Мерцание

Анна Фурман

Мерцание

— Ну же, Патрик… — Рука, которой она прижимала телефон к уху, начала неметь. — Богом клянусь, если ты сейчас же не возьмёшь трубку!..

«Привет! Это Пат! Очевидно, я утонул в большой науке и не могу ответить. Оставьте сообщение после гудка и, может быть, я вам перезвоню».

— Чтоб тебя! — Ребекка с силой ткнула кнопку отбоя на сенсорном экране — на секунду под пальцем разошлась «лужица» радужной ряби. Старую рухлядь давно стоило сдать в утиль, но Ребекка терпеть не могла настраивать новую технику. В их маленькой — пока маленькой — семье страсть ко всякого рода новинкам была прерогативой Патрика.

Давно издохший электронный щит, который с немым укором заглядывал в окна бара — виски здесь и правда был отменным — вдруг заискрился тысячей цветных точек, выплюнул слово «чирз» и снова погас. Ребекка усмехнулась. Патрик наверняка назвал бы это «мерцанием».

— Ну, поганец, если ты опять в лаборатории… — прошептала она, поднимая стакан шотландского скотча. — За твою смерть от моей руки. Чирз!

Ребекка отсалютовала щиту, залпом опрокинула остатки, бросила на стойку несколько смятых купюр и направилась к выходу. Наверное, стоило вызвать «Убер» и дождаться его, оставаясь в уютном баре, но скотч добрался до головы раньше, чем логичная мысль.

Ребекка плотнее запахнула пиджак — октябрь в этом году выдался особенно мерзким, и, высматривая свой убер, в сотый раз пожалела, что не надела, пусть старый, зато чертовски тёплый свитер. Машины сновали по перекрёстку туда-сюда, водители то и дело обменивались гудками и отборной бранью. На тротуаре, под светофором, собралась внушительная толпа. Что-то было не так. Что-то определённо случилось. Но только не с Патриком. Конечно, не с ним.

В день, когда они познакомились и разговорились в университетском кафе, он вдруг вскочил из-за стола — его щёки пылали, а глаза блестели так, будто пока Ребекка сосредоточенно размешивала сахар, пытаясь скрыть смущение, Патрик успел накуриться. Он пропал на несколько дней — никто из общих знакомых понятия не имел, куда, а после объявился и сообщил, что должен непременно поужинать с девушкой, которая подстегнула его разум. Тогда всё это показалось Ребекке «милым безумием», причудой, но теперь, спустя шесть лет брака и десяток подобных выходок, вызывало только раздражение.

Светофор нервно моргнул — человечек на нём загорелся зелёным, и толпа, наконец, тронулась. Ребекка вдруг поняла, что именно смутило её, вызвав чувство неясной тревоги — все эти люди были в одинаковой одежде: длинные бежевые плащи и чёрные кепки. Ребекка зажмурилась и потрясла головой, но когда открыла глаза, всё оставалось по-прежнему: «клоны» маршировали через дорогу.

Мерцание. Так говорил Патрик. «Пространство мерцает, Бекс, разве ты не видишь?» Это была его гипотеза — сумасшествие в чистом виде. Научное сообщество, возлагавшее на юного математика большие надежды, разом отвернулось, когда он озвучил свою идею на конференции в Огайо. Руководство университета прекратило финансирование проекта и мягко намекнуло Патрику попытать удачи в другом месте. И только один человек, известный меценат науки, Карлос Ромаро, счёл гипотезу интересной, выделив Патрику паёк и навороченную лабораторию в Пукипси.

Деньги были нужны. Особенно сейчас, когда после трёх неудачных попыток ЭКО в конце тоннеля снова забрезжил свет. Ребекка хотела детей, а Патрик… Патрик поддерживал её во всём, ведь ради него она оставила карьеру в перспективной IT-компании и занялась программным обеспечением лаборатории.

Пока Патрик питал свою одержимость «мерцанием», Ребекка обзавелась собственной — она потратила все сбережения, которые оставили ей родители, чтобы родить самой. Обследования у ведущих специалистов. Осечка. Курс гормонотерапии. Осечка. Искусственное оплодотворение. Осечка. Опять, опять и опять. После очередной катастрофы Патрик робко предложил усыновление или суррогатную мать, но Ребекка только укрепилась в своей решимости. Она всегда была такой. Упрямой, несгибаемой, до чёртиков целеустремлённой. Любой незавершённый проект вызывал у неё почти осязаемый зуд.

Вот и сейчас, сидя на заднем сидении убера, мчащего по ночному Нью-Йорку, Ребекка ёрзала от нетерпения: всё, что было нужно, — снять необходимую сумму с общего счёта, но сделать этого без разрешения и присутствия Патрика она не могла. Чёрт бы побрал его манеру исчезать в самый неподходящий момент!

— Ох уж эти банки! — Голос водителя вырвал Ребекку из раздумий.

— П-простите, — от неожиданности она поперхнулась словами. — Что?

— Я говорю, чёртовы банки с их кредитами, скоро они поработят нас всех! — Водитель махнул рукой — за окном действительно мелькнула гигантская вывеска одного из крупнейших банков в стране. Его отделение в Пукипси и предстояло посетить Ребекке. Конечно, если удастся разыскать Патрика.

— Да… да, вы правы.

Оно снова мерцало. Патрик утверждал, что все сведения о мире, включая пространство и время — это информация, простой набор нулей и единиц. На возражения Ребекки: «Но ведь обмен информацией — это фишка человечества», он закатывал глаза и пускался в занудные объяснения: «Все, от простейших до динозавров, получали информацию о воде, еде и опасности непосредственно из окружающей среды». А затем принимал чрезвычайно деловой вид и добавлял: «Как, по-твоему, тирекс узнал, что у него короткие лапки? Просто однажды его товарищ поперхнулся динозавром поменьше, а наш тирекс не смог похлопать его спине». Вот из-за таких шуток Патрика перестали воспринимать всерьёз.

— С вас двадцать пять долларов. — Убер затормозил на окраине крохотного городка. Ребекка и не заметила, как пролетели два часа в пути.

— Это же чистый грабеж, — принялась ворчать она, одну за другой извлекая купюры разной степени потрёпанности из карманов, как пьяный фокусник.

— Мадам, это Пукипси. Скажите спасибо, что я вообще согласился тащиться сюда.

— Спасибо…

— А что это за здание? — Водитель кивнул на притихший в конце аллеи двухэтажный дом, облицованный белым мрамором.

— Научная лаборатория. — Ребекка не без самодовольства отметила, что на втором этаже, в «обиталище» Патрика, горит свет. Попался, паразит!

— Засекреченная? — оживился водитель.

— Нет, нисколечко.

— Эх, жаль. Было бы что рассказать детям. Они, знаете, любят всякие загадки. Пришельцы, все дела… Дети — такие дети.

— Пришельцы? В Пукипси? — Ребекка фыркнула, маскируя своё волнение, хотя при слове «дети» её плечи непроизвольно дёрнулись.

— Ну, всякое бывает.

Иногда пространство начинало мерцать. Стоило только заметить. Сознание людей формировалось не одно поколение, впитывая и перерабатывая важные сведения: трава зелёная, дождь мокрый, солнце встаёт на востоке, а яблоки… на вкус, как яблоки. Но если присмотреться, прислушаться, копнуть чуть глубже, можно было заметить, как быстро передаётся информация. Ты думаешь о чём-то, и оно тут же является «во плоти»: случайная песня в плейлисте, обрывок фразы, разговор с водителем «Убер», рекламный щит, одинаковая одежда. Кто-то называл это «знаками». Патрик — мерцанием.

Ребекка вспомнила недавний визит к врачу. Доктор Фог опоздал на приём. Весь день дождь то шёл, то прекращался. Рассыпаясь в тысяче извинений, вымокший с головы до ног доктор Фог ворвался в кабинет, где его уже ожидала Ребекка, небрежно бросил на подоконник длинный бежевый плащ и чёрную кепку — так спешил поделиться отличными новостями. Ребекка молча слушала доктора и не могла оторвать взгляд от лужи, которая тут же образовалась на полу, рядом с мокрой одеждой. О, как бы это взбесило Патрика! Он ненавидел беспорядок.

Дверь в аппаратную была открыта. Ребекка осторожно заглянула внутрь: Патрик мог заработаться и уснуть, где угодно, даже на полу, между стеллажами с десятками оптических приборов. Свет не горел. Ребекка пощёлкала выключателем, но ничего не произошло — наверняка перегорела лампочка. В окно заглядывала луна. Её сияния хватило, чтобы осмотреть всю комнату. Приборы, похожие на фотоаппараты, сверкали линзами, выстроившись на полках в ряд, миллиметр к миллиметру.

«Как, по-твоему, электрон в Церне узнаёт, что его собрата в Оксфорде только что измерили?» — Патрик нарезал круги в гостиной, всегда по одной траектории, размышляя вслух. Ребекка пожимала плечами: «Не знаю, они общаются?» «Да, но как быть с расстоянием… Ничто не может быть быстрее скорости света». «Почему?» «Потому что иначе весь мир полетит к чертям, Бекс. Потому что… мы так решили. Потому что должен быть порядок». Патрик замер. Его глаза снова заблестели: «А если нет никакого расстояния?» «Как это возможно?» «Так, Бекс. Всё, что мы видим, наше пространство, даже чёртова обозримая вселенная… простой механизм выживания. Мы придумали это, чтобы придать своему существованию смысл, упорядочить его». «Но что-то же существует… и откуда тогда взялись мы? Сознание, способное придумать всё это». «Не знаю, Бекс. Квантовые флуктуации? Компьютерная симуляция? Рука Бога? Не знаю, но очень хочу узнать…»

Эти приборы… Патрик бросил все силы на изобретение аппарата, способного запечатлеть реальность такой, какая она есть. Реальность Ребекки была сущим кошмаром. Она скучала по работе, друзьям, родителям, и не могла завести даже долбанного ребёнка, чтобы занять себя хоть чем-то, пока Патрик занимался подтверждением своей гипотезы. Ребекка страдала. Сбегала в Нью-Йорк по любому поводу, заливаться отменным виски, но не говорила ни слова. Наверное, потому что с детства привыкла развлекать себя сама.

В конце длинного коридора маяком надежды сияла другая комната. Потерпев сокрушительное поражение на ниве оптики, Патрик ударился в компьютерную симуляцию. Ребекка не знала, что именно он пытается воссоздать, просиживая вечера за расчётами, она лишь настраивала оборудование. Пронзительная тишина поглощала её шаги.

— Патрик, ты здесь? — Чем ближе была распахнутая настежь дверь, тем сильнее нарастало чувство необъяснимой тревоги. Что-то мерцало там, внутри комнаты. Что-то сжималось внутри Ребекки. — Патрик?..

Трель его телефона заставила Ребекку вздрогнуть: «Привет! Это Пат! Очевидно, я утонул в большой науке и не могу ответить. Оставьте сообщение после гудка и, может быть, я вам перезвоню». Что ж, по крайней мере, он игнорировал не только её звонки.

Запах гари и чего-то ещё, что Ребекка никак не могла воскресить из архивов памяти, ударил в нос, когда она добралась до кабинета. Первым в глаза бросился продырявленный монитор розового ноутбука — шутливого подарки Ребекки на прошлую годовщину свадьбы. Ноут едва тянул разработанную Ребеккой программу симуляции, но Патрик отказывался использовать другой: «Шутишь? Я его обожаю. А главное, у него нет доступа к интернету. Если однажды я докопаюсь до истины, и она окажется слишком… пугающей, я легко смогу стереть всю информацию».

Дыра посреди экрана казалась огромной. Ноут ещё дребезжал и отплёвывался помехами. Похоже, пуля зацепила лишь монитор. Пуля! Догадка заставила Ребекку застыть на месте. Сердце зашлось так, что она готова была поклясться, будто слышит его. Ребекка была ярой противницей оружия, но Патрик любил подолгу торчать в тире. Он говорил, что стрельба помогает ему сосредоточиться. Когда Патрик купил пистолет, Ребекка закатила скандал — никто не будет палить по тарелочкам на заднем дворе её дома.

Ребекка снова принюхалась — порох. Тот запах, который она не сумела распознать сразу. Это вне всяких сомнений был порох. Шея одеревенела, а подбородок задрожал. Ребекка чувствовала, как паника надвигается на неё приливной волной. Что-то ещё витало в воздухе и оседало на кончике языка. Ребекка с трудом сглотнула металлический привкус и опустила глаза.

Каменный пол был усеян обрывками бумаг и книгами. Здесь же нашёлся телефон Патрика — потухший экран пересекала трещина. Стол, на котором Патрик в идеальном порядке держал научные статьи и результаты исследований, был перевёрнут.

Тонкая струйка крови медленно, по-змеиному, подбиралась к туфлям Ребекки. Она зажала ладонью рот, сдерживая не то тошноту, не то крик. Ступая медленно и осторожно, словно это была не кровь, а лава, Ребекка пошла по следу. Шаг. Другой. Третий. Она обогнула пострадавший стол, и всё же завопила.

— Патрик!!!

Он, а вернее то, что от него осталось, лежало на полу в неестественной позе. Одна рука, заляпанная брызгами, ещё касалась рукоятки пистолета. Рядом с месивом, в котором теперь едва угадывалась голова Патрика, валялся шлем виртуальной реальности, окружённый пустыми гильзами.

Ребекка рухнула на колени, не боясь испачкать свой единственный приличный костюм, и принялась собирать тошнотворную серую массу мозгов, будто это могло вернуть Патрика к жизни.

— Что же ты наделал, кретин?! Идиот… бестолочь… — Слёзы текли без остановки. Ребекка, не отдавая себе отчёт, размазывала их по лицу вместе с кровью мужа. — Нет, это не ты… мой Патрик никогда не поступил бы так… Кто-то подстроил это… кто…

Она захлебнулась рыданиями, выпустила из рук чавкающие комки и осела, прислонившись спиной к столешнице.

— Нет, он не мог… он бы никогда… никогда… мой Патрик не…

Ребекка не помнила, как достала телефон и набрала номер. Когда спустя полчаса — удивительно быстро для Пукипси — приехали копы, она всё ещё полулежала на полу, продолжая баюкать себя, бездумно пялясь в изрешечённую пулями стену. Кто-то вывел её из лаборатории, накинул на плечи одеяло и вручил стакан с горячим, отвратительно сладким кофе. Ребекка сидела в кузове машины скорой помощи, чуть раскачиваясь взад и вперёд. Над ней хлопотал врач, задавая односложные вопросы: «Вы не ранены? Уверены? Здесь не болит? Голова кружится?», а она лишь молча качала головой. Слова, мысли — всё склеилось в скользкий комок непонимания — кто мог сотворить такое с её мужем? Ребекке казалось, она не чувствует ничего: ни боли, ни обжигающей горечи кофе, ни гадкого ветра, который на перекладных добрался сюда из Нью-Йорка и теперь норовил залезть под одежду. В уши будто набили ваты.

«А как быть с ощущениями? Вкус? Слух? Осязание? Я же могу коснуться тебя, и ты будешь мягким, тёплым, живым…» «Всё работает так, потому что мы привыкли так думать. Твоя обоняние лжёт тебе не меньше, чем зрение, Бекс. Я буду живым, тёплым и мягким, потому что ты знаешь меня таким. Хочешь знать».

— Миссис Свитинг. — Кто-то сжал её плечо. Она дёрнулась. Слёз уже не было, но мир ещё не принял свою прежнюю форму, и, судя по расплывчатому серому пятну, к Ребекке обращался коп. — Мэм, мы посмотрели записи с камер наблюдения. Мне очень жаль, мэм, но ваш муж покончил с собой.

— Этого не может быть. — Собственный голос звучал, как из бункера. — Я видела гильзы и дыры в стене.

— Дело в том, мэм… мистер Свитинг пытался выстрелить себе в голову несколько раз, но он был не в себе и…

— Патрик бы не промазал. Он отличный стрелок.

«Был отличным стрелком», — мысль мелькнула и тут же растворилась в потоке белого шума.

— Мне правда жаль, мэм. — Коп снова сочувствующе сжал её плечо и ушёл, оставив Ребекку один на один с уродливой правдой.

«Информация не может умереть, Бекс. Умирает лишь тело. Если сознание и есть информация — оно продолжает существовать».

* * *

На прощальном обеде не обошлось без скандала. Ребекка весь день перекладывала немногочисленные букеты, пытаясь образовать подобие порядка, следила, чтобы урна с прахом стояла точно по центру, и каждые пять минут смахивала пыль с прислонённой к ней фотографии, не зная, чем ещё себя занять. На фото Патрик выглядел счастливым. Студент престижного университета, лучший на курсе: светлое будущее, гранты на любые исследования, жильё за счёт государства. Он улыбался, даже не представляя, что однажды его светлое будущее обернётся тыквой. Ребекка злилась на этого светлого юношу и на мужчину, которым он стал, за то, что вынес свои гениальные мозги, не сказав ей ни слова.

Она мыла руки, фанатично, до крови, наверное, в сотый раз с тех пор, как держала эти самые мозги. Ребекке хотелось зарыдать, заорать, разбить что-нибудь — хоть чёртову урну, — но вся боль бурлила внутри. Патрик не одобрил бы, что его прах засоряет гостиную, и Ребекка держалась. Пока не объявилась его мать.

Оливия Свитинг на дух не переносила Ребекку, хоть и притворялась, что это не так, по крайней мере, в присутствии Патрика. «Зови меня Лив, душечка» «Как твои дела, душечка?» «Ты в порядке, душечка? Что-то ты неважно выглядишь», — всё это сопровождалось слащавой, жабьей улыбкой, от которой у Ребекки дёргался глаз. Оливия воспитывала сына одна — его отец дезертировал, как только узнал о беременности, и искренне считала, что её золотой мальчик достоин большего, нежели несчастная заучка, любимым занятием которой было прикладываться к бутылке. Ребекка не жаловалась. Она знала, что Патрику нет дела до семейных разборок.

В этот раз не было ни душечки, ни жабьей улыбки. Едва переступив порог гостиной, Оливия завизжала, как циркулярная пила.

— Это всё из-за тебя! — Она побоялась кинуться с кулаками — маленькая пожилая женщина вряд ли одолела бы почти шестифутовую Ребекку. Оливия вышагивала вокруг урны и тыкала пальцем, привлекая к скандалу внимание бывших коллег и однокурсников Патрика. — Мой мальчик, мой бедный золотой мальчик! Ты довела его!

Ребекка смотрела «шоу» с напускным равнодушием. Оливию это не устраивало. Она набрала в лёгкие побольше воздуха и опять завизжала:

— Почему ты не позвала меня на кремацию?!

— Вы хотели бы смотреть, как тело вашего сына отправляется в печь?

На краткий миг Оливия оторопела.

— Нет! Но ты могла хотя бы сказать! — Она явно не ожидала такого ответа, но, придя в себя, сразу сменила тактику: — Почему ты вообще не похоронила его по-человечески?! Что делать с этой вазой? Выставить на улицу? Чтобы на неё гадили собаки?!

— Патрик не хотел гнить в земле.

— О, зато ты будешь там гнить! Кто похоронит тебя, когда ты сдохнешь?! — Костлявый палец Оливии не опускался, следуя примеру поганого языка.

Гости начали шептаться. Взгляды метались от одной женщины к другой, как на турнире по пинг-понгу.

— Хорошо, что твои родители не увидели, в кого ты превратилась, — продолжала Оливия, выводя всё более высокие ноты. — Безработная алкоголичка.

При упоминании родителей Ребекка поморщилась. Их обоих три года назад, почти одновременно, забрал рак. Оливия приняла гримасу за подтверждение своих слов.

— Так кто тебя похоронит, а?! Эгоистка! Ты даже не захотела родить моему сыну детей!

Терпение Ребекки лопнуло. Равнодушная улыбка, которую она ещё пыталась держать, «стекла», будто комок жидкой грязи. Пространство вокруг замерцало в багровых тонах.

— Вон, — процедила Ребекка сквозь зубы. — Убирайся из моего дома!

— Это дом моего сына! — пискнула свекровь. Похоже, что-то в лице невестки, в её глазах, заставило Оливию попятиться. Шепотки смолкли. — Я уйду! Но ты останешься одна.

Уже на пороге гостиной Оливия в последний раз обернулась:

— И не смей звонить или писать мне!

— И не подумаю! — В этом Ребекка не сомневалась. Она слышала, как в коридоре нарочито громко хлопнула дверь, ощущала на себе десятки взглядов — будто назойливые жучки они ползали по коже, оставляя после себя цепочки противных мурашек.

Ребекка схватила со стола бутылку вина и приложилась к горлышку. Но даже алкоголь, толчками льющийся в глотку, не мог унять сердцебиение.

— Ну а вы что? — оторвавшись от бутылки, Ребекка уставилась на свидетелей своего позора. — Разве не ясно? Вечеринка окончена! Убирайтесь все! Прихлебатели… Где вы были, пока он торчал в своей лаборатории один?! Где вы были, когда его попёрли с кафедры? Катитесь теперь…

В полном молчании гости потянулись к выходу. Принесённые ими букеты смотрели на Ребекку с немым укором. На один крохотный, нереальный миг ей показалось, что Патрик на фото нахмурился. Она икнула и потрясла головой — видение исчезло. Теперь Ребекка заметила ещё одного гостя — он прятался за урной и не спешил уходить.

Карлос Ромаро подошёл к ней и протянул носовой платок. Ребекка вытерла бордовые потёки и отшвырнула его — плевать, что Патрику не понравилось бы. Его больше нет, а значит теперь Ребекка в праве устанавливать в доме свои порядки.

— Соболезную вам, миссис Свитинг, — сказал Ромаро без капли сострадания в голосе. — Мне жаль, что всё произошло так. И жаль, что это случилось в моей лаборатории.

— Спасибо. — Ребекка тоже не была настроена на душещипательную беседу. — Что вам нужно?

— Я слышал, что жёсткий диск его личного компьютера уцелел.

— Я сброшу вам все файлы.

— О, нет, мне нужны не они, а то, что на флешке.

— Вы знаете и об этом?

— Конечно. Я даже видел запись. Жуткое зрелище.

В желудке заворочалась тошнота. Ребекка не смотрела, не желала смотреть, как её муж спятил и отправился на тот свет, но читала полицейский отчёт. Патрик стащил шлем виртуальной реальности, выстрелил в ноутбук, а после…

— И чего вы хотите?

— Чтобы вы достали данные. — Ромаро развёл руками. — Видите ли, Ребекка, я вложил слишком много денег в этот проект. Будет жаль, если труд вашего мужа пропадёт даром. Я не тороплю вас, но если вы сумеете сделать это, я не останусь в долгу.

Она пожевала губу. Деньги никогда не бывают лишними. Ребекка всё ещё могла стать матерью, хотя теперь, без Патрика, это казалось бессмысленным, но пары образцов его спермы хватило бы для удачного оплодотворения.

«Если ничего не существует, в чём тогда смысл?» «В бесконечном стремлении к истине, Бекс».

— Хорошо. Я сделаю это. — Она, наконец, кивнула. — Только ответьте мне на один вопрос… Почему вы вкладывали деньги в этот проект? Научное сообщество посчитало его безнадёжным.

«А что будет, когда ты найдёшь свою истину?..»

— Я не знаю, миссис Свитинг, — Ромаро усмехнулся. — Наверное, мне просто приелась обыденность. К тому же, сдаётся мне, Патрик совершил прорыв.