная ситуация складывалась и в полосе действия 5-й армии, а также и в 39-й. Так, войска 5-й армии за первый день наступления продвинулись всего на 6–9 км, им не удалось прорваться к важнейшим участкам обороны гитлеровцев — населенному пункту Кибартай и городу Ширвиндту. Эти населенные пункты прикрывали самые важные коммуникации вглубь Восточной Пруссии и оборонялись немцами исключительно упорно[49].

39-я армия, совершив марш из полосы действия 1-го Прибалтийского фронта на правый фланг 3-го Белорусского, действовала против хорошо подготовленной обороны противника в направлении на Науместис, Пилькаллен. И в первый, и в последующие дни наступления значительных успехов здесь добиться не удалось: за неделю непрерывных боев армия продвинулась вперед всего на 21 км. Значительные потери вынудили армию остановить наступление и закрепиться на достигнутом рубеже[50].

Как бы там ни было, но операция продолжалась. 17 октября войскам фронта предстояло развить пусть небольшой, но все же успех первого дня операции. По-прежнему сохранялось направление главного удара. Задача дня конкретизировалась: предстояло разгромить противника, оборонявшегося в предполье, выйти на границу с Германией в Восточной Пруссии и прорвать пограничный оборонительный рубеж.

Начертание линии фронта к исходу первого дня наступления показывало, что наибольшего успеха в прорыве обороны противника добилась 11-я гвардейская армия. Это отчетливо видело немецкое командование, которое утром 17 октября изымает танковый корпус «Герман Геринг» из 3-й танковой армии и начинает его сосредоточение в районе Гумбиннена. Организуется переброска к участку прорыва дополнительных сил с других участков фронта: речь шла о непосредственной угрозе Гумбиннену и Инстербургу. В результате этих мер, как установили разведчики 3-го Белорусского фронта, 17 октября в боевых порядках немецкой пехоты насчитывалось до 300 танков и штурмовых орудий. Только перед фронтом 11-й гвардейской армии утром второго дня наступления находилось 80-100 танков и штурмовых орудий и, кроме того, до 40 бронетранспортеров из состава танкового батальона «Норвегия» и 103-й танковой бригады[51].

Несмотря на усиление обороны противника, наступление 11-й гвардейской армии 17 октября развивалось вполне успешно, особенно в центре и на левом фланге, где действовали 16-й и 36-й гвардейские стрелковые корпуса. К середине дня был, наконец, прорван первый промежуточный оборонительный рубеж противника. Менее успешно действовал правофланговый 8-й гвардейский корпус, хотя и его подразделения окружили мощный оборонительный пункт Вирбалис и ворвались на его окраину.

Продолжая наступление, войска 11-й гвардейской армии к исходу дня преодолели 13–18 км территории, исключительно плотно насыщенной оборонительными сооружениями и упорно защищаемой немцами. За два дня боя фронт прорыва в полосе армии расширился до 30 км. Гвардейцы все более и более отрывались от своих соседей справа и слева (5-й и 31-й армий). К исходу второго дня наступления начала формироваться потенциальная угроза фланговых ударов со стороны немцев по прорывавшейся на запад ударной группировке 11-й гвардейской армии. Так создавалась главная интрига всей фронтовой наступательной операции, державшей в течение недели в напряжении все уровни советского и немецкого командований.

Немцы хорошо понимали, что выход войск 3-го Белорусского фронта к границе Германии на инстербургско-гумбинненском направлении создаст плацдарм для дальнейшего успешного наступления его группировок. С целью предотвратить эту угрозу немецкое командование продолжило переброску войск в районы Гумбиннена, Даркемена, Голдапа с тильзитского направления. Это делалось в ущерб обороне Восточной Пруссии с северо-востока. Генерал К. Н. Галицкий приводит в своих воспоминаниях интереснейший диалог начальников штабов группы армий «Центр» и 3-й танковой армии (трофейные документы): «Положение 3-й танковой армии может оказаться катастрофическим, — заявил подчиненный своему начальнику, — нельзя ожидать, чтобы армия в таких условиях могла удержать свой рубеж обороны (на фронте 105 км оборонялось всего 4 немецких дивизии, укомплектованных на две трети)». В ответ услышал:

«Было бы значительно хуже, если бы что-либо случилось на фронте 4-й армии… Необходимо, даже идя на большой риск, сосредоточить все возможное в полосе 4-й армии, где противником наносится главный удар»[52].

И все же 17 октября советские войска вышли на государственную границу СССР. Произошло это в полосе наступления 5-й армии. Дивизии пришлось прорывать оборону противника в сложных оперативных условиях. Да, командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал армии И. Д. Черняховский предупреждал командующих армиями прорыва, чтобы подчиненные им войска не ввязывались в бои за захват крупных, хорошо укрепленных населенных пунктов, а старались блокировать их и обходить с целью развития наступления. Однако на флангах участка прорыва 5-й армии оказались два сильно укрепленных немецких города — Эйдткунен и Ширвиндт, просто блокировать и обойти которые не удавалось. Наоборот, немецкие гарнизоны этих городов сохраняли возможность фланговых ударов с севера и юга по наступающей ударной группировке 5-й армии. Так или иначе эти города надо было брать.

На юге положение осложнялось тем, что Эйдткунен непосредственно граничил с литовским городком Кибартаем (Кибарты). По сути, это был единый населенный пункт, кроме того, находившийся на стыке участков прорыва 11-й гвардейской и 5-й армии. Ширвиндт тоже граничил с литовским Кудиркос-Науместисом, бывшим до Первой мировой войны Владиславовым, но через реку Ширвиндту шириной до 30 метров.

Как рассказывал впоследствии участник штурма Ширвиндта И. А. Блескин, город был хорошо подготовлен к обороне. Он входил в систему приграничной полосы обороны Восточной Пруссии. Улицы города были перегорожены баррикадами и перекопаны траншеями. Каждые два-три дома представляли собой опорные пункты с круговой обороной. Во многих местах перекрестки улиц и подступы к домам были заминированы. Бои шли за каждый дом, за каждый этаж. К вечеру 17 октября части 184-й и 277-й стрелковых дивизий овладели Ширвиндтом[53].

Это был первый восточно-прусский город, занятый советскими войсками.