Моя безупречная жизнь

«Что ты имеешь в виду?»

«А это уже твоя задача. Выясни сама».

Я замерла в нерешительности, разрываясь между любопытством и подозрительностью.

«Я же сказала, что не принимаю заказы от незнакомых людей».

«Но меня ты знаешь».

Школа у нас небольшая, и, если мой таинственный заказчик сейчас в зале, я наверняка его знаю. Или ее. Но насколько хорошо мы знакомы? Кивали друг другу при случайной встрече или в самом деле когда-то дружили?

«Я не знаю твоего имени».

«Можешь звать меня Три».

Почему Три? Словно прочитав мои мысли, незнакомец прислал новое сообщение:

«Ты поймешь, когда доведешь дело до конца».

Я изумленно уставилась в экран, но, прежде чем успела ответить, пришло еще одно сообщение:

«Получишь за это пять тысяч долларов».

Я считала себя высококлассным специалистом, решающим проблемы высококлассных клиентов за соответствующую плату, но даже меня удивила такая большая сумма за одно дело.

«Почему же Люс сама меня не наймет?» – спросила я.

Прошло довольно много времени, и я уже подумала, что Три не ответит. Но тут на экране высветился текст:

«Узнаешь, когда закончишь дело».

Я размышляла, стоит ли писать ответ, когда вдруг заметила, что нужный мне мужчина, завершив разговор, подошел к столу с напитками, – я наблюдала за ним весь вечер, гадая, выдастся ли возможность поговорить. Сунув телефон в сумку, я сняла бейдж со своим именем и прицепила другой, затем подошла к мужчине.

– Привет, – сказала я, растянув губы в улыбке.

Он окинул меня взглядом и тоже заулыбался, явно довольный увиденным.

– Привет.

Незнакомец был моложав, приятной внешности, разве что чересчур коренаст. Если бы мне предложили угадать его род деятельности, я бы сказала, что он работает в финансовой сфере. На бейдже у него было написано: «Брендон, Пенсильванский университет».

– Мы знакомы? – спросил он, вращая в руке бокал с напитком.

– Не думаю, – ответила я.

Это была ложь. Мы действительно никогда не встречались, но, без сомнения, он не раз видел мое лицо, просто сейчас не мог вспомнить, где именно и как меня зовут. Такое случалось не впервые.

Он посмотрел на мой бейдж – «Хизер, старшие классы». Это было не мое имя.

– Ты уверена? У тебя такое знакомое лицо.

– Мне это часто говорят. Наверное, всему виной моя стандартная внешность.

Он довольно улыбнулся.

– Я бы так не сказал. – Похоже, мои слова только разожгли в нем любопытство. – Ну, Хизер, и чем ты планируешь заняться после окончания школы Святого Франциска?

Он был лет на десять старше, но это не помешало ему заигрывать со мной. Мне стало противно. Я могла бы ответить честно – что мне не интересен флирт с похотливым мужиком, а разговариваю я с ним лишь потому, что таково мое задание, – но вместо этого сказала то, что он хотел услышать.

– Думаю отучиться на экономиста и заниматься финансами. Попробую получить степень магистра делового администрирования. Я слышала, в Пенсильванском университете отличная программа.

На его лице заиграла удивленная улыбка. Я угадала.

– Точно.

Мы немного поболтали. Я спрашивала его про работу и изображала искренний интерес, когда он бубнил про управление и диверсификацию. Поняв, что больше не в силах это слушать, я нацарапала свое фальшивое имя на салфетке и попросила у него визитку. Он с радостью дал ее мне, написав на обратной стороне личную электронную почту.

Подошел официант с подносом, полным закусок, и, пока Брендон выбирал мини-киш, я, пользуясь случаем, извинилась и ускользнула от него в толпу. Отойдя в сторону, где он не мог меня видеть, я сняла фальшивый бейдж, смяла и выкинула в мусорное ведро. Затем написала сообщение заказчице – той самой Хизер.

«Готово. Через пять минут в туалете?»

«Конечно», – ответила она.

Я сунула телефон в сумку и направилась к выходу из зала.

У того, чем я занималась, было несколько солидных названий – консультант по чрезвычайным ситуациям, например, или кризис-менеджер, – но я предпочитала простое и лаконичное «решала», так назвали бы меня одноклассники, если бы конечно кто-то из них осмелился признаться, что обращался ко мне за помощью.

Ученикам школы Святого Франциска не нужен был человек, который подтянет их по какому-либо предмету или поможет составить резюме – эти вопросы решали их родители. Я же занималась более деликатными ситуациями, которые нельзя обсудить с мамой и папой. Меня просили восстановить разрушенную репутацию или прекратить распространение слухов. Я помогала хранить секреты, а если они уже просочились – замять дело. Короче говоря, решала разные проблемы, и делала это превосходно.

В туалете было пусто. Я взглянула на себя в зеркало. Окружающие говорили, что я выгляжу как Одри Хепберн – строго, но элегантно, в своих накрахмаленных белых рубашках и сшитых на заказ плащах. В них я чувствовала себя девушкой со старых черно-белых фотографий с видами Вашингтона. У меня сохранилась почти вся моя дизайнерская одежда, и я продолжала ее носить, хотя ходить было особо некуда. Вблизи было видно, что вещи поношенные, но я больше не могла позволить себе купить новые, поэтому обходилась тем, что есть.

Я стерла черное пятнышко под глазом – слегка перестаралась с подводкой сегодня вечером, но все равно вышло здорово. Такой дерзкий вид, словно чужое мнение волновало меня не больше смятого окурка в пепельнице.

Открылась дверь.

Хизер Хармонд была мало похожа на богатую наследницу. Внешне она не выглядела ни гламурной, ни обеспеченной, и, не зная ее фамилии, невозможно было догадаться, что ее прадедушка основал одно из крупнейших оборонных предприятий в стране. Хизер не была властной и уверенной в себе, как ее отец, или красивой, как мать. Она была тихой и робкой, почти ни с кем не дружила и вечно ходила по школе ссутулившись, съежившись, словно мечтала только об одном – чтобы все оставили ее в покое и не мешали заниматься тем, что ей нравится.

– Привет, – сказала я, поймав ее взгляд в зеркале над раковинами.

– Привет, – ответила она.

Я вынула из кармана пачку визиток. Самая верхняя была от Брендона из Пенсильванского университета, а затем шли еще четыре другие, которые мне удалось выманить у выпускников, представившись Хизер.

– Можешь писать когда угодно, они ждут от тебя сообщения.

Хизер смущенно взяла визитки, просмотрела имена и регалии.

– Мне нужно было всего четыре, – сказала она.

– Знаю, но я прихватила еще одну на всякий случай.

На самом деле Хизер не нуждалась в знакомствах с влиятельными людьми, как многие другие. Она владела трастовым фондом, и у нее не было никакой необходимости не только учиться в колледже, но и работать. Однако ее родители относились к тому типу людей, которым требуются доказательства, что их дети способны всего добиться сами. Поэтому Хизер предстояло оправдать целый ряд ожиданий, чтобы выглядеть в их глазах той самой «идеальной» дочерью, о какой они мечтали. Все это она озвучила две недели назад, когда обратилась ко мне с просьбой сделать для нее кое-что. К большому неудовольствию ее семьи, Хизер всегда была тревожной и неуверенной в себе, и вот теперь она предлагала мне крупную сумму денег за то, чтобы я добыла ей несколько визиток, которые можно показать родителям.

Я сочувствовала ей. Казалось бы, чего ее жалеть – она богата, – но постоянно подвергаться травле и унижениям со стороны собственной семьи, мягко говоря, неприятно. И никакой трастовый фонд не заполнит эту дыру внутри.

– Как думаешь, они поймут, что это была не я, если я когда-нибудь встречусь с ними лично? – спросила Хизер.

– Точно нет. Они уже забыли мое лицо. Я специально выбирала мужчин определенного типа – такие всех девочек считают одинаковыми и взаимозаменяемыми.

Хизер посмотрела на меня с сомнением, но мы обе понимали, что не имеет значения, права ли я.

– Все равно я, скорее всего, не буду с ними встречаться, – сказала она. – Родителям нужны визитки только как доказательство, что я не совсем безнадежна. Какая разница, что я буду с ними делать дальше. По-любому поступлю в Принстон, и все это знают.

– А ты туда хочешь? – спросила я.

– Неважно, куда я хочу. Это неизбежно. На двух зданиях университетского комплекса висят таблички с моим именем.

– Здания-то хоть хорошие?

– Спортивный и гимнастический залы, – скривилась она.

– Какое отношение богатые люди имеют к спортзалам?

– Это единственные здания, на которых еще можно размещать именные таблички, – объяснила Хизер. – На библиотеке было бы лучше, конечно.

– Ну хотя бы не на общежитии. – Я попыталась утешить ее. – Представляешь: грязные продавленные матрасы, старые трубы, следы рвоты.

– И не на столовой, – сказала Хизер. – Кому это понравится? – Она посмотрела на визитки, затем на мое отражение в зеркале. – Как тебе удается завязать разговор с незнакомцами? Со стороны кажется, что для тебя это так просто.

– Мой папа всегда говорил, что существует бесконечное количество способов втереться в доверие, но три самых надежных – насмешить, сделать комплимент и засыпать вопросами.

При упоминании о моем отце она сразу притихла. Ну конечно. Иногда я забывала, что так происходит всегда.

– Еще хорошо прикинуться кем-нибудь другим, – добавила я.

– У тебя очень здорово получается, – сказала Хизер, доставая мобильный.

Через мгновение мой телефон завибрировал – пришла оплата.

– Спасибо, – сказала я.

– Это мне надо тебя благодарить, – ответила она, пряча визитки в карман. – Теперь отец отцепится от меня на несколько недель.

– Пусть назовет твоим именем какой-нибудь научный факультет.

Хизер слабо улыбнулась и выскользнула за дверь.

Я выждала немного, затем вернулась в битком набитый зал, схватила канапе со стола и вышла на улицу. Моросил дождь, в дымке огни фонарей казались расплывчатыми желтыми шарами. Школа Святого Франциска напоминала сейчас старинный монастырь, чьи тяжеловесные каменные строения должны были вызывать благоговение и трепет.

Оставшись одна, я заново перечитала загадочные сообщения.

«Люс». «Три». «Узнаешь, когда закончишь дело».

Не стоило мне в это ввязываться. Нужно было сразу отказаться. Держаться подальше. Канапе было сухим, но я все же съела его. Большинство проблем, с которыми ко мне обращались, были банальны. Так, мелочи. Я была не против взяться за их решение, но, закончив дело, чувствовала себя такой же опустошенной, как и прежде.

«Хочу, чтобы ты проследила за Люс».

Что делать, если некто предлагает тебе возможность прикоснуться к той жизни, которая была у тебя раньше? Воспользоваться этим шансом?

Пока я ехала домой, дорога за окном с каждым взмахом дворников то размывалась, то становилась четкой.

Мое настоящее имя – Хана Ян Лернер. Мне семнадцать лет, и я учусь в выпускном классе школы Святого Франциска, одного из самых элитных учебных заведений в стране. У меня длинные черные волосы, как у мамы, и симпатичное овальное лицо, как у папы. Переносицу украшает россыпь веснушек – явный признак того, что я человек надежный.

Упоминая обо мне, СМИ обычно использовали различные эвфемизмы. Фраза «расцветает, превращаясь в красавицу» означала, что я достигла того возраста, когда на меня начали обращать внимание мужчины; под «экзотической красавицей» подразумевалось, что я смешанных кровей, а под «миндалевидными глазами» – что я частично китаянка.

Всю свою жизнь я провела в Александрии, штат Вирджиния, живописном пригороде Вашингтона, где над каждым домом развевался американский флаг и каждый фасад был красиво и со вкусом украшен по сезону. Наша жизнь была похожа на картинку с поздравительной открытки. Спокойствие и безмятежность – умело созданная видимость того, что здесь никогда не происходило ничего плохого.

Все местные работали в округе Колумбия, в политических или околополитических кругах. И мои родители – тоже, так что и меня можно было назвать околополитической фигурой. Когда-то люди сулили мне яркое, светлое будущее, но все это осталось в прошлом.

Мы жили в старом таунхаусе в нескольких милях от дома, где я выросла. Переехали туда всего полтора года назад в бешеной спешке, при мысли об этом переезде мне до сих пор становилось нехорошо. Таунхаус я ненавидела. Формально в нем не было ничего плохого – стандартный дом со стандартными съемными квартирами, стандартно оформленными и обставленными стандартной мебелью. Он стоял на стандартной улице, где все дома были одинаковые. В этом-то и заключалась проблема. Для меня это было временное жилье, не принадлежавшее нам, и каждый раз, глядя на бежевые стены, или бежевый ковер, или бежевый диван, я вспоминала о жизни, которой мы лишились.

Когда я вернулась домой, на первом этаже еще горел свет. Ну конечно, папа не спал, смотрел новости, делая вид, что и не думает меня ждать.

– Ты представляешь? – сказал он, указывая на экран.

Наша собака, кавалер-кинг-чарльз-спаниель Руби, спала на кушетке возле папы.

Не зная, из-за чего он так разволновался, я ответила шутливо:

– Не представляю.

Папа постоянно переживал из-за новостей, он все еще не привык быть сторонним наблюдателем.

– Пап, тебе совсем не обязательно каждый раз дожидаться моего прихода.

– Я и не дожидался, но вообще-то обязательно, – ответил папа и, выключив телевизор, пошел за мной на кухню. Это была лишь наполовину шутка. Он всмотрелся в мое лицо. – Ну как прошел вечер?

Меня бесило, что он так волнуется, когда я ухожу одна.

– Нормально, – пробормотала я, заглядывая в холодильник. – А как ваше свидание?

Папа поднял глаза к потолку. Мама находилась в комнате прямо над нами, читала в кровати.

– Нормально.

Два раза в месяц родители вместе выбирались из дома якобы посидеть где-нибудь вдвоем, но я знала, что на самом деле они посещают семейного психолога. В нашей семье все делалось втайне, так уж было заведено. Главное – поддерживать видимость, что все в порядке, и у родителей это отлично получалось.

Взять, к примеру, моего отца Скипа Лернера, который много лет был сенатором Вирджинии от демократической партии. Любимец публики и СМИ, сияющий здоровьем, с открытым лицом и по-мальчишески взъерошенными волосами. Человек, не осведомленный о происшествиях последних двух лет, глядя на моего отца, никогда бы не догадался, что этому мужчине пришлось подать в отставку из-за случившейся Катастрофы – или, как говорили другие, краха, – после которой наша жизнь полетела кувырком. По папиной улыбке нельзя было прочитать, что семейное судно дало течь, на борту не хватает кислорода, а пассажиры пытаются ухватиться за канаты, до которых уже не могут дотянуться.